Хватит (исторически и логически) манипулировать человеком, предостаточно всеобщего самообмана. Достойно существования только то, что является непосредственно человеческим. Человек идет к самому себе, освобождаясь исторически от всего общего. Открыть человека нужно потому, что он веками был отчужден в идентичности, будь то родовая, цеховая, сословная, этническая, классовая и т.д. Экивоки с индивидуальностью и тотальностью не кончаются потому, что надо не гармонизировать их, а смещаться и логически, и исторически к индивидуальности. Другое дело, что идти надо к индивидуальности изо всей тотальности мира; вне всеобщности нет и индивидуальности. Человек специфическая единичность, которую надо не сводить к общему, а выводить из общего. Но при этом тотальность не может оставаться чем-то потусторонним для человека. Она должна оборачиваться самим человеком. На нее нужно не только выходить, а прорывать во всех отношениях. Вообще она только для того и нужна, чтобы человек открылся и внутренне, и внешне, совпадая с другими во всеединстве, оставался свободным в своих возможностях и устремленности в иной мир. То есть человек в тотальности и есть, конечно-бесконечное, преходяще-вечное существо.
Более того, тотальность — это «общественная сущность», которой человек наконец-то овладел. И он теперь на каждом шагу как бы «дальнодействующее» существо. Имманентное не посредственно смыкается с трансцендентным, жизнь есть творчество. То есть тотальность — это не какое-то единство, зависающее над индивидом по ту сторону общественных отношений, в которых он функционирует, а сам человек в очищенной «общественной сущности» и в то же время непрерывно раскрывающийся в своих глубинных (беспредельных) возможностях, и открывающийся в запредельности мира.
Нужна «сборка» человека по ту сторону обособленных индивидов. Нужно духовное единство, надобна идеальная тотальность для-себя-бытия. Но это и не некое безличное состояние человека, а живое тождество индивидуального и всеобщего. Не такое единство, в котором бы уравнивались или пропадали индивиды. Пожалуй, даже, такое единство уже существует на Земле, оно и дано в общественных отношениях.
Более того, единство-то как раз и исходно, посюсторонне, а индивидуальность перспективна, потустороння. Индивидуальности — это звездности. Всеобщность же основа человеческого бытия. Нужно не от индивидуальности идти ко всеобщности, опосредуя при этом общественные отношения, обособленность индивидов, а от всеобщности (массовости) через общественное (особенное) бытие к множеству (многообразию) индивидуальностей, от слитности человечества к отдельным людям. Человек астральное (звездное) существо.
Не на человеке держится Человечество, а на человечестве Человек. Открыть человека — это не значит протащить индивидуальность через социальную опосредованность и растворить ее в некоей всеобщности. Звездное небо не тотально, а многообразно. Таким образом, все «внутреннее» в человеке — это и есть всеобщее: всечеловеческое, всеединое, универсальное, субстанциальное. Все «внешнее» индивидуально, человечно, отдельно, уникально, субъектно. Не здесь, не здесь человек, а там, в мире звезд или даже грез. И душа не здесь, а там. Здесь же дух, в котором все мы сходимся.
Собственно, человек ничем не отличается от мира, к которому принадлежит. Он устроен так же, как и Вселенная. Необходимость имманентна, свобода трансцендентна. И свободен человек в устремленности во Вселенную. И воплощен (оконечен) в качестве звезды на небосводе, на границах идеально освоенной Вселенной. Все жившие и будущие поколения над нами, а не позади нас.
Но единство, всеобщность человека, будучи его земной основой, ограничена, определена исторически. Задача опосредования общественности человека остается. Но отправляться нужно от единства человека, чтобы в конечном счете, выйти на свободную индивидуальность. Открыть человека нужно не в посюсторонности — при этом он не откроется, а закроется в случайности существования, но только выводя его на уровень потустороннего. При этом конечно, будет указано не на эмпирически конкретного индивида, а на «невозможного человека» (Мамардашвили).
