Вслед за Мадди идентификационные показания сняли со всех зарегистрированных менталов. Впрочем, со всех их снимали на всякий случай, совпадение выявили уже на третьем. Дольше всего не могли поверить в причину, подтолкнувшую Вилинтс отправить подругу на верную гибель. На фоне всех событий женское соперничество и ревность казались чем-то нереальным.
Не менее нереальным казалось и пришедшее с планеты Земля предупреждение об охране Энтони, спасшее ей жизнь. А самым нереальным, по крайней мере для Этьюаля, было понимание, что здесь он её не оставит. Зародилось оно в те мгновения, что заняло создание силового поля, выдернувшего Энтони из опасной зоны и трансформированного её подсознанием почему-то в чемодан. Причины решения оставались туманными и расплывчатыми, ясно просматривалось лишь желание не представлять тонкую фигурку в шлюзовом отсеке каждую минуту, какую она отсутствует в его поле зрения. В общем, пусть Лампа ищет другого специалиста, Эндчтаоуоние сау-Плар Иуоауоа отправляется с ним, а со всеми туманностями и неясностями, включая чемоданные выверты её подсознания, он со временем разберётся.
Рассказ писался несколько лет назад для какого-то частного журнала, под заказ. Был ли опубликован, не знаю, в интернете не находится. Сейчас наткнулась на него и стало жалко, что лежит и грустит. Пусть будет здесь.
День начинался так хорошо, что уже через пару часов я начала смотреть на окружающий мир с явным подозрением. Ну, не бывает у меня так! Обязательно должна случиться какая-нибудь неприятность. Эти самые неприятности, похоже, считали своим долгом бродить за мной по пятам, меняя лишь свои качество и количество. За последние двадцать семь лет мы настолько привыкли друг к другу, практически объединившись и сроднившись, что их отсутствие всерьёз заставляло меня нервничать.
Подозрительно добрый день сменился таким же подозрительно добрым вечером. Всё продолжало оставаться хорошо. Даже зонтик от не предсказанного ни одним прогнозом дождя каким-то загадочным образом оказался в сумке. Я уже не просто нервничала. Я паниковала! Моё шестое и все остальные чувства вопили о приближении чего-то колоссальных масштабов.
Когда на тебя движется нечто глобальное, на помощь просто обязаны прийти друзья. Даже если они сами не подозревают о своих обязанностях. Моей лучшей подруги Люси это, впрочем, не касалось. Привычка приходить мне на помощь давно перешла у неё в область инстинктов. Поэтому, обнаружив в поле зрения мою совершенно несчастную физиономию, она не всполошилась, не принялась охать и отпаивать меня валерьянкой. Спокойно поинтересовалась:
– Что?
– Ничего! – трагическим полушёпотом поведала я.
– И? – уточнила Люся.
– Всё хорошо, – пояснила я ещё трагичнее. – Вообще всё хорошо. С самого утра...
– Сурово, – согласилась подруга. – Ладно, не кисни. Разберёмся. Не первый раз.
– Такое – первый, – горестно вздохнула я. – Мне уже страшно.
– Только рыдать не начинай. Хочешь я на тебя сок вылью? Или виски. Могу даже коктейлем полить. Наш ассортимент знаешь. Выбирай, – она приглашающе махнула рукой.
Люся уже год работала барменом в небольшом уютном кафе, претендующем на получение гордого звания ресторана, и весь набор предлагаемых напитков был испытан нами на себе. Цены здесь ещё не перешли в разряд астрономических, но и на благотворительные уже не походили. Бармену полагался какой-то процент списания ассортимента на непредвиденные обстоятельства, всяких неадекватных или перебравших клиентов, собственную неловкость и прочие случайности. Люсю такие случайности обходили стороной и процент обычно использовался нами по прямому назначению, а поскольку был не слишком большим, предложение выглядело довольно щедрым. Я немного подумала и не согласилась:
– Не выйдет. Нарочно – не считается.
