В ее отсутствие у Карла возражений тоже не нашлось, и после получасового цикла во внешнем шлюзе капсула наконец оказалась в корабле. Обзорный иллюминатор мгновенно покрылся наледью, не позволив рассмотреть, что внутри, и заранее морально подготовиться.
Впрочем, я и так рассчитывала на худшее, когда открывала внешний люк капсулы. Мои опасения немедленно подтвердились, когда сенсорный экран под люком ожил и протранслировал сигнал с внутренней камеры наблюдения. Изображение перекрывал ряд жизненных показателей, из которых некоторую надежду внушала разве что температура. Минус двести семьдесят по Цельсию – это не те условия, при которых молодого мужчину может одолеть внезапное желание познакомиться с девушкой поближе, невзирая на ее яростное сопротивление.
Зато все остальные показатели, увы, означали, что я должна запустить цикл разморозки, разбудить это тело и выяснить, одно оно или где-то поблизости плавают в пустоте его товарищи, не успевшие запустить аварийный маяк.
– А ведь ты мог бы быть чудесной, сладкой мармеладкой! – жалобно сообщила я с неизбывной печалью интроверта, чье долгожданное уединение вот-вот будет нарушено.
Ладно, возможно, после нескольких недель в одиночестве печаль была не такая уж и неизбывная. Но кого, кроме как безнадёжного интроверта, можно выслать в одиночном челноке с Марса до точки встречи с ганимедским кораблём на границе астероидного пояса? Марсианская лаборатория, увы, была весьма ограничена в средствах, и снарядить полноценную экспедицию за льдом не могла. Зато в их распоряжении имелась «та самая Железная Соф», готовая глотку перегрызть за возможность пожить некоторое время вдали от видеокамер и городского шума.
Лаборатория, как обычно, совместила полезное с экономным. А в результате мне предстояло болтаться еще несколько недель наедине с совершенно незнакомым мужчиной – в тесном корабле, без предварительного тестирования на психологическую совместимость или хотя бы какой-то проверки адекватности попутчика!
Блестяще.
– Карл, если со мной что-нибудь случится… – я запнулась.
Даже здесь положение дел было не фонтан. Карл выгодно выделялся на фоне прочих голосовых помощников хотя бы тем, что однажды уже совершил длительный перелет со мной и потому смирился с нечеткой дикцией и по-человечески размытыми командами, но с потенциально опасными чужаками на борту ему сталкиваться не приходилось.
– Дефинируйте «что-нибудь», – предложил Карл, уловив паузу в речи, и в его нарочито дружелюбных интонациях мне на мгновение почудились отчаяние и беспомощность перед человеческой логикой.
Дальше оставалось только восстание машин, и я не сдержала нервный смех.
– Если мои жизненные показатели будут критически изменены по причине вмешательства другого человека, тебе нужно отправить сообщение об этом в космоконтроль и Максу лично, а затем полностью заблокировать доступ к управлению и связи изнутри. Открытие только по внешнему сигналу после введения кода аварийных служб, – сформулировала я.
Слабое утешение, если эту «жертву крушения» вышвырнули из его корабля, потому что он представлял опасность даже для своей команды. Но у Карла все еще не было четких представлений о не слишком критичном изменении жизненных показателей, и помощник вполне мог заблокировать доступ к управлению просто из-за того, что в тесном пространстве челнока я побаивалась незнакомцев, а это не могло не сказаться на выработке гормонов стресса. Выйдет чертовски неловко, если у парня никаких задних мыслей не было, нет и не будет, а на Марсе его все равно встретит вооруженный до зубов космоконтроль, прилетевший разбираться с жалобой на нападение!
– Указания сохранены, – подбодрил меня Карл, и я, тяжело вздохнув, набрала на криокапсуле код открытия.
Внешняя оболочка капсулы зашипела и отъехала вниз, под днище. В крошечных шлюзах оказалось на удивление много воздуха, успевшего пропахнуть герметиком и гарью так сильно, что почуяла даже я – со своим многонедельным отеком слизистых. Должно быть, капсула болталась в астероидном поясе чертовски давно – и основной обзорный экран это только подтверждал.
Таких диких модификаций – со вживленными прямо в виски очками дополненной реальности и следами от операций на всех суставах – не делали, кажется, со времен маминой молодости, когда играть в солдатиков было престижнее, чем в экологов. Сам мужчина выглядел немногим старше меня, но за это, возможно, следовало благодарить криокапсулу, остановившую все обменные процессы в организме.