Должно «превзойти» других, чтобы обратиться к ним звездной душевностью. И путь к своей звезде каждый должен проделать сам. Рецептов здесь нет. Пути человека неисповедимы. Единственное условие — это признание других, через которое и можно найти себя.
Само то, что индивидуальность необходимо выразить, говорит о том, что она уже находится в определенном единстве, как младенец в утробе матери. И «социальная материя» постоянно рождает индивидуальности. И вероятно, зачинается она во взаимодействии природного и общественного, т.е. в труде-творчестве, осваивающем природу.
Но можно ли будет вывести человеческую индивидуальность из всеобщего единства? И что предпослать самому единству? Может быть все-таки отправляться от «общественной сущности» человека, для того чтобы отступить затем от нее к «единству» и затем выйти на индивидуальность (звездность)? То есть логически исходить из того, что в действительности (вторично), затем выйти на истоковое, чтобы в результате дать опосредующий синтез (индивидуальность)? Или, наоборот, начинать надо с того, что логически предстает вторичным, но в действительности дано как первичное (например, многообразие индивидов)?
Чтобы отступив, «прыгнуть» дальше эмпирической данности, углубившись в ее предтечи, подняться выше нее? Индивидуальность, вероятно, и есть звездность человека, но ведь как на нее еще выйти, как на ней завершиться? Не остается ли только указать на нее и ничего более?
И вообще, если сущность человека есть определенное единство, данное в совокупности общественных отношений, что там, в основе ее еще можно найти? Чтобы ее же опосредовать и выйти на звездную индивидуальность? Разве только природное тождество, единство рода человеческого? Как выйти на звездность человека во Вселенной, если единство его ограничено Землей? Тогда ведь действительно надо от общественной определенности отступить к ничтожности человека, чтобы затем выйти к его звездности во вселенских масштабах? И тогда именно общественный человек, облепивший Землю, несет в себе ничто. Следовательно, общественная сущность человека опосредуется одновременно его точечной ничтожностью в себе и светящей звездностью во Вселенной.
При этом все можно списать на счет общественности человека: все его определенности, все содержание жизни его — в общественных отношениях. На ничтожность его остается лишь толика несказaнности, на звездность — лучик света во Вселенной. И если в движении брать все это, то общественное развитие делает его все более ничтожным. Так что, в конце концов, нужен основательный рывок для открытия человека по ту сторону общественности. И наоборот, чем ничтожнее человек в общественных отношениях, тем он звезднее по ту сторону их. Или чем тоталитарнее или индивидуалистичнее общество, тем резче деление людей на бесов и ангелов.
Земля облеплена разными системами, а не каким-то одним обществом. Нужно учитывать и эти противоречия. И, может быть, через эти общественные противоречия и прорывается человек к своей звездности? Через нейтральную (в духовном отношении) зону проявляется общечеловеческое в индивидуальности как через тектонические трещины прорывается огненная лава из внутренностей земли. Но в отличие от этого человек впервые только и начинает гореть (светить), как только выбирается над своей общественной сущностью. Или горит как индивид в сопротивлении обстоятельствам и светит как личность, выбираясь по ту сторону добра и зла. И светит-то он другим личностям, а не на какие-то общественные порядки.
Главное (парадокс) в том, что ничтожность делается звездой. Правда, опосредуется это общественными отношениями, т.е. их преобразованием как опосредованием «опосредованного». Точнее, опосредование социального возможно (и логически, и практически) как движение одновременно идущее и от ничтожности, и звездности, вплоть до его (социального) полного упразднения и установления человеческих (гармонических) отношений вместо «общественных». И тогда сам человек из внутренней ничтожности (ирреальности) и недосягаемой звездности (гиперреальности) превращается в реальное существо. В нем должны совпасть индивидуальное и тотальное, уникальное и универсальное, субъектное и субстанциальное. Опосредование социального и необходимо-то затем, чтобы утвердить вместо него самого человека. Он уже раздвоен настолько, что свелся, с одной стороны, к ничтожности, с другой, воспарил к звездности. И тем труднее задача опосредования, что в исходном приходится опираться лишь на омассовленную (аддитивную) ничтожность и рассыпанную (монадологическую) звездность человека.
