Тиран или жизнь после секты
Юля, тринадцать лет
Сквозь сон я почувствовала, как мой рот зажали рукой. От страха в горле пересохло, а сердце застучало быстрее, я резко открыла глаза, и, увидев лицо сестры Карины, склонённое надо мной и с облегчением выдохнула. Карина убрала руку и прижала палец к своим губам. Знаю, что шуметь нельзя, если проснутся сторожевые псы секты, то нам не избежать наказания. Но как Карина попала ко мне в комнату? Нам не разрешали общаться, хотя иногда удавалось переброситься парой слов и очень редко обнять друг друга. Сестра — единственный родной мне человек в этой забытой богом и людьми деревушке.
- Я усыпила их, – тихо сказала Карина. – Но снотворное слабое, так что они могут проснуться в любую минуту, жаль, что я не смогла найти яда, рука бы не дрогнула. Сейчас ухожу, я узнала дорогу к районному центру, нужно проплыть по реке, хорошо, что по течению, а то не смогла бы, а я смогу, обязательно смогу. И я вернусь за тобой, обязательно вернусь, ты верь мне! Что бы они не говорили, я найду способ вытащить тебя отсюда! Только ты надейся и жди, пусть всё получится не сразу, но я про тебя не забуду.
Карина поцеловала меня в щёку и тихо выскользнула за дверь. А я уткнулась головой в тонкую подушку и заплакала. Завтра мне грозит наказание, когда сестру не обнаружат на утренней молитве, обязательно придут ко мне и начнут спрашивать, а потом буду бить долго, до потери сознания. Хорошо бы забыться быстрее, избивать бессознательное тело мессия не любит. Он любит упиваться болью жертвы, возбуждается от этого, а потом прямо рядом с жертвой совокупляется с первой попавшейся адепткой секты. Женщины всегда кричат под ним, изображая радость от соития — он мессия, он обратил на них внимание. А забеременеть от него мечтает каждая. Я всегда закрывала глаза вовремя этого, но меня били по щекам, чтобы смотрела. Хорошо, что я выгляжу, как ребенок, ни груди, ни попы, а то он давно бы и меня подмял. Я не в его вкусе, он не любит тощих подростков с острыми коленками, а вот на Карину он давно посматривал. Сестра старше меня на три года. И в свои шестнадцать лет выглядела как девушка. И даже постоянные посты и хроническое недоедание не смогли сделать из неё тощего подростка, гены взяли своё.
Отец ушёл из семьи, когда мне исполнилось десять лет. Помню, как он кричал на мать, чтобы она не мешала ему жить с новой женщиной. Карина прижимала моё лицо к своей груди и закрывала мне уши, чтобы я не слышала, какими словами он обзывал мать и нас, но я слышала каждое слово. А через три месяца нас погрузили на машину и увезли в эту деревню. Карина сразу поняла, что мама попала в секту, нашу квартиру продали, а взамен обещали рай после смерти и крышу над головой. Насчет рая не знаю, не уверена, а вот крыша периодически протекала, стены зимой промерзали, а летом донимали мошки и комары.
Наша деревня находилась в лесу, кто и когда жил в этих старых, поросших мхом домах, не знаю. Может, отшельники, а может, здесь раньше жили люди, и деревня не считалась заброшенной. Я видела сгнившие остатки электрических столбов и даже недалеко в лесу заросшую железную дорогу. Когда-то и здесь была цивилизация, сейчас же густой лес вокруг и широкая речка в паре километров от деревни. Около самой деревни били два родника — наши основные источники воды, зимой они перемерзали, и мы носили воду из речки. Зимы всегда холодные, снега много, адепты умирали от различных воспалений. Их хоронили с почестями, говорили, что они в раю, потому что жили правильно. Тела сжигали на костре, а через пару недель в освободившиеся дома привозили новых адептов. Мы прожили дольше всех, почти три года, родительница понравилась мессии, и он взял её в свой дом. Нас же отправили в общие дома, меня к старухам, а Карину к подросткам.