Или нет. Криокапсулы все-таки появились значительно позже титановых суставов – и во многом стали главной причиной, по которой все модификации, за вычетом разве что генных, ушли в прошлое. Технологию разморозки живой материи все-таки удалось доработать и пустить в серию лет десять назад, но на стыке с имплантами регулярно вылезали какие-нибудь аномалии, и дело закончилось тем, что криогенная транспортировка для модификантов стала недоступной.
А вот у этого пациента вполне могла получиться славная мармеладка вместо мозгов – если их изначально было не очень много и процессоры очков дополненной реальности вживлены слишком глубоко.
Делать что-либо уже было поздно: капсула стремительно наполнялась голубоватым туманом, сопровождающим процесс разморозки, а температура внутри начала подниматься в тот момент, когда я открыла защитный люк, и сейчас поднялась выше минуса двухсот градусов. Я нервно сглотнула и оттолкнулась от экрана. Теперь оставалось только ждать.
Порт приписки на сообщение о моем богатом улове отреагировал философски: выживет – значит, выживет; ресурса корабля должно хватить на двоих, и если капсула одна – я смогу с чистой совестью продолжить полёт. Если же где-то плавают другие мармеладные консервы, то мне придется болтаться на границе астероидного пояса и работать для спасателей маяком. Неудивительно, что те несколько часов, которые оставались до открытия капсулы, я провела как на иголках, бесцельно мотаясь между тренажёром и пилотским креслом, а на предупредительный писк рванулась так, что не рассчитала силу толчка и проплыла мимо спасённого.
Кажется, всё-таки спасённого. Видимых повреждений у мужчины не было, а капсула бодро рапортовала, что его единственная проблема – это пониженная температура, что, учитывая количество металла в теле, ничуть не удивляло.
– Вы меня слышите? – поинтересовалась я, зависнув над раскрывшейся капсулой.
Глаза у него оказались светло-карими и в моей истосковавшейся по сахару голове будили воспоминания о гречишном мёде. Волосы были на тон темнее, но от гастрономических ассоциаций это не спасало.
А мне ведь ещё и обычный паек из-за него урезать придется!
– Вы были один? – спросила я уже по-английски, убедившись, что сфокусировать зрение на источнике звука мужчина в состоянии, но отвечать не спешит.
На этот раз контакт прошел успешно.
– Один? – с отчётливо вопросительной интонацией просипел мужчина и сел, придерживаясь за края капсулы. Проморгался – и лишь потом, будто спохватившись, ответил: – Да, я был один.
Как и большинство людей после глубокой заморозки, он выглядел заторможенным, будто голографическая запись, воспроизведенная на девять десятых от нормальной скорости. Коротко остриженные волосы в невесомости мгновенно встали дыбом, как шерсть у перепуганного кота, и я немедленно ощутила некоторое душевное родство.
Во всяком случае, мне тоже отчаянно хотелось выгнуть спину и зашипеть.
Внутренний модуль челнока представлял собой две кабины, одна другой меньше, – основная, где располагались все контрольные панели, возле которых я проводила почти все время, и санитарный отсек, где в принципе можно было разместиться только одному человеку, и то – сидя.
Пока мой драматически не мармеладный улов смирно лежал в капсуле, его присутствие воспринималось как не слишком приятное, но терпимое – как будто я снова где-нибудь на Земле недалеко от метро, и посторонних людей в личном пространстве не избежать.
А вот после его пробуждения меня словно запихали в самый нагруженный вагон в час пик. Два человека и капсула в кабине три на три метра – это перебор даже в том случае, если экипаж подобран методом тщательных тестирований на совместное пребывание, а уж в нашей ситуации...
Впрочем, кажется, смущало это только меня. «Улов» с полминуты пялился на обзорный экран, то ли приходя в себя, то ли пытаясь сообразить, насколько далеко его отнесло от места аварии, а потом обернулся в мою сторону.
– Джоэл Ритц, – непринужденно представился он и протянул руку. Где-то на середине процесса его взгляд сполз несколько ниже моего лица – и так там и остался, но ладонь, к его чести, остановилась ровно на том расстоянии, где мне было удобно ее пожать. – Кажется, я задолжал вам «большое спасибо» и как минимум одну жизнь из девяти. И у меня стооолько вопросов...