Между индивидами нет различий — не только в том смысле, что они повторяют друг друга. Но и в том, что они не имеют никаких дистанций и слеплены в массовое тело. Как индивид человек вообще не существует, как личность же он эфемерен. Как масса он одно и то же, т.е. скучен; как индивидуальность разрознен, т.е. абсурден. Поэтому совпадение универсального и уникального и возможно только в опосредовании социального. Это, собственно, и должно стать открытием человека. Надо соединить «массового» человека (в индивидности) с духовным человеком.
Для открытия человека нужно предварительно воспроизвести отчуждение его как внутреннюю деградацию. Фейербах был не прав, утверждая, что человек отчуждает свою сущность в виде бога. Наоборот, суть отчуждения в том, что он опускается от бога до животного, от самости до средства, от звездности до ничтожности. И тогда открытие человека нужно понимать в том смысле, что это есть показ реального положения человека, которое негативно говорит о том, какие возможности за ним остались. То есть нужно идти от открытого человека вплоть до того, в чем он же совершенно замкнут (закончен). Надо показать, как закрывается открытый человек, для того чтобы узнать вообще насколько он открыт в мире. Открыть человека можно лишь в том, в чем он закрыт.
Нужно обратное движение от того чуждого состояния, в котором находится общественный человек. Его нужно редуцировать как к возможной точке из всего мира, но не для того чтобы с ним покончить раз и навсегда, а для того чтобы он внове открывал себя в мире. Или человека надо закрывать (редуцировать) из мира к точечности, для того чтобы он открывался сам. Роль науки относительно человека как предмета познания чисто негативная. Она просто говорит о том, что человек есть теперь, для того чтобы он опроверг это в дальнейшем становлении. С нее достаточно того, чтобы довести человека до некоего абстрактного начала, но соответствующего современным реалиям, Т.е. произвести соответствующую идентификацию, согласно которой идентифицирует себя человек теперь и здесь.
Но доводить человека надо до такой точки, из которой он не повторил бы обратно мир, теоретически сведенный к нему, а практически изменил бы его, открываясь миром новым. Собственно, чтобы он отказался от того мира, в котором он есть и из которого его постигает наука, чтобы стать миром иным. «Камо грядеши» человек? — наука не знает. Ему нужно прорезаться в новых измерениях. При этом, конечно радикально изменяя свои отношения с природой, обществом, духом. Но все это дело самого человека. Наука здесь может говорить только гипотезами. Поэтому вообще открытый человек — это гипотетическое существо, с которым все возможно.
Более четко: мир наличный нужно свести к человеку чтобы он открылся миром новым. Не в мире человек, а в человеке должен быть открыт мир. В этом смысле роль науки чисто посредническая. Точечный индивид должен будет обернуться свободной индивидуальностью, несказaнный человек всезначимой реальностью. Несказaн-то человек именно потому, что он только снимает в себе мир наличный, но не выходит еще в мир иной; он только принадлежит данному миру, но не обладает иным миром; он порожден миром, но не превышает его. В этом же его двойственность, «странная противоречивость» (Гердер), не укладывающаяся ни в какую идентичность.
4. Я и яма свободы
Подняться непосредственно от «я» к сверхчеловеческому нельзя. Нужен предварительный выход на Другого, с тем чтобы в пересечении отношений Я –Другой возвыситься в качестве человека к сверхчеловеческой идеальности. В этом плане триединство «деятельность-общение-творчество» и есть некая схема человеческого бытия, схема движения человека «вперед и вверх».
