— Разумеется.
Его пальцы снова коснулись кармашка, уже совершенно мятого, и тут Гермиона догадалась, снова достала палочку, взмахнула со словами:
— Акцио, сигареты Майкрофта.
Тонкая пачка влетела в комнату, просочившись под дверью. Гермиона поймала ее, протянула владельцу — и встретилась с очень странным взглядом. В нем было и уважение, и благодарность, и, на самом краю, что-то вроде раздражения.
Тем не менее, он взял пачку, положил на тумбочку у кровати и спросил:
— Вы не против, вероятно?
Гермиона только кивнула и снова села на кровать, а Майкрофт подошел к окну, поднял жалюзи, открыл окно и закурил, и неожиданно заметил:
— Некоторое время назад я полагал, что вас с Шерлоком связывают некие…
— Отношения? — осторожно уточнила Гермиона.
Майкрофт ничего не ответил, но, пожалуй, Гермиона сумела разобрать невысказанное: «Это один из тех случаев, когда я рад тому, что оказался неправ». Впрочем, она могла и ошибиться — но было приятно сидеть на кровати с ногами и смотреть, как холодный воздух поглощает серо-серебристые клубы дыма.
На следующий день Шерлок был уже совершенно здоров, Гермиона вернулась к своим обязанностям Министра Магии, Майкрофт, вероятно, тоже занялся делами.
А спустя неделю, аппарировав домой, Гермиона вместо привычной тишины услышала шум.
Медленно, держа палочку наготове, она спустилась вниз, и вовремя — стоило ей подойти к входной двери, как та отворилась, а на пороге появился весьма довольный жизнью Шерлок Холмс с отмычкой в руках.
Гермиона, не опуская палочки, спросила:
— Где мы впервые встретились?
Шерлок наморщил высокий лоб.
— В притоне. Названия не помню — я был под очень большой дозой. Это что, проверка?
— Да. И закрой дверь, — рявкнула она, убирая палочку. — Как ты вообще это делаешь?
Шерлок снял пальто, повесил на крючок и прошел в гостиную, оставляя мокрые следы на белом полу.
— Интуиция и логика, — объявил Шерлок, а потом крутанулся на каблуках ботинок и ткнул пальцем ей в грудь. — Ты! — обвиняющая пауза. — Спишь с моим братом.
Гермиона кашлянула — и расхохоталась, не то от формы заявления, не то от тона, не то от общей абсурдности ситуации.
— Во-первых, — сказала она, отсмеявшись, — мои взаимоотношения с Майкрофтом…
— Боже, я даже представлять себе это не хочу! — заявил он, ураганом пронесшись по гостиной.
— Тебя не касаются.
— Брось, я мог угадать в тот же вечер, только голова болела, — махнул он рукой, прекратив трогать статуэтки на каминной полке и взявшись за изучение подоконника.
— Во-вторых, — продолжила она, пытаясь не закипать, — твое понимание ситуации…
Он замер, посмотрел на нее и с детской обидой в голосе сказал:
— Я шутил над ним по поводу коротко стриженых женщин меньше недели назад. Как можно было быть таким идиотом? Воображаю, как он веселился.
— Шерлок, — мягко сказала Гермиона, невольно проводя рукой по собственным остриженным волосам. Он заинтересованно наклонил голову, видимо, не в силах угадать, что именно она хочет ему сказать: — Тебе кто-нибудь говорил, что ты инфантильный, самовлюбленный, напыщенный придурок?
Она не боялась его обидеть — скорее жаждала достигнуть такого эффекта, чтобы только стихийное бедствие под названием Холмс-младший покинуло ее дом.
Но он не обиделся. Нет, он улыбнулся, подмигнул так, словно брал уроки красноречивого подмигивания у мистера Кто, и объявил:
— Без магии жить скучнее! Если понадоблюсь — адрес прежний, Бейкер-стрит, два-два-один бэ.
— Да ни за что на свете, — сказала она захлопнувшейся входной двери, устранила беспорядок и подумала, что Майкрофт решительно ошибается — она никогда не была похожа на Шерлока Холмса. Слава Мерлину.
Ночь Гая Фокса волшебники пережили без происшествий — в отличие от магглов, у которых случилось что-то из ряда вон выходящее.
