Тот ответил там же: «Так я проявляю себя, как и ты, серой мышью».
Я проникновенно улыбнулась товарищу. Тот невинно улыбнулся в ответ.
Биология кончилась. География, литература и история пролетели быстро. Терри словно забыла о моём существовании. Всё её внимание поглощено Уильямом. Разговоры их уже давно переросли в неформальные, а не только по тетрадкам-конспектам. Кэтрин бросала на Уилли жгучие требовательные взгляды, смотрела на него в упор. Не подходила, не звала, не разговаривала. А Уилли это не замечал. Я не понимала, знает ли он об этом и притворяется слепым, или ничего вокруг не видит, кроме Терри?
— Мне кажется, эта Кэтрин на твоего Уильяма виды имеет, — доложила я Когану, когда кончились уроки.
— Что ж, всё может быть, — пожал плечами Коган, он был задумчив. Мы оказались в раздевалке.
— Ты домой сейчас? — поинтересовалась я.
— Ага, уроки делать! Коль так шатко моё положение в группе «А», со списываниями не забалуешь, — вздохнул Коган.
— Если у тебя будут сложности, я могу с тобой позаниматься. А ещё лучше — чтобы мы собрались ещё и с Джиллсом — наш коллективный разум родит истину.
— Спасибо, Итчи, — был тронут Коган. — Я уж как-нибудь сам. И так я тебе многим обязан, что оказался в группе «А». Не хотелось бы тебя подвести. На повестке дня — куча вопросов. Пойдём, до метро прошвырнёмся вместе.
Мы вышли из школы и нашли во дворе Локуста. Он стоял посреди площадки и рассматривал диск с компьютерной игрой.
— Ну что, Саранча? — подвалил к нему Коган.
— Что — что? — повторил Локуст. — Вайла жду! Застрял! Видали его?
— Не-а, — отрицательно покачала я головой.
— М-м-м, понятно, — кивнул Коган, что-то смекая. — Локуст, когда найдёшь Вайла, передай, чтобы двигал ко мне домой сегодня как сможет — вечерком. Он мне нужен. Кстати, пойди, поищи его, чего стоишь тут?..
— Будет сделано, босс, — согласно кивнул Локуст. И пошёл в здание школы.
Когана члены его шайки слушаются беспрекословно. Как сказал начальник — так и будет! Работа в банде требует слаженности команды.
— Слушай, я вот тут думаю, — начал Коган мысль, взглянув мне за плечо, на здание школы.
Я смотрела на Когана, поэтому не видела, что происходит сзади. Коган переменился в лице и присвистнул:
— Чёрт тебя дери…
Я оглянулась. Двери раскрылись с гулким грохотом, оттуда на лестницу выпали два семиклассника. У одного рассечена губа, у другого — большущий синяк под глазом. Послышался дикий рёв, напоминающий разъярённый вой бешеного волка, и упавшие и почти покатившиеся кубарем по лестнице два мальчика в неописуемом ужасе стали быстро отползать. Тут из дверного проёма вылетел третий мальчик, в порванной одежде, с шишкой на лбу, расцарапанными щеками и разбитым носом, из которого хлестала кровь. Лицо его было мокрым от слёз и пота. Он споткнулся и упал, чуть не покатившись по лестнице. Но тут же ему в заднюю часть тела со всего маха ударил огромный, не по размерам, бутс, высунувшийся из двери. Несчастный колобком покатился с лестницы на асфальт пришкольной площадки.
А из двери показался уже целиком владелец этого бутса. Это был небольшого роста, но очень плотный, коренастый и мускулистый мальчик лет двенадцати, с квадратным грубым садистическим лицом, огромным ртом и маленькими широко расставленными свербящими кабаньими глазками. На ногах бутсы и мятые рваные по последней молодёжной моде испачканные джинсы, толстовка на три размера больше навыпуск. В одной руке он держал рюкзак, размахивая им как пращой и замахиваясь на своих жертв, а другая рука напряжённо сжата в готовый к ударам кулак. Весь вид этого существа — у меня язык не поднялся обозвать его человеческим детёнышем — вызывал непомерное отвращение. Его морда излучала презрение и ненависть ко всему живому. Он вышел и остановился, оглядев с чувством превосходства поверженных им несчастных «врагов», которые, скуля и дрожа, пробовали уползти. Потом этот малолетний урод оглядел весь школьный двор и, увидев нас, показал нам с чувством полного удовлетворения средний палец.