– Тебе виднее, – не стала спорить та. – Слушай, а подмени меня минут на несколько. Мне отойти надо, а тут народу...
«Народу», действительно было прилично и я, зная собственные таланты, честно попыталась предупредить:
– Люсь, ты же знаешь...
– Знаю, – она коварно улыбнулась.
До меня потихоньку стал доходить план подруги. Сейчас я обязательно что–то перепутаю, сделаю не так и влипну во что-то неприятное, но не жутко страшное, жизнь наладится и вернётся в привычные рамки. Люсе это ничем особым не грозило. Хозяин кафе упорно планировал перевести её из ценных работников в намного более ценную жену и прощал практически всё. Я ответно улыбнулась и кивнула.
Целых пять минут ничего не происходило. Посетители мирно сидели за своими столиками и категорически не желали спасать меня и рисковать своим настроением. Моё же настроение портилось с рекордной скоростью. И те кошмары, которые я уже успела себе напредставлять настолько захватили внимание, что очнулась я, лишь когда перед глазами обнаружилась чья–то ладонь. Ладонь двигалась из стороны в сторону. Словно под гипнозом я повторила глазами её траекторию.
– Ура! Она живая! – возвестил чей-то голос.
С трудом оторвавшись от созерцания ладони, я переключилась на её обладателя. Я не очень хорошо умею определять возраст, кажется, в районе сорока. Высокий, хорошо сложенный. И красивый. Короче – идеал. Тот, что бывает только в книгах и снах. Тот, о ком я мечтала всю жизнь. Вот только такие на меня не смотрят. Впрочем, именно этот – смотрел. Он смотрел, а я мучилась вопросом: считать уже само появление несбыточной мечты на моём горизонте неприятностью или ещё нет. И, вообще, не хотелось мне решать свои проблемы за его счёт.
Тем временем, моё загадочное молчание ему надоело.
– Скажите, здесь можно получить «Неожиданную встречу»?
Не отыскав такого названия в собственной памяти, я быстро пробежала глазами приклеенный под барной стойкой прейскурант. В нём ничего подобного тоже не содержалось. Я отрицательно покачала головой. Он, продолжая нарушать все правила и законы, откровенно рассматривал меня. И требовал каких-то невообразимых напитков:
– Но «Загадочная незнакомка» здесь водится? Хорошо, «Волшебный вечер»? Может, «Прогулка под луной»?
Да где же он такие названия-то берёт?!! Ничего близко похожего нет. А мне вдруг очень захотелось сделать ему приятное. Хотя бы отыскать что-то из желаемых коктейлей. На очередной попытке я мужественно выговорила:
– Есть «Жаркая ночь». Хотите?
Он улыбнулся.
– Думаю, да. Но не сегодня.
Остатками разума я осмыслила всю двоякость последних фраз. Щёки запылали. В какой-то безумной попытке спрятать полыхающее от смущения лицо, я, по-детски ойкнув, закрылась руками. И тут же услышала:
– Ладно, дайте один бокал дождя.
Почему эта фраза сработала катализатором взрыва я так и не смогла понять. Все непогибшие за сегодняшний день нервы натянулись и зазвенели. Я молча схватила первый попавшийся под руку бокал и рванула на улицу. Будет сейчас ему его дождь!
Долгожданная неприятность, наконец, соизволила явиться. Дождя не было. Ливень, под которым я шлёпала к Люсе через полгорода, решил закончиться именно тогда, когда был так нужен мне. Лишь лужи и редкие капли из водосточной трубы напоминали о недавнем буйстве стихии. Небо успело украситься хорошо видимыми звёздами и насмешливо светящейся луной. Я разревелась и побрела прочь.
Следующая неделя прошла, по Люсиному определению, «в туманном состоянии». Даже моя хроническая зацикленность на неприятностях отошла на второй план и скромно там помалкивала. Я влюбилась. Безрассудно, безоглядно, безнадёжно.