А на следующий день сова принесла от Гарри письмо с просьбой увидеться, желательно — в доме на Площади Гриммо, по возможности — срочно.
Гермиона перешла туда камином сразу, отложив дела, и первым, что она увидела, был бьющийся в истерике домовик.
— Кикимер — говорил он, ударяясь головой о печную дверцу, — бесполезный, — еще удар, — глупый, — удар, — старый, — удар, — эльф, — серия ударов. — Кикимер не заслужить, чтобы его голова стояла рядом с головами предков, — хлоп! Печная дверца прищемила одно ухо.
— Кикимер! — крикнула Гермиона, и этим спасла от той же участи второе ухо.
Эльф замер, обернулся и сказал:
— Добро пожаловать, госпожа нечистокровная подруга дорогого хозяина. Кикимер живет, чтобы служить благородному роду Блэков и его наследникам, а также своему благородному хозяину Гарри Поттеру.
— Кикимер, — сказала Гермиона осторожно, — почему ты наказываешь себя?
Эльф моргнул огромными круглыми глазами.
— Кикимер должен наказать себя, потому что он недостойный эльф, который чуть не убил своего хозяина. Кикимер должен прожечь себе уши насквозь и изрезать себе кожу острыми ножами, но Кикимер — трусливый эльф.
— Послушай, — она попыталась не воображать себе жуткие картины, — если ты искалечишь себя, то не сможешь служить своему хозяину. Поэтому расскажи мне сейчас, где он и как именно ты его чуть не убил.
Вместо ответа эльф разразился рыданиями, высморкал длинный нос в белую наволочку и все-таки сказал:
— Хозяин приказать принести ему ядовитого порошка. Кикимер отвечать, что хозяин Гарри не должен принимать порошка, но хозяин Гарри сказать Кикимеру, что Кикимер — просто глупый старый эльф, который не должен спорить с волшебником и своим хозяином. И тогда Кикимер… — его глаза снова наполнились слезами, — Кикимер сделать то, что требовать хозяин Гарри! И хозяин Гарри едва не умирать! Но потом он сказать…
Дальше эльф говорить не смог, вновь зарыдав, а Гермиона поняла, что вот-вот присоединится к нему, и тоже будет биться головой об угол печки.
— Где сейчас хозяин Гарри? — спросила она слабо.
— В спальне, госпожа нечистокровная подруга хозяина.
Гермиона выпрямилась и сказала:
— Твой хозяин сейчас не в себе. Как его друг я запрещаю тебе наказывать себя до тех пор… — она видела в глаза эльфа недовольство, — пока хозяин лично не разрешит тебе наказать себя.
Этот аргумент эльфу был понятен, и он кивнул, колыхая огромными ушами, одно из которых покраснело и покрылось волдырями.
Гермиона еще не открыла дверь, как из комнаты сказали:
— Спасибо, что пришла.
Гарри был в одних джинсах, он сидел на кровати, поджав ноги, и было видно, что он даже более худой, чем голодавший и бегавший по лесам Шерлок. На столе действительно лежал «ядовитый порошок», несколько ложек и шприцев и волшебная палочка.
Гермиона с трудом отвела взгляд от жуткого натюрморта и спросила:
— Как давно?
— Два с половиной года. После того срыва… ну ты помнишь?
— Мерлин, — прошептала она. — Я думала, ты завязал, ты…
— Я не могу остановиться. И мне… Мне нужно больше, понимаешь?
Гарри мрачно улыбнулся, подошел к столу, взял шприц, уже наполненный прозрачной жидкостью, и вдруг, в каком-то остервенении, упер его острием в стол, сгибая иглу. Швырнул обратно.
— Гарри, — сказала она, осторожно беря его за руку, — но ведь целитель Смеллвуд…
И отшатнулась, потому что в глазах Гарри полыхнуло страшное, черное, с кровавой поволокой.
— Не говори мне, — прошипел он, — про целителя Смеллвуда. Он вытащил меня первый раз. И он столкнул меня в ту же яму во второй.
— В каком?.. — «смысле» повисло в воздухе. Гермиона ухватилась за стол, ощущая, что ноги ее больше не держат.
О, Мерлин!
