– говорил Петя щуря глаза от яркого солнца. - Говорят, удалось обнаружить даже остатки волос на его черепе. Теперь ученые хотят восстановить его точный портрет. Представляешь, образ завоевателя пройдя через вековую толщу времени предстанет перед нами. У меня мурашки по коже.
- Как же здесь хорошо в Дудергофе. Замечательное место. И какая панорама открывается с высоты на город. Петя, а кто тебе рассказал об этом месте?
- Леша. Он ездит сюда рисовать пейзажи.
- О чем ты думаешь?
- Да, так…
- Ну скажи мне. Ты всегда такой скрытный? Это же неправильно все держать в себе.
- Да, несправедливо все это.
- Что именно?
- С тобой расстаемся. Едва познакомились. И работу бросаем, не закончив начатое. Все словно обрывается и летит куда-то…
- Ну вот, ты опять хандришь. – она поднялась, села, и ласково обняла его сзади за плечи. – Это ведь не первая война. Все говорят, что она будет быстрой. Я иду в авиашколу, обучусь и стану военным пилотом. Тебя тоже направили в авиацию, расскажи пожалуйста подробнее как это произошло.
- Повезло просто. Попался мне бравый капитан. В военкомате было какое-то столпотворение, народу битком повсюду: и на улице, и в коридорах, и даже в кабинете. Я почти целый день убил в ожидании пока меня вызовут. Наконец захожу. Женщины за столом оглядели меня, спрашивают, где работаете? Институт физики? Задумались ненадолго. Отправили меня к капитану. Тот глянул на меня, взгляд усталый такой, скольких он видел до меня за день, полистал мое дело. Ну что, говорит, отправить тебя в ополчение, так там тебя сразу убьют. Мы лучше отправим тебя учиться на авиационного техника. Тебя там, конечно, тоже убьют, но не так быстро.
- Цинично. Где будешь учиться?
- Где-то в Горьком. Поезд сегодня ночью.
К обеду небо покрылось тучами. В воздухе парило, намечалась гроза, сначала загрохотало где-то вдали, затем вдруг поднялся ветер, упали первые крупные капли дождя и тут же сверкнуло где-то совсем рядом, сверху раздался оглушительный грохот и хлынул ливень. Петя с Ниной скрывались от дождя, подставляя спины неприятному душу. Сильный ливень быстро закончился и следом, как ни в чем не бывало, из облаков снова выглянуло солнце. Петя сильно промок, и ему пришлось снять с себя рубашку и выжимать из нее воду.
Возвращаясь в город за Дудергофом им попалась навстречу колонна танков, двигавшаяся поднимая клубы пыли. Босоногие мальчишки у дороги махали красноармейцам руками и кидали веточки цветущей сирени. А вдали уже маячили над городом аэростаты заграждений воздушной обороны.
Светлый июньский день пролетел и тенью следуя за ним к большому, усталому городу приближалась белая ночь. Мимолетный ливень, пришедший с грозой, смыл пыль с городских мостовых и тротуаров, заставив блестеть окна и крыши домов, но не принес городским обитателям долгожданного облегчения от жары. Валентина в светлом летнем платье с рассеянным взглядом стояла у стены своей комнаты прислонившись к темным с золотым орнаментом обоям и слушала. На круглом столике в вазе раскинувшись богатыми бутонами благоухал букет сирени, густой летний аромат которой разошелся по всей квартире. Николай говорил, от возбуждения расхаживая взад-вперед по комнате и жестикулируя руками.
- Понимаешь, я уезжаю в Москву. Мне предложили новую должность. Это новая работа шанс для меня, которого я долго ждал и к которому стремился… Да что я тебе об этом рассказываю, ты и без того все знаешь, мы ведь столько раз говорили об этом. Я люблю тебя и мне нужна твоя помощь. Сначала какое-то время нам конечно придется пожить в общежитии в Москве, но потом мне обещают квартиру.