У мессии новый и тёплый дом, большая печка и банька при нём. Я иногда залезала в подвал его дома и грелась там. Подвал не промерзал, там хотя и не было тепло, как в доме, чтобы овощи хорошо сохранились, но и мороза там нет. Каждую неделю я ночевала в баньке, мессия истопит печку, вымоется, а я ночью забираюсь туда и сплю, тепло.
Карина жила в крайнем доме вместе с девушками её возраста, её соседки все мечтали понравиться мессии и побывать в его постели. Говорили, что спит он на перине, и подушки у него пуховые, а не как у нас, из соломы. Дуры набитые, так говорила Карина, он же садист, если не изобьет кого-то, то у него не дёрнется.
Ходили все адепты в длинных серых рубахах, зимой разрешалось надевать фуфайку и штаны, но они не грели. Карина у кого-то из покойных адептов выкрала мне тёплые штаны и свитер, я носила их под рубахой, а колени и ступни обматывала соломой, чтобы не отморозить. Зимой мы носили лапти из лыка, а как сходил снег, нас заставляли ходить босиком и до первого снега, увидят, что в лаптях, изобьют. Молились четыре раза в день, стояли на коленях. Зимой мягко, потому что снег, а вот летом приходилось стоять на земле, ногам больно, колени болели и опухали.
Встав с кровати, я взяла мешок, который перед уходом оставила мне Карина. Там её тёплые штаны и тряпки. Зимой всё пригодится. Пока стражники спят, пойду, закопаю его, а то другие найдут и отберут. Наказания всё равно не избежать, так пусть накажут сразу за всё. Били всегда плёткой до крови, но почему-то не трогали голову и шею. Раны ничем не смазывали, только иногда накладывали листы подорожника, за три года я не раз подвергалась наказаниям, и всё мое тело в шрамах, но не уродливых, потому как полоски плётки тоненькие, так больнее. Раз в неделю к мессии на лодке приезжают два амбала, привозят продукты и газеты, иногда книги. Он потом их оставляет на веранде, а я ворую и читаю. Больше никто не читает, а я не могу, мне обязательно нужно прочитать, этим только и спасаюсь. Мысли о самоубийстве приходят каждую зиму, хочется лечь в снег и уснуть. Но Карина пару раз отшлёпала меня по мягкому месту и сказала, чтобы я и не думала, но я думаю, только ей не говорю. Мать вижу только издалека, она меня не замечает, бегает вокруг мессии, как собака, и в глаза заглядывает, тапочки приносит, сапоги с него снимает и радуется, когда он даёт ей руку поцеловать. Противно смотреть на всё это, я всех ненавижу, особенно мужчин. Они не стесняются ощупывать нас прямо во время молитвы. Я не молюсь, только рот открываю, делаю вид, что повторяю за мессией, а сама думаю о своём. Адепты аж глаза от удовольствия закатывают, прислушались бы, о чём он говорит, такой лабуды даже младенец не скажет, он умнее.
За мной пришли после завтрака. Схватили за шею, встряхнули и вывели во двор. Мессия стоял и похлопывал плёткой по ноге. Два его пса привязали меня к столбу. Сначала миссия бил не больно, примерялся, потом мне задавали вопросы, где Карина, я мотала головой и говорила, что не знаю, а дальше были сильные удары по спине, ногам и бокам. После ударов по животу я ушла в темноту. Хорошо, спокойно, и не слышно, как кричит под мессией очередная адептка.