Но ведь это и странно? Получается, что человек — это существо меж-индивидное (общественное), т.е. ни к кому не относящееся, хотя и проектное по отношению к каждому, и рвущееся вверх, трансцендирующее к идеальности из общественных отношений. Следовательно, человек не тело, человек в воздухе отношений как эфирное существо. В этом плане и нужно подразумевать человека как душевно–духовное существо. То есть между душой и телом никакой связи нет. Человек как третье существо открывается не как тело, а как душа, которая свободна от соматического эго. Все тела падают вниз, все души устремляются вверх. Хотя, конечно, телесные связи задают вертикаль возвышения души. То есть отношения тел — это упор, основа для человека как третьего, душевно– духовного существа.
Человеческое независимо от индивидов, индивиды же в их отношениях зависимы от человеческого; то есть индивиды втягиваются в отношения друг с другом вследствие человеческого становления. Не индивиды (даже) вступают в отношения друг с другом, а человек как третье существо сводит их воедино. Только в результате становления человека устанавливается и поддерживается справедливость как гармония свободы и равенства индивидов.
Не к Другому нужно «вырываться» из эго, а в перспективе Другого упасть, углубиться, найти опору для человеческого бытия в отношениях. Необходимо движение «вперед и вниз», для того чтобы вертикально устремиться вверх. Преодолевая, жертвуя дочеловеческим «я» или выдерживая в качестве исходной позиции равенство: Я — Другой. Без этого не обойтись. «Вожделение» и «признание» у Гегеля. Затем «всеобщность» — но коренящаяся в свободной индивидуальности, которая-то и относительна к миру. Вожделение как самоотвержение, т.е. обретение себя в индивидуальности с одновременным поворотом на самостояние в идеальной тотальности.
Да, но не односторонне ли все это? Ведь отправным берется, как бы там не было, некое эго? И тогда на человека не выйти? А что если само эго и есть подпольное, подпочвенное существо? Это не то, что во мне (=экземпляре рода человеческого, индивиде), а что как раз и «лежит впереди и ниже», т.е. жизненный корень в среде общественного человека.
Так что эго (дочеловеческое «я») преодолевается не по направлению к Другому, т.е. вообще не в горизонте отношений, но только в вертикали становления человека (общественном существе). Дочеловеческое Я заведомо не во мне находится. К нему еще нужно опуститься. Преодолевать нужно не себя как Я, преодолевать нужно функциональность социального индивида, который–то вовсе и не эгоистичен. Нужно еще «впасть» в эгоизм, чтобы подняться вверх ко всеобщности человека. Значит, состояние эго — это есть состояние междусубъектности, а не голое пребывание человека перед миром и другими.
Более того, тотальность — это «общественная сущность», которой человек наконец-то овладел. И он теперь на каждом шагу как бы «дальнодействующее» существо. Имманентное не посредственно смыкается с трансцендентным, жизнь есть творчество. То есть тотальность — это не какое-то единство, зависающее над индивидом по ту сторону общественных отношений, в которых он функционирует, а сам человек в очищенной «общественной сущности» и в то же время непрерывно раскрывающийся в своих глубинных (беспредельных) возможностях, и открывающийся в запредельности мира.
Нужна «сборка» человека по ту сторону обособленных индивидов. Нужно духовное единство, надобна идеальная тотальность для-себя-бытия. Но это и не некое безличное состояние человека, а живое тождество индивидуального и всеобщего. Не такое единство, в котором бы уравнивались или пропадали индивиды. Пожалуй, даже, такое единство уже существует на Земле, оно и дано в общественных отношениях.
Более того, единство-то как раз и исходно, посюсторонне, а индивидуальность перспективна, потустороння. Индивидуальности — это звездности. Всеобщность же основа человеческого бытия. Нужно не от индивидуальности идти ко всеобщности, опосредуя при этом общественные отношения, обособленность индивидов, а от всеобщности (массовости) через общественное (особенное) бытие к множеству (многообразию) индивидуальностей, от слитности человечества к отдельным людям. Человек астральное (звездное) существо.