Смеллвуд был целителем Малфоев. Он дал клятвы — и он же, когда стало нужно, сумел их обойти, когда это потребовалось.
Если бы сейчас вернуться назад, на суд Визенгамота — она ногтями содрала бы с рожи Драко кожу и заставила бы ее сожрать! А Нарциссе… Нарциссе она вырвала бы сердце, и ничто, даже отдаленно похожее на жалость, не шевельнулось бы в ее груди.
Но она оказалась слишком слабой, эмоционально-вовлеченной.
То, что произошло с Гарри — ее вина.
— Гермиона, — позвал Гарри. Она еще сильнее стиснула его пальцы. — Помоги мне. Я не хочу… этого всего. Я видел Джинни сегодня, — как будто невпопад, но так точно. — Я не могу к ней вернуться… так. Она и дети… Они заслуживают чего-то получше сбрендившего наркомана, да? Я просто… — он отошел от стола и вцепился пальцами в волосы в безумном жесте. — Просто хочу все вернуть. Чтобы все опять было хорошо, понимаешь?
— Да, я…
— Ничего ты не понимаешь, слава Мерлину! — без злобы прервал он ее. — Думаешь, я не говорил себе этого, да? «Это последняя доза в моей жизни!» «Все, хватит, больше ни разу!» «Прощай, приятель, я теперь свободен», — он говорил это с едкой насмешкой над собой, скаля пожелтевшие зубы. — Это нихера не работает. Потому что потом тебя кто-нибудь толкает в коридоре, или пациент умирает у тебя на руках, и ты думаешь: «Окей, это — особый случай, я заслужил того, чтобы немного расслабиться. Это не доза даже. Так, чтобы уснуть». И снова, и снова. Я докатился до самого днища, дальше уже некуда. Просто… просто помоги мне.
Убирая чувство вины и ненависти в самый дальний из подводных сундуков, Гермиона протянула Гарри руку. Он схватился за нее, как за единственную опору в бурлящем океане этого мира. И порт-ключ рывком перенес их в цюрихскую лабораторию.
Первое Рождество на посту Министра Магии Британии Гермиона провела почти полностью на ногах, как и неделю до него и еще несколько дней после — праздничные мероприятия по всей стране требовали ее присутствия. Рождество и раньше не было ее любимым праздником в году, но теперь она его яро возненавидела и отчаянно завидовала Майкрофту, который мог провести его дома у камина, отдавая распоряжения подчиненным по телефону.
Зато Новый год, который волшебники традиционно почти не отмечали (разве что в Хогвартсе, но детям чем больше поводов для веселья — тем лучше), прошел тихо и так, как Гермионе того хотелось бы: в гостиной на Роберт-стрит, в компании Майкрофта, перед камином.
Для Гарри она сделала все, что было в ее силах — он попал в надежные руки специалистов лаборатории профессора Вагнера, но те пока прогнозы давать отказывались. Ясно было одно — лечение займет не один день и даже не несколько месяцев. И, вероятно, о карьере целителя Гарри придется забыть очень надолго, если не навсегда.
Джинни рыдала у Гермионы на кухне — некрасиво, взахлеб, задыхаясь, заливая слезами и водой, которую не могла даже глотнуть, форменную мантию Главы Аврората, а потом сказала низким, сорванным голосом:
— Хорошо, что у нас есть ты. У него.
— Джинни, — начала было Гермиона, но не договорила. Джинни встала:
— Я все думаю, может, вышло бы иначе если бы тогда, когда это началось, я сама… Не на тебя взвалила, а сама взялась бы.
Гермиона хорошо, даже слишком, помнила, о чем речь. Протянув подруге носовой платок, она покачала головой:
— Было бы так же.
Джинни пожала плечами:
— Как знать, может, нужно было сделать больше…
Возможно, если бы удалось доказать вину Смеллвуда или причастность Малфоев, было бы проще, но без показаний Гарри это не представлялось возможным. Гермиона утешала себя мыслью о том, что однажды… О чем думала Джинни, оставалось загадкой.
После того разговора они не виделись, и, пожалуй, Гермиона хорошо понимала Джинни. Более того, она стала обустраивать свои визиты в Цюрих таким образом, чтобы с ней не столкнуться. Однажды, когда Гарри придет в себя, а раны затянутся, Джинни сама пришлет сову или зайдет в гости.