А через неделю пришла гроза. С громом и молниями, бешеным ветром и сумасшедшим ливнем. В самый её разгар я стояла посреди двора, плакала и ловила дождевые капли в тот честно похищенный из бара бокал. Общими стараниями меня и дождя он довольно быстро наполнился. Но я всё стояла. И даже почти не вздрогнула, когда на плечи легла рука и голос, которого никак не могло быть сейчас рядом, произнёс:
– Пожалуй, достаточно.
Повернуться я не решилась, просто протянула себе за спину бокал и сказала:
– Алёна. Я никогда не пробовала «Прогулку под луной».
Он забрал бокал с дождём, покрепче прижал мокрую меня к такому же мокрому себе и тихо ответил:
– Увы, сегодня такого в ассортименте нет. Может, согласитесь на «Волшебный вечер»? Алексей.
PS. Люся так и продолжает утверждать, что не давала ему моего адреса.
Здравствуйте, тётя Снегурочка!
Пишет вам Маша Иванова из 3 «А». Все девочки нашего класса написали Дедушке Морозу. Мальчики тоже. Только Дима и Вася не писали. Они говорят что вас не сущиствует а на Новый год подарки преносят артисты в шубах и бороде. Это они просто не понимают. Глупые ещё. Я не скажу как их зовут чтобы вы не обиделись. А то будут совсем без подарка на Новый год а это грустно.
Я тоже буду просить подарок только сначала сама подарю. Чтобы вам не было грустно что вы всем подарили а вам не подарили. И просто мне хочется подарить вам свою картину. Она не совсем картина просто рисунок но папа говорит что я рисую очень хорошо, лучьше чем пишу и мои картины дарят хорошее настроение. Пусть у вас будит хорошее настроение.
Почему я пишу вам а не Дедушке Морозу? Мне кажется вы поймёте лучьше. Все знают что Дедушка Мороз ваш дедушка но никто не знает кто ваши папа и мама. Хорошо если это потому что они сильно заняты, потому что если их нет это очень плохо. Я знаю. У меня самый лучьший папа на свете но нет мамы. Папа говорит что её забрали ангелы потому что им она очень нужна а ему оставили меня. Только нам тоже очень нужна мама. Мне и папе. Нам без неё плохо и грустно. Тётя Снегурочка, попросите пожалуйста ангелов отпустить её к нам. Пусть она ходит к ним на работу а живёт с нами как другие мамы. Папа тоже ходит на работу но вечером всегда приходит домой если не уезжает. А если уезжает всё равно приходит только поздно поздно ночью. Пусть мама тоже приходит. А всяких кукол или платья мне совсем не надо. Мне даже ролики не надо. Мне только маму.
Я уже писала вам в прошлом году но ничего не случилось наверно наша почта потеряла письмо так бывает на них все ругаются. Это письмо папа в другую почту отправит в другом городе когда туда в комондировку поедет он мне обещал. Я не люблю когда папа уезжает. Не боюсь потому что я взрослая и смелая но не люблю. Папа сказал что мы скоро переедем и тогда он не будет уезжать. Это хорошо.
Поздравляю вас с наступающим Новым годом! Желаю всего самого хорошего и счасливого.
Маша Иванова.
Эти строки, написанные неровным детским почерком, пестрящие ошибками, Лена перечитывала энный раз. Прятала листок в чуть измявшийся конверт, вновь доставала, смаргивала непрошенные слёзы, мешающие видеть врезавшиеся в память до каждой буквы слова, злилась на себя и того, кто пропустил незапечатанный конверт. Ей нельзя волноваться. Категорически запрещено лечащим врачом. Правда, он давно не лечил, отнёс случай к безнадёжным и только наблюдал, фиксируя отсутствие изменений, но волноваться всё равно запрещал, чтобы не спровоцировать ухудшение состояния. Стоит признать, причины на то были, нервный срыв пятилетней давности едва не уничтожил все достигнутые на тот момент результаты. Но тогда был повод и серьёзный, теперь же…
Их было много, писем, подписанных детскими руками. Всю вторую половину декабря из груды общей корреспонденции выбирались и складывались в отдельную коробку конверты с адресами: «Деду Морозу», «Лапландия, Деду Морозу», «Великий Устюг (иногда – без Великий, иногда Утюг), Деду Морозу». Какая судьба ждала их после, Лена не знала, не хотела знать. Наверное, откуда-то из другой жизни прорывалась детская вера в сказку, разрушить которую было жалко, не так много осталось у неё от прошлой жизни. И работая на сортировке почтовых отправлений, Лена представляла как невидимые человеческому глазу крошки-эльфы забирают ночью «особенные» письма и везут их адресату на волшебных санях.
