— Потрясающе, — совершенно искренне сказал Джон, а когда ему в руки сунули тарелку с мармеладными тарталетками и тыквенным печеньем, его настроение улучшилось в разы.
Луна замолчала и полностью сосредоточилась на поглощении десерта, давая Джону возможность вспомнить, почему именно она всегда была идеальной спутницей для любой вечеринки.
Постепенно все пафосные речи закончились, и поминальный вечер начал превращаться в тусовку. Заиграла старомодная музыка, которая в представлении нормальных людей должна была бы отмереть годах эдак в шестидесятых, а у волшебников, похоже, оставалась неизменным трендом. Кое-где начали танцевать.
Джон опять глянул на часы и твёрдо решил, что через пятнадцать минут сбежит. А Луну попросит прикрыть — она не откажет.
А потом что-то взорвалось.
Джон пригнулся раньше, чем сообразил, что происходит, выхватил волшебную палочку. Кто-то закричал — истошно и испуганно. Загромыхал бас Кингсли: «Спокойнее! Всем спокойнее!», и почти неслышно ему вторила Гермиона: «Оставайтесь на своих местах!».
Заискрили порталы — особо мнительные бросились бежать, но спустя несколько минут паника более или менее утихла, и тогда Джон смог пробраться к очагу событий.
На поле для квиддича кто-то взорвал волшебный фейерверк — он всё ещё сиял наверху, образуя две буквы: «ГП». Прямо под ним стояла, придерживаемая заклинанием левитации, рама огромного старинного зеркала. Само оно было вдребезги разбито, осколки усыпали молодую траву. Прямо на них лежал мёртвый единорог. Ему перерезали горло, но Джон точно мог сказать, что сделали это уже после смерти — крови почти не было. Он наклонился над трупом, принюхался, осмотрел дёсны и зубы. Он не был ветеринаром и, тем более, магозоологом, но всё-таки был почти уверен, что животное отравили.
Рядом появилась Гермиона, тут же все прочие любопытные посторонились. Она замахала палочкой, и место преступления накрыл полупрозрачный купол. Джон оказался внутри.
— Гарри… — тихо сказала Гермиона.
— Нет, — твёрдо объявил он.
Они встретились взглядами.
— Это твое внимание кто-то хочет привлечь.
— Не интересует, — Джон нарочито повернулся к единорогу спиной.
— Но…
— Я обещал заглянуть на праздник. Заглянул. Спасибо, что пригласили, за коктейли и десерт, за речи и всё такое.
— Но Гарри!
— Что?
Она раздражённо сдула с лица выбившуюся из пучка прядь. Джон знал, что она хочет ему сказать, мог дословно угадать, и не ошибся.
— Это не случайно. Кто-то знал, что ты придёшь на праздник, и намеренно привлёк твоё внимание. Может, это хулиганство, но что если… Ты знаешь, о чём я.
— Волдеморт вряд ли сидел бы в тишине двенадцать лет, чтобы потом устроить посредственное шоу.
— В прошлый раз от него не было вестей десять лет! И единорог — он ведь тогда тоже начал их убивать. Гарри, ты нам нужен.
Она опустила голову. Джон ещё раз взглянул на единорога, на зеркало, на бывшую лучшую подругу и решительно достал из кармана портал-носок. Кажется, Гермиона думала, что он останется, но он сжал носок покрепче — и вскоре оказался на самой окраине Хогсмида, откуда сразу же аппарировал домой.
Элла его похвалила.
Не за то, что сбежал от проблем, а за поход на вечеринку и встречу с однокурсниками. Сказала, что он делает большие успехи. Джон подумал, что для особенно больших успехов ему неплохо было бы найти себе работу. Дадли предлагал поработать на него, но Джон отказался — кузен, конечно, не раз его выручал, но видеть его физиономию каждый день совершенно не хотелось. Тем более, пьяную физиономию.
Он сходил на пару собеседований, но ничего особенного не нашёл. Он не знал точно, что ищет. Может, по привычке, спасения жизней? Хотя, кажется, наспасался уже — на пятерых хватит. Возможно, стоит выбрать что-то нарочито спокойное, офисно-кабинетное? С больной ногой по пациентам не побегаешь.