Дела магической Британии находились если не в упадке, то, по крайней мере, в значительном беспорядке: сказалась нехарактерная для волшебников быстрая смена двух Министров и двух исполняющих обязанности Министра, относившихся, к тому же, к разным партиям и проводившим противоположную друг другу политику.
Гермиона в первые же дни на посту почувствовала постыдное желание отказаться от должности — это было не ее, ей это было чуждо, тяжело, непонятно. Но как-то неожиданно на помощь пришел Майкрофт.
Не то, чтобы он давал советы (Мерлин упаси!) или консультации, но двумя-тремя иногда на первый взгляд ничего не значащими словами он подсказывал выход из тех ситуаций, которые казались наиболее сложными и неразрешимыми.
И постепенно Гермионе стало казаться, что она понимает, куда именно ведет Британию, и это было… неплохо. Она не видела своего призвания в политике — собственная лаборатория в Отделе тайн виделась ей куда более привлекательной, но она чувствовала, что просто не имеет права сбежать в нее — потому что, если сбежит она, кто останется?
Шла первая неделя января.
Гермиона отдыхала от рождественского безумия, читая совершенно мутные бумаги по государственному финансированию национальной сборной по игре в плюй-камни, когда секретарь с фамилией, достойной рядового невыразимца, мистер Смит, сообщил, что ее хочет видеть Невилл Лонгботтом.
Она с громадным наслаждением убрала в папку документы — и спустя несколько мгновений уже обнимала Невилла.
— Отлично выглядишь, Гермиона! — сказал он, разжимая объятья. — И в этом кабинете… Внушительно! — он сел в предложенное кресло, расправил мантию, повторил: — Очень внушительно!
Гермиона рассмеялась — она до сих пор не нашла времени на то, чтобы обставить кабинет по своему вкусу, и он был совершенно безликим, но действительно, эффектным: громадный дубовый стол, множество шкафов, подвижная карта, омут памяти, вредноскопы.
— Слушай, — Невилл замялся, и Гермиона села за стол.
Интуиция вопила, что Невилл принес ей какую-то неприятную новость, но догадаться, в чем именно она заключается, Гермиона пока не могла.
— Я хочу с тобой обсудить Малфоя. Уже пора, в конце концов.
Ну, конечно — можно было даже и не гадать!
— Я не хочу влиять на решение Визенгамота, каким бы оно ни было, — твердо произнесла Гермиона. — Даже не начинай.
Невилл потер лоб, как будто его мучила какая-то неприятная мысль. Поколебавшись немного, он выдохнул и сказал:
— Давай начистоту. Ему место в Азкабане или на кладбище.
Это был болезненный и неприятный вопрос.
— Нет. Я не буду идти на нарушения и вмешиваться в решение Визенгамота, — сказала она твердо. В душе она была согласна с Невиллом, и Малфой заслужил если не смерти, то пожизненного заключения, особенно после Гарри. Но она будет очень плохим министром, если начнет с должностных преступлений. — Если суд решит, что ему место в Азкабане, я может, напьюсь от счастья, но если…
Невилл ожег ее тяжелым, злым взглядом.
— Он натворил достаточно, чтобы убить его в камере. Ты, — он поднялся из кресла, — знаешь это не хуже меня. Это ведь тебя он…
— Хватит! — тихо сказала Гермиона, тоже вставая — но, увы, в случае с Невиллом это не придало ей убедительности. Он даже через стол угрожающе нависал над ней. — Хватит. Мы оба знаем, что Визенгамот не отправит последнего Малфоя в Азкабан даже в свете новых обвинений, даже если я пойду против всех медицинских предписаний и добуду показания Гарри. Скорее всего, после февральской сессии он выйдет на свободу, пусть и со сломанной палочкой.
Она оперлась руками о стол, чтобы не показать слабости.
— Я думал, ты самостоятельней, — негромко произнес Невилл с каким-то очень тяжело сдерживаемым упреком. — Думал, ты быстро возьмешь дело в свои руки, начнешь… — он скрипнул зубами, — быть Гермионой Грейнджер.
