Глава 1
Дед болел долго и тяжело. Как только ему становилось хоть немного лучше, он сразу оживлялся, вызывал к себе управляющего фабрикой и устраивал разгон, лез во все семейные дела, начинал критиковать сделки своего сына, моего отца, которому так и не удалось добиться успехов в торговле, подшучивал над Барбарой и ее нерешительным женихом. Хуже всего было, когда он начинал, по его собственному выражению, вправлять мозги мне. Деда я любила, да и его болезнь требовала относиться к нему со снисходительностью, поэтому я спокойно выслушивала все тирады о том, что в моем возрасте пора бы и подумать о замужестве. Мое мнение он прекрасно знал – после того, как Гюнтер женился на моей же близкой подруге, этот вопрос я закрыла для себя раз и навсегда. Я не хочу, чтобы меня предавали, а значит, и замуж никогда и ни за кого не выйду. Но дед упорно твердил, что «один засранец не стоит того, чтобы ломать себе жизнь». Я ломать и не собиралась. Ведь и одной можно прекрасно прожить – ни от кого не зависишь, ни о ком не заботишься, делаешь только то, что хочешь. Угрозы лишить наследства вызывали у меня лишь скептическую усмешку – выбранная в Академии специализация по алхимии давала такой простор для возможности заработать, что просто дух захватывало. Нет, я дедовых денег не ждала, никогда на них не рассчитывала, а сейчас, на четвертом курсе, и не зависела от них. Постоянные подработки позволяли покупать не только подарки родным, но и довольно дорогие артефакты, необходимые для дела. Я уже подумывала о том, не снять ли мне домик, где можно было бы устроить собственную лабораторию – академической пользоваться разрешали не всегда, а соседка по комнате была недовольна, если я делала заказы на нашей общей жилплощади. Пахло ей, видите ли, плохо. Учитывая то, что она часами пропадала на территории, где располагались клетки с магическими животными, обоняние у нее давно должно атрофироваться. А вот, поди ж ты…
В последнюю нашу встречу дед был задумчив и немногословен, с постели уже не вставал. Мама, всхлипывая, говорила, что утешение ему приносят только беседы с монахами монастыря Святой Инессы, которые снимали боль не только душевную, но и телесную. Ведь своим служителям святая давала толику божественной силы, позволяющей утешать страждущих.
– Ивонна, – еле слышно прошелестел дед, – если ты не выйдешь замуж, я твою долю завещаю монастырю.
– Твое право, деда, – пожала я плечами. – Ты же знаешь, это для меня неважно.
– Ты уверена? – изогнул он сухие потрескавшиеся губы в подобии улыбки.
– Уверена. Я могу прожить и без твоих денег.
– Разбаловали мы тебя, – вздохнул дед. – Вон, инор Хайнрих был бы счастлив тебя видеть за своим сыном.
– Еще бы, с его косметическим производством, – насмешливо фыркнула я, с трудом вспоминая Хайнриха-младшего. Кажется, у него все лицо в веснушках. – Дедуль, тебе пора давно понять, не убедишь ты меня.
– Не стоит этот Гюнтер, чтобы ты столько лет по нему сохла, – внезапно сказал он.
– Еще чего? – возмутилась я. – Я давно и думать про него забыла. Просто мне никто не нужен.
– А родители и Барбара? Они тоже не нужны?
– Ну ты сравнил. Я для вас на все готова! Вы все – моя семья, но, кроме вас, мне никто не нужен, – твердо сказала я.
– Кроме нас, никто, – задумчиво сказал он. – Иди, я устал.
Он прикрыл глаза и сделал вид, что уснул. Я вышла, не желая его беспокоить. И был это наш последний разговор. Начались занятия в Академии, времени они отнимали немеряно, да еще заказы пошли потоком, так что съездить к родным не получалось Я уже думала, что до сессии не выберусь, как вдруг получила письмо из дома, отправленное скоростной почтой. Дед умер, и меня просили приехать на похороны.
Пришли проститься с ним многие – не только соседи и друзья семьи, но и торговые партнеры, которые вели в свое время дела с ним, а теперь – с моим отцом. Был там и инор Хайнрих со своим отпрыском, который всячески пытался выразить мне свои соболезнования. Я невольно отметила, что он выбрал крайне неудачное время, чтобы показать свою заинтересованность, и тут же забыла бы о нем, если бы не странная фраза:
– Инорита Ивонна, я был бы счастлив, если бы вы подумали обо мне завтра.
Я немного понедоумевала, что он имел в виду, но быстро выбросила этот разговор из головы. В конце концов, мне было чем заняться и без размышлений на отвлеченные темы. Весь день прошел в бестолковой суете, не дающей полностью погрузиться в переживания, а к вечеру я настолько устала, что просто провалилась в сон.