У меня их было не меньше. В его речи слышался странный, постоянно изменяющийся акцент: он то глотал гласные из середины слов, отчего «Джоэл» превращался в «Джол», то, наоборот, начинал почти что напевать. Я не могла сообразить, слышала ли что-то подобное раньше, и это напрягало ещё больше.
– София, – представилась я в ответ, использовав его руку, чтобы оттолкнуться и отлететь чуть подальше. – Вы на исследовательском челноке «Джус-3». Если вы были один, я должна продолжить путь к марсианской колонии в долине Эллада.
У него вырвался отчётливый облегченный вздох.
– «Три» – это хорошо, – пояснил он с кривоватой усмешкой. – Я опасался услышать что-нибудь в духе «Джус-7».
– Двадцать первое сентября две тысячи сто третьего года, – понятливо сообщила я.
– Ладно, это уже не так хорошо, – признал Джоэл, непроизвольно подтянув плечи к ушам, и прикрыл глаза. – Кажется, я резко невзлюбил холод...
– Я дам вам время, чтобы прийти в себя, – ответила я, – но мне нужно будет доложить в командный центр, что произошло с вами и вашим кораблём.
Джоэл молча кивнул и откинулся назад, в криокапсулу. Невесомость быстро внесла свои коррективы, и он завис в нескольких сантиметрах от ложа, но глаза так и не открыл.
Я тоже выдохнула с облегчением и оттолкнулась от стены, чтобы перебраться в пилотское кресло.
Мне тоже не помешало бы время, чтобы прийти в себя.
Самым напрягающим моментом в нахождении в замкнутом пространстве с малознакомым мужчиной оказалось то, насколько быстро он решил, что оставаться малознакомыми и дальше не имеет смысла. Я еще не успела толком успокоиться, отвлекшись на пилотирование, а он уже возвестил:
– Я – профессиональный доброволец.
Я вздрогнула от звука его голоса и обернулась. Мой улов по-прежнему парил в паре сантиметров над ложементом капсулы, не открывая глаз, и иронично улыбался. Вид у него был одухотворенный и немного пугающий: улыбка – несколько не то, что ожидаешь увидеть на лице человека, который только что оттаял от сверхнизких температур и обнаружил, что вынужден будет провести следующие четыре недели на пятачке площадью в девять квадратных метров в условиях дефицита воды, воздуха и пищи.
Но Джоэл, кажется, был вполне искренен в своих эмоциях.
– Ну, в том смысле, что те, кому не хочется лично тащиться на край обитаемой вселенной, чтобы проверить какую-нибудь теорию, а спонсировать целую лабораторию несколько накладно, обращаются ко мне, – пояснил он, не дождавшись наводящих вопросов. – И я вполне добровольно тащусь проверять.
Пожалуй, это был самый длинный и красивый синоним для слова «безработный», который я когда-либо слышала. Но говорить об этом вслух не позволяло чувство такта – и сам Джоэл, который не посчитал нужным сделать паузу в монологе, чтобы я могла высказаться.
Весьма предусмотрительно с его стороны, если задуматься.
– Один солидный бизнесмен с частной обсерваторией высмотрел где-то в Главном поясе астероид с молибденовым спектром излучения, – продолжал он, чуть нахмурившись, но тут же снова улыбнулся. – Крохотный, километров пять в диаметре, кажется. Снаряжать ради этого миссию – смешно, но и прохлопать, если там действительно молибден, было бы обидно. Словом, работа как раз по моему профилю, я сто раз так летал. Пару из них – даже удачно… – улыбка стала шире – и вместе с тем горше. – В том, чтобы летать в одиночку, есть некоторые минусы: ни один автопилот не заменит напарника, а лидар не всегда способен правильно оценить опасность. Словом, перед вами, София, эталонный неудачник, который проспал столкновение с космическим мусором и проснулся от воя системы жизнеобеспечения. Мой «Талисман» разгерметизировался, счет шел на минуты. Я мог либо влезть в скафандр и попытаться ликвидировать утечку воздуха, либо лечь в криокапсулу и молиться, чтобы меня нашли хоть когда-нибудь. Я выбрал второе.
Логично.
Ликвидировать утечку можно и простым герметиком, но защиту от радиации на коленке не подлатаешь. А когда до ближайшей ремонтной базы лететь несколько недель, это практически гарантия, что туда долетит в лучшем случае отчаянно фонящий черный ящик.
