Сожги это письмо, вместе с мыслями обо мне (уверен, пепел непременно развеешь по ветру с каким-нибудь крепким словцом). Отпусти прошлое, дай новому наполнить кажущуюся безнадежной действительность.
Я перечитала их несколько раз, закрыла глаза, стараясь делать глубокие вдохи, медленно, но верно осознавая действительность. Письмо, полученное сегодня, всколыхнуло во мне настоящую бурю из разрозненных ощущений. Я стояла одна в комнате, держа прощальное письмо Люцифера, принимая решение.
Важное. Окончательное. Такое, пути назад в котором не будет.
Маньяк. Начало апреля
В Линден я прибыл под прикрытием ночи, моего верного соратника. Заехал со стороны старой дороги. Ей жители пользовались только в крайних случаях. Сейчас был именно такой случай.
Машину пришлось оставить в лесополосе, закутаться в худи и, задействуя все свои охотничьи инстинкты, передвигаться в сторону церкви.
Моим помощником, как и всегда, был остро наточенный нож. Я презирал огнестрел. Слишком просто, слишком отстраненно.
Зарезать человека — очень интимный процесс. Его кровь на твоих руках, ощущение тепла. Прикосновения, тесные и горячие. Последние удары сердца, птицей рвущегося наружу под адреналином. Хриплое, ослабевающее дыхание, напитывающее мою сущность. Я прикасался к душе, вбирал ее, становясь сильнее.
В пристройке к церкви горел теплый, весенне-приветливый свет. Кажется, меня там ждут, согреют, примут, простят. Я не тешил себя надеждами. Понимал, что мне не будут рады, но и я не пришел сюда с миром.
Тихо прокравшись внутрь, прислушался к звукам, чутьем, отточенным годами, улавливая свою цель.
Гудси стоял на кухне, спиной ко мне. Он методично размешивал напиток в чашке, совсем не подозревая, что я уже здесь. Дышу ему в затылок, хочу задать последний вопрос перед тем, как он отправится к тому, кому служит.
— Я уже и не надеялся на твой визит, — вдруг раздался его сдержанный голос. — По правде сказать, ждал тебя раньше.
Я опешил, примерзая к тому месту, где стоял. Пальцы сжались на деревянной рукояти. Сценарий, разыгранный в голове, сорвался, и меня обуяла паника. Впервые мой объект был готов к моему визиту.
— Ты хочешь узнать, почему я не воспитывал тебя?
Пастор продолжал мешать сахар. Звонкое бряканье ложки о стенки кружки больно било по нервам.
— Почему не уговорил твою мать развестись и не взял ее в жены?
Он перечислял вопросы с холодностью, будто они его не трогали, как и наша встреча, как и факт родства.
Медлительным жестом, присущим людям, владеющим ситуацией, Гудси положил ложку на стол, с металлическим звуком клацнувщую о его поверхность в тишине.
Я молчал. Ждал исхода заготовленной речи, просчитывая сколько у меня есть возможностей нанести удар.
— Я никогда не любил твою мать. Она была хороша как любовница. Но такая жена, увольте, — пастор хмыкнул, безмятежно сделал глоток чая, продолжая бесстрашно стоять спиной. — Я был молод и беспечен. А она моей прихожанкой, и не прочь развлечься.
Омерзение скрутило желудок. Я готов был броситься на него прямо сейчас, но он как почувствовал, продолжая свою гадкую речь:
— Она говорила, что твой отец вечно пропадает на работе, совсем не уделяя ей времени и внимания, которого она так жаждала.
Гудси нарочно не звал мать по имени, отстраняясь.
— Когда она забеременела, то пришла ко мне на исповедь, рассказала об этом совсем буднично, словно ее не пугал такой неприглядный факт. Оказалось, они с Тэдом, твоим отцом, никак не могли завести ребенка. Твоя мать ходила к врачу, у нее не нашли проблем. Тэд отказался обследоваться, боялся задеть свое самолюбие результатами. Тогда она решила найти того, кто поможет ей.
Пастор с отвращением усмехнулся.
— Я не знал о ее планах и моей роли. Меня просто-напросто использовали.