Его пальцы снова коснулись кармашка, уже совершенно мятого, и тут Гермиона догадалась, снова достала палочку, взмахнула со словами:
— Акцио, сигареты Майкрофта.
Тонкая пачка влетела в комнату, просочившись под дверью. Гермиона поймала ее, протянула владельцу — и встретилась с очень странным взглядом. В нем было и уважение, и благодарность, и, на самом краю, что-то вроде раздражения.
Тем не менее, он взял пачку, положил на тумбочку у кровати и спросил:
— Вы не против, вероятно?
Гермиона только кивнула и снова села на кровать, а Майкрофт подошел к окну, поднял жалюзи, открыл окно и закурил, и неожиданно заметил:
— Некоторое время назад я полагал, что вас с Шерлоком связывают некие…
— Отношения? — осторожно уточнила Гермиона.
Майкрофт ничего не ответил, но, пожалуй, Гермиона сумела разобрать невысказанное: «Это один из тех случаев, когда я рад тому, что оказался неправ». Впрочем, она могла и ошибиться — но было приятно сидеть на кровати с ногами и смотреть, как холодный воздух поглощает серо-серебристые клубы дыма.
На следующий день Шерлок был уже совершенно здоров, Гермиона вернулась к своим обязанностям Министра Магии, Майкрофт, вероятно, тоже занялся делами.
А спустя неделю, аппарировав домой, Гермиона вместо привычной тишины услышала шум.
Медленно, держа палочку наготове, она спустилась вниз, и вовремя — стоило ей подойти к входной двери, как та отворилась, а на пороге появился весьма довольный жизнью Шерлок Холмс с отмычкой в руках.
Гермиона, не опуская палочки, спросила:
— Где мы впервые встретились?
Шерлок наморщил высокий лоб.
— В притоне. Названия не помню — я был под очень большой дозой. Это что, проверка?
— Да. И закрой дверь, — рявкнула она, убирая палочку. — Как ты вообще это делаешь?
Шерлок снял пальто, повесил на крючок и прошел в гостиную, оставляя мокрые следы на белом полу.
— Интуиция и логика, — объявил Шерлок, а потом крутанулся на каблуках ботинок и ткнул пальцем ей в грудь. — Ты! — обвиняющая пауза. — Спишь с моим братом.
Гермиона кашлянула — и расхохоталась, не то от формы заявления, не то от тона, не то от общей абсурдности ситуации.
— Во-первых, — сказала она, отсмеявшись, — мои взаимоотношения с Майкрофтом…
— Боже, я даже представлять себе это не хочу! — заявил он, ураганом пронесшись по гостиной.
— Тебя не касаются.
— Брось, я мог угадать в тот же вечер, только голова болела, — махнул он рукой, прекратив трогать статуэтки на каминной полке и взявшись за изучение подоконника.
— Во-вторых, — продолжила она, пытаясь не закипать, — твое понимание ситуации…
Он замер, посмотрел на нее и с детской обидой в голосе сказал:
— Я шутил над ним по поводу коротко стриженых женщин меньше недели назад. Как можно было быть таким идиотом? Воображаю, как он веселился.
— Шерлок, — мягко сказала Гермиона, невольно проводя рукой по собственным остриженным волосам. Он заинтересованно наклонил голову, видимо, не в силах угадать, что именно она хочет ему сказать: — Тебе кто-нибудь говорил, что ты инфантильный, самовлюбленный, напыщенный придурок?
Она не боялась его обидеть — скорее жаждала достигнуть такого эффекта, чтобы только стихийное бедствие под названием Холмс-младший покинуло ее дом.
Но он не обиделся. Нет, он улыбнулся, подмигнул так, словно брал уроки красноречивого подмигивания у мистера Кто, и объявил:
— Без магии жить скучнее! Если понадоблюсь — адрес прежний, Бейкер-стрит, два-два-один бэ.
— Да ни за что на свете, — сказала она захлопнувшейся входной двери, устранила беспорядок и подумала, что Майкрофт решительно ошибается — она никогда не была похожа на Шерлока Холмса. Слава Мерлину.
Ночь Гая Фокса волшебники пережили без происшествий — в отличие от магглов, у которых случилось что-то из ряда вон выходящее.