Двух сов и трёх патронусов от Гермионы и Рона он остановил на подлёте и отправил обратно, а потом подновил защиту — чтобы опять перестать существовать для мира волшебников.
— Я думаю, вам надо осмыслить вашу настоящую жизнь, — в один из дней объявила Элла.
— О, она прекрасна, — сообщил Джон с некоторым скепсисом. Наверное, стоило тогда остаться. Он вообще сможет простить себя, если проморгает возвращение Волдеморта или что-то в этом роде?
— Я говорю серьёзно, Джон, — продолжила Элла. — Вам кажется, что вы всё ещё на войне. Она давит на вас, проникает в ваши сны, отравляет бодрствование. Вы слышите её в случайных шумах, видите во вспышках фейерверков.
Она говорила монотонно, а перед глазами Джона мелькали вспышки заклинаний, которые превращались во взрывы, и людей разрывало на куски прямо здесь.
— Джон!
Он очнулся.
— Вам стоит завести свой блог.
— Что за бред? Зачем?
— Чтобы видеть реальные события, которыми насыщена ваша жизнь. Чтобы понять их значимость.
Раньше он часто спорил с Эллой, но теперь просто махнул рукой. Толку от этой терапии — чуть, нога всё равно болит, и кошмары не уходят. Но ему не трудно.
Он завёл блог в тот же вечер, а на следующий написал в нём, тщательно обдумав весь прошедший день:
«Ничего не происходит».
Глава третья, в которой Джон боится сумасшедших
На следующий день Джон съездил ненадолго к Дадли — посмотреть, в каком состоянии боров. Он был неплох — утверждал, что в этот раз уже наверняка бросит пить, планирует «мутить бизнес» и вернуть Клару. Его жена — худосочная блондинка, очень похожая на тетю Петунью, ушла пару месяцев назад. На взгляд Джона — давно пора бы.
— Не пороли тебя в детстве, Дадли, — наставительно сказал Джон, смахивая в мусорное ведро упаковки от чипсов, которыми был завален стол. — А стоило бы.
Дадли посмотрел на него грустно, поморгал поросячьими глазками и кивнул:
— Стоило.
На том и разъехались.
Оказавшись в Лондоне, Джон не поехал домой — ему там было не слишком уютно, а отправился в парк. Помнится, студентом он любил здесь гулять. Это было необычное такое ощущение: просто идти среди нормальных людей и чувствовать себя одним из них.
Он тогда много чего пробовал делать: пил кофе в пластиковых стаканчиках. Спускался в подземку и ездил из стороны в сторону. Пробовал рыбу с картошкой и кетчупом. Разглядывал девушек в коротких юбках.
Сейчас ему бы хотелось вернуть это ощущение свободы и раскованности. К сожалению, не слишком-то получалось. Элла говорила, что его преследуют воспоминания о войне, и, наверное, она была права. Но даже в парке ему казалось, что где-то вдали слышатся взрывы и автоматные очереди, а крики чаек легко было спутать с воплями раненых. Да ещё и проклятая нога ныла не переставая!
— Джон! — окликнули его, он обернулся и прищурился. К нему со всех ног спешил смутно знакомый толстяк. Круглые дурацкие очки, два подбородка, редеющие каштановые волосы — никакое узнавание не проходило, и тогда толстяк, подбежав поближе, назвался:
— Майк Стамфорд. Помнишь меня? Мы учились в Бартсе!
И тут Джон вспомнил. Во время стажировки в Бартсе он близко общался с Майком — добродушным парнишкой, внимательным и цепким. Он обещал стать хорошим хирургом.
— Майк! — Джон крепко пожал ему руку, и тот неловко заметил:
— Я разжирел, знаю.
— Нет, что ты! — неискренне сказал Джон, и Майк засмеялся.
Они взяли кофе и устроились на лавочке. На трость в руках Джона Майк поглядывал с сомнением, но вежливость не позволяла ему задавать вопросы. Зато он много говорил о своих студентах, нынешней жизни и планах. Потом спросил:
— Останешься теперь в Лондоне?
— На армейскую пенсию тут не разгуляешься, — ответил Джон и даже подумал, что Майк, может, сумеет ему помочь с поиском работы.