Мама никогда не рассказывала мне об этом. С того дня, как в моей памяти начали всплывать обрывки из детства, вроде визита мисс Буллвинкль, мозаика потихоньку складывалась. Я догадывался, предполагал, что с моим отцом нас ничего не связывает, кроме фамилии, но точное подтверждение моих мыслей получил лишь перед смертью матери.
— Моя мать была та еще сука.
Гудси рассмеялся больным усталым смехом, сделал пару глотков, затихая.
— Думаю, твой отец понимал, что ты ему неродной, но предпочитал закрывать глаза на правду, — он начал крутить чашку вокруг своей оси с мерзким, скрежещущим звуком, специально действуя мне на нервы. — Хелен, — внезапно назвал пастор имя, — был важен статус. Жена шерифа звучит лучше, чем жена пастора. Потом я встретил Мередит, родился Джино. Я отпустил нашу связь и ее последствия.
Я окончательно обмяк, слушал его, своего отца, сомневаясь в разумности и необходимости визита. Мной двигали эмоции, спутанные в клубок желания и усталость.
— Ты хочешь жалости? — недоумевал я на откровения.
Гудси хохотнул.
— Нет, сын, — одним словом он сумел вызвать во мне дрожь раздражения. — Она приходила ко мне на исповедь регулярно, когда ты стал старше, рассказала о твоих, — пастор умолк, подбирая слово, — своеобразных увлечениях. Потом эти убийства в городе. Не хотелось думать, что я имею к этому непосредственное отношение. Надеялся на вину кого-нибудь другого. Не твою.
Он отодвинул чашку в сторону и уперся руками в столешницу. Керамическая поверхность брякнула о ложку.
— Только не говори, что тебя мучает совесть, — злорадствовал я.
Гудси не ответил.
— Потом пришел детектив. Тот, который из Чикаго, — пастор выписывал непонятные узоры пальцем на поверхности стола. — Передал мне слова мисс Буллвинкль, заставил снова вернуться мыслями к моей причастности, — он небрежно махнул рукой. — Дальше ты знаешь и без меня, каких дел натворил.
Он вдруг весь сгорбился, ссутулился, шумно втянул носом воздух. Я решил, что он сейчас заплачет.
— К чему эти откровения? — безразлично полюбопытствовал, жалея о трате времени на поездку сюда.
Внезапно Гудси вскинул голову, стремительно повернулся лицом. Я успел заметить поднятую руку и что-то черное. Раздался оглушительный хлопок. Запахло железом и дымом. Нож, металлически лязгнув, упал на пол. Тело прошила вспышка боли, расползаясь от поясницы. Горячий пульсирующий ком забился в животе. Я накрыл его рукой, ощущая плотную теплую жидкость, и рухнул, ударяясь коленями и головой.
— Будь я умнее тогда, — Гудси медленно подходил ближе. — Тебя бы не существовало, и никто не погиб.
Меня сильно затошнило. Мир вращался каруселью, подергиваясь темным, расползающимся от центра пятном.
— Церковь Линдена. Попытка нападения, — булькал голос пастора в ушах. — Я ранил преступника.
Силы вытекли из меня, впитались в землю. Сознание провалилось в черную яму.
Середина мая
Утром я собирался в апатичном забытье. Выполнил ежедневные, механические действия, необходимые, чтобы выйти в люди, при этом выглядя прилично. Бросил равнодушный взгляд в зеркало, висящее в ванной, увидел там ту же картину, что наблюдал все полтора года. Похудевший, с впалыми щеками и потухшим взглядом. Вроде бы все тот же я, немного потрепанный жизнью для тех, кто смотрит со стороны. И только мне известно, что внутри холодная мертвая бездна.
Я проверил наличие всех документов в папке, необходимых для завещания, взял ключи от машины и вышел из дома.
В первую секунду я окаменел, прирос к порогу, оставив распахнутую дверь позади. Моргнул Еще и еще. Потер глаза. Ничего не происходило, ничего не менялось.
Она, в голубом платье, прямо как в моем выдуманном будущем из письма, стояла возле почтового ящика с ворохом корреспонденции в руках.
Она сдержанно улыбнулась на мою реакцию, вычленила из стопки один конверт, остальные вернула обратно.