Два года спустя. Юлия
Мессия встречал амбалов, но они не приехали, приехали мужчины в масках и с оружием. Мессию положили лицом на землю, его псов тоже не минула эта участь. Адепток, которые пытались защитить мессию, откинули в сторону и посадили на землю. Паре особо ретивых заехали в челюсть, они взвыли и запричитали. Молодых девушек-подростков тоже посадили на землю и приказали не рыпаться. Я наблюдала за всем этим из-за дерева, потом, когда все успокоились, вышла с поднятыми руками. На меня не обратили внимания, какой-то вояка с автоматом осторожно отодвинул в сторону. Через несколько минут к берегу причалила ещё одна лодка. Из неё вышли трое солидных мужчин в форме и направились к мессии. Нас всех подняли и повели к его дому. Мужиков пристегнули наручниками к перилам крыльца, старух посадили на лавочку и выдали им бутылку воды. Молодых заперли в комнате в доме мессии, а тех, кто больше всего сопротивлялся, посадили на траву около крыльца. Два бойца встали по бокам и сказали, что если те попытаются бежать, то они не посмотрят, что женщины, и врежут им автоматами по голове. Только меня никто не тронул и даже не взглянул на меня. Я присела на пенёк недалеко от дома мессии и стала ждать.
Вызывали по одному, начали со старух пока мужиков не трогали, говорили с адепками недолго. Пока опрашивали старух, прибыли ещё бойцы. Тех, кто выходил из дома, подхватывали под руки и уводили к речке. Потом пришла очередь молодых, их не опрашивали, просто вывели из комнаты и увели к речке. Женщин, сидевших на траве, тоже в дом не заводили, подняли и повели. И когда остались только прикованные наручниками псы мессии, из дома вышел мужчина в форме и, увидев меня, махнул рукой. Я поднялась и пошла в дом. У мессии в доме я ни разу не была. А он неплохо устроился, три комнаты, две большие печки, газовая плита, на полу и стенах пушистые ковры, тёмные плотные шторы на окнах и тепло. Проходя мимо кухни, я увидела тарелку с пирожками и схватила пару пирожков, есть я хотела всегда, ночью часто просыпалась от голода и плакала. Меня провели в самую большую комнату и посадили за круглый стол, накрытый красивой белой скатертью. Мужчина пододвинул ко мне большую кружку с горячим чаем, я обхватила её ладонями и втянула запах. Как же я давно не пила настоящий чай, нам не положено, мы заваривали травы, которые собирали в лесу. Я быстро съела пирожки и выпила половину кружки чая. Пока я ела, в комнату ввели родительницу и посадили в углу на стул. Она рыдала и закрывала лицо руками, я равнодушно посмотрела на неё и отвернулась. Она мне не мать, матери так не поступают, в секте были семьи, и как бы женщины не хотели лечь под мессию, они не забывали о своих детях, последним куском делились, а эта выкинула нас из своей жизни, а ведь могла о нас замолвить слово. А как она равнодушно смотрела, как меня избивали, как будто и не родственницы мы.
- Тебя Юля зовут? – спросил меня мужчина, который привёл сюда.
Я закивала головой.
- Вы с Кариной похожи, – ответил он. – Если бы не она, мы бы никогда не узнали, где вас скрывают, мы вообще об этой секте мало знали. Они действовали очень осторожно, свидетелей не оставляли, да и в милиции у них свои люди имелись. Сестра ждёт тебя, только тебе нужно пройти лечение, после таких потрясений нужно получить заключение психиатра, что ты здорова. Полежишь немного, откормят тебя, с сестрой свидания разрешат, я договорюсь.
Кивая головой, я практически не слышала, что он говорит, одно я поняла, Карина добралась до людей, и это она привела сюда людей в форме, и я скоро увижусь с ней. Она не забыла обо мне и спасла меня! А больницу я переживу, хуже, чем здесь, уже не будет.
- Погрейся, я тебе ещё чаю с пирожками принесу, ты с нами поедешь, сейчас за этими другой катер пришлют, – он кивнул на родительницу, которая всё ещё всхлипывала на стуле. - Их судить будут, – сказал он, увидев, куда я смотрю.
- Пусть судят, а лучше бы сразу расстреляли, мессия стольких людей погубил, только в эту зиму шестерых покойников на костре сожгли и ещё двух младенцев, – ответила я. – А одной девушке шестнадцать лет было, она беременная от него была.
- Жаль, что ты несовершеннолетняя, и на суде твои показания могут подвергнуть сомнению, – сказал мужчина, - но у нас на них много материала собрано, безнаказанными не останутся.