— В пригороде ты долго не протянешь, — прищёлкнул языком Майк. — Тот Джон Ватсон…
— Я уже не тот Джон Ватсон, — оборвал его он. И правда, он, похоже, оставил в Афганистане свою сумасшедшую весёлость истинно свободного человека, счастливца, которого выпустили из тюрьмы на белый свет.
Майк ненадолго опустил глаза, а потом с искренним участием спросил:
— Может, Дадли поможет первое время?
— Пф! — Джон мотнул головой. Дадли в его жизни и так было больше, чем хотелось.
— Ну… — Майк почесал затылок, — а если снять квартиру с кем-то в доле? Дешевле выйдет.
И тут Джон рассмеялся. В самом деле, не считая того, что он был волшебником, который притворяется магглом, существовала ещё тысяча причин, почему это — плохая идея. Он просыпается с криком от кошмаров. Он угрюмый. Ненавидит мыть посуду. Всюду ходит с палкой, которая мерзко клацает.
— Кто захочет со мной жить?
Майк осоловело моргнул и пробормотал:
— Странно.
— Что?
— Ты второй человек, который говорит мне это сегодня.
— И кто первый? — неуверенно переспросил Джон. Судя по лицу Майка, это был как минимум второй Ганнибал Лектер.
— С ним бывает непросто, если честно. Даже не знаю, уживётесь ли вы, но почему бы не попытаться, верно? Хочешь, съездим к нему прямо сейчас? Когда я уходил, он торчал у нас в лаборатории, и, зная его, это надолго.
— Он медик?
— Технически, химик, — уклончиво ответил Майк. — Он славный, на самом деле, только поначалу немного пугает. Но если привыкнуть, то становится ясно, что он хороший парень. Только… слегка того.
— Насколько?
Майк не ответил, и Джон, махнув рукой, поехал с ним в Бартс. В конце концов, потом можно будет написать об этом в блог, порадовать Эллу.
Бартс переменился почти так же сильно, как Майк Стамфорд — разве что в другую, в лучшую сторону. Его покрасили, подновили и оборудовали видеокамерами. Лаборатории расширили и оснастили техникой. Джон вошёл в одну из них вслед за Майком и пробормотал: «Как тут всё изменилось», — вслух, а потом заметил ещё одного парня. Ему было, наверное, столько же, сколько и Джону, или на пару лет меньше. Он был одет неподходяще для лаборатории — ни маски, ни халата, только чёрный костюм. Он мазнул по Джону недовольным взглядом, и тот искренне пожелал, чтобы этот парень не оказался потенциальным соседом.
— Майк, — буркнул парень, не отрывая взгляда от пробирки, в которой шла какая-то сложная реакция, — одолжи свой телефон. У меня нет сигнала.
— Возьми городской, — Майк указал на аппарат посреди стола. Парень мотнул головой:
— Предпочитаю смс.
Джон вытащил свой мобильный из кармана и сказал:
— Возьмите мой.
— Мой старый друг, Джон Ватсон, — тут же поспешил сообщить Майк, ни слова не сказав о самом парне.
Тот цапнул телефон, мгновенно разблокировал, не спросив пароля, принялся что-то строчить и спросил:
— Афганистан или Ирак?
— Что? — тупо переспросил Джон.
— Это был Афганистан или Ирак, — и до Джона дошло, что тот имеет в виду его службу.
— Афганистан, — неуверенно сказал он, пытаясь понять: откуда? Он обернулся на Майка, но тот только хмыкнул, как будто такой реакции и ожидал.
Не то чтобы Майк в институте был специалистом по розыгрышам, но этот ему, кажется, удался. Не совсем понятно, зачем — но…
Что там именно «но», Джон так и не решил, потому что, вернув ему телефон, парень спросил:
— Скрипку выносите?
Скрипки рядом не было, и Джон несколько раз быстро моргнул, пытаясь понять, кто из них спятил.
— Я играю, когда думаю. Иногда молчу по много дней подряд. Соседям лучше узнать друг о друге худшее заранее.
— Соседям? Кто говорил о… Ты сказал ему про квартиру? — Джон круто обернулся к Майку, но тот, сдерживая смех, покачал головой. Тогда он снова посмотрел на парня и спросил:
— Тогда кто вам сказал?