- Поезжай. – сухо сказала Валентина, словно отрезала.
- А ты?
- Я не поеду.
- Почему? Ну почему? Валя я не понимаю? Что у нас с тобой пошло не так в последнее время?
- Ты ведь меня никуда и не зовешь.
- Ну зачем ты так. Естественно я имел ввиду нас обоих, а не одного себя, когда я говорил об этом. Почему ты всегда ждешь какого-то особого приглашения?
- Коля, не слишком ли много почему? Во-первых, твои планы это ты один, а я никуда и не собиралась уезжать из Ленинграда, у меня здесь мать, отец, моя лошадь, работа…
- Понятно, наша семья для тебя на последнем месте. Я даже после лошади, вернее меня вообще нет в твоем перечне.
- Не перебивай меня пожалуйста. Я ведь дала тебе высказаться. Для тебя важна твоя карьера. У меня есть близкие души, которым я нужна и которых я не могу бросить, тем более в такое страшное время. И потом, у меня тоже есть работа, и ты знаешь, что завтра мы с коллегами уезжаем в Кронштадт работать на военных кораблях. Я давно хотела поговорить с тобой, особенно после того случая с твоей любовницей…На этой фразе лицо Николая изобразило болезненную гримасу, словно от внезапной зубной боли.
- Ну вот, опять ты за свою любимую тему. Сколько можно терзать меня?
- За этот последний месяц я много думала о наших отношениях и пришла к выводу, что нам лучше будет расстаться.
- Ну если ты так решила, то конечно! Поступай как знаешь.
- Ты даешь согласие на развод?
- Да. Только ты сама объяснишь все своим родителям. Мне собирать свои вещи?
- Можешь остаться ночевать здесь. Я пойду к своей маме, я ей обещала сегодня. Да, вот еще: скажи пожалуйста, я просила тебя узнать, что стало с моим знакомым?
- С этим физиком? Он пошел по 58-й статье, контрреволюция и сотрудничество и империалистическими разведками. Больше ничем не могу помочь, я же тебе объяснял Валя, я не могу никак пользоваться своим служебным положением. Не имею права! Это у нас исключено на работе.
Разговаривая Николай увлекся, отвернулся от жены и продолжая говорить смотрел в окно на шпиль Петропавловской крепости, видневшийся вдалеке над крышами старых Петербургских домов. Из секундного оцепенения его вывела хлопнувшая дверь. Он резко обернулся и увидел, что он остался один в квартире - Валентина ушла не попрощавшись.
Николай посмотрел на большие настенные часы, стрелки показывали без двадцати семь, оставалось еще минут десять и можно вставать из-за стола и собираться выходить. Его сосед по кабинету сидел напротив за столом погрузившись в чтение каких-то бумаг. В помещении стояла тишина лишь шуршала бумаги да размеренно, неумолимо, бежала вперед секундная стрелка на часах: тик, тик, тик.. Николай машинально открыл свою папку для докладов руководству и проверил бумаги, пересмотренные уже несколько раз. Это его первый доклад, которым он должен зарекомендовать себя, показать свои результаты с момента начала работы в Москве.
Совещание несколько раз переносилось из-за занятости Лаврентия Павловича прежде чем было наконец назначено на этот понедельник. Все выходные прошли в лихорадочной работе над текстом, который на самом деле уже заучен им наизусть. На докладе стоял гриф «Секретно»,и Николай держал его в сейфе, опечатанном личной печатью каждый раз по уходу с работы, но бумажная копия ему самому уже практически не требовалась, он мог свободно размышлять над текстом в любую минуту держа его у себя в памяти.
Ходили слухи, что Берия крут обращении, особенно с новыми людьми у него в аппарате, поэтому Николай внутренне готовился к худшему, прикидывая себе возможные вопросы и технические детали, которые могут показаться спорными или недостаточно подробно описанными в его докладе.