Больше меня ни о чём не спрашивали, я допила чай и, положив голову на руки, закрыла глаза. Я ещё не согрелась, внутри всё так же холодно, но сейчас не чувствовала голода, и это хорошо.
Мы уехали из деревни последними. В катере везли мессию и родительницу под конвоем нескольких солдат. Меня посадили на мягкий диванчик и набросили на плечи одеяло. Мужчины в форме уселись за небольшим раскладным столиком и о чём-то тихо переговаривались. Плыли до самой ночи, на берегу нас встречали несколько машин тёмного цвета, марок не знаю, за годы моего отсутствия в цивилизованном мире, наверное, многое поменялось. А вот скорую помощь я узнала по красному кресту. Меня посадили в машину скорой помощи, и пожилая медсестра положила мне в руку конфету. Вкусно, я проглотила её, почти не жуя. Ехали мы недолго, машина остановилась около одноэтажного здания за глухим высоким забором. Меня повели в душ, велели снять все вещи и выбросить в мусорное ведро, вручили банку с шампунем и мочалку и даже включили тёплую воду.
Как же давно я не мылась в тёплой воде. Мы купались летом в речке, зимой не мылись, чтобы не заболеть, хорошо, что мыло выдавали дегтярное, и вшей у меня ни разу не было. Хотя, откуда им взяться, стригли нас коротко, соберут волосы на затылке и обрежут ножницами, вот и ходили мы все стриженные под одну гребёнку с рваными неровными прядями.
Пожилой медсестре пришлось вытаскивать меня из душа. На меня надели длинную белую рубашку с длинными рукавами и длинный тёплый халат на завязках. На ноги резиновые тапочки. Женщина сказала, что если будет холодно, то мне выдадут шерстяные носки, ещё у них в больнице есть библиотека, и завтра я могу пойти туда и взять книги для чтения. А сейчас меня отведут в палату, туда уже принесли ужин и таблетки, чтобы спалось хорошо.
В эту ночь я спала, как на облаке. Нормальный матрас, перьевая подушка и тёплое одеяло. Я была сыта, и мне не снились голодные сны.
Месяц спустя. Юлия
Карина приехала на первых же выходных, а потом приезжала каждую неделю. Мы сидели на лавочке у больницы, она обнимала меня и говорила, а я слушала и наслаждалась её голосом. Карина вышла замуж, её муж вдовец, старше её на тринадцать лет, у него есть сын девяти лет от первого брака, но Карина с ним ладит. Живут они хорошо, муж её любит, а она уважает его. Сестра учится в вечерней школе, но появляется там только для сдачи экзаменов, занимается дома самостоятельно, ещё ведёт домашнее хозяйство и смотрит за пасынком. Парень он тихий, учится хорошо, по вечерам сидит дома и с Кариной не ссорится.
Только детей у Карины не будет, холода и голод сыграли своё. Врачи дали однозначный ответ, с такими болячками о беременности можно забыть, а если и случится чудо, то выносить ребёнка она не сможет. Карина добиралась до ближайшего жилья по реке вплавь, держась за большое бревно. Днём плыла, ночью выбиралась на берег, зарывшись в траву, спала, так продолжалось трое суток. На четвёртые сутки её нашли рыбаки и отвезли в милицию. Там выяснилось, что о нашей семье забыли, соседи по дому Карину не признали, а отец пытался сделать вид, что она не его дочь. Но встретились на её пути и добрые люди, например, молодой лейтенант милиции, который пару раз приложил отца лицом об стол, и тот вспомнил, что у него есть дочери. Потом был сумасшедший дом, Карину откармливали и лечили, и уже практически забыли о ней, когда её нашла женщина, у которой в эту секту попала мать.
Аннотация: история реальна, о жизни героини знаю давно, но пишу только сейчас, герои выехали за границу на ПМЖ, и я получила разрешение выложить историю на суд читателей. Рассказ местами жестокий, но я сознательно пропускаю подробности, не хочу лишать сна впечатлительных людей. Произошло всё это в нашей стране, годы не указываю, скажу только, что нашим людям было в то время тяжелее, чем сейчас. Города тоже не называю, нечаянные свидетели событий, описанных в рассказе, ещё живы.