Затем, вальяжной походкой спустившись со ступеней, этот инфернальный гоблин в обличье шестиклассника пошёл в сторону курилки. По дороге со всей силы толкнул проходящую мимо девочку, она не удержалась и упала на асфальт, а этот урод в неё плюнул и оглушительно расхохотался. Девочка была настолько обескуражена, что оказалась не в силах заплакать и закричать — не то чтобы оказать сопротивление.
— А это ещё что такое тут ходит? — прошипела я, когда во мне из глубин нутра поднялся праведный гнев, после ступора, в какой я оказалась ввергнута его явлением.
— Полагаю, это и есть тот самый знаменитый младший брат Кэтрин Рикас, — Коган сощурил глаза вслед мелкому ублюдку.
Я подбежала к девочке, помогла ей встать. Она больно ушибла коленку, когда падала. Девочка расплакалась и сказала, что он сегодня её уже толкал. И что завтра она боится идти в школу. Я посоветовала ей поговорить с учителями. Пока я успокаивала девочку, Коган подошёл к одному из поверженных избитых школьников и спросил:
— За что это он вас так?
— Да ни за что, придурок он! Начал курить в раздевалке, мы ему замечание сделали, он в драку! — избитый парень утёр кровь под носом.
Я подошла. И спросила:
— Кто он такой? Его знаете?
— Со вчерашнего дня новенький. Арчи Рикас зовут, — ответили нам.
— Так-с, Коган, ты не ошибся, — констатировала я.
— Подвалило у нас работы, — мрачновато заметил Коган.
В среду у нас физкультура. Предмет, который я терпеть не могу. Я думала, что новенькие на неё не пойдут, но я ошиблась. Не пошла только Джулия, которая осталась сидеть на скамье освобождённых.
Физкультура — предмет показательный и наблюдательный с точки зрения психологии и поведения. Как ты себя ведёшь на физкультуре — так же ведёшь себя по жизни. Это единственный урок без конспектов, парт и ручек. Здесь каждую секунду три десятка пар глаз оценивают тебя, твои движения, твою грацию, силу, ловкость и красоту. Здесь эта оценка происходит на древнем инстинктивном уровне, и все разделяются по признакам: более сильный — крутой, более слабый — лох. Здесь жестокие игры с мячом, где каждый сам за себя, и при этом твои промахи караются всеобщим презрением. Зато потом эти же презирающие тебя на физкультуре сливки общества будут задабривать и подлизываться с просьбами дать списать домашку. На физкультуре — самая несправедливая система оценок. Если ты физически слаб от рождения — никакие тренировки и качания пресса тебе не помогут подняться выше оценки «три». Если ты неловок и застенчив от природы — ты всегда плохо будешь кидать мяч и бесконечно подвергаться унижению твоих более расторопных сверстников. Жестокие игры, жестокая школа.
С другой стороны, физкультура многому может научить. Борьбе, соперничеству, победе. Взаимодействию, решению конфликтов. И всё равно я не люблю физкультуру. Это подобие армейской муштры типа «равняться-смирно-вольно», эта искусственная лицемерная тусовка… Фу, ненавижу! По мне так лучше отдельный большой зал, где я отрабатываю приёмы и развиваю мышцы, а не доказываю кому-то, какая я ловкая. А ещё эта противная общая разминка, когда все 30 человек как один стадом бегают по кругу. Мы же не команда, мы враги, нет у нас единения и всей вечной дружбы, и не будет!
Размышляя об этом, я машинально — прямо как заводной робот — бегала по кругу в составе общего стада. Девочек отделили от мальчиков, с мальчиками пошёл в один конец зала заниматься другой физрук, а девочки остались с училкой госпожой Нэйд. Сперва мы стали отжиматься. Все наши девчонки оказались капризными слабачками, кроме меня. Я отжалась 20 раз вместо положенных 10, чем повергла в шок полкласса. Я с завистью смотрела туда, где занимались мальчишки. Они лазили по канату — тоже очень хотелось полазить, подтягивались на турниках — и до этого руки чесались.