Это письмо оказалось незапечатанным. Два тетрадных листочка выпали Лене на колени. Ей бы сразу вложить их обратно, заклеить конверт и отправить в «новогоднюю» коробку совсем не новогоднего вида, серую и скучную, как её настроение. А она зачем-то развернула. Первым был рисунок. Картина. И с этой картины в холод декабрьского дня выплеснулось яркое буйство лета. Там не было людей и домов. Только солнце и цветы. Абсолютно нереальные цветы, цветы-фантазии. Совершенно живые. Потом она рассмотрела и карандашные штрихи, и слегка плывущую акварель, и явную руку ребёнка… Ничто из этого ей не мешало. Рисунок жил, согревал и дарил давно забытое ощущение чистой радости.
А дальше были строчки письма. «Здравствуйте, тётя Снегурочка!». Она читала и улыбалась. Пока не дошла до подарка.
Письмо не отправилось вслед за остальными. Уже неделю оно лежало в кармане куртке и перечитывалось, перечитывалось, перечитывалось…
Доперечитывалась. Маша Иванова и её самый лучший на свете папа прочно поселились в голове Лены, вытеснив все другие мысли. Впрочем, она не возражала. Ничего ценного в своих других мыслях Лена не находила. Ценно лишь то, что касается тех, кто тебе дорог, а в её жизни таких не было. В этой её жизни. Прошлой же жизни не было вовсе. Уже восемь лет не было. От неё осталось лишь имя и то с привкусом чужеродности. Да, именно так она его чувствовала. Своё, но не своё.
За день до праздника пришло чувство вины. Совершенно глупое и необъяснимое, противоречащее логике и здравому смыслу. То есть, объяснение чувству было: письмо Маши Ивановой к адресату не попало из-за Лены, она его забрала. Не было объяснения всему остальному. Не верит же она на самом деле, что письма эти уйдут в Великий Устюг или Лапландию, и Дед Мороз, настоящий, не артист в шубе и бороде, займётся исполнением детских желаний? И уж тем более не займётся этим Снегурочка, по всем известным законам сказки не в её это компетенции. И вот эта самая компетенция неожиданно убедила Лену, что да, верит. Наверное, всяких кукол, платья и даже ролики могли подарить родители, а то, о чём просила Маша…
Самым естественным было вернуть письмо в «новогоднюю» коробку. Если уж верить, так и в то, что эльфы успеют, и по нужному адресу письмо придёт в срок, ведь ещё целый день… Лена не смогла. Просто не смогла расстаться с двумя тетрадными листочками и слегка примявшимся конвертом.
Вместо этого она стояла перед заведующей, краснела от неловкости за вынужденную ложь, жаловалась на головную боль и просила отпустить с работы. Заведующая недовольно поджимала губы и вообще являла собой крайне красноречивый немой укор нерадивой работнице. Лена недовольство понимала. Мало кто бывает доволен навязанной кандидатурой, да ещё навязанной тем, кому не очень-то откажешь. Лене с трудоустройством помогал начальник городской полиции. В первый год после аварии он много помогал, считал себя обязанным позаботиться о пострадавшей, всё же за рулём того автомобиля был сам, лично. Немногочисленные подруги в один голос утверждали, что, решая проблемы Лены, он решает в основном свои, дело было закрыто сразу после открытия, если вообще открывалось. Тем не менее, Лена была ему благодарна, в её ситуации устроиться на работу и снять квартиру, недорогую и достаточно удобную, у самой бы вряд ли вышло.