ПРОЛОГ
Юля, тринадцать лет
Сквозь сон я почувствовала, как мой рот зажали рукой. От страха в горле пересохло, а сердце застучало быстрее, я резко открыла глаза, и, увидев лицо сестры Карины, склонённое надо мной и с облегчением выдохнула. Карина убрала руку и прижала палец к своим губам. Знаю, что шуметь нельзя, если проснутся сторожевые псы секты, то нам не избежать наказания. Но как Карина попала ко мне в комнату? Нам не разрешали общаться, хотя иногда удавалось переброситься парой слов и очень редко обнять друг друга. Сестра — единственный родной мне человек в этой забытой богом и людьми деревушке.
- Я усыпила их, – тихо сказала Карина. – Но снотворное слабое, так что они могут проснуться в любую минуту, жаль, что я не смогла найти яда, рука бы не дрогнула. Сейчас ухожу, я узнала дорогу к районному центру, нужно проплыть по реке, хорошо, что по течению, а то не смогла бы, а я смогу, обязательно смогу. И я вернусь за тобой, обязательно вернусь, ты верь мне! Что бы они не говорили, я найду способ вытащить тебя отсюда! Только ты надейся и жди, пусть всё получится не сразу, но я про тебя не забуду.
Карина поцеловала меня в щёку и тихо выскользнула за дверь. А я уткнулась головой в тонкую подушку и заплакала. Завтра мне грозит наказание, когда сестру не обнаружат на утренней молитве, обязательно придут ко мне и начнут спрашивать, а потом буду бить долго, до потери сознания. Хорошо бы забыться быстрее, избивать бессознательное тело мессия не любит. Он любит упиваться болью жертвы, возбуждается от этого, а потом прямо рядом с жертвой совокупляется с первой попавшейся адепткой секты. Женщины всегда кричат под ним, изображая радость от соития — он мессия, он обратил на них внимание. А забеременеть от него мечтает каждая. Я всегда закрывала глаза вовремя этого, но меня били по щекам, чтобы смотрела. Хорошо, что я выгляжу, как ребенок, ни груди, ни попы, а то он давно бы и меня подмял. Я не в его вкусе, он не любит тощих подростков с острыми коленками, а вот на Карину он давно посматривал. Сестра старше меня на три года. И в свои шестнадцать лет выглядела как девушка. И даже постоянные посты и хроническое недоедание не смогли сделать из неё тощего подростка, гены взяли своё.
Отец ушёл из семьи, когда мне исполнилось десять лет. Помню, как он кричал на мать, чтобы она не мешала ему жить с новой женщиной. Карина прижимала моё лицо к своей груди и закрывала мне уши, чтобы я не слышала, какими словами он обзывал мать и нас, но я слышала каждое слово. А через три месяца нас погрузили на машину и увезли в эту деревню. Карина сразу поняла, что мама попала в секту, нашу квартиру продали, а взамен обещали рай после смерти и крышу над головой. Насчет рая не знаю, не уверена, а вот крыша периодически протекала, стены зимой промерзали, а летом донимали мошки и комары.
Наша деревня находилась в лесу, кто и когда жил в этих старых, поросших мхом домах, не знаю. Может, отшельники, а может, здесь раньше жили люди, и деревня не считалась заброшенной. Я видела сгнившие остатки электрических столбов и даже недалеко в лесу заросшую железную дорогу. Когда-то и здесь была цивилизация, сейчас же густой лес вокруг и широкая речка в паре километров от деревни. Около самой деревни били два родника — наши основные источники воды, зимой они перемерзали, и мы носили воду из речки. Зимы всегда холодные, снега много, адепты умирали от различных воспалений. Их хоронили с почестями, говорили, что они в раю, потому что жили правильно. Тела сжигали на костре, а через пару недель в освободившиеся дома привозили новых адептов. Мы прожили дольше всех, почти три года, родительница понравилась мессии, и он взял её в свой дом. Нас же отправили в общие дома, меня к старухам, а Карину к подросткам.