Две новенькие, Кэтрин и Мирабель, держались и тут в стороне. Они выполняли свою часть упражнений в паре в отдалении. Поглядывали недоброжелательно на Терри. Терри этого не замечала, и в парных упражнениях с перекидыванием друг другу мяча, избрала меня.
— Наконец-то мы с тобой вместе, — улыбнулась я подруге.
— Да, совсем от рук отбились друг у друга, — хихикнула Терри.
Она с восхищением смотрела туда, где занимались мальчишки. Уильям проделывал великолепные подтягивания и другие упражнения на брусьях. Его мышцы так и играли, так и выпячивались. Должно быть, Уильям много посвящал времени тренировкам. Физически он развит и силён. У меня сложилось предположение, что он усиленно стал заниматься спортом в качестве компенсации за то, что в младших классах его обижали.
Я украдкой взглянула на Когана, который то и дело с сарказмом подзуживал и дразнил Френди. Наверное, Коган хотел подраться с ним всерьёз. Что ж, удачи ему. Коган, заметив мои «гляделки», хитро подмигнул мне, вися вниз головой на шведской стенке и выполняя сложное подтягивание.
После физкультуры мне удалось чуток поговорить с Терри. Мы с ней первые прибежали в раздевалку.
— Вижу, у тебя появился поклонник. Не ожидала даже, что ты дружишь с Тимом! — заметила тут же она и полюбопытствовала: — Вы встречаетесь и вне школы? Как это вообще началось? Вроде ты всегда одна, на мальчиков ноль внимания, а тут вдруг я в самый первый день вижу тебя с парнем!
Терри проявила осведомленность и заинтересованность в обсуждении моих отношений с Коганом. Я была вынуждена её разочаровать.
— С Тимом мы просто дружим, — я ответила твёрдым тоном, безо всяких стеснений, ужимок и кокетливых хихиканий, какие она, наверное, ожидала услышать.
Терри проникновенно посмотрела на меня и по-девичьи улыбнулась:
— Клотильда, это пока. Я тебя поздравляю. Того и глядишь, ещё до окончания школы найдёшь своё счастье и выйдешь замуж!
Переубеждать подругу, что мысли о замужестве мне совершенно не интересны, не имеет смысла. Этот стереотип, что если в школе в старших классах девушка общается с парнем на вольные темы — значит, всё, они влюблены и собрались строить семью — непреложная аксиома. Так что пусть Терри остаётся при своём мнении.
— А ты ведь ничем от меня не отстаёшь, — я намекала на Уилли, понятное дело.
— Ах, — улыбнулась смущённо Терри и потупила глазки. — Да, у меня появился новый сосед по парте. Он очень милый. С ним приятно общаться. Он не похож на других. Он необычный. Вроде такой тихий, спокойный, и при этом… у него есть сильный внутренний стержень, сила воли. А ещё он очень красив.
Она настроена посекретничать, но тут в раздевалку вломились девчонки, и Терри была вынуждена замолчать. Прозвенел звонок на большую перемену, нужно спешить на урок, а ещё успеть попить водички после физкультуры.
Последними в раздевалку вошли Мирабель и Кэтрин. Терри не посчастливилось встать в проходе перед зеркалом, и Кэтрин, вместо того, чтобы обойти или попросить отойти, грубо толкнула её, зло прошипев:
— Стоят тут всякие.
— Эй! — возмущённо вскрикнула Терри. — Сама смотри, куда идёшь!
— Ты мне это смеешь говорить, идиотка? — Кэтрин встала над Терри, она оказалась выше её, и с угрожающим выражением лица издевательски оскалилась. — Хы! Да я тебя урою. В коврик в коридоре.
Кэтрин отошла от Терри. Та лишь недоумённо, беспомощно посмотрела на неё. Мирабель показала Терри средний палец, стоя горой за свою «боссиху» Кэтрин:
— В следующий раз, когда встанешь у нас дороге, тебе так не повезёт, как сейчас.