Без десяти семь, он поднялся со стула, придирчиво осмотрел себя в зеркале, машинально поправляя ремень, наконец взял со стола папку, повернулся и решительно вышел из кабинета. Длинный скучный коридор с рядом одинаковых дверей по обе стороны. Он проходит его и повернув оказывается на широкой лестнице. Кровь шумит в висках, себя не обманешь, он прекрасно знает, чем рискует, ведь недаром ходят разговоры, что из этого высокого здания в Москве видно Сибирь и даже Колыму. Этаж, еще этаж, он заходит в коридор и замедляет шаг приближаясь к приемной. Вместе с ним в приемной несколько человек, большинство из них ему уже знакомы, но кого-то из них он видит в первый раз. Все ждут молча.
Наконец большая дверь в кабинет бесшумно раскрылась, из нее появился помощник Берии, приглашая всех заходить на совещание. Огромный кабинет. Взгляд упирается в большой стол для посетителей, прямой и длинный как взлетная полоса, в конце которого, за письменным столом, стоящим под прямым углом, центром притяжения внимания, круглолицый мужчина в форме, со звездой и четырьмя ромбами в петлицах, карие глаза смотрят сквозь пенсне строго, недовольно, немного устало. Едва войдя в кабинет все замерли в нерешительности ожидая указаний, никто не осмеливался сесть за стол. Какое-то время Берия взглядом изучал посетителей, наконец сделал знак рукой, его секретарь тут же озвучил: - садитесь пожалуйста, - и подошел к Лаврентию Павловичу держа в руках раскрытую наготове папку с материалами.
- Кто докладчик? – резко спросил Берия, отворачивая голову в сторону.
Помощник что-то говорил, наклонившись и кладя перед ним на стол папку с бумагами. Берия почти не посмотрев в бумаги, нашел глазами Николая:
- Начинайте пожалуйста.
Николай почувствовал тяжесть в груди, он словно проваливался в большую яму. Взгляды всех присутствующих были обращены на него, но над всем этим довлел тяжелый, равнодушный взгляд человека в пенсне. Усилием ему удалось заставить себя начать говорить, и он сам с удивлением отметил неестественное звучание своего голоса.
- Полученные из Англии совершенно секретные материалы, касающиеся работы английских ученых в области использования атомной энергии урана для военных целей, показывают, что проблеме уделяется очень большое внимание. Преследуется целью разработать урановую бомбу, имеющую огромный разрушительный эффект, и наполняющей воздух на месте взрыва радиоактивными частицами, убивающими все живое. По нашему мнению, работы еще находятся в стадии теоретических и лабораторных исследований, но уже приобретают практический характер.
- Кто сообщил? – мрачно и сухо спросил Лаврентий Павлович
- Вадим, - поспешно ответил начальник первого управления НКВД, находившийся первым от Берии за столом.
- Вы что об этом думаете?
– Информация внушает доверие. Есть сведения о начале строительства завода для производства бомб в Англии.
- Что наша наука об этом говорит?
Тут в разговор вступил невысокий, пожилой офицер, сидевший напротив Николая:
- Лаврентий Павлович, мы подключили экспертов, занимающихся у нас в стране проблемой урана. Пока еще не получены все заключения, но предварительная позиция экспертов, что в нынешней войне эта бомба не сможет быть разработана и применена.
- Мне нужен доклад с предложениями. И запросите в Лондоне более подробную информацию, с техническими деталями о производстве бомб. Через месяц подробный доклад должен быть у меня, - Берия обращался к Николаю. – Все свободны.
Участники спешили покинуть кабинет. В сухих и формальных выражениях лиц угадывалось все же облегчение. Николай ликовал, не веря, что сегодня все закончилось так просто и так хорошо для него.