У мессии новый и тёплый дом, большая печка и банька при нём. Я иногда залезала в подвал его дома и грелась там. Подвал не промерзал, там хотя и не было тепло, как в доме, чтобы овощи хорошо сохранились, но и мороза там нет. Каждую неделю я ночевала в баньке, мессия истопит печку, вымоется, а я ночью забираюсь туда и сплю, тепло.
Карина жила в крайнем доме вместе с девушками её возраста, её соседки все мечтали понравиться мессии и побывать в его постели. Говорили, что спит он на перине, и подушки у него пуховые, а не как у нас, из соломы. Дуры набитые, так говорила Карина, он же садист, если не изобьет кого-то, то у него не дёрнется.
Ходили все адепты в длинных серых рубахах, зимой разрешалось надевать фуфайку и штаны, но они не грели. Карина у кого-то из покойных адептов выкрала мне тёплые штаны и свитер, я носила их под рубахой, а колени и ступни обматывала соломой, чтобы не отморозить. Зимой мы носили лапти из лыка, а как сходил снег, нас заставляли ходить босиком и до первого снега, увидят, что в лаптях, изобьют. Молились четыре раза в день, стояли на коленях. Зимой мягко, потому что снег, а вот летом приходилось стоять на земле, ногам больно, колени болели и опухали.
Встав с кровати, я взяла мешок, который перед уходом оставила мне Карина. Там её тёплые штаны и тряпки. Зимой всё пригодится. Пока стражники спят, пойду, закопаю его, а то другие найдут и отберут. Наказания всё равно не избежать, так пусть накажут сразу за всё. Били всегда плёткой до крови, но почему-то не трогали голову и шею. Раны ничем не смазывали, только иногда накладывали листы подорожника, за три года я не раз подвергалась наказаниям, и всё мое тело в шрамах, но не уродливых, потому как полоски плётки тоненькие, так больнее. Раз в неделю к мессии на лодке приезжают два амбала, привозят продукты и газеты, иногда книги. Он потом их оставляет на веранде, а я ворую и читаю. Больше никто не читает, а я не могу, мне обязательно нужно прочитать, этим только и спасаюсь. Мысли о самоубийстве приходят каждую зиму, хочется лечь в снег и уснуть. Но Карина пару раз отшлёпала меня по мягкому месту и сказала, чтобы я и не думала, но я думаю, только ей не говорю. Мать вижу только издалека, она меня не замечает, бегает вокруг мессии, как собака, и в глаза заглядывает, тапочки приносит, сапоги с него снимает и радуется, когда он даёт ей руку поцеловать. Противно смотреть на всё это, я всех ненавижу, особенно мужчин. Они не стесняются ощупывать нас прямо во время молитвы. Я не молюсь, только рот открываю, делаю вид, что повторяю за мессией, а сама думаю о своём. Адепты аж глаза от удовольствия закатывают, прислушались бы, о чём он говорит, такой лабуды даже младенец не скажет, он умнее.
***
За мной пришли после завтрака. Схватили за шею, встряхнули и вывели во двор. Мессия стоял и похлопывал плёткой по ноге. Два его пса привязали меня к столбу. Сначала миссия бил не больно, примерялся, потом мне задавали вопросы, где Карина, я мотала головой и говорила, что не знаю, а дальше были сильные удары по спине, ногам и бокам. После ударов по животу я ушла в темноту. Хорошо, спокойно, и не слышно, как кричит под мессией очередная адептка.