Что Мирабель подразумевала под этой угрозой — я так и не поняла. Терри было обидно, она напугана и растеряна. Я не понимала агрессию новых девочек по отношению к Терри. Скорее всего, самоутверждаются за счёт «слабачков». Или Терри не понравилась им, вызвала зависть. Например, тем, что она дочка учительницы, которую ценит и уважает педагогический состав. Или тем, что Терри симпатична, аккуратно одета, хорошо учится.
На пятом уроке Коган подбросил записку: «Сбор в Поместье сегодня после 7-го урока. Идём я, ты, Жабры, Сурок и Саранча». Я кивнула, подтверждая, что всё поняла и усвоила. Мне уже сиделось как на иголках от любопытства, я с трудом дождалась окончания последнего урока.
Когда прозвенел звонок, мы с Коганом первее всех выскочили и бегом сбежали вниз, в раздевалку. Коган очень торопился и даже немного нервничал.
— Стой здесь, я за Сурком схожу! Жабры и Саранча уже на площадке.
Коган оставил меня у лестничного пролёта, рядом с дверью запасного выхода. Едва он убежал искать Мэрмота, я услышала громкую матерную ругань и девичьи испуганные крики. Из раздевалки в сторону лестниц вышел коренастый урод, которого мы видели вчера.
В руке он нёс бутылку мазута. Где он её взял — мне по барабану, возможно, на уроке труда. Поглядывая омерзительными глазками на всех встречных и шарахавшихся от него, он шёл дальше, вверх по лестнице. Я пристально смотрела на него, с трудом подавляя желание отдубасить его. Он почуял этот взгляд и глянул на меня сверху вниз, в пролёт, в котором я стояла. Какое-то время я с вызовом смотрела на него, он на меня. А потом он принялся лить вниз мазут. Чёрная жирная масса столбом полилась с высоты, я успела отпрыгнуть. Несколько капель всё же попали на мои ботинки.
Когда за мной пришёл Коган в сопровождении Мэрмота, они чуть не вляпались в эту лужу.
— Это кто тут так накапал? — Мэрмот аж присвистнул.
— Понятное дело, кто, — с сарказмом проговорила я.
— Рикас мелкий, что ль? — правильно догадался Коган. — Я так думаю, мы не зря сегодня в Поместье собираемся. Сейчас туда придём, и всё спокойно обсудим — на безопасной территории, в тихой обстановке.
Поместье — так шайка Когана ласково называет дачу отца Кларенса Локуста в черте города, которая наполовину заброшена, заросла дикими и городскими растениями. Этот дом служит главным штабом и местом сборищ шайки. Мы расположились в «зале совещаний» — большой просторной комнате с выбитыми окнами и старым деревянным столом. Коган уселся во главе стола на дырявом, но представительном кресле, которое в свою бытность вполне могло служить троном какому-нибудь знатному вельможе.
— Пора начинать принимать меры по итогам первой половины учебной недели. Мэрмот, обрисуй обстановку.
Мэрмот, подобно крупному политику на международном саммите, с гордым видом поднялся из-за стола:
— Три дня назад в нашу школу в качестве новых учеников пришла группа лиц, которая находится под особой протекцией педагогического состава и имеет неоспоримые и не совсем справедливые привилегии. Эта протекция достигнута плановыми сношениями части родителей упомянутых лиц с директором школы и приближённой администрацией. Сегодня я стал свидетелем разговора о закупке новых дорогих телевизоров в учительскую, кабинет директора и общий большой холл. Разговор происходил между отцом новой ученицы группы «А», Кэтрин Рикас, и нашей директрисой Вэзер.
— Мэрмот, перестань клоуничать. Говори конкретно, в натуре, а то пошлю тебя в баню с твоими заумными словечками, которые ты невесть от кого нахватался, — грубовато прервал Джиллс приятеля. — Сурок тут хотел нам сказать, что в школу пришло несколько уродов, которые многое себе позволяют, а им всё будет сходить с рук, потому что их родители — крутые шишки и снабжают школу взятками. Всё как в сказке. Босс, что мы намерены делать, у кого какие предложения?