Не менее нереальным казалось и пришедшее с планеты Земля предупреждение об охране Энтони, спасшее ей жизнь. А самым нереальным, по крайней мере для Этьюаля, было понимание, что здесь он её не оставит. Зародилось оно в те мгновения, что заняло создание силового поля, выдернувшего Энтони из опасной зоны и трансформированного её подсознанием почему-то в чемодан. Причины решения оставались туманными и расплывчатыми, ясно просматривалось лишь желание не представлять тонкую фигурку в шлюзовом отсеке каждую минуту, какую она отсутствует в его поле зрения. В общем, пусть Лампа ищет другого специалиста, Эндчтаоуоние сау-Плар Иуоауоа отправляется с ним, а со всеми туманностями и неясностями, включая чемоданные выверты её подсознания, он со временем разберётся.
Часть - Один бокал дождя
Рассказ писался несколько лет назад для какого-то частного журнала, под заказ. Был ли опубликован, не знаю, в интернете не находится. Сейчас наткнулась на него и стало жалко, что лежит и грустит. Пусть будет здесь.
День начинался так хорошо, что уже через пару часов я начала смотреть на окружающий мир с явным подозрением. Ну, не бывает у меня так! Обязательно должна случиться какая-нибудь неприятность. Эти самые неприятности, похоже, считали своим долгом бродить за мной по пятам, меняя лишь свои качество и количество. За последние двадцать семь лет мы настолько привыкли друг к другу, практически объединившись и сроднившись, что их отсутствие всерьёз заставляло меня нервничать.
Подозрительно добрый день сменился таким же подозрительно добрым вечером. Всё продолжало оставаться хорошо. Даже зонтик от не предсказанного ни одним прогнозом дождя каким-то загадочным образом оказался в сумке. Я уже не просто нервничала. Я паниковала! Моё шестое и все остальные чувства вопили о приближении чего-то колоссальных масштабов.
Когда на тебя движется нечто глобальное, на помощь просто обязаны прийти друзья. Даже если они сами не подозревают о своих обязанностях. Моей лучшей подруги Люси это, впрочем, не касалось. Привычка приходить мне на помощь давно перешла у неё в область инстинктов. Поэтому, обнаружив в поле зрения мою совершенно несчастную физиономию, она не всполошилась, не принялась охать и отпаивать меня валерьянкой. Спокойно поинтересовалась:
– Что?
– Ничего! – трагическим полушёпотом поведала я.
– И? – уточнила Люся.
– Всё хорошо, – пояснила я ещё трагичнее. – Вообще всё хорошо. С самого утра...
– Сурово, – согласилась подруга. – Ладно, не кисни. Разберёмся. Не первый раз.
– Такое – первый, – горестно вздохнула я. – Мне уже страшно.
– Только рыдать не начинай. Хочешь я на тебя сок вылью? Или виски. Могу даже коктейлем полить. Наш ассортимент знаешь. Выбирай, – она приглашающе махнула рукой.
Люся уже год работала барменом в небольшом уютном кафе, претендующем на получение гордого звания ресторана, и весь набор предлагаемых напитков был испытан нами на себе. Цены здесь ещё не перешли в разряд астрономических, но и на благотворительные уже не походили. Бармену полагался какой-то процент списания ассортимента на непредвиденные обстоятельства, всяких неадекватных или перебравших клиентов, собственную неловкость и прочие случайности. Люсю такие случайности обходили стороной и процент обычно использовался нами по прямому назначению, а поскольку был не слишком большим, предложение выглядело довольно щедрым. Я немного подумала и не согласилась:
– Не выйдет. Нарочно – не считается.
– Тебе виднее, – не стала спорить та. – Слушай, а подмени меня минут на несколько. Мне отойти надо, а тут народу...
«Народу», действительно было прилично и я, зная собственные таланты, честно попыталась предупредить:
– Люсь, ты же знаешь...