Глава 1
Два года спустя. Юлия
Мессия встречал амбалов, но они не приехали, приехали мужчины в масках и с оружием. Мессию положили лицом на землю, его псов тоже не минула эта участь. Адепток, которые пытались защитить мессию, откинули в сторону и посадили на землю. Паре особо ретивых заехали в челюсть, они взвыли и запричитали. Молодых девушек-подростков тоже посадили на землю и приказали не рыпаться. Я наблюдала за всем этим из-за дерева, потом, когда все успокоились, вышла с поднятыми руками. На меня не обратили внимания, какой-то вояка с автоматом осторожно отодвинул в сторону. Через несколько минут к берегу причалила ещё одна лодка. Из неё вышли трое солидных мужчин в форме и направились к мессии. Нас всех подняли и повели к его дому. Мужиков пристегнули наручниками к перилам крыльца, старух посадили на лавочку и выдали им бутылку воды. Молодых заперли в комнате в доме мессии, а тех, кто больше всего сопротивлялся, посадили на траву около крыльца. Два бойца встали по бокам и сказали, что если те попытаются бежать, то они не посмотрят, что женщины, и врежут им автоматами по голове. Только меня никто не тронул и даже не взглянул на меня. Я присела на пенёк недалеко от дома мессии и стала ждать.
Вызывали по одному, начали со старух пока мужиков не трогали, говорили с адепками недолго. Пока опрашивали старух, прибыли ещё бойцы. Тех, кто выходил из дома, подхватывали под руки и уводили к речке. Потом пришла очередь молодых, их не опрашивали, просто вывели из комнаты и увели к речке. Женщин, сидевших на траве, тоже в дом не заводили, подняли и повели. И когда остались только прикованные наручниками псы мессии, из дома вышел мужчина в форме и, увидев меня, махнул рукой. Я поднялась и пошла в дом. У мессии в доме я ни разу не была. А он неплохо устроился, три комнаты, две большие печки, газовая плита, на полу и стенах пушистые ковры, тёмные плотные шторы на окнах и тепло. Проходя мимо кухни, я увидела тарелку с пирожками и схватила пару пирожков, есть я хотела всегда, ночью часто просыпалась от голода и плакала. Меня провели в самую большую комнату и посадили за круглый стол, накрытый красивой белой скатертью. Мужчина пододвинул ко мне большую кружку с горячим чаем, я обхватила её ладонями и втянула запах. Как же я давно не пила настоящий чай, нам не положено, мы заваривали травы, которые собирали в лесу. Я быстро съела пирожки и выпила половину кружки чая. Пока я ела, в комнату ввели родительницу и посадили в углу на стул. Она рыдала и закрывала лицо руками, я равнодушно посмотрела на неё и отвернулась. Она мне не мать, матери так не поступают, в секте были семьи, и как бы женщины не хотели лечь под мессию, они не забывали о своих детях, последним куском делились, а эта выкинула нас из своей жизни, а ведь могла о нас замолвить слово. А как она равнодушно смотрела, как меня избивали, как будто и не родственницы мы.
- Тебя Юля зовут? – спросил меня мужчина, который привёл сюда.
Я закивала головой.
- Вы с Кариной похожи, – ответил он. – Если бы не она, мы бы никогда не узнали, где вас скрывают, мы вообще об этой секте мало знали. Они действовали очень осторожно, свидетелей не оставляли, да и в милиции у них свои люди имелись. Сестра ждёт тебя, только тебе нужно пройти лечение, после таких потрясений нужно получить заключение психиатра, что ты здорова. Полежишь немного, откормят тебя, с сестрой свидания разрешат, я договорюсь.
Кивая головой, я практически не слышала, что он говорит, одно я поняла, Карина добралась до людей, и это она привела сюда людей в форме, и я скоро увижусь с ней. Она не забыла обо мне и спасла меня! А больницу я переживу, хуже, чем здесь, уже не будет.
- Погрейся, я тебе ещё чаю с пирожками принесу, ты с нами поедешь, сейчас за этими другой катер пришлют, – он кивнул на родительницу, которая всё ещё всхлипывала на стуле. - Их судить будут, – сказал он, увидев, куда я смотрю.
- Пусть судят, а лучше бы сразу расстреляли, мессия стольких людей погубил, только в эту зиму шестерых покойников на костре сожгли и ещё двух младенцев, – ответила я. – А одной девушке шестнадцать лет было, она беременная от него была.