Я проникновенно улыбнулась товарищу. Тот невинно улыбнулся в ответ.
Биология кончилась. География, литература и история пролетели быстро. Терри словно забыла о моём существовании. Всё её внимание поглощено Уильямом. Разговоры их уже давно переросли в неформальные, а не только по тетрадкам-конспектам. Кэтрин бросала на Уилли жгучие требовательные взгляды, смотрела на него в упор. Не подходила, не звала, не разговаривала. А Уилли это не замечал. Я не понимала, знает ли он об этом и притворяется слепым, или ничего вокруг не видит, кроме Терри?
— Мне кажется, эта Кэтрин на твоего Уильяма виды имеет, — доложила я Когану, когда кончились уроки.
— Что ж, всё может быть, — пожал плечами Коган, он был задумчив. Мы оказались в раздевалке.
— Ты домой сейчас? — поинтересовалась я.
— Ага, уроки делать! Коль так шатко моё положение в группе «А», со списываниями не забалуешь, — вздохнул Коган.
— Если у тебя будут сложности, я могу с тобой позаниматься. А ещё лучше — чтобы мы собрались ещё и с Джиллсом — наш коллективный разум родит истину.
— Спасибо, Итчи, — был тронут Коган. — Я уж как-нибудь сам. И так я тебе многим обязан, что оказался в группе «А». Не хотелось бы тебя подвести. На повестке дня — куча вопросов. Пойдём, до метро прошвырнёмся вместе.
Мы вышли из школы и нашли во дворе Локуста. Он стоял посреди площадки и рассматривал диск с компьютерной игрой.
— Ну что, Саранча? — подвалил к нему Коган.
— Что — что? — повторил Локуст. — Вайла жду! Застрял! Видали его?
— Не-а, — отрицательно покачала я головой.
— М-м-м, понятно, — кивнул Коган, что-то смекая. — Локуст, когда найдёшь Вайла, передай, чтобы двигал ко мне домой сегодня как сможет — вечерком. Он мне нужен. Кстати, пойди, поищи его, чего стоишь тут?..
— Будет сделано, босс, — согласно кивнул Локуст. И пошёл в здание школы.
Когана члены его шайки слушаются беспрекословно. Как сказал начальник — так и будет! Работа в банде требует слаженности команды.
— Слушай, я вот тут думаю, — начал Коган мысль, взглянув мне за плечо, на здание школы.
Я смотрела на Когана, поэтому не видела, что происходит сзади. Коган переменился в лице и присвистнул:
— Чёрт тебя дери…
Я оглянулась. Двери раскрылись с гулким грохотом, оттуда на лестницу выпали два семиклассника. У одного рассечена губа, у другого — большущий синяк под глазом. Послышался дикий рёв, напоминающий разъярённый вой бешеного волка, и упавшие и почти покатившиеся кубарем по лестнице два мальчика в неописуемом ужасе стали быстро отползать. Тут из дверного проёма вылетел третий мальчик, в порванной одежде, с шишкой на лбу, расцарапанными щеками и разбитым носом, из которого хлестала кровь. Лицо его было мокрым от слёз и пота. Он споткнулся и упал, чуть не покатившись по лестнице. Но тут же ему в заднюю часть тела со всего маха ударил огромный, не по размерам, бутс, высунувшийся из двери. Несчастный колобком покатился с лестницы на асфальт пришкольной площадки.
А из двери показался уже целиком владелец этого бутса. Это был небольшого роста, но очень плотный, коренастый и мускулистый мальчик лет двенадцати, с квадратным грубым садистическим лицом, огромным ртом и маленькими широко расставленными свербящими кабаньими глазками. На ногах бутсы и мятые рваные по последней молодёжной моде испачканные джинсы, толстовка на три размера больше навыпуск. В одной руке он держал рюкзак, размахивая им как пращой и замахиваясь на своих жертв, а другая рука напряжённо сжата в готовый к ударам кулак. Весь вид этого существа — у меня язык не поднялся обозвать его человеческим детёнышем — вызывал непомерное отвращение. Его морда излучала презрение и ненависть ко всему живому. Он вышел и остановился, оглядев с чувством превосходства поверженных им несчастных «врагов», которые, скуля и дрожа, пробовали уползти. Потом этот малолетний урод оглядел весь школьный двор и, увидев нас, показал нам с чувством полного удовлетворения средний палец.