А на следующий день сова принесла от Гарри письмо с просьбой увидеться, желательно — в доме на Площади Гриммо, по возможности — срочно.
Гермиона перешла туда камином сразу, отложив дела, и первым, что она увидела, был бьющийся в истерике домовик.
— Кикимер — говорил он, ударяясь головой о печную дверцу, — бесполезный, — еще удар, — глупый, — удар, — старый, — удар, — эльф, — серия ударов. — Кикимер не заслужить, чтобы его голова стояла рядом с головами предков, — хлоп! Печная дверца прищемила одно ухо.
— Кикимер! — крикнула Гермиона, и этим спасла от той же участи второе ухо.
Эльф замер, обернулся и сказал:
— Добро пожаловать, госпожа нечистокровная подруга дорогого хозяина. Кикимер живет, чтобы служить благородному роду Блэков и его наследникам, а также своему благородному хозяину Гарри Поттеру.
— Кикимер, — сказала Гермиона осторожно, — почему ты наказываешь себя?
Эльф моргнул огромными круглыми глазами.
— Кикимер должен наказать себя, потому что он недостойный эльф, который чуть не убил своего хозяина. Кикимер должен прожечь себе уши насквозь и изрезать себе кожу острыми ножами, но Кикимер — трусливый эльф.
— Послушай, — она попыталась не воображать себе жуткие картины, — если ты искалечишь себя, то не сможешь служить своему хозяину. Поэтому расскажи мне сейчас, где он и как именно ты его чуть не убил.
Вместо ответа эльф разразился рыданиями, высморкал длинный нос в белую наволочку и все-таки сказал:
— Хозяин приказать принести ему ядовитого порошка. Кикимер отвечать, что хозяин Гарри не должен принимать порошка, но хозяин Гарри сказать Кикимеру, что Кикимер — просто глупый старый эльф, который не должен спорить с волшебником и своим хозяином. И тогда Кикимер… — его глаза снова наполнились слезами, — Кикимер сделать то, что требовать хозяин Гарри! И хозяин Гарри едва не умирать! Но потом он сказать…
Дальше эльф говорить не смог, вновь зарыдав, а Гермиона поняла, что вот-вот присоединится к нему, и тоже будет биться головой об угол печки.
— Где сейчас хозяин Гарри? — спросила она слабо.
— В спальне, госпожа нечистокровная подруга хозяина.
Гермиона выпрямилась и сказала:
— Твой хозяин сейчас не в себе. Как его друг я запрещаю тебе наказывать себя до тех пор… — она видела в глаза эльфа недовольство, — пока хозяин лично не разрешит тебе наказать себя.
Этот аргумент эльфу был понятен, и он кивнул, колыхая огромными ушами, одно из которых покраснело и покрылось волдырями.
Гермиона еще не открыла дверь, как из комнаты сказали:
— Спасибо, что пришла.
Гарри был в одних джинсах, он сидел на кровати, поджав ноги, и было видно, что он даже более худой, чем голодавший и бегавший по лесам Шерлок. На столе действительно лежал «ядовитый порошок», несколько ложек и шприцев и волшебная палочка.
Гермиона с трудом отвела взгляд от жуткого натюрморта и спросила:
— Как давно?
— Два с половиной года. После того срыва… ну ты помнишь?
— Мерлин, — прошептала она. — Я думала, ты завязал, ты…
— Я не могу остановиться. И мне… Мне нужно больше, понимаешь?
Гарри мрачно улыбнулся, подошел к столу, взял шприц, уже наполненный прозрачной жидкостью, и вдруг, в каком-то остервенении, упер его острием в стол, сгибая иглу. Швырнул обратно.
— Гарри, — сказала она, осторожно беря его за руку, — но ведь целитель Смеллвуд…
И отшатнулась, потому что в глазах Гарри полыхнуло страшное, черное, с кровавой поволокой.
— Не говори мне, — прошипел он, — про целителя Смеллвуда. Он вытащил меня первый раз. И он столкнул меня в ту же яму во второй.
— В каком?.. — «смысле» повисло в воздухе. Гермиона ухватилась за стол, ощущая, что ноги ее больше не держат.
О, Мерлин!