— Ты в курсе, что почту нужно периодически проверять? — она помахала письмом.
«Я сошел с ума от голода и плохого сна. Какие жестокие галлюцинации мне подсунул разум».
— Значит, ты не знаешь? — весело щебетнула она, оторвала полосу бумаги с края конверта и достала письмо. — Почитай, — она подошла, близко, очень близко и протянула мне лист.
Весенний ветер слегка растрепал ее волосы со светлыми выгоревшими прядями. Молочная кожа, тронутая солнцем, приобрела красивый загар, украшенный маленькими веснушками на носу. Макияж — непривычная деталь — сбивал с толку еще больше. Я жадно втянул носом запах ее духов.
«Разве, будь она ненастоящей, я его почувствовал бы?»
Дрожащей рукой взял лист и вперился в напечатанные строчки. Общий смысл прочитанного ускользнул от понимания. Пришлось прочитать снова. Похоже, мое молчание затянулось.
— Его поймали, — не выдержала она. — Точнее, он сам себя поймал. Теперь он парализованный ниже пояса инвалид, беспомощный, неопасный. И больше никогда не увидит свободу. Люцифер? — обратилась она ко мне, когда никакого ответа не последовало.
Я вздрогнул, услышав свое имя, произнесенное таким родным, почти забытым голосом. Сердце сжалось. Душу скрутили и выжали досуха. В горле застрял колючий ком от страха, что это всего лишь галлюцинации, а руки похолодели до самых кончиков пальцев.
— Кейт... — имя, произнесенное вслух, ударило током по всем нервам и искромсанному судьбой сердцу.
Она ласково улыбнулась. Я молчал.
Прежний я наверняка стал бы суетиться, увещевать о безопасности. Спрашивать, как можно было подвергнуть себя такому риску, и убеждать скрыться пока не поздно.
Новый я не проронил ни слова из этого, не желая возвращаться на зыбкую дорожку уверенности в правоте и бесконечном знании «как правильно поступить».
— Зайдешь? — только и смог выдавить из себя.
— Конечно, — Кейт кивнула. — Минутку.
Развернувшись, она пошла к машине, старенькому белому минивэну, который я сразу и не приметил. Открыла дверь и нырнула в салон, скрывшись наполовину. В следующую секунду мне понадобились все силы, чтобы устоять на ногах, совладать с собой и ураганом эмоций в душе.
Уилсон держала на руках ребенка. Совсем крошку. Коротенькие темные волосы топорщились в разные стороны, точно как у ее матери. Голубое платье такого же цвета как у Кейт оттеняло молочную кожу. Кроха прижалась к маме, озираясь по сторонам.
Мир вокруг застлала пелена, я никак не мог ее сморгнуть. Просто врос в землю, собирая растрепанные в клочья нервы.
— Вы еще не знакомы, — весело произнесла Уилсон. — Это Амели, твоя дочь. Амели — это папа.
Я с огромным усилием сделал вдох. Горло сковал спазм.
— Привет, дочка...
Я осторожно протянул руку. Девочка изучила меня с искренним любопытством и взяла за палец пухлой ручкой. Она свела бровки домиком и ткнула маленьким пальчиком в мою щеку, ловя катящуюся слезу.
Амели потянулась ко мне, совершенно не боясь, будто знала, что мне можно доверять. Спустя мучительно долгие полтора года я держал на руках свою дочь, маленькое продолжение нас двоих. Любимая женщина стояла рядом, готовая войти в мой дом. Все закончилось. Горести, страхи, убийственное одиночество... Мы получили награду за ожидание, подарок свыше за терпение, с которым преодолели разлуку.
Дочка зевнула и потерла глазки кулачками.
— Устала в дороге. Ей пора спать, — тепло улыбнувшись, Кейт погладила Амели по спине. Та обняла меня за шею и положила голову на плечо, соглашаясь со словами мамы. — У меня в машине есть складной манеж и видео-няня. Сейчас захвачу.
Впервые я почувствовал стыд за пустой неухоженный дом, страшась встречаться взглядом с Кейт, увидеть ее реакцию.
— Пойдем на второй этаж, — шепотом позвал я.