В старинном приволжском городе, в здании военно-воздушной академии завелся постоянный посетитель Ленинского красного уголка. Молодой человек, из числа курсантов, приходил каждый вечер после занятий и просиживал до закрытия в сторонке, у стены с большими портретами вождей революции Ленина и Сталина, за покрытым кумачной материей столом. Хотя посетитель вовсе не интересовался книгами по научному коммунизму или по истории ВКПб, все время проводя уткнувшись в научные журналы или ведя какие-то записи, смотрительница уголка, пожилая женщина в толстых роговых очках, с седеющими волосами, аккуратно собранными на затылке в пучок, с неизменной приветливостью встречала его в каждый его приход.
Петя, коротко стриженный, с момента призыва в армию сильно похудевший и осунувшийся, облюбовал себе это место потому что здесь всегда было тихо, тепло и светло. Он давно собирался написать своему бывшему руководителю Курчатову, и все никак не мог взяться за это письмо. Ему много чем хотелось поделиться: каждое утро он просыпался энергичный, держа в голове множеством мыслей и впечатлений, но однообразный, бестолковый быт военного училища за день все высасывал из него, оставляя к вечеру лишь ощущение пустоты и безнадежности, и каждый раз вечером он решал отложить это письмо на потом. Так и ждала своего времени в его тетрадке одинокая надпись на чистом клетчатом листе: «Дорогой Игорь Васильевич!»
Он поднял голову, взглянул на белый бюст Владимира Ильича, смотрящего прямо на него сердито и вопросительно, и вдохновившись работоспособностью классика революции, взялся за карандаш и продолжил:«Академию я наконец закончил, получил звание лейтенанта и диплом военного техника. Теперь ожидаю назначения, судя по всему отправят преподавать физику и электротехнику в школе авиационных механиков – пять месяцев проболтался здесь ничего толком не сделав, и дальше предстоит мне скучная, не слишком полезная для страны работа. Откровенно говоря, настроение у меня крайне паршивое. Еще и от мамы из Ленинграда очень мало вестей, как я понимаю, ей сейчас там очень тяжело.
Извините пожалуйста за бессвязность, я очень устал и тороплюсь, через два часа надо бежать на поезд, отпустили меня в Казань, еду на совещание в Академии Наук. Рассчитываю увидеть там Иоффе, и буду просить его чтобы вытянули меня обратно в институт, да при этом не отделывались формальными отписками, на которые сейчас никто не станет и смотреть.
Пишу вам прямо и откровенно, как понимающему меня человеку с кем я могу поделиться, кто меня выслушает и поймет. Я искренне считаю, что наше с вами настоящее дело заниматься физикой, причем настоящей наукой, а не решением частных задачек для обороны: как сделать прочнее броню для танков или как защитить от мин наши корабли. Мы должны продолжать работы над урановой проблемой и именно в этом сейчас главная потребность для страны. В этом вопросе была проявлена непонятная недальновидность, боюсь произносить вслух – преступная, потому что не приведи бог кто-то услышит эти мои слова.
Уже полгода потеряно нами, тикают часики, а в Германии, в Англии, и тем-более в США все дальше уходят от нас в исследованиях. У меня тут была возможность полистать иностранные научные журналы: из трех сотен статей, опубликованных за 1939 год, примерно две сотни были посвящены физике атомного ядра. И затем все, как отрезало, абсолютное молчание: по урану нет даже статей в продолжение опубликованных ранее исследований. Что это значит? Да то, что всем и так давно известно – работы по урановой проблеме засекречены.
Ладно, кончаю, страшно перечесть то, что получилось. У меня есть еще к вам личная просьба, похлопочите пожалуйста за Лешу. Он сейчас на фронте в действующей армии, по-свински поступили с ним, надо пытаться что-то делать чтобы выдернуть его обратно.
Всего наилучшего, Игорь Васильевич, пишите мне на адрес, который вышлю в институт, в нашу alma mater, каждая ниточка, связывающая с ней, очень дорога мне.
С приветом,
П.Цветков"
Дописав и поставив точку, Петя сложил письмо треуголкой, надписал адрес и посмотрел на часы – до закрытия красного уголка оставалось десять минут, значит у него было еще немного времени чтобы перевести дух и собраться с мыслями.