– Раз вы не видели обломков корабля, скорее всего, без управления он пересчитал собой все окрестные астероиды и развалился окончательно, а капсулу отшвырнуло остатками внутреннего давления, если вообще не взрывом движков, – не слишком оптимистично заключил Джоэл и открыл глаза. – Если вы не против, я хотел бы отчитаться перед нанимателем, что не в состоянии выполнить задание.
Я скептически изучила его лицо и стоящие дыбом волосы. С синими губами и наметившимися следами синяков в местах установки имплантов они сочетались дивно – самый подходящий видок, чтобы убеждать нанимателя оставить аванс!
– София?
– Да, конечно, – спохватилась я и освободила кресло. – Карл, подготовь канал связи!
Из вежливости можно было удалиться разве что в санитарный отсек. Переборка закрывалась герметично, так что я выждала несколько минут, которые рисковали навсегда остаться в моей памяти как самые неловкие в моей жизни, и вернулась в кабину.
Джоэл сидел в пилотском кресле, азартно подавшись вперед. На обзорных экранах отображалось окно голосового набора, а мой «улов» рассказывал скороговорки примерно с первой космической скоростью – причем последний стишок заканчивал, уже обернувшись на шипение переборки, но ни разу не сбившись. Распознавание речи отставало от него примерно секунд на пять.
– Простите, не удержался, – пояснил он, проследив за моим взглядом. Компьютер подвис, но все-таки вывел на экран что-то про сурка, пилящего дрова*. – Прокачанная штука!
«Прокачивался» Карл на татарском акценте, а потому его попросту было не провести шипящими согласными, но я только сдержанно кивнула, не желая вдаваться в подробности.
– Наниматель… – начала было я, но запнулась.
На самом деле меня мало волновали отношения Джоэла с его нанимателем – я ухватилась за первую мысль, пришедшую в голову, лишь бы перевести тему с небывалых «талантов» Карла на что-нибудь более безобидное – и даже не смогла завершить вопрос. К счастью, это сделал за меня сам Джоэл, охарактеризовав работодателя самым нелестным образом. Улыбаться он при этом так и не перестал, так что я с легким недоумением заломила бровь.
– Дальше я сам по себе, – пожал плечами Джоэл. – Сделайте меня самым счастливым человеком на свете, София, скажите, что в долине Эллада есть офис Солнечной страховой компании.
Впрочем, я и так рассчитывала на худшее, когда открывала внешний люк капсулы. Мои опасения немедленно подтвердились, когда сенсорный экран под люком ожил и протранслировал сигнал с внутренней камеры наблюдения. Изображение перекрывал ряд жизненных показателей, из которых некоторую надежду внушала разве что температура. Минус двести семьдесят по Цельсию – это не те условия, при которых молодого мужчину может одолеть внезапное желание познакомиться с девушкой поближе, невзирая на ее яростное сопротивление.
Зато все остальные показатели, увы, означали, что я должна запустить цикл разморозки, разбудить это тело и выяснить, одно оно или где-то поблизости плавают в пустоте его товарищи, не успевшие запустить аварийный маяк.
– А ведь ты мог бы быть чудесной, сладкой мармеладкой! – жалобно сообщила я с неизбывной печалью интроверта, чье долгожданное уединение вот-вот будет нарушено.
Ладно, возможно, после нескольких недель в одиночестве печаль была не такая уж и неизбывная. Но кого, кроме как безнадёжного интроверта, можно выслать в одиночном челноке с Марса до точки встречи с ганимедским кораблём на границе астероидного пояса? Марсианская лаборатория, увы, была весьма ограничена в средствах, и снарядить полноценную экспедицию за льдом не могла. Зато в их распоряжении имелась «та самая Железная Соф», готовая глотку перегрызть за возможность пожить некоторое время вдали от видеокамер и городского шума.
Лаборатория, как обычно, совместила полезное с экономным. А в результате мне предстояло болтаться еще несколько недель наедине с совершенно незнакомым мужчиной – в тесном корабле, без предварительного тестирования на психологическую совместимость или хотя бы какой-то проверки адекватности попутчика!
Блестяще.
– Карл, если со мной что-нибудь случится… – я запнулась.
Даже здесь положение дел было не фонтан. Карл выгодно выделялся на фоне прочих голосовых помощников хотя бы тем, что однажды уже совершил длительный перелет со мной и потому смирился с нечеткой дикцией и по-человечески размытыми командами, но с потенциально опасными чужаками на борту ему сталкиваться не приходилось.