Голые стены, пугающе пустые комнаты, наполненные в это утро светом из высоких окон — не тронутое рукой хозяйки пространство. Извилистый тусклый коридор с частичками пыли в воздухе,. Мне все чудилось, что я бреду в забвении совсем один, а мирное, тихое сопение Амели мне снится.
В детской пустота на фоне нежных розово-фиолетовых обоев со звездами, облаками и месяцем казалась совсем зловещей. В других комнатах она не так резала глаз.
Кейт ловко разложила манеж, постелила внутрь одеяло и установила камеру. Я бережно опустил Амели, всем сердцем не желая так скоро выпускать ее из объятий. Дочка раскинула ручки и мирно засопела.
Уилсон кивнула в сторону выхода.
На кухне сиротливо ютились два деревянных стула и голый стол.
— У тебя совсем пустовато, — без тени упрека заметила Кейт.
Она опустилась на сидушку, с любопытством осматриваясь вокруг.
— Не было желания наводить уют, — я заварил нам чай, возможно, пока единственное, что нас согреет. — Прости, из еды совсем ничего нет.
Между нами зависло напряжение. Сказалась длительная разлука, внутренние и внешние перемены. И я, и Кейт были уже не теми, кто встретились тогда в баре маленького городка. Передо мной была совершенно другая женщина — гордая, сильная, с нескрываемо жестким взглядом, стержнем, возникшим под воздействием обстоятельств.
— Знакомые таблетки, — с ноткой грусти она показала взглядом на бело-синюю упаковку золофта, притаившуюся возле кофемашины.
— Хм, да, — не планировал показывать, насколько мне реально паршиво. — Ты изменилась. Внешне и внутренне. Взгляд другой, — признал я, не зная, куда себя деть в возникшем напряжении.
Я смотрел на нее, не понимая, как себя вести, как подступиться. Месяцами мечтал о нашей встрече. Грезил, о том, как мы снова сможем быть вместе. Со мной рядом будет моя трепетная беззащитная Кейт, нуждающаяся во мне.
Встреча в реальности оказалась далека от воображаемой.
Уилсон деловито выпрямила спину, поглаживая кончиками пальцев поверхность кружки.
— За эти месяцы моя жизнь кардинально перестроилась, — она чуть дернула уголком губ. — Я не была готова к материнству. Ни морально, ни физически. Пришлось быстро повзрослеть. Ты не представляешь, как меня одолевали панические атаки, — Кейт болезненно улыбнулась куда-то в сторону, словно стыдилась этого, и прикрыла глаза. — Спасибо Лизе, моему психиатру. Она помогла мне справиться со страхом. И Стиву. Они присматривали за мной. Ночевали у меня, чтобы не случилось страшного.
— Стиву? — непроизвольно вырвалось у меня.
Кейт совершенно искренне рассмеялась.
— Люцифер, ты такой Люцифер, — она отпила из кружки, хитро поглядывая в мою сторону. — Это мой сосед. У него умерла жена. Нашел себя, приходя мне на подмогу по дому.
Ревность, забытое чувство, придушило меня тугой удавкой. Я стиснул челюсти, готовый дать этому Стиву по лицу за то, что в принципе посмел смотреть в сторону моей Уилсон.
— Ты тоже изменился, — Кейт сочувственно посмотрела на меня. — Так сильно похудел, выглядишь измотанным. И волосы... — указала она кивком. — Появилась седина. Что с тобой творилось эти полтора года?
— Переосмысление жизни, — уклончиво ответил я, не желая терзать нас обоих снова.
— Даже не будешь читать мне нотации? — Кейт, похоже, была в хорошем расположении духа и всячески старалась скрасить неловкую встречу. — Что я приехала к тебе. Вот так просто. Теперь меня исключат из программы защиты свидетелей. Ведь я нарушила условия.
Она говорила, внимательно наблюдая за моей реакцией. Ожидая увидеть того Люцифера, которого знала.
— Нет, — я отрицательно качнул головой.
Ее брови удивленно взметнулись вверх.
— Ты точно переосмыслил жизнь.
— Этот Стив... — не унимался я. — Вы с ним, — я прокашлялся. — вместе? Он тебе нравится?