- Как же здесь хорошо в Дудергофе. Замечательное место. И какая панорама открывается с высоты на город. Петя, а кто тебе рассказал об этом месте?
- Леша. Он ездит сюда рисовать пейзажи.
- О чем ты думаешь?
- Да, так…
- Ну скажи мне. Ты всегда такой скрытный? Это же неправильно все держать в себе.
- Да, несправедливо все это.
- Что именно?
- С тобой расстаемся. Едва познакомились. И работу бросаем, не закончив начатое. Все словно обрывается и летит куда-то…
- Ну вот, ты опять хандришь. – она поднялась, села, и ласково обняла его сзади за плечи. – Это ведь не первая война. Все говорят, что она будет быстрой. Я иду в авиашколу, обучусь и стану военным пилотом. Тебя тоже направили в авиацию, расскажи пожалуйста подробнее как это произошло.
- Повезло просто. Попался мне бравый капитан. В военкомате было какое-то столпотворение, народу битком повсюду: и на улице, и в коридорах, и даже в кабинете. Я почти целый день убил в ожидании пока меня вызовут. Наконец захожу. Женщины за столом оглядели меня, спрашивают, где работаете? Институт физики? Задумались ненадолго. Отправили меня к капитану. Тот глянул на меня, взгляд усталый такой, скольких он видел до меня за день, полистал мое дело. Ну что, говорит, отправить тебя в ополчение, так там тебя сразу убьют. Мы лучше отправим тебя учиться на авиационного техника. Тебя там, конечно, тоже убьют, но не так быстро.
- Цинично. Где будешь учиться?
- Где-то в Горьком. Поезд сегодня ночью.
К обеду небо покрылось тучами. В воздухе парило, намечалась гроза, сначала загрохотало где-то вдали, затем вдруг поднялся ветер, упали первые крупные капли дождя и тут же сверкнуло где-то совсем рядом, сверху раздался оглушительный грохот и хлынул ливень. Петя с Ниной скрывались от дождя, подставляя спины неприятному душу. Сильный ливень быстро закончился и следом, как ни в чем не бывало, из облаков снова выглянуло солнце. Петя сильно промок, и ему пришлось снять с себя рубашку и выжимать из нее воду.
Возвращаясь в город за Дудергофом им попалась навстречу колонна танков, двигавшаяся поднимая клубы пыли. Босоногие мальчишки у дороги махали красноармейцам руками и кидали веточки цветущей сирени. А вдали уже маячили над городом аэростаты заграждений воздушной обороны.
Глава 6.
Светлый июньский день пролетел и тенью следуя за ним к большому, усталому городу приближалась белая ночь. Мимолетный ливень, пришедший с грозой, смыл пыль с городских мостовых и тротуаров, заставив блестеть окна и крыши домов, но не принес городским обитателям долгожданного облегчения от жары. Валентина в светлом летнем платье с рассеянным взглядом стояла у стены своей комнаты прислонившись к темным с золотым орнаментом обоям и слушала. На круглом столике в вазе раскинувшись богатыми бутонами благоухал букет сирени, густой летний аромат которой разошелся по всей квартире. Николай говорил, от возбуждения расхаживая взад-вперед по комнате и жестикулируя руками.
- Понимаешь, я уезжаю в Москву. Мне предложили новую должность. Это новая работа шанс для меня, которого я долго ждал и к которому стремился… Да что я тебе об этом рассказываю, ты и без того все знаешь, мы ведь столько раз говорили об этом. Я люблю тебя и мне нужна твоя помощь. Сначала какое-то время нам конечно придется пожить в общежитии в Москве, но потом мне обещают квартиру.
- Поезжай. – сухо сказала Валентина, словно отрезала.
- А ты?
- Я не поеду.