Смеллвуд был целителем Малфоев. Он дал клятвы — и он же, когда стало нужно, сумел их обойти, когда это потребовалось.
Если бы сейчас вернуться назад, на суд Визенгамота — она ногтями содрала бы с рожи Драко кожу и заставила бы ее сожрать! А Нарциссе… Нарциссе она вырвала бы сердце, и ничто, даже отдаленно похожее на жалость, не шевельнулось бы в ее груди.
Но она оказалась слишком слабой, эмоционально-вовлеченной.
То, что произошло с Гарри — ее вина.
— Гермиона, — позвал Гарри. Она еще сильнее стиснула его пальцы. — Помоги мне. Я не хочу… этого всего. Я видел Джинни сегодня, — как будто невпопад, но так точно. — Я не могу к ней вернуться… так. Она и дети… Они заслуживают чего-то получше сбрендившего наркомана, да? Я просто… — он отошел от стола и вцепился пальцами в волосы в безумном жесте. — Просто хочу все вернуть. Чтобы все опять было хорошо, понимаешь?
— Да, я…
— Ничего ты не понимаешь, слава Мерлину! — без злобы прервал он ее. — Думаешь, я не говорил себе этого, да? «Это последняя доза в моей жизни!» «Все, хватит, больше ни разу!» «Прощай, приятель, я теперь свободен», — он говорил это с едкой насмешкой над собой, скаля пожелтевшие зубы. — Это нихера не работает. Потому что потом тебя кто-нибудь толкает в коридоре, или пациент умирает у тебя на руках, и ты думаешь: «Окей, это — особый случай, я заслужил того, чтобы немного расслабиться. Это не доза даже. Так, чтобы уснуть». И снова, и снова. Я докатился до самого днища, дальше уже некуда. Просто… просто помоги мне.
Убирая чувство вины и ненависти в самый дальний из подводных сундуков, Гермиона протянула Гарри руку. Он схватился за нее, как за единственную опору в бурлящем океане этого мира. И порт-ключ рывком перенес их в цюрихскую лабораторию.
Глава сорок первая
Первое Рождество на посту Министра Магии Британии Гермиона провела почти полностью на ногах, как и неделю до него и еще несколько дней после — праздничные мероприятия по всей стране требовали ее присутствия. Рождество и раньше не было ее любимым праздником в году, но теперь она его яро возненавидела и отчаянно завидовала Майкрофту, который мог провести его дома у камина, отдавая распоряжения подчиненным по телефону.
Зато Новый год, который волшебники традиционно почти не отмечали (разве что в Хогвартсе, но детям чем больше поводов для веселья — тем лучше), прошел тихо и так, как Гермионе того хотелось бы: в гостиной на Роберт-стрит, в компании Майкрофта, перед камином.
Для Гарри она сделала все, что было в ее силах — он попал в надежные руки специалистов лаборатории профессора Вагнера, но те пока прогнозы давать отказывались. Ясно было одно — лечение займет не один день и даже не несколько месяцев. И, вероятно, о карьере целителя Гарри придется забыть очень надолго, если не навсегда.
Джинни рыдала у Гермионы на кухне — некрасиво, взахлеб, задыхаясь, заливая слезами и водой, которую не могла даже глотнуть, форменную мантию Главы Аврората, а потом сказала низким, сорванным голосом:
— Хорошо, что у нас есть ты. У него.
— Джинни, — начала было Гермиона, но не договорила. Джинни встала:
— Я все думаю, может, вышло бы иначе если бы тогда, когда это началось, я сама… Не на тебя взвалила, а сама взялась бы.
Гермиона хорошо, даже слишком, помнила, о чем речь. Протянув подруге носовой платок, она покачала головой:
— Было бы так же.
Джинни пожала плечами:
— Как знать, может, нужно было сделать больше…
Возможно, если бы удалось доказать вину Смеллвуда или причастность Малфоев, было бы проще, но без показаний Гарри это не представлялось возможным. Гермиона утешала себя мыслью о том, что однажды… О чем думала Джинни, оставалось загадкой.
После того разговора они не виделись, и, пожалуй, Гермиона хорошо понимала Джинни. Более того, она стала обустраивать свои визиты в Цюрих таким образом, чтобы с ней не столкнуться. Однажды, когда Гарри придет в себя, а раны затянутся, Джинни сама пришлет сову или зайдет в гости.