Уилсон посмотрела на меня с долей любопытства и тоски. Отодвинула кружку, медленно поднялась и подошла ближе, огибая стол.
Я перечитала их несколько раз, закрыла глаза, стараясь делать глубокие вдохи, медленно, но верно осознавая действительность. Письмо, полученное сегодня, всколыхнуло во мне настоящую бурю из разрозненных ощущений. Я стояла одна в комнате, держа прощальное письмо Люцифера, принимая решение.
Важное. Окончательное. Такое, пути назад в котором не будет.
Маньяк. Начало апреля
В Линден я прибыл под прикрытием ночи, моего верного соратника. Заехал со стороны старой дороги. Ей жители пользовались только в крайних случаях. Сейчас был именно такой случай.
Машину пришлось оставить в лесополосе, закутаться в худи и, задействуя все свои охотничьи инстинкты, передвигаться в сторону церкви.
Моим помощником, как и всегда, был остро наточенный нож. Я презирал огнестрел. Слишком просто, слишком отстраненно.
Зарезать человека — очень интимный процесс. Его кровь на твоих руках, ощущение тепла. Прикосновения, тесные и горячие. Последние удары сердца, птицей рвущегося наружу под адреналином. Хриплое, ослабевающее дыхание, напитывающее мою сущность. Я прикасался к душе, вбирал ее, становясь сильнее.
В пристройке к церкви горел теплый, весенне-приветливый свет. Кажется, меня там ждут, согреют, примут, простят. Я не тешил себя надеждами. Понимал, что мне не будут рады, но и я не пришел сюда с миром.
Тихо прокравшись внутрь, прислушался к звукам, чутьем, отточенным годами, улавливая свою цель.
Гудси стоял на кухне, спиной ко мне. Он методично размешивал напиток в чашке, совсем не подозревая, что я уже здесь. Дышу ему в затылок, хочу задать последний вопрос перед тем, как он отправится к тому, кому служит.
— Я уже и не надеялся на твой визит, — вдруг раздался его сдержанный голос. — По правде сказать, ждал тебя раньше.
Я опешил, примерзая к тому месту, где стоял. Пальцы сжались на деревянной рукояти. Сценарий, разыгранный в голове, сорвался, и меня обуяла паника. Впервые мой объект был готов к моему визиту.
— Ты хочешь узнать, почему я не воспитывал тебя?
Пастор продолжал мешать сахар. Звонкое бряканье ложки о стенки кружки больно било по нервам.
— Почему не уговорил твою мать развестись и не взял ее в жены?
Он перечислял вопросы с холодностью, будто они его не трогали, как и наша встреча, как и факт родства.
Медлительным жестом, присущим людям, владеющим ситуацией, Гудси положил ложку на стол, с металлическим звуком клацнувщую о его поверхность в тишине.
Я молчал. Ждал исхода заготовленной речи, просчитывая сколько у меня есть возможностей нанести удар.
— Я никогда не любил твою мать. Она была хороша как любовница. Но такая жена, увольте, — пастор хмыкнул, безмятежно сделал глоток чая, продолжая бесстрашно стоять спиной. — Я был молод и беспечен. А она моей прихожанкой, и не прочь развлечься.
Омерзение скрутило желудок. Я готов был броситься на него прямо сейчас, но он как почувствовал, продолжая свою гадкую речь:
— Она говорила, что твой отец вечно пропадает на работе, совсем не уделяя ей времени и внимания, которого она так жаждала.
Гудси нарочно не звал мать по имени, отстраняясь.
— Когда она забеременела, то пришла ко мне на исповедь, рассказала об этом совсем буднично, словно ее не пугал такой неприглядный факт. Оказалось, они с Тэдом, твоим отцом, никак не могли завести ребенка. Твоя мать ходила к врачу, у нее не нашли проблем. Тэд отказался обследоваться, боялся задеть свое самолюбие результатами. Тогда она решила найти того, кто поможет ей.
Пастор с отвращением усмехнулся.
— Я не знал о ее планах и моей роли. Меня просто-напросто использовали.