Затем, вальяжной походкой спустившись со ступеней, этот инфернальный гоблин в обличье шестиклассника пошёл в сторону курилки. По дороге со всей силы толкнул проходящую мимо девочку, она не удержалась и упала на асфальт, а этот урод в неё плюнул и оглушительно расхохотался. Девочка была настолько обескуражена, что оказалась не в силах заплакать и закричать — не то чтобы оказать сопротивление.
— А это ещё что такое тут ходит? — прошипела я, когда во мне из глубин нутра поднялся праведный гнев, после ступора, в какой я оказалась ввергнута его явлением.
— Полагаю, это и есть тот самый знаменитый младший брат Кэтрин Рикас, — Коган сощурил глаза вслед мелкому ублюдку.
Я подбежала к девочке, помогла ей встать. Она больно ушибла коленку, когда падала. Девочка расплакалась и сказала, что он сегодня её уже толкал. И что завтра она боится идти в школу. Я посоветовала ей поговорить с учителями. Пока я успокаивала девочку, Коган подошёл к одному из поверженных избитых школьников и спросил:
— За что это он вас так?
— Да ни за что, придурок он! Начал курить в раздевалке, мы ему замечание сделали, он в драку! — избитый парень утёр кровь под носом.
Я подошла. И спросила:
— Кто он такой? Его знаете?
— Со вчерашнего дня новенький. Арчи Рикас зовут, — ответили нам.
— Так-с, Коган, ты не ошибся, — констатировала я.
— Подвалило у нас работы, — мрачновато заметил Коган.
Глава 4. Пора начинать принимать меры
В среду у нас физкультура. Предмет, который я терпеть не могу. Я думала, что новенькие на неё не пойдут, но я ошиблась. Не пошла только Джулия, которая осталась сидеть на скамье освобождённых.
Физкультура — предмет показательный и наблюдательный с точки зрения психологии и поведения. Как ты себя ведёшь на физкультуре — так же ведёшь себя по жизни. Это единственный урок без конспектов, парт и ручек. Здесь каждую секунду три десятка пар глаз оценивают тебя, твои движения, твою грацию, силу, ловкость и красоту. Здесь эта оценка происходит на древнем инстинктивном уровне, и все разделяются по признакам: более сильный — крутой, более слабый — лох. Здесь жестокие игры с мячом, где каждый сам за себя, и при этом твои промахи караются всеобщим презрением. Зато потом эти же презирающие тебя на физкультуре сливки общества будут задабривать и подлизываться с просьбами дать списать домашку. На физкультуре — самая несправедливая система оценок. Если ты физически слаб от рождения — никакие тренировки и качания пресса тебе не помогут подняться выше оценки «три». Если ты неловок и застенчив от природы — ты всегда плохо будешь кидать мяч и бесконечно подвергаться унижению твоих более расторопных сверстников. Жестокие игры, жестокая школа.
С другой стороны, физкультура многому может научить. Борьбе, соперничеству, победе. Взаимодействию, решению конфликтов. И всё равно я не люблю физкультуру. Это подобие армейской муштры типа «равняться-смирно-вольно», эта искусственная лицемерная тусовка… Фу, ненавижу! По мне так лучше отдельный большой зал, где я отрабатываю приёмы и развиваю мышцы, а не доказываю кому-то, какая я ловкая. А ещё эта противная общая разминка, когда все 30 человек как один стадом бегают по кругу. Мы же не команда, мы враги, нет у нас единения и всей вечной дружбы, и не будет!
Размышляя об этом, я машинально — прямо как заводной робот — бегала по кругу в составе общего стада. Девочек отделили от мальчиков, с мальчиками пошёл в один конец зала заниматься другой физрук, а девочки остались с училкой госпожой Нэйд. Сперва мы стали отжиматься. Все наши девчонки оказались капризными слабачками, кроме меня. Я отжалась 20 раз вместо положенных 10, чем повергла в шок полкласса. Я с завистью смотрела туда, где занимались мальчишки. Они лазили по канату — тоже очень хотелось полазить, подтягивались на турниках — и до этого руки чесались.