Дела магической Британии находились если не в упадке, то, по крайней мере, в значительном беспорядке: сказалась нехарактерная для волшебников быстрая смена двух Министров и двух исполняющих обязанности Министра, относившихся, к тому же, к разным партиям и проводившим противоположную друг другу политику.
Гермиона в первые же дни на посту почувствовала постыдное желание отказаться от должности — это было не ее, ей это было чуждо, тяжело, непонятно. Но как-то неожиданно на помощь пришел Майкрофт.
Не то, чтобы он давал советы (Мерлин упаси!) или консультации, но двумя-тремя иногда на первый взгляд ничего не значащими словами он подсказывал выход из тех ситуаций, которые казались наиболее сложными и неразрешимыми.
И постепенно Гермионе стало казаться, что она понимает, куда именно ведет Британию, и это было… неплохо. Она не видела своего призвания в политике — собственная лаборатория в Отделе тайн виделась ей куда более привлекательной, но она чувствовала, что просто не имеет права сбежать в нее — потому что, если сбежит она, кто останется?
Шла первая неделя января.
Гермиона отдыхала от рождественского безумия, читая совершенно мутные бумаги по государственному финансированию национальной сборной по игре в плюй-камни, когда секретарь с фамилией, достойной рядового невыразимца, мистер Смит, сообщил, что ее хочет видеть Невилл Лонгботтом.
Она с громадным наслаждением убрала в папку документы — и спустя несколько мгновений уже обнимала Невилла.
— Отлично выглядишь, Гермиона! — сказал он, разжимая объятья. — И в этом кабинете… Внушительно! — он сел в предложенное кресло, расправил мантию, повторил: — Очень внушительно!
Гермиона рассмеялась — она до сих пор не нашла времени на то, чтобы обставить кабинет по своему вкусу, и он был совершенно безликим, но действительно, эффектным: громадный дубовый стол, множество шкафов, подвижная карта, омут памяти, вредноскопы.
— Слушай, — Невилл замялся, и Гермиона села за стол.
Интуиция вопила, что Невилл принес ей какую-то неприятную новость, но догадаться, в чем именно она заключается, Гермиона пока не могла.
— Я хочу с тобой обсудить Малфоя. Уже пора, в конце концов.
Ну, конечно — можно было даже и не гадать!
— Я не хочу влиять на решение Визенгамота, каким бы оно ни было, — твердо произнесла Гермиона. — Даже не начинай.
Невилл потер лоб, как будто его мучила какая-то неприятная мысль. Поколебавшись немного, он выдохнул и сказал:
— Давай начистоту. Ему место в Азкабане или на кладбище.
Это был болезненный и неприятный вопрос.
— Нет. Я не буду идти на нарушения и вмешиваться в решение Визенгамота, — сказала она твердо. В душе она была согласна с Невиллом, и Малфой заслужил если не смерти, то пожизненного заключения, особенно после Гарри. Но она будет очень плохим министром, если начнет с должностных преступлений. — Если суд решит, что ему место в Азкабане, я может, напьюсь от счастья, но если…
Невилл ожег ее тяжелым, злым взглядом.
— Он натворил достаточно, чтобы убить его в камере. Ты, — он поднялся из кресла, — знаешь это не хуже меня. Это ведь тебя он…
— Хватит! — тихо сказала Гермиона, тоже вставая — но, увы, в случае с Невиллом это не придало ей убедительности. Он даже через стол угрожающе нависал над ней. — Хватит. Мы оба знаем, что Визенгамот не отправит последнего Малфоя в Азкабан даже в свете новых обвинений, даже если я пойду против всех медицинских предписаний и добуду показания Гарри. Скорее всего, после февральской сессии он выйдет на свободу, пусть и со сломанной палочкой.
Она оперлась руками о стол, чтобы не показать слабости.
— Я думал, ты самостоятельней, — негромко произнес Невилл с каким-то очень тяжело сдерживаемым упреком. — Думал, ты быстро возьмешь дело в свои руки, начнешь… — он скрипнул зубами, — быть Гермионой Грейнджер.