Мама никогда не рассказывала мне об этом. С того дня, как в моей памяти начали всплывать обрывки из детства, вроде визита мисс Буллвинкль, мозаика потихоньку складывалась. Я догадывался, предполагал, что с моим отцом нас ничего не связывает, кроме фамилии, но точное подтверждение моих мыслей получил лишь перед смертью матери.
— Моя мать была та еще сука.
Гудси рассмеялся больным усталым смехом, сделал пару глотков, затихая.
— Думаю, твой отец понимал, что ты ему неродной, но предпочитал закрывать глаза на правду, — он начал крутить чашку вокруг своей оси с мерзким, скрежещущим звуком, специально действуя мне на нервы. — Хелен, — внезапно назвал пастор имя, — был важен статус. Жена шерифа звучит лучше, чем жена пастора. Потом я встретил Мередит, родился Джино. Я отпустил нашу связь и ее последствия.
Я окончательно обмяк, слушал его, своего отца, сомневаясь в разумности и необходимости визита. Мной двигали эмоции, спутанные в клубок желания и усталость.
— Ты хочешь жалости? — недоумевал я на откровения.
Гудси хохотнул.
— Нет, сын, — одним словом он сумел вызвать во мне дрожь раздражения. — Она приходила ко мне на исповедь регулярно, когда ты стал старше, рассказала о твоих, — пастор умолк, подбирая слово, — своеобразных увлечениях. Потом эти убийства в городе. Не хотелось думать, что я имею к этому непосредственное отношение. Надеялся на вину кого-нибудь другого. Не твою.
Он отодвинул чашку в сторону и уперся руками в столешницу. Керамическая поверхность брякнула о ложку.
— Только не говори, что тебя мучает совесть, — злорадствовал я.
Гудси не ответил.
— Потом пришел детектив. Тот, который из Чикаго, — пастор выписывал непонятные узоры пальцем на поверхности стола. — Передал мне слова мисс Буллвинкль, заставил снова вернуться мыслями к моей причастности, — он небрежно махнул рукой. — Дальше ты знаешь и без меня, каких дел натворил.
Он вдруг весь сгорбился, ссутулился, шумно втянул носом воздух. Я решил, что он сейчас заплачет.
— К чему эти откровения? — безразлично полюбопытствовал, жалея о трате времени на поездку сюда.
Внезапно Гудси вскинул голову, стремительно повернулся лицом. Я успел заметить поднятую руку и что-то черное. Раздался оглушительный хлопок. Запахло железом и дымом. Нож, металлически лязгнув, упал на пол. Тело прошила вспышка боли, расползаясь от поясницы. Горячий пульсирующий ком забился в животе. Я накрыл его рукой, ощущая плотную теплую жидкость, и рухнул, ударяясь коленями и головой.
— Будь я умнее тогда, — Гудси медленно подходил ближе. — Тебя бы не существовало, и никто не погиб.
Меня сильно затошнило. Мир вращался каруселью, подергиваясь темным, расползающимся от центра пятном.
— Церковь Линдена. Попытка нападения, — булькал голос пастора в ушах. — Я ранил преступника.
Силы вытекли из меня, впитались в землю. Сознание провалилось в черную яму.
Середина мая
Утром я собирался в апатичном забытье. Выполнил ежедневные, механические действия, необходимые, чтобы выйти в люди, при этом выглядя прилично. Бросил равнодушный взгляд в зеркало, висящее в ванной, увидел там ту же картину, что наблюдал все полтора года. Похудевший, с впалыми щеками и потухшим взглядом. Вроде бы все тот же я, немного потрепанный жизнью для тех, кто смотрит со стороны. И только мне известно, что внутри холодная мертвая бездна.
Я проверил наличие всех документов в папке, необходимых для завещания, взял ключи от машины и вышел из дома.
В первую секунду я окаменел, прирос к порогу, оставив распахнутую дверь позади. Моргнул Еще и еще. Потер глаза. Ничего не происходило, ничего не менялось.
Она, в голубом платье, прямо как в моем выдуманном будущем из письма, стояла возле почтового ящика с ворохом корреспонденции в руках.
Она сдержанно улыбнулась на мою реакцию, вычленила из стопки один конверт, остальные вернула обратно.
— Ты в курсе, что почту нужно периодически проверять? — она помахала письмом.