– Дефинируйте «что-нибудь», – предложил Карл, уловив паузу в речи, и в его нарочито дружелюбных интонациях мне на мгновение почудились отчаяние и беспомощность перед человеческой логикой.
Дальше оставалось только восстание машин, и я не сдержала нервный смех.
– Если мои жизненные показатели будут критически изменены по причине вмешательства другого человека, тебе нужно отправить сообщение об этом в космоконтроль и Максу лично, а затем полностью заблокировать доступ к управлению и связи изнутри. Открытие только по внешнему сигналу после введения кода аварийных служб, – сформулировала я.
Слабое утешение, если эту «жертву крушения» вышвырнули из его корабля, потому что он представлял опасность даже для своей команды. Но у Карла все еще не было четких представлений о не слишком критичном изменении жизненных показателей, и помощник вполне мог заблокировать доступ к управлению просто из-за того, что в тесном пространстве челнока я побаивалась незнакомцев, а это не могло не сказаться на выработке гормонов стресса. Выйдет чертовски неловко, если у парня никаких задних мыслей не было, нет и не будет, а на Марсе его все равно встретит вооруженный до зубов космоконтроль, прилетевший разбираться с жалобой на нападение!
– Указания сохранены, – подбодрил меня Карл, и я, тяжело вздохнув, набрала на криокапсуле код открытия.
Внешняя оболочка капсулы зашипела и отъехала вниз, под днище. В крошечных шлюзах оказалось на удивление много воздуха, успевшего пропахнуть герметиком и гарью так сильно, что почуяла даже я – со своим многонедельным отеком слизистых. Должно быть, капсула болталась в астероидном поясе чертовски давно – и основной обзорный экран это только подтверждал.
Таких диких модификаций – со вживленными прямо в виски очками дополненной реальности и следами от операций на всех суставах – не делали, кажется, со времен маминой молодости, когда играть в солдатиков было престижнее, чем в экологов. Сам мужчина выглядел немногим старше меня, но за это, возможно, следовало благодарить криокапсулу, остановившую все обменные процессы в организме.
Или нет. Криокапсулы все-таки появились значительно позже титановых суставов – и во многом стали главной причиной, по которой все модификации, за вычетом разве что генных, ушли в прошлое. Технологию разморозки живой материи все-таки удалось доработать и пустить в серию лет десять назад, но на стыке с имплантами регулярно вылезали какие-нибудь аномалии, и дело закончилось тем, что криогенная транспортировка для модификантов стала недоступной.
А вот у этого пациента вполне могла получиться славная мармеладка вместо мозгов – если их изначально было не очень много и процессоры очков дополненной реальности вживлены слишком глубоко.
Делать что-либо уже было поздно: капсула стремительно наполнялась голубоватым туманом, сопровождающим процесс разморозки, а температура внутри начала подниматься в тот момент, когда я открыла защитный люк, и сейчас поднялась выше минуса двухсот градусов. Я нервно сглотнула и оттолкнулась от экрана. Теперь оставалось только ждать.
Порт приписки на сообщение о моем богатом улове отреагировал философски: выживет – значит, выживет; ресурса корабля должно хватить на двоих, и если капсула одна – я смогу с чистой совестью продолжить полёт. Если же где-то плавают другие мармеладные консервы, то мне придется болтаться на границе астероидного пояса и работать для спасателей маяком. Неудивительно, что те несколько часов, которые оставались до открытия капсулы, я провела как на иголках, бесцельно мотаясь между тренажёром и пилотским креслом, а на предупредительный писк рванулась так, что не рассчитала силу толчка и проплыла мимо спасённого.
Кажется, всё-таки спасённого. Видимых повреждений у мужчины не было, а капсула бодро рапортовала, что его единственная проблема – это пониженная температура, что, учитывая количество металла в теле, ничуть не удивляло.
– Вы меня слышите? – поинтересовалась я, зависнув над раскрывшейся капсулой.
Глаза у него оказались светло-карими и в моей истосковавшейся по сахару голове будили воспоминания о гречишном мёде. Волосы были на тон темнее, но от гастрономических ассоциаций это не спасало.
А мне ведь ещё и обычный паек из-за него урезать придется!
– Вы были один? – спросила я уже по-английски, убедившись, что сфокусировать зрение на источнике звука мужчина в состоянии, но отвечать не спешит.