Утром огласили завещание.
– Я, Густав Бринкерхоф, находясь в здравом уме и твердой памяти, в присутствии двух свидетелей, действуя добровольно, – монотонно зачитывал семейный нотариус, не поднимая глаз на присутствующих, – настоящим завещанием на случай моей смерти делаю следующее распоряжение. За исключением мелких выплат, список которых прилагается, все мое движимое и недвижимое имущество делится на три равные доли и передается моему сыну Отто Бринкерхофу и моим внучкам Ивонне Бринкерхоф и Барбаре Бринкерхоф в случае, если в течение года будут выполнены следующие условия. Ивонна Бринкерхоф должна вступить в брак до Барбары Бринкерхоф, причем оба эти брака должны быть заключены по всем правилам до истечения двух месяцев с момента моей смерти. Выплата долей произойдет по истечении года с момента заключения второго брака, при условии, что оба брака будут признаны действительными монастырем Святой Инессы. В случае невыполнения этих условий все мое имущество завещаю монастырю Святой Инессы, коему и надлежит проследить за исполнением моей воли. До истечения указанного срока наследующие мне будут получать ежемесячные выплаты, размер которых фиксирован и составляет…
Взгляды всех присутствующих скрестились на мне. Еще бы – мое отношение к браку не секрет для семьи. И теперь я буду стоять между семьей и так необходимыми им деньгами. Своего источника дохода ни у кого не было. Да что там деньги – даже любая чайная ложка в доме по закону принадлежала деду.
– Как он мог так со мной поступить? – глухо сказал отец.
– Завещание нельзя опротестовать? – неуверенно спросила я. – Ведь его текст явно указывает на то, что здравый ум – это преувеличение.
– Здравость ума на момент подписания была документально подтверждена монастырем Святой Инессы, – смущенно сказал нотариус. – Поверьте, инорита, я пытался отговорить инора Бринкерхофа, но он и слушать меня не хотел. Сказал, что хоть после смерти, но будет так, как он хочет.
– Не будет, – твердо сказала я. – Я не меняю свои решения. Деду я говорила, что его деньги мне не нужны.
– Иви, а как же мы? – тихо спросила мать. – А Барбара? Родители Юргена никогда не согласятся, чтобы он женился на бесприданнице.
Сестренка, только сейчас осознав, что ей грозит, громко, с подвываниями, зарыдала. Я растерянно оглядывала родных и ни в ком не видела поддержки. Во всех направленных на меня взглядах было лишь осуждение. Даже нотариус укоризненно покачал головой.
– Инорита, вы подумайте о близких, – сказал он. – Неужели вы действительно хотите, чтобы из-за вашего эгоизма вашу семью выгнали из этого дома.
– И что вы предлагаете? – язвительно спросила я. – Выбежать на улицу и выйти замуж за первого встречного?
– Зачем же? – невозмутимо ответил он. – Два месяца – достаточный срок, чтобы определиться, с кем вы хотите вступить в брак.
– Что помешает монастырю не признать потом наши браки?
– Инор Бринкерхоф записал пункты, по которым это будет определяться.
– Надеюсь, детей там нет, – нервно сказала я. – За такой срок они могут и не появиться.
– Детей нет, – подтвердил нотариус. – Но обязательное совместное проживание в течение года есть, так что на фиктивный брак не рассчитывайте.
– Иви, Клаус Хайнрих хоть завтра на тебе женится, – оживилась сестра, сбив меня с какой-то важной мысли. Слезы ее уже высохли, и глазки заблестели. – Я знаю, его отец с дедом об этом говорили незадолго до дедовой смерти.
Я вспомнила вчерашние слова рыжего Клауса и разозлилась. Похоже, содержание завещания ему известно. Возможно именно инор Хайнрих и подговорил внести этот пункт. Я тут же устыдилась своих мыслей. Уж кому, как не мне, знать, что на деда никто не мог повлиять, и такое глупое условие его заставило написать отнюдь не чужое влияние, а упертость и убежденность в собственной правоте. И еще уверенность, что ради семьи я нарушу свои принципы.
Видя мою нерешительность, отец предложил послать за Хайнрихами и сразу определить дату свадьбы. Мои слабые протесты полностью потонули в хоре обрадованных родственников. Особенно усердствовала Барбара. Она обнимала меня за шею и, тыкаясь прямо в ухо, постоянно повторяла: «Иви, ты ведь сделаешь это для меня, правда?» И у меня просто не хватило духу сказать им твердое «нет».