«Я сошел с ума от голода и плохого сна. Какие жестокие галлюцинации мне подсунул разум».
— Значит, ты не знаешь? — весело щебетнула она, оторвала полосу бумаги с края конверта и достала письмо. — Почитай, — она подошла, близко, очень близко и протянула мне лист.
Весенний ветер слегка растрепал ее волосы со светлыми выгоревшими прядями. Молочная кожа, тронутая солнцем, приобрела красивый загар, украшенный маленькими веснушками на носу. Макияж — непривычная деталь — сбивал с толку еще больше. Я жадно втянул носом запах ее духов.
«Разве, будь она ненастоящей, я его почувствовал бы?»
Дрожащей рукой взял лист и вперился в напечатанные строчки. Общий смысл прочитанного ускользнул от понимания. Пришлось прочитать снова. Похоже, мое молчание затянулось.
— Его поймали, — не выдержала она. — Точнее, он сам себя поймал. Теперь он парализованный ниже пояса инвалид, беспомощный, неопасный. И больше никогда не увидит свободу. Люцифер? — обратилась она ко мне, когда никакого ответа не последовало.
Я вздрогнул, услышав свое имя, произнесенное таким родным, почти забытым голосом. Сердце сжалось. Душу скрутили и выжали досуха. В горле застрял колючий ком от страха, что это всего лишь галлюцинации, а руки похолодели до самых кончиков пальцев.
— Кейт... — имя, произнесенное вслух, ударило током по всем нервам и искромсанному судьбой сердцу.
Она ласково улыбнулась. Я молчал.
Прежний я наверняка стал бы суетиться, увещевать о безопасности. Спрашивать, как можно было подвергнуть себя такому риску, и убеждать скрыться пока не поздно.
Новый я не проронил ни слова из этого, не желая возвращаться на зыбкую дорожку уверенности в правоте и бесконечном знании «как правильно поступить».
— Зайдешь? — только и смог выдавить из себя.
— Конечно, — Кейт кивнула. — Минутку.
Развернувшись, она пошла к машине, старенькому белому минивэну, который я сразу и не приметил. Открыла дверь и нырнула в салон, скрывшись наполовину. В следующую секунду мне понадобились все силы, чтобы устоять на ногах, совладать с собой и ураганом эмоций в душе.
Уилсон держала на руках ребенка. Совсем крошку. Коротенькие темные волосы топорщились в разные стороны, точно как у ее матери. Голубое платье такого же цвета как у Кейт оттеняло молочную кожу. Кроха прижалась к маме, озираясь по сторонам.
Мир вокруг застлала пелена, я никак не мог ее сморгнуть. Просто врос в землю, собирая растрепанные в клочья нервы.
— Вы еще не знакомы, — весело произнесла Уилсон. — Это Амели, твоя дочь. Амели — это папа.
Я с огромным усилием сделал вдох. Горло сковал спазм.
— Привет, дочка...
Я осторожно протянул руку. Девочка изучила меня с искренним любопытством и взяла за палец пухлой ручкой. Она свела бровки домиком и ткнула маленьким пальчиком в мою щеку, ловя катящуюся слезу.
Амели потянулась ко мне, совершенно не боясь, будто знала, что мне можно доверять. Спустя мучительно долгие полтора года я держал на руках свою дочь, маленькое продолжение нас двоих. Любимая женщина стояла рядом, готовая войти в мой дом. Все закончилось. Горести, страхи, убийственное одиночество... Мы получили награду за ожидание, подарок свыше за терпение, с которым преодолели разлуку.
Дочка зевнула и потерла глазки кулачками.
— Устала в дороге. Ей пора спать, — тепло улыбнувшись, Кейт погладила Амели по спине. Та обняла меня за шею и положила голову на плечо, соглашаясь со словами мамы. — У меня в машине есть складной манеж и видео-няня. Сейчас захвачу.
Впервые я почувствовал стыд за пустой неухоженный дом, страшась встречаться взглядом с Кейт, увидеть ее реакцию.
— Пойдем на второй этаж, — шепотом позвал я.