Не на человеке держится Человечество, а на человечестве Человек. Открыть человека — это не значит протащить индивидуальность через социальную опосредованность и растворить ее в некоей всеобщности. Звездное небо не тотально, а многообразно. Таким образом, все «внутреннее» в человеке — это и есть всеобщее: всечеловеческое, всеединое, универсальное, субстанциальное. Все «внешнее» индивидуально, человечно, отдельно, уникально, субъектно. Не здесь, не здесь человек, а там, в мире звезд или даже грез. И душа не здесь, а там. Здесь же дух, в котором все мы сходимся.
Собственно, человек ничем не отличается от мира, к которому принадлежит. Он устроен так же, как и Вселенная. Необходимость имманентна, свобода трансцендентна. И свободен человек в устремленности во Вселенную. И воплощен (оконечен) в качестве звезды на небосводе, на границах идеально освоенной Вселенной. Все жившие и будущие поколения над нами, а не позади нас.
Но единство, всеобщность человека, будучи его земной основой, ограничена, определена исторически. Задача опосредования общественности человека остается. Но отправляться нужно от единства человека, чтобы в конечном счете, выйти на свободную индивидуальность. Открыть человека нужно не в посюсторонности — при этом он не откроется, а закроется в случайности существования, но только выводя его на уровень потустороннего. При этом конечно, будет указано не на эмпирически конкретного индивида, а на «невозможного человека» (Мамардашвили).
Должно «превзойти» других, чтобы обратиться к ним звездной душевностью. И путь к своей звезде каждый должен проделать сам. Рецептов здесь нет. Пути человека неисповедимы. Единственное условие — это признание других, через которое и можно найти себя.
Само то, что индивидуальность необходимо выразить, говорит о том, что она уже находится в определенном единстве, как младенец в утробе матери. И «социальная материя» постоянно рождает индивидуальности. И вероятно, зачинается она во взаимодействии природного и общественного, т.е. в труде-творчестве, осваивающем природу.
Но можно ли будет вывести человеческую индивидуальность из всеобщего единства? И что предпослать самому единству? Может быть все-таки отправляться от «общественной сущности» человека, для того чтобы отступить затем от нее к «единству» и затем выйти на индивидуальность (звездность)? То есть логически исходить из того, что в действительности (вторично), затем выйти на истоковое, чтобы в результате дать опосредующий синтез (индивидуальность)? Или, наоборот, начинать надо с того, что логически предстает вторичным, но в действительности дано как первичное (например, многообразие индивидов)?
Чтобы отступив, «прыгнуть» дальше эмпирической данности, углубившись в ее предтечи, подняться выше нее? Индивидуальность, вероятно, и есть звездность человека, но ведь как на нее еще выйти, как на ней завершиться? Не остается ли только указать на нее и ничего более?
И вообще, если сущность человека есть определенное единство, данное в совокупности общественных отношений, что там, в основе ее еще можно найти? Чтобы ее же опосредовать и выйти на звездную индивидуальность? Разве только природное тождество, единство рода человеческого? Как выйти на звездность человека во Вселенной, если единство его ограничено Землей? Тогда ведь действительно надо от общественной определенности отступить к ничтожности человека, чтобы затем выйти к его звездности во вселенских масштабах? И тогда именно общественный человек, облепивший Землю, несет в себе ничто. Следовательно, общественная сущность человека опосредуется одновременно его точечной ничтожностью в себе и светящей звездностью во Вселенной.
При этом все можно списать на счет общественности человека: все его определенности, все содержание жизни его — в общественных отношениях. На ничтожность его остается лишь толика несказaнности, на звездность — лучик света во Вселенной. И если в движении брать все это, то общественное развитие делает его все более ничтожным. Так что, в конце концов, нужен основательный рывок для открытия человека по ту сторону общественности. И наоборот, чем ничтожнее человек в общественных отношениях, тем он звезднее по ту сторону их. Или чем тоталитарнее или индивидуалистичнее общество, тем резче деление людей на бесов и ангелов.