– Знаю, – она коварно улыбнулась.
До меня потихоньку стал доходить план подруги. Сейчас я обязательно что–то перепутаю, сделаю не так и влипну во что-то неприятное, но не жутко страшное, жизнь наладится и вернётся в привычные рамки. Люсе это ничем особым не грозило. Хозяин кафе упорно планировал перевести её из ценных работников в намного более ценную жену и прощал практически всё. Я ответно улыбнулась и кивнула.
Целых пять минут ничего не происходило. Посетители мирно сидели за своими столиками и категорически не желали спасать меня и рисковать своим настроением. Моё же настроение портилось с рекордной скоростью. И те кошмары, которые я уже успела себе напредставлять настолько захватили внимание, что очнулась я, лишь когда перед глазами обнаружилась чья–то ладонь. Ладонь двигалась из стороны в сторону. Словно под гипнозом я повторила глазами её траекторию.
– Ура! Она живая! – возвестил чей-то голос.
С трудом оторвавшись от созерцания ладони, я переключилась на её обладателя. Я не очень хорошо умею определять возраст, кажется, в районе сорока. Высокий, хорошо сложенный. И красивый. Короче – идеал. Тот, что бывает только в книгах и снах. Тот, о ком я мечтала всю жизнь. Вот только такие на меня не смотрят. Впрочем, именно этот – смотрел. Он смотрел, а я мучилась вопросом: считать уже само появление несбыточной мечты на моём горизонте неприятностью или ещё нет. И, вообще, не хотелось мне решать свои проблемы за его счёт.
Тем временем, моё загадочное молчание ему надоело.
– Скажите, здесь можно получить «Неожиданную встречу»?
Не отыскав такого названия в собственной памяти, я быстро пробежала глазами приклеенный под барной стойкой прейскурант. В нём ничего подобного тоже не содержалось. Я отрицательно покачала головой. Он, продолжая нарушать все правила и законы, откровенно рассматривал меня. И требовал каких-то невообразимых напитков:
– Но «Загадочная незнакомка» здесь водится? Хорошо, «Волшебный вечер»? Может, «Прогулка под луной»?
Да где же он такие названия-то берёт?!! Ничего близко похожего нет. А мне вдруг очень захотелось сделать ему приятное. Хотя бы отыскать что-то из желаемых коктейлей. На очередной попытке я мужественно выговорила:
– Есть «Жаркая ночь». Хотите?
Он улыбнулся.
– Думаю, да. Но не сегодня.
Остатками разума я осмыслила всю двоякость последних фраз. Щёки запылали. В какой-то безумной попытке спрятать полыхающее от смущения лицо, я, по-детски ойкнув, закрылась руками. И тут же услышала:
– Ладно, дайте один бокал дождя.
Почему эта фраза сработала катализатором взрыва я так и не смогла понять. Все непогибшие за сегодняшний день нервы натянулись и зазвенели. Я молча схватила первый попавшийся под руку бокал и рванула на улицу. Будет сейчас ему его дождь!
Долгожданная неприятность, наконец, соизволила явиться. Дождя не было. Ливень, под которым я шлёпала к Люсе через полгорода, решил закончиться именно тогда, когда был так нужен мне. Лишь лужи и редкие капли из водосточной трубы напоминали о недавнем буйстве стихии. Небо успело украситься хорошо видимыми звёздами и насмешливо светящейся луной. Я разревелась и побрела прочь.
Следующая неделя прошла, по Люсиному определению, «в туманном состоянии». Даже моя хроническая зацикленность на неприятностях отошла на второй план и скромно там помалкивала. Я влюбилась. Безрассудно, безоглядно, безнадёжно.
А через неделю пришла гроза. С громом и молниями, бешеным ветром и сумасшедшим ливнем. В самый её разгар я стояла посреди двора, плакала и ловила дождевые капли в тот честно похищенный из бара бокал. Общими стараниями меня и дождя он довольно быстро наполнился. Но я всё стояла. И даже почти не вздрогнула, когда на плечи легла рука и голос, которого никак не могло быть сейчас рядом, произнёс:
– Пожалуй, достаточно.