Голые стены, пугающе пустые комнаты, наполненные в это утро светом из высоких окон — не тронутое рукой хозяйки пространство. Извилистый тусклый коридор с частичками пыли в воздухе,. Мне все чудилось, что я бреду в забвении совсем один, а мирное, тихое сопение Амели мне снится.
В детской пустота на фоне нежных розово-фиолетовых обоев со звездами, облаками и месяцем казалась совсем зловещей. В других комнатах она не так резала глаз.
Кейт ловко разложила манеж, постелила внутрь одеяло и установила камеру. Я бережно опустил Амели, всем сердцем не желая так скоро выпускать ее из объятий. Дочка раскинула ручки и мирно засопела.
Уилсон кивнула в сторону выхода.
На кухне сиротливо ютились два деревянных стула и голый стол.
— У тебя совсем пустовато, — без тени упрека заметила Кейт.
Она опустилась на сидушку, с любопытством осматриваясь вокруг.
— Не было желания наводить уют, — я заварил нам чай, возможно, пока единственное, что нас согреет. — Прости, из еды совсем ничего нет.
Между нами зависло напряжение. Сказалась длительная разлука, внутренние и внешние перемены. И я, и Кейт были уже не теми, кто встретились тогда в баре маленького городка. Передо мной была совершенно другая женщина — гордая, сильная, с нескрываемо жестким взглядом, стержнем, возникшим под воздействием обстоятельств.
— Знакомые таблетки, — с ноткой грусти она показала взглядом на бело-синюю упаковку золофта, притаившуюся возле кофемашины.
— Хм, да, — не планировал показывать, насколько мне реально паршиво. — Ты изменилась. Внешне и внутренне. Взгляд другой, — признал я, не зная, куда себя деть в возникшем напряжении.
Я смотрел на нее, не понимая, как себя вести, как подступиться. Месяцами мечтал о нашей встрече. Грезил, о том, как мы снова сможем быть вместе. Со мной рядом будет моя трепетная беззащитная Кейт, нуждающаяся во мне.
Встреча в реальности оказалась далека от воображаемой.
Уилсон деловито выпрямила спину, поглаживая кончиками пальцев поверхность кружки.
— За эти месяцы моя жизнь кардинально перестроилась, — она чуть дернула уголком губ. — Я не была готова к материнству. Ни морально, ни физически. Пришлось быстро повзрослеть. Ты не представляешь, как меня одолевали панические атаки, — Кейт болезненно улыбнулась куда-то в сторону, словно стыдилась этого, и прикрыла глаза. — Спасибо Лизе, моему психиатру. Она помогла мне справиться со страхом. И Стиву. Они присматривали за мной. Ночевали у меня, чтобы не случилось страшного.
— Стиву? — непроизвольно вырвалось у меня.
Кейт совершенно искренне рассмеялась.
— Люцифер, ты такой Люцифер, — она отпила из кружки, хитро поглядывая в мою сторону. — Это мой сосед. У него умерла жена. Нашел себя, приходя мне на подмогу по дому.
Ревность, забытое чувство, придушило меня тугой удавкой. Я стиснул челюсти, готовый дать этому Стиву по лицу за то, что в принципе посмел смотреть в сторону моей Уилсон.
— Ты тоже изменился, — Кейт сочувственно посмотрела на меня. — Так сильно похудел, выглядишь измотанным. И волосы... — указала она кивком. — Появилась седина. Что с тобой творилось эти полтора года?
— Переосмысление жизни, — уклончиво ответил я, не желая терзать нас обоих снова.
— Даже не будешь читать мне нотации? — Кейт, похоже, была в хорошем расположении духа и всячески старалась скрасить неловкую встречу. — Что я приехала к тебе. Вот так просто. Теперь меня исключат из программы защиты свидетелей. Ведь я нарушила условия.
Она говорила, внимательно наблюдая за моей реакцией. Ожидая увидеть того Люцифера, которого знала.
— Нет, — я отрицательно качнул головой.
Ее брови удивленно взметнулись вверх.
— Ты точно переосмыслил жизнь.
— Этот Стив... — не унимался я. — Вы с ним, — я прокашлялся. — вместе? Он тебе нравится?
Уилсон посмотрела на меня с долей любопытства и тоски. Отодвинула кружку, медленно поднялась и подошла ближе, огибая стол.