Земля облеплена разными системами, а не каким-то одним обществом. Нужно учитывать и эти противоречия. И, может быть, через эти общественные противоречия и прорывается человек к своей звездности? Через нейтральную (в духовном отношении) зону проявляется общечеловеческое в индивидуальности как через тектонические трещины прорывается огненная лава из внутренностей земли. Но в отличие от этого человек впервые только и начинает гореть (светить), как только выбирается над своей общественной сущностью. Или горит как индивид в сопротивлении обстоятельствам и светит как личность, выбираясь по ту сторону добра и зла. И светит-то он другим личностям, а не на какие-то общественные порядки.
Главное (парадокс) в том, что ничтожность делается звездой. Правда, опосредуется это общественными отношениями, т.е. их преобразованием как опосредованием «опосредованного». Точнее, опосредование социального возможно (и логически, и практически) как движение одновременно идущее и от ничтожности, и звездности, вплоть до его (социального) полного упразднения и установления человеческих (гармонических) отношений вместо «общественных». И тогда сам человек из внутренней ничтожности (ирреальности) и недосягаемой звездности (гиперреальности) превращается в реальное существо. В нем должны совпасть индивидуальное и тотальное, уникальное и универсальное, субъектное и субстанциальное. Опосредование социального и необходимо-то затем, чтобы утвердить вместо него самого человека. Он уже раздвоен настолько, что свелся, с одной стороны, к ничтожности, с другой, воспарил к звездности. И тем труднее задача опосредования, что в исходном приходится опираться лишь на омассовленную (аддитивную) ничтожность и рассыпанную (монадологическую) звездность человека.
Между индивидами нет различий — не только в том смысле, что они повторяют друг друга. Но и в том, что они не имеют никаких дистанций и слеплены в массовое тело. Как индивид человек вообще не существует, как личность же он эфемерен. Как масса он одно и то же, т.е. скучен; как индивидуальность разрознен, т.е. абсурден. Поэтому совпадение универсального и уникального и возможно только в опосредовании социального. Это, собственно, и должно стать открытием человека. Надо соединить «массового» человека (в индивидности) с духовным человеком.
Для открытия человека нужно предварительно воспроизвести отчуждение его как внутреннюю деградацию. Фейербах был не прав, утверждая, что человек отчуждает свою сущность в виде бога. Наоборот, суть отчуждения в том, что он опускается от бога до животного, от самости до средства, от звездности до ничтожности. И тогда открытие человека нужно понимать в том смысле, что это есть показ реального положения человека, которое негативно говорит о том, какие возможности за ним остались. То есть нужно идти от открытого человека вплоть до того, в чем он же совершенно замкнут (закончен). Надо показать, как закрывается открытый человек, для того чтобы узнать вообще насколько он открыт в мире. Открыть человека можно лишь в том, в чем он закрыт.
Нужно обратное движение от того чуждого состояния, в котором находится общественный человек. Его нужно редуцировать как к возможной точке из всего мира, но не для того чтобы с ним покончить раз и навсегда, а для того чтобы он внове открывал себя в мире. Или человека надо закрывать (редуцировать) из мира к точечности, для того чтобы он открывался сам. Роль науки относительно человека как предмета познания чисто негативная. Она просто говорит о том, что человек есть теперь, для того чтобы он опроверг это в дальнейшем становлении. С нее достаточно того, чтобы довести человека до некоего абстрактного начала, но соответствующего современным реалиям, Т.е. произвести соответствующую идентификацию, согласно которой идентифицирует себя человек теперь и здесь.
Но доводить человека надо до такой точки, из которой он не повторил бы обратно мир, теоретически сведенный к нему, а практически изменил бы его, открываясь миром новым. Собственно, чтобы он отказался от того мира, в котором он есть и из которого его постигает наука, чтобы стать миром иным. «Камо грядеши» человек? — наука не знает. Ему нужно прорезаться в новых измерениях. При этом, конечно радикально изменяя свои отношения с природой, обществом, духом. Но все это дело самого человека. Наука здесь может говорить только гипотезами. Поэтому вообще открытый человек — это гипотетическое существо, с которым все возможно.