- Жаль, что ты несовершеннолетняя, и на суде твои показания могут подвергнуть сомнению, – сказал мужчина, - но у нас на них много материала собрано, безнаказанными не останутся.
Больше меня ни о чём не спрашивали, я допила чай и, положив голову на руки, закрыла глаза. Я ещё не согрелась, внутри всё так же холодно, но сейчас не чувствовала голода, и это хорошо.
***
Мы уехали из деревни последними. В катере везли мессию и родительницу под конвоем нескольких солдат. Меня посадили на мягкий диванчик и набросили на плечи одеяло. Мужчины в форме уселись за небольшим раскладным столиком и о чём-то тихо переговаривались. Плыли до самой ночи, на берегу нас встречали несколько машин тёмного цвета, марок не знаю, за годы моего отсутствия в цивилизованном мире, наверное, многое поменялось. А вот скорую помощь я узнала по красному кресту. Меня посадили в машину скорой помощи, и пожилая медсестра положила мне в руку конфету. Вкусно, я проглотила её, почти не жуя. Ехали мы недолго, машина остановилась около одноэтажного здания за глухим высоким забором. Меня повели в душ, велели снять все вещи и выбросить в мусорное ведро, вручили банку с шампунем и мочалку и даже включили тёплую воду.
Как же давно я не мылась в тёплой воде. Мы купались летом в речке, зимой не мылись, чтобы не заболеть, хорошо, что мыло выдавали дегтярное, и вшей у меня ни разу не было. Хотя, откуда им взяться, стригли нас коротко, соберут волосы на затылке и обрежут ножницами, вот и ходили мы все стриженные под одну гребёнку с рваными неровными прядями.
Пожилой медсестре пришлось вытаскивать меня из душа. На меня надели длинную белую рубашку с длинными рукавами и длинный тёплый халат на завязках. На ноги резиновые тапочки. Женщина сказала, что если будет холодно, то мне выдадут шерстяные носки, ещё у них в больнице есть библиотека, и завтра я могу пойти туда и взять книги для чтения. А сейчас меня отведут в палату, туда уже принесли ужин и таблетки, чтобы спалось хорошо.
В эту ночь я спала, как на облаке. Нормальный матрас, перьевая подушка и тёплое одеяло. Я была сыта, и мне не снились голодные сны.
Глава 2
Месяц спустя. Юлия
Карина приехала на первых же выходных, а потом приезжала каждую неделю. Мы сидели на лавочке у больницы, она обнимала меня и говорила, а я слушала и наслаждалась её голосом. Карина вышла замуж, её муж вдовец, старше её на тринадцать лет, у него есть сын девяти лет от первого брака, но Карина с ним ладит. Живут они хорошо, муж её любит, а она уважает его. Сестра учится в вечерней школе, но появляется там только для сдачи экзаменов, занимается дома самостоятельно, ещё ведёт домашнее хозяйство и смотрит за пасынком. Парень он тихий, учится хорошо, по вечерам сидит дома и с Кариной не ссорится.
Только детей у Карины не будет, холода и голод сыграли своё. Врачи дали однозначный ответ, с такими болячками о беременности можно забыть, а если и случится чудо, то выносить ребёнка она не сможет. Карина добиралась до ближайшего жилья по реке вплавь, держась за большое бревно. Днём плыла, ночью выбиралась на берег, зарывшись в траву, спала, так продолжалось трое суток. На четвёртые сутки её нашли рыбаки и отвезли в милицию. Там выяснилось, что о нашей семье забыли, соседи по дому Карину не признали, а отец пытался сделать вид, что она не его дочь. Но встретились на её пути и добрые люди, например, молодой лейтенант милиции, который пару раз приложил отца лицом об стол, и тот вспомнил, что у него есть дочери. Потом был сумасшедший дом, Карину откармливали и лечили, и уже практически забыли о ней, когда её нашла женщина, у которой в эту секту попала мать.