- Почему? Ну почему? Валя я не понимаю? Что у нас с тобой пошло не так в последнее время?
- Ты ведь меня никуда и не зовешь.
- Ну зачем ты так. Естественно я имел ввиду нас обоих, а не одного себя, когда я говорил об этом. Почему ты всегда ждешь какого-то особого приглашения?
- Коля, не слишком ли много почему? Во-первых, твои планы это ты один, а я никуда и не собиралась уезжать из Ленинграда, у меня здесь мать, отец, моя лошадь, работа…
- Понятно, наша семья для тебя на последнем месте. Я даже после лошади, вернее меня вообще нет в твоем перечне.
- Не перебивай меня пожалуйста. Я ведь дала тебе высказаться. Для тебя важна твоя карьера. У меня есть близкие души, которым я нужна и которых я не могу бросить, тем более в такое страшное время. И потом, у меня тоже есть работа, и ты знаешь, что завтра мы с коллегами уезжаем в Кронштадт работать на военных кораблях. Я давно хотела поговорить с тобой, особенно после того случая с твоей любовницей…На этой фразе лицо Николая изобразило болезненную гримасу, словно от внезапной зубной боли.
- Ну вот, опять ты за свою любимую тему. Сколько можно терзать меня?
- За этот последний месяц я много думала о наших отношениях и пришла к выводу, что нам лучше будет расстаться.
- Ну если ты так решила, то конечно! Поступай как знаешь.
- Ты даешь согласие на развод?
- Да. Только ты сама объяснишь все своим родителям. Мне собирать свои вещи?
- Можешь остаться ночевать здесь. Я пойду к своей маме, я ей обещала сегодня. Да, вот еще: скажи пожалуйста, я просила тебя узнать, что стало с моим знакомым?
- С этим физиком? Он пошел по 58-й статье, контрреволюция и сотрудничество и империалистическими разведками. Больше ничем не могу помочь, я же тебе объяснял Валя, я не могу никак пользоваться своим служебным положением. Не имею права! Это у нас исключено на работе.
Разговаривая Николай увлекся, отвернулся от жены и продолжая говорить смотрел в окно на шпиль Петропавловской крепости, видневшийся вдалеке над крышами старых Петербургских домов. Из секундного оцепенения его вывела хлопнувшая дверь. Он резко обернулся и увидел, что он остался один в квартире - Валентина ушла не попрощавшись.
Глава 7.
Николай посмотрел на большие настенные часы, стрелки показывали без двадцати семь, оставалось еще минут десять и можно вставать из-за стола и собираться выходить. Его сосед по кабинету сидел напротив за столом погрузившись в чтение каких-то бумаг. В помещении стояла тишина лишь шуршала бумаги да размеренно, неумолимо, бежала вперед секундная стрелка на часах: тик, тик, тик.. Николай машинально открыл свою папку для докладов руководству и проверил бумаги, пересмотренные уже несколько раз. Это его первый доклад, которым он должен зарекомендовать себя, показать свои результаты с момента начала работы в Москве.
Совещание несколько раз переносилось из-за занятости Лаврентия Павловича прежде чем было наконец назначено на этот понедельник. Все выходные прошли в лихорадочной работе над текстом, который на самом деле уже заучен им наизусть. На докладе стоял гриф «Секретно»,и Николай держал его в сейфе, опечатанном личной печатью каждый раз по уходу с работы, но бумажная копия ему самому уже практически не требовалась, он мог свободно размышлять над текстом в любую минуту держа его у себя в памяти.
Ходили слухи, что Берия крут обращении, особенно с новыми людьми у него в аппарате, поэтому Николай внутренне готовился к худшему, прикидывая себе возможные вопросы и технические детали, которые могут показаться спорными или недостаточно подробно описанными в его докладе.