— Я сам. Только утром жаловался Майку, что не могу найти никого, с кем бы снять квартиру в доле, а после обеда он приводит вас — старого друга, только вернувшегося с военной службы в Афганистане. Не так-то трудно угадать.
— Как вы вообще узнали про Афганистан! — этот парень сбивал его с толку. С некоторых пор Джон несколько настороженно относился ко всему странному, а он явно был воплощением странностей.
— Я присмотрел квартиру в центре, на двоих будет нормально. Встретимся завтра в семь вечера, а теперь, извините… — он хмыкнул, — похоже, я забыл в морге свою плеть.
— Так просто? Только встретились — и уже идём смотреть квартиру? — парень явно псих, но ведь и сам Джон может оказаться кем угодно, правда? Неужели не страшно предлагать жить вместе кому-то с улицы? Кому-то, кто прошел войну в Афганистане, просыпается от кошмаров, может быть, потенциально, убийцей или грабителем. Кому-то с волшебной палочкой, в конце концов.
— Что-то смущает?
— Мы ничего не знаем друг о друге. Ни имён, ни… Я даже не знаю адреса квартиры!
И в этот момент Джону стало очень неуютно. Парень впервые за всё время полностью сосредоточил на нём взгляд, просканировал, как лазером, взглядом пронзительно-голубых, похожих на свет патронуса, глаз, и выдал скороговоркой:
— Я знаю, что вы военный врач, были ранены в Афганистане. У вас есть брат, с которым вы в сложных отношениях. Может, вы запали на его жену, а может, вас раздражает, что он пьёт. Психотерапевт считает вашу хромоту психосоматической — и это совершенно верно, — он выдохнул, открыл дверь и, уже почти скрывшись за ней, заглянул обратно и прибавил: — Имя — Шерлок Холмс, адрес — Бейкер-стрит, два-два-один, «бэ».
И, чёрт бы его побрал, подмигнул.
Псих.
Джон не собирался снимать с ним квартиру, потому что он очень ценил нормальную жизнь. Ну, ладно, положим, Афганистан не был нормальным — он был страшным. Но теперь — всё. Ничего странного, необычного, удивительного…
И всё-таки, оказавшись дома, он вбил в гугл: «Шерлок Холмс» и почти сразу нашёл его сайт — «Метод дедукции».
«Я просто использую логику», — прозвучал у него где-то в голове голос Гермионы. С помощью логики Гермиона догадывалась о таких вещах, которые Джону даже и не снились. Может, Шерлок Холмс — просто продвинутая версия Гермионы?
И всё равно, он псих.
Сумасшедший.
Чокнутый.
Поддавшись странному порыву, Джон открыл блог и написал: «Сегодня кое-что всё-таки произошло». В нескольких словах описал эту встречу, а потом, твёрдо решив, что не станет соседом Шерлока Холмса, потому что это опасно, глупо и безрассудно, дописал: «Завтра мы идём смотреть квартиру. Я и Сумасшедший. Я и Шерлок Холмс».
Глава четвёртая, в которой Джону угрожают
Джон вышел из здания, где ещё несколько минут назад осматривал труп, в глубокой задумчивости. Шерлок Холмс, на первый взгляд — настоящий псих, при ближайшем рассмотрении оказался гением. А при ещё более близком — форменным психом, конечно.
Консультирующий детектив, чёрт побери. Так вообще можно? Взять и изобрести себе профессию, а потом заставить полицию бегать к тебе за советами? И ведь бегали, что бы там ни ворчала сержант с весьма аппетитной фигурой.
После побега Шерлока Джон чувствовал себя несколько растерянным. Он так долго и уверенно убеждал себя в том, что хочет спокойной нормальной жизни, а теперь сорвался с места при первом же намёке на приключения. Во второй раз, собственно. В прошлый он сбежал из терапевтической практики в военную хирургию. В этот — с армейской пенсии в какую-то пока непонятную авантюру. Но, чёрт возьми, оно того стоило. Впервые с момента ранения Джон чувствовал, что в сосудах у него кровь, а не мутная холодная субстанция, от дрожи в пальцах не осталось и следа, даже нога не так сильно болела.