Повернуться я не решилась, просто протянула себе за спину бокал и сказала:
– Алёна. Я никогда не пробовала «Прогулку под луной».
Он забрал бокал с дождём, покрепче прижал мокрую меня к такому же мокрому себе и тихо ответил:
– Увы, сегодня такого в ассортименте нет. Может, согласитесь на «Волшебный вечер»? Алексей.
PS. Люся так и продолжает утверждать, что не давала ему моего адреса.
Часть - Здравствуйте, тётя Снегурочка!
Здравствуйте, тётя Снегурочка!
Пишет вам Маша Иванова из 3 «А». Все девочки нашего класса написали Дедушке Морозу. Мальчики тоже. Только Дима и Вася не писали. Они говорят что вас не сущиствует а на Новый год подарки преносят артисты в шубах и бороде. Это они просто не понимают. Глупые ещё. Я не скажу как их зовут чтобы вы не обиделись. А то будут совсем без подарка на Новый год а это грустно.
Я тоже буду просить подарок только сначала сама подарю. Чтобы вам не было грустно что вы всем подарили а вам не подарили. И просто мне хочется подарить вам свою картину. Она не совсем картина просто рисунок но папа говорит что я рисую очень хорошо, лучьше чем пишу и мои картины дарят хорошее настроение. Пусть у вас будит хорошее настроение.
Почему я пишу вам а не Дедушке Морозу? Мне кажется вы поймёте лучьше. Все знают что Дедушка Мороз ваш дедушка но никто не знает кто ваши папа и мама. Хорошо если это потому что они сильно заняты, потому что если их нет это очень плохо. Я знаю. У меня самый лучьший папа на свете но нет мамы. Папа говорит что её забрали ангелы потому что им она очень нужна а ему оставили меня. Только нам тоже очень нужна мама. Мне и папе. Нам без неё плохо и грустно. Тётя Снегурочка, попросите пожалуйста ангелов отпустить её к нам. Пусть она ходит к ним на работу а живёт с нами как другие мамы. Папа тоже ходит на работу но вечером всегда приходит домой если не уезжает. А если уезжает всё равно приходит только поздно поздно ночью. Пусть мама тоже приходит. А всяких кукол или платья мне совсем не надо. Мне даже ролики не надо. Мне только маму.
Я уже писала вам в прошлом году но ничего не случилось наверно наша почта потеряла письмо так бывает на них все ругаются. Это письмо папа в другую почту отправит в другом городе когда туда в комондировку поедет он мне обещал. Я не люблю когда папа уезжает. Не боюсь потому что я взрослая и смелая но не люблю. Папа сказал что мы скоро переедем и тогда он не будет уезжать. Это хорошо.
Поздравляю вас с наступающим Новым годом! Желаю всего самого хорошего и счасливого.
Маша Иванова.
***
Эти строки, написанные неровным детским почерком, пестрящие ошибками, Лена перечитывала энный раз. Прятала листок в чуть измявшийся конверт, вновь доставала, смаргивала непрошенные слёзы, мешающие видеть врезавшиеся в память до каждой буквы слова, злилась на себя и того, кто пропустил незапечатанный конверт. Ей нельзя волноваться. Категорически запрещено лечащим врачом. Правда, он давно не лечил, отнёс случай к безнадёжным и только наблюдал, фиксируя отсутствие изменений, но волноваться всё равно запрещал, чтобы не спровоцировать ухудшение состояния. Стоит признать, причины на то были, нервный срыв пятилетней давности едва не уничтожил все достигнутые на тот момент результаты. Но тогда был повод и серьёзный, теперь же…
Их было много, писем, подписанных детскими руками. Всю вторую половину декабря из груды общей корреспонденции выбирались и складывались в отдельную коробку конверты с адресами: «Деду Морозу», «Лапландия, Деду Морозу», «Великий Устюг (иногда – без Великий, иногда Утюг), Деду Морозу». Какая судьба ждала их после, Лена не знала, не хотела знать. Наверное, откуда-то из другой жизни прорывалась детская вера в сказку, разрушить которую было жалко, не так много осталось у неё от прошлой жизни. И работая на сортировке почтовых отправлений, Лена представляла как невидимые человеческому глазу крошки-эльфы забирают ночью «особенные» письма и везут их адресату на волшебных санях.