Без десяти семь, он поднялся со стула, придирчиво осмотрел себя в зеркале, машинально поправляя ремень, наконец взял со стола папку, повернулся и решительно вышел из кабинета. Длинный скучный коридор с рядом одинаковых дверей по обе стороны. Он проходит его и повернув оказывается на широкой лестнице. Кровь шумит в висках, себя не обманешь, он прекрасно знает, чем рискует, ведь недаром ходят разговоры, что из этого высокого здания в Москве видно Сибирь и даже Колыму. Этаж, еще этаж, он заходит в коридор и замедляет шаг приближаясь к приемной. Вместе с ним в приемной несколько человек, большинство из них ему уже знакомы, но кого-то из них он видит в первый раз. Все ждут молча.
Наконец большая дверь в кабинет бесшумно раскрылась, из нее появился помощник Берии, приглашая всех заходить на совещание. Огромный кабинет. Взгляд упирается в большой стол для посетителей, прямой и длинный как взлетная полоса, в конце которого, за письменным столом, стоящим под прямым углом, центром притяжения внимания, круглолицый мужчина в форме, со звездой и четырьмя ромбами в петлицах, карие глаза смотрят сквозь пенсне строго, недовольно, немного устало. Едва войдя в кабинет все замерли в нерешительности ожидая указаний, никто не осмеливался сесть за стол. Какое-то время Берия взглядом изучал посетителей, наконец сделал знак рукой, его секретарь тут же озвучил: - садитесь пожалуйста, - и подошел к Лаврентию Павловичу держа в руках раскрытую наготове папку с материалами.
- Кто докладчик? – резко спросил Берия, отворачивая голову в сторону.
Помощник что-то говорил, наклонившись и кладя перед ним на стол папку с бумагами. Берия почти не посмотрев в бумаги, нашел глазами Николая:
- Начинайте пожалуйста.
Николай почувствовал тяжесть в груди, он словно проваливался в большую яму. Взгляды всех присутствующих были обращены на него, но над всем этим довлел тяжелый, равнодушный взгляд человека в пенсне. Усилием ему удалось заставить себя начать говорить, и он сам с удивлением отметил неестественное звучание своего голоса.
- Полученные из Англии совершенно секретные материалы, касающиеся работы английских ученых в области использования атомной энергии урана для военных целей, показывают, что проблеме уделяется очень большое внимание. Преследуется целью разработать урановую бомбу, имеющую огромный разрушительный эффект, и наполняющей воздух на месте взрыва радиоактивными частицами, убивающими все живое. По нашему мнению, работы еще находятся в стадии теоретических и лабораторных исследований, но уже приобретают практический характер.
- Кто сообщил? – мрачно и сухо спросил Лаврентий Павлович
- Вадим, - поспешно ответил начальник первого управления НКВД, находившийся первым от Берии за столом.
- Вы что об этом думаете?
– Информация внушает доверие. Есть сведения о начале строительства завода для производства бомб в Англии.
- Что наша наука об этом говорит?
Тут в разговор вступил невысокий, пожилой офицер, сидевший напротив Николая:
- Лаврентий Павлович, мы подключили экспертов, занимающихся у нас в стране проблемой урана. Пока еще не получены все заключения, но предварительная позиция экспертов, что в нынешней войне эта бомба не сможет быть разработана и применена.
- Мне нужен доклад с предложениями. И запросите в Лондоне более подробную информацию, с техническими деталями о производстве бомб. Через месяц подробный доклад должен быть у меня, - Берия обращался к Николаю. – Все свободны.
Участники спешили покинуть кабинет. В сухих и формальных выражениях лиц угадывалось все же облегчение. Николай ликовал, не веря, что сегодня все закончилось так просто и так хорошо для него.
Глава 8.
В старинном приволжском городе, в здании военно-воздушной академии завелся постоянный посетитель Ленинского красного уголка. Молодой человек, из числа курсантов, приходил каждый вечер после занятий и просиживал до закрытия в сторонке, у стены с большими портретами вождей революции Ленина и Сталина, за покрытым кумачной материей столом. Хотя посетитель вовсе не интересовался книгами по научному коммунизму или по истории ВКПб, все время проводя уткнувшись в научные журналы или ведя какие-то записи, смотрительница уголка, пожилая женщина в толстых роговых очках, с седеющими волосами, аккуратно собранными на затылке в пучок, с неизменной приветливостью встречала его в каждый его приход.