На этот раз контакт прошел успешно.
– Один? – с отчётливо вопросительной интонацией просипел мужчина и сел, придерживаясь за края капсулы. Проморгался – и лишь потом, будто спохватившись, ответил: – Да, я был один.
Как и большинство людей после глубокой заморозки, он выглядел заторможенным, будто голографическая запись, воспроизведенная на девять десятых от нормальной скорости. Коротко остриженные волосы в невесомости мгновенно встали дыбом, как шерсть у перепуганного кота, и я немедленно ощутила некоторое душевное родство.
Во всяком случае, мне тоже отчаянно хотелось выгнуть спину и зашипеть.
Внутренний модуль челнока представлял собой две кабины, одна другой меньше, – основная, где располагались все контрольные панели, возле которых я проводила почти все время, и санитарный отсек, где в принципе можно было разместиться только одному человеку, и то – сидя.
Пока мой драматически не мармеладный улов смирно лежал в капсуле, его присутствие воспринималось как не слишком приятное, но терпимое – как будто я снова где-нибудь на Земле недалеко от метро, и посторонних людей в личном пространстве не избежать.
А вот после его пробуждения меня словно запихали в самый нагруженный вагон в час пик. Два человека и капсула в кабине три на три метра – это перебор даже в том случае, если экипаж подобран методом тщательных тестирований на совместное пребывание, а уж в нашей ситуации...
Впрочем, кажется, смущало это только меня. «Улов» с полминуты пялился на обзорный экран, то ли приходя в себя, то ли пытаясь сообразить, насколько далеко его отнесло от места аварии, а потом обернулся в мою сторону.
– Джоэл Ритц, – непринужденно представился он и протянул руку. Где-то на середине процесса его взгляд сполз несколько ниже моего лица – и так там и остался, но ладонь, к его чести, остановилась ровно на том расстоянии, где мне было удобно ее пожать. – Кажется, я задолжал вам «большое спасибо» и как минимум одну жизнь из девяти. И у меня стооолько вопросов...
У меня их было не меньше. В его речи слышался странный, постоянно изменяющийся акцент: он то глотал гласные из середины слов, отчего «Джоэл» превращался в «Джол», то, наоборот, начинал почти что напевать. Я не могла сообразить, слышала ли что-то подобное раньше, и это напрягало ещё больше.
– София, – представилась я в ответ, использовав его руку, чтобы оттолкнуться и отлететь чуть подальше. – Вы на исследовательском челноке «Джус-3». Если вы были один, я должна продолжить путь к марсианской колонии в долине Эллада.
У него вырвался отчётливый облегченный вздох.
– «Три» – это хорошо, – пояснил он с кривоватой усмешкой. – Я опасался услышать что-нибудь в духе «Джус-7».
– Двадцать первое сентября две тысячи сто третьего года, – понятливо сообщила я.
– Ладно, это уже не так хорошо, – признал Джоэл, непроизвольно подтянув плечи к ушам, и прикрыл глаза. – Кажется, я резко невзлюбил холод...
– Я дам вам время, чтобы прийти в себя, – ответила я, – но мне нужно будет доложить в командный центр, что произошло с вами и вашим кораблём.
Джоэл молча кивнул и откинулся назад, в криокапсулу. Невесомость быстро внесла свои коррективы, и он завис в нескольких сантиметрах от ложа, но глаза так и не открыл.
Я тоже выдохнула с облегчением и оттолкнулась от стены, чтобы перебраться в пилотское кресло.
Мне тоже не помешало бы время, чтобы прийти в себя.
Самым напрягающим моментом в нахождении в замкнутом пространстве с малознакомым мужчиной оказалось то, насколько быстро он решил, что оставаться малознакомыми и дальше не имеет смысла. Я еще не успела толком успокоиться, отвлекшись на пилотирование, а он уже возвестил:
– Я – профессиональный доброволец.
Я вздрогнула от звука его голоса и обернулась. Мой улов по-прежнему парил в паре сантиметров над ложементом капсулы, не открывая глаз, и иронично улыбался. Вид у него был одухотворенный и немного пугающий: улыбка – несколько не то, что ожидаешь увидеть на лице человека, который только что оттаял от сверхнизких температур и обнаружил, что вынужден будет провести следующие четыре недели на пятачке площадью в девять квадратных метров в условиях дефицита воды, воздуха и пищи.