Две новенькие, Кэтрин и Мирабель, держались и тут в стороне. Они выполняли свою часть упражнений в паре в отдалении. Поглядывали недоброжелательно на Терри. Терри этого не замечала, и в парных упражнениях с перекидыванием друг другу мяча, избрала меня.
— Наконец-то мы с тобой вместе, — улыбнулась я подруге.
— Да, совсем от рук отбились друг у друга, — хихикнула Терри.
Она с восхищением смотрела туда, где занимались мальчишки. Уильям проделывал великолепные подтягивания и другие упражнения на брусьях. Его мышцы так и играли, так и выпячивались. Должно быть, Уильям много посвящал времени тренировкам. Физически он развит и силён. У меня сложилось предположение, что он усиленно стал заниматься спортом в качестве компенсации за то, что в младших классах его обижали.
Я украдкой взглянула на Когана, который то и дело с сарказмом подзуживал и дразнил Френди. Наверное, Коган хотел подраться с ним всерьёз. Что ж, удачи ему. Коган, заметив мои «гляделки», хитро подмигнул мне, вися вниз головой на шведской стенке и выполняя сложное подтягивание.
После физкультуры мне удалось чуток поговорить с Терри. Мы с ней первые прибежали в раздевалку.
— Вижу, у тебя появился поклонник. Не ожидала даже, что ты дружишь с Тимом! — заметила тут же она и полюбопытствовала: — Вы встречаетесь и вне школы? Как это вообще началось? Вроде ты всегда одна, на мальчиков ноль внимания, а тут вдруг я в самый первый день вижу тебя с парнем!
Терри проявила осведомленность и заинтересованность в обсуждении моих отношений с Коганом. Я была вынуждена её разочаровать.
— С Тимом мы просто дружим, — я ответила твёрдым тоном, безо всяких стеснений, ужимок и кокетливых хихиканий, какие она, наверное, ожидала услышать.
Терри проникновенно посмотрела на меня и по-девичьи улыбнулась:
— Клотильда, это пока. Я тебя поздравляю. Того и глядишь, ещё до окончания школы найдёшь своё счастье и выйдешь замуж!
Переубеждать подругу, что мысли о замужестве мне совершенно не интересны, не имеет смысла. Этот стереотип, что если в школе в старших классах девушка общается с парнем на вольные темы — значит, всё, они влюблены и собрались строить семью — непреложная аксиома. Так что пусть Терри остаётся при своём мнении.
— А ты ведь ничем от меня не отстаёшь, — я намекала на Уилли, понятное дело.
— Ах, — улыбнулась смущённо Терри и потупила глазки. — Да, у меня появился новый сосед по парте. Он очень милый. С ним приятно общаться. Он не похож на других. Он необычный. Вроде такой тихий, спокойный, и при этом… у него есть сильный внутренний стержень, сила воли. А ещё он очень красив.
Она настроена посекретничать, но тут в раздевалку вломились девчонки, и Терри была вынуждена замолчать. Прозвенел звонок на большую перемену, нужно спешить на урок, а ещё успеть попить водички после физкультуры.
Последними в раздевалку вошли Мирабель и Кэтрин. Терри не посчастливилось встать в проходе перед зеркалом, и Кэтрин, вместо того, чтобы обойти или попросить отойти, грубо толкнула её, зло прошипев:
— Стоят тут всякие.
— Эй! — возмущённо вскрикнула Терри. — Сама смотри, куда идёшь!
— Ты мне это смеешь говорить, идиотка? — Кэтрин встала над Терри, она оказалась выше её, и с угрожающим выражением лица издевательски оскалилась. — Хы! Да я тебя урою. В коврик в коридоре.
Кэтрин отошла от Терри. Та лишь недоумённо, беспомощно посмотрела на неё. Мирабель показала Терри средний палец, стоя горой за свою «боссиху» Кэтрин:
— В следующий раз, когда встанешь у нас дороге, тебе так не повезёт, как сейчас.