Это письмо оказалось незапечатанным. Два тетрадных листочка выпали Лене на колени. Ей бы сразу вложить их обратно, заклеить конверт и отправить в «новогоднюю» коробку совсем не новогоднего вида, серую и скучную, как её настроение. А она зачем-то развернула. Первым был рисунок. Картина. И с этой картины в холод декабрьского дня выплеснулось яркое буйство лета. Там не было людей и домов. Только солнце и цветы. Абсолютно нереальные цветы, цветы-фантазии. Совершенно живые. Потом она рассмотрела и карандашные штрихи, и слегка плывущую акварель, и явную руку ребёнка… Ничто из этого ей не мешало. Рисунок жил, согревал и дарил давно забытое ощущение чистой радости.
А дальше были строчки письма. «Здравствуйте, тётя Снегурочка!». Она читала и улыбалась. Пока не дошла до подарка.
Письмо не отправилось вслед за остальными. Уже неделю оно лежало в кармане куртке и перечитывалось, перечитывалось, перечитывалось…
Доперечитывалась. Маша Иванова и её самый лучший на свете папа прочно поселились в голове Лены, вытеснив все другие мысли. Впрочем, она не возражала. Ничего ценного в своих других мыслях Лена не находила. Ценно лишь то, что касается тех, кто тебе дорог, а в её жизни таких не было. В этой её жизни. Прошлой же жизни не было вовсе. Уже восемь лет не было. От неё осталось лишь имя и то с привкусом чужеродности. Да, именно так она его чувствовала. Своё, но не своё.
***
За день до праздника пришло чувство вины. Совершенно глупое и необъяснимое, противоречащее логике и здравому смыслу. То есть, объяснение чувству было: письмо Маши Ивановой к адресату не попало из-за Лены, она его забрала. Не было объяснения всему остальному. Не верит же она на самом деле, что письма эти уйдут в Великий Устюг или Лапландию, и Дед Мороз, настоящий, не артист в шубе и бороде, займётся исполнением детских желаний? И уж тем более не займётся этим Снегурочка, по всем известным законам сказки не в её это компетенции. И вот эта самая компетенция неожиданно убедила Лену, что да, верит. Наверное, всяких кукол, платья и даже ролики могли подарить родители, а то, о чём просила Маша…
Самым естественным было вернуть письмо в «новогоднюю» коробку. Если уж верить, так и в то, что эльфы успеют, и по нужному адресу письмо придёт в срок, ведь ещё целый день… Лена не смогла. Просто не смогла расстаться с двумя тетрадными листочками и слегка примявшимся конвертом.
Вместо этого она стояла перед заведующей, краснела от неловкости за вынужденную ложь, жаловалась на головную боль и просила отпустить с работы. Заведующая недовольно поджимала губы и вообще являла собой крайне красноречивый немой укор нерадивой работнице. Лена недовольство понимала. Мало кто бывает доволен навязанной кандидатурой, да ещё навязанной тем, кому не очень-то откажешь. Лене с трудоустройством помогал начальник городской полиции. В первый год после аварии он много помогал, считал себя обязанным позаботиться о пострадавшей, всё же за рулём того автомобиля был сам, лично. Немногочисленные подруги в один голос утверждали, что, решая проблемы Лены, он решает в основном свои, дело было закрыто сразу после открытия, если вообще открывалось. Тем не менее, Лена была ему благодарна, в её ситуации устроиться на работу и снять квартиру, недорогую и достаточно удобную, у самой бы вряд ли вышло.