Более четко: мир наличный нужно свести к человеку чтобы он открылся миром новым. Не в мире человек, а в человеке должен быть открыт мир. В этом смысле роль науки чисто посредническая. Точечный индивид должен будет обернуться свободной индивидуальностью, несказaнный человек всезначимой реальностью. Несказaн-то человек именно потому, что он только снимает в себе мир наличный, но не выходит еще в мир иной; он только принадлежит данному миру, но не обладает иным миром; он порожден миром, но не превышает его. В этом же его двойственность, «странная противоречивость» (Гердер), не укладывающаяся ни в какую идентичность.
4. Я и яма свободы
Подняться непосредственно от «я» к сверхчеловеческому нельзя. Нужен предварительный выход на Другого, с тем чтобы в пересечении отношений Я –Другой возвыситься в качестве человека к сверхчеловеческой идеальности. В этом плане триединство «деятельность-общение-творчество» и есть некая схема человеческого бытия, схема движения человека «вперед и вверх».
Но ведь это и странно? Получается, что человек — это существо меж-индивидное (общественное), т.е. ни к кому не относящееся, хотя и проектное по отношению к каждому, и рвущееся вверх, трансцендирующее к идеальности из общественных отношений. Следовательно, человек не тело, человек в воздухе отношений как эфирное существо. В этом плане и нужно подразумевать человека как душевно–духовное существо. То есть между душой и телом никакой связи нет. Человек как третье существо открывается не как тело, а как душа, которая свободна от соматического эго. Все тела падают вниз, все души устремляются вверх. Хотя, конечно, телесные связи задают вертикаль возвышения души. То есть отношения тел — это упор, основа для человека как третьего, душевно– духовного существа.
Человеческое независимо от индивидов, индивиды же в их отношениях зависимы от человеческого; то есть индивиды втягиваются в отношения друг с другом вследствие человеческого становления. Не индивиды (даже) вступают в отношения друг с другом, а человек как третье существо сводит их воедино. Только в результате становления человека устанавливается и поддерживается справедливость как гармония свободы и равенства индивидов.
Не к Другому нужно «вырываться» из эго, а в перспективе Другого упасть, углубиться, найти опору для человеческого бытия в отношениях. Необходимо движение «вперед и вниз», для того чтобы вертикально устремиться вверх. Преодолевая, жертвуя дочеловеческим «я» или выдерживая в качестве исходной позиции равенство: Я — Другой. Без этого не обойтись. «Вожделение» и «признание» у Гегеля. Затем «всеобщность» — но коренящаяся в свободной индивидуальности, которая-то и относительна к миру. Вожделение как самоотвержение, т.е. обретение себя в индивидуальности с одновременным поворотом на самостояние в идеальной тотальности.
Да, но не односторонне ли все это? Ведь отправным берется, как бы там не было, некое эго? И тогда на человека не выйти? А что если само эго и есть подпольное, подпочвенное существо? Это не то, что во мне (=экземпляре рода человеческого, индивиде), а что как раз и «лежит впереди и ниже», т.е. жизненный корень в среде общественного человека.
Так что эго (дочеловеческое «я») преодолевается не по направлению к Другому, т.е. вообще не в горизонте отношений, но только в вертикали становления человека (общественном существе). Дочеловеческое Я заведомо не во мне находится. К нему еще нужно опуститься. Преодолевать нужно не себя как Я, преодолевать нужно функциональность социального индивида, который–то вовсе и не эгоистичен. Нужно еще «впасть» в эгоизм, чтобы подняться вверх ко всеобщности человека. Значит, состояние эго — это есть состояние междусубъектности, а не голое пребывание человека перед миром и другими.