Петя, коротко стриженный, с момента призыва в армию сильно похудевший и осунувшийся, облюбовал себе это место потому что здесь всегда было тихо, тепло и светло. Он давно собирался написать своему бывшему руководителю Курчатову, и все никак не мог взяться за это письмо. Ему много чем хотелось поделиться: каждое утро он просыпался энергичный, держа в голове множеством мыслей и впечатлений, но однообразный, бестолковый быт военного училища за день все высасывал из него, оставляя к вечеру лишь ощущение пустоты и безнадежности, и каждый раз вечером он решал отложить это письмо на потом. Так и ждала своего времени в его тетрадке одинокая надпись на чистом клетчатом листе: «Дорогой Игорь Васильевич!»
Он поднял голову, взглянул на белый бюст Владимира Ильича, смотрящего прямо на него сердито и вопросительно, и вдохновившись работоспособностью классика революции, взялся за карандаш и продолжил:«Академию я наконец закончил, получил звание лейтенанта и диплом военного техника. Теперь ожидаю назначения, судя по всему отправят преподавать физику и электротехнику в школе авиационных механиков – пять месяцев проболтался здесь ничего толком не сделав, и дальше предстоит мне скучная, не слишком полезная для страны работа. Откровенно говоря, настроение у меня крайне паршивое. Еще и от мамы из Ленинграда очень мало вестей, как я понимаю, ей сейчас там очень тяжело.
Извините пожалуйста за бессвязность, я очень устал и тороплюсь, через два часа надо бежать на поезд, отпустили меня в Казань, еду на совещание в Академии Наук. Рассчитываю увидеть там Иоффе, и буду просить его чтобы вытянули меня обратно в институт, да при этом не отделывались формальными отписками, на которые сейчас никто не станет и смотреть.
Пишу вам прямо и откровенно, как понимающему меня человеку с кем я могу поделиться, кто меня выслушает и поймет. Я искренне считаю, что наше с вами настоящее дело заниматься физикой, причем настоящей наукой, а не решением частных задачек для обороны: как сделать прочнее броню для танков или как защитить от мин наши корабли. Мы должны продолжать работы над урановой проблемой и именно в этом сейчас главная потребность для страны. В этом вопросе была проявлена непонятная недальновидность, боюсь произносить вслух – преступная, потому что не приведи бог кто-то услышит эти мои слова.
Уже полгода потеряно нами, тикают часики, а в Германии, в Англии, и тем-более в США все дальше уходят от нас в исследованиях. У меня тут была возможность полистать иностранные научные журналы: из трех сотен статей, опубликованных за 1939 год, примерно две сотни были посвящены физике атомного ядра. И затем все, как отрезало, абсолютное молчание: по урану нет даже статей в продолжение опубликованных ранее исследований. Что это значит? Да то, что всем и так давно известно – работы по урановой проблеме засекречены.
Ладно, кончаю, страшно перечесть то, что получилось. У меня есть еще к вам личная просьба, похлопочите пожалуйста за Лешу. Он сейчас на фронте в действующей армии, по-свински поступили с ним, надо пытаться что-то делать чтобы выдернуть его обратно.
Всего наилучшего, Игорь Васильевич, пишите мне на адрес, который вышлю в институт, в нашу alma mater, каждая ниточка, связывающая с ней, очень дорога мне.
С приветом,
П.Цветков"
Дописав и поставив точку, Петя сложил письмо треуголкой, надписал адрес и посмотрел на часы – до закрытия красного уголка оставалось десять минут, значит у него было еще немного времени чтобы перевести дух и собраться с мыслями.