Что Мирабель подразумевала под этой угрозой — я так и не поняла. Терри было обидно, она напугана и растеряна. Я не понимала агрессию новых девочек по отношению к Терри. Скорее всего, самоутверждаются за счёт «слабачков». Или Терри не понравилась им, вызвала зависть. Например, тем, что она дочка учительницы, которую ценит и уважает педагогический состав. Или тем, что Терри симпатична, аккуратно одета, хорошо учится.
На пятом уроке Коган подбросил записку: «Сбор в Поместье сегодня после 7-го урока. Идём я, ты, Жабры, Сурок и Саранча». Я кивнула, подтверждая, что всё поняла и усвоила. Мне уже сиделось как на иголках от любопытства, я с трудом дождалась окончания последнего урока.
Когда прозвенел звонок, мы с Коганом первее всех выскочили и бегом сбежали вниз, в раздевалку. Коган очень торопился и даже немного нервничал.
— Стой здесь, я за Сурком схожу! Жабры и Саранча уже на площадке.
Коган оставил меня у лестничного пролёта, рядом с дверью запасного выхода. Едва он убежал искать Мэрмота, я услышала громкую матерную ругань и девичьи испуганные крики. Из раздевалки в сторону лестниц вышел коренастый урод, которого мы видели вчера.
В руке он нёс бутылку мазута. Где он её взял — мне по барабану, возможно, на уроке труда. Поглядывая омерзительными глазками на всех встречных и шарахавшихся от него, он шёл дальше, вверх по лестнице. Я пристально смотрела на него, с трудом подавляя желание отдубасить его. Он почуял этот взгляд и глянул на меня сверху вниз, в пролёт, в котором я стояла. Какое-то время я с вызовом смотрела на него, он на меня. А потом он принялся лить вниз мазут. Чёрная жирная масса столбом полилась с высоты, я успела отпрыгнуть. Несколько капель всё же попали на мои ботинки.
Когда за мной пришёл Коган в сопровождении Мэрмота, они чуть не вляпались в эту лужу.
— Это кто тут так накапал? — Мэрмот аж присвистнул.
— Понятное дело, кто, — с сарказмом проговорила я.
— Рикас мелкий, что ль? — правильно догадался Коган. — Я так думаю, мы не зря сегодня в Поместье собираемся. Сейчас туда придём, и всё спокойно обсудим — на безопасной территории, в тихой обстановке.
Поместье — так шайка Когана ласково называет дачу отца Кларенса Локуста в черте города, которая наполовину заброшена, заросла дикими и городскими растениями. Этот дом служит главным штабом и местом сборищ шайки. Мы расположились в «зале совещаний» — большой просторной комнате с выбитыми окнами и старым деревянным столом. Коган уселся во главе стола на дырявом, но представительном кресле, которое в свою бытность вполне могло служить троном какому-нибудь знатному вельможе.
— Пора начинать принимать меры по итогам первой половины учебной недели. Мэрмот, обрисуй обстановку.
Мэрмот, подобно крупному политику на международном саммите, с гордым видом поднялся из-за стола:
— Три дня назад в нашу школу в качестве новых учеников пришла группа лиц, которая находится под особой протекцией педагогического состава и имеет неоспоримые и не совсем справедливые привилегии. Эта протекция достигнута плановыми сношениями части родителей упомянутых лиц с директором школы и приближённой администрацией. Сегодня я стал свидетелем разговора о закупке новых дорогих телевизоров в учительскую, кабинет директора и общий большой холл. Разговор происходил между отцом новой ученицы группы «А», Кэтрин Рикас, и нашей директрисой Вэзер.
— Мэрмот, перестань клоуничать. Говори конкретно, в натуре, а то пошлю тебя в баню с твоими заумными словечками, которые ты невесть от кого нахватался, — грубовато прервал Джиллс приятеля. — Сурок тут хотел нам сказать, что в школу пришло несколько уродов, которые многое себе позволяют, а им всё будет сходить с рук, потому что их родители — крутые шишки и снабжают школу взятками. Всё как в сказке. Босс, что мы намерены делать, у кого какие предложения?