Но Джоэл, кажется, был вполне искренен в своих эмоциях.
– Ну, в том смысле, что те, кому не хочется лично тащиться на край обитаемой вселенной, чтобы проверить какую-нибудь теорию, а спонсировать целую лабораторию несколько накладно, обращаются ко мне, – пояснил он, не дождавшись наводящих вопросов. – И я вполне добровольно тащусь проверять.
Пожалуй, это был самый длинный и красивый синоним для слова «безработный», который я когда-либо слышала. Но говорить об этом вслух не позволяло чувство такта – и сам Джоэл, который не посчитал нужным сделать паузу в монологе, чтобы я могла высказаться.
Весьма предусмотрительно с его стороны, если задуматься.
– Один солидный бизнесмен с частной обсерваторией высмотрел где-то в Главном поясе астероид с молибденовым спектром излучения, – продолжал он, чуть нахмурившись, но тут же снова улыбнулся. – Крохотный, километров пять в диаметре, кажется. Снаряжать ради этого миссию – смешно, но и прохлопать, если там действительно молибден, было бы обидно. Словом, работа как раз по моему профилю, я сто раз так летал. Пару из них – даже удачно… – улыбка стала шире – и вместе с тем горше. – В том, чтобы летать в одиночку, есть некоторые минусы: ни один автопилот не заменит напарника, а лидар не всегда способен правильно оценить опасность. Словом, перед вами, София, эталонный неудачник, который проспал столкновение с космическим мусором и проснулся от воя системы жизнеобеспечения. Мой «Талисман» разгерметизировался, счет шел на минуты. Я мог либо влезть в скафандр и попытаться ликвидировать утечку воздуха, либо лечь в криокапсулу и молиться, чтобы меня нашли хоть когда-нибудь. Я выбрал второе.
Логично.
Ликвидировать утечку можно и простым герметиком, но защиту от радиации на коленке не подлатаешь. А когда до ближайшей ремонтной базы лететь несколько недель, это практически гарантия, что туда долетит в лучшем случае отчаянно фонящий черный ящик.
– Раз вы не видели обломков корабля, скорее всего, без управления он пересчитал собой все окрестные астероиды и развалился окончательно, а капсулу отшвырнуло остатками внутреннего давления, если вообще не взрывом движков, – не слишком оптимистично заключил Джоэл и открыл глаза. – Если вы не против, я хотел бы отчитаться перед нанимателем, что не в состоянии выполнить задание.
Я скептически изучила его лицо и стоящие дыбом волосы. С синими губами и наметившимися следами синяков в местах установки имплантов они сочетались дивно – самый подходящий видок, чтобы убеждать нанимателя оставить аванс!
– София?
– Да, конечно, – спохватилась я и освободила кресло. – Карл, подготовь канал связи!
Из вежливости можно было удалиться разве что в санитарный отсек. Переборка закрывалась герметично, так что я выждала несколько минут, которые рисковали навсегда остаться в моей памяти как самые неловкие в моей жизни, и вернулась в кабину.
Джоэл сидел в пилотском кресле, азартно подавшись вперед. На обзорных экранах отображалось окно голосового набора, а мой «улов» рассказывал скороговорки примерно с первой космической скоростью – причем последний стишок заканчивал, уже обернувшись на шипение переборки, но ни разу не сбившись. Распознавание речи отставало от него примерно секунд на пять.
– Простите, не удержался, – пояснил он, проследив за моим взглядом. Компьютер подвис, но все-таки вывел на экран что-то про сурка, пилящего дрова*. – Прокачанная штука!
«Прокачивался» Карл на татарском акценте, а потому его попросту было не провести шипящими согласными, но я только сдержанно кивнула, не желая вдаваться в подробности.
– Наниматель… – начала было я, но запнулась.
На самом деле меня мало волновали отношения Джоэла с его нанимателем – я ухватилась за первую мысль, пришедшую в голову, лишь бы перевести тему с небывалых «талантов» Карла на что-нибудь более безобидное – и даже не смогла завершить вопрос. К счастью, это сделал за меня сам Джоэл, охарактеризовав работодателя самым нелестным образом. Улыбаться он при этом так и не перестал, так что я с легким недоумением заломила бровь.
– Дальше я сам по себе, – пожал плечами Джоэл. – Сделайте меня самым счастливым человеком на свете, София, скажите, что в долине Эллада есть офис Солнечной страховой компании.