Оба Хайнриха, и отец, и сын, выглядели полностью довольными решением нашей семьи. Инора Хайнриха устраивали и те деньги, которые я наследовала, и те знания, что я могла бы принести в семейный бизнес, в то время как Клауса больше занимала именно я, а не те блага, что он получал от брака. Он сразу заграбастал мою руку, как бы утверждая право собственности, и забрать ее уже не представлялось возможным. Его рука, широкая, покрытая густым рыжим волосом, напоминала мне какого-то диковинного насекомого. Мне вдруг на миг представились эти мохнатые пауки, бегающие по моему телу, и к горлу подкатила тошнота. Не слишком ли велика жертва, которую требуют от меня родные?
– Так что? – пробасил Хайнрих-старший. – Через неделю устраивать свадьбу уже прилично.
– Нет! – испуганно вскрикнула я. – Это слишком быстро! И потом, у нас траур. Мы дедушку только похоронили, а уже планируем праздники.
– Ваш дед, инорита, этого сам хотел. Мы поступаем по его воле. А свадьбу можно скромную устроить, только для близких родственников. Это траур не нарушит.
– Я через неделю не могу – у меня начинается сессия.
– Иви, какая сессия? – недоуменно сказала мама. – Тебе и в академию возвращаться не надо – по условиям завещания ты должна будешь жить с Клаусом, а, значит, ни о какой учебе и речи быть не может.
– Мне осталось всего полтора года, как я брошу? – возмутилась я. – Нет, я хочу получить диплом. Имею полное право.
Хайнрихи переглянулись. Похоже, этот вариант им в голову приходил, и они его обсудили.
– Ивонна, дорогая, вы же можете взять на год академический отпуск, – внес предложение старший.
Брака с рыжим Клаусом нравился все меньше. Сначала выхожу за него замуж и получаю волосатых пауков. Потом расстаюсь с академией, как бы временно. Но кто мне даст туда вернуться? За год-то многое случиться может. И первым пунктом в списке Хайнрихов наверняка стоит моя незапланированная беременность. То есть это для меня она незапланированная, а для них очень даже. Для их фабрики моих знаний и умений хватает и тех, что уже есть.
– А если вашему сыну пожить этот год в Гаэрре? – предложила я. – Он запишется там на какие-нибудь курсы.
– У нас же производство, – ответил Клаус. – Я не могу его надолго оставлять. А вот ваша помощь будет нам очень кстати. Ивонна, вам будет очень интересно.
– Косметика меня никогда не привлекала, – я не теряла надежды получить все же руку в собственное пользование и время от времени пыталась ее выдернуть, но он все также цепко меня держал, – И этот год я хотела бы прожить возле Академии.
– Иви, – надула губки сестра, – если уж вы сейчас никак не решите, где будете жить, то, может, тебе лучше за кого другого выйти?
Мать испуганно охнула и прижала руку к сердцу.
– Барбара, лучше бы ты промолчала! – рявкнул отец.
– А что такого? – капризно сказала она. – Я ведь тоже лицо заинтересованное. Иви ведь все равно за кого выходить, вот пусть и найдет себе того, кто с ней согласится жить в столице.
– Барбара, иди к себе! Немедленно!
Сестра обиженно выпрямилась и гордо вышла из комнаты. Я проводила ее взглядом и внезапно поняла, что замуж не хочу еще сильнее, чем раньше. Тем более за Клауса. Что же делать? Паника неудержимо росла, хотелось убежать вслед за сестрой, но я взяла себя в руки и твердо сказала:
– Предлагаю отложить этот разговор до конца сессии. Возможно, мы найдем решение, удовлетворяющее обе стороны. А сейчас, извините, мне надо собираться. Мой дилижанс отходит через час.
– Хотелось бы большей определенности с датой, Ивонна, – суховато сказал отец. – Ты же понимаешь, что мы все сейчас зависим от твоего каприза, и беззастенчиво этим пользуешься.
– Я пользуюсь? – от негодования у меня перехватило горло, и я закашлялась. – Да я во всем иду вам навстречу. Единственное условие – позволить мне доучиться.
– И все же, определись с датой до отъезда, – не смягчился отец. – Мне не хочется остаться нищим из-за твоей блажи.
– Положим, блажь не моя, а дедова, – не удержалась я, но, взглянув на нахмуренное лицо родителя, продолжила: – Не позже, чем через две недели после окончания зимней сессии я выйду замуж. Даю слово.
– Замечательно, – расплылся в улыбке отец и обратился к Хайнрихам: – Если Ивонна дала слово, она его ни за что не нарушит.
– Клаус, да отпустите вы наконец мою руку! – не выдержала я. – А то я на дилижанс опоздаю.
– Было бы замечательно, если бы вы передумали уезжать, – с надеждой посмотрел он на меня, но руку отпустил, и то хорошо.
– Я уже высказалась по этому вопросу, – ответила я и быстро вышла из комнаты, не желая больше принимать ни малейшего участия в обсуждении моей свадьбы. По мне, так сегодня это чересчур популярная тема.
Собирать мне было нечего, так что я быстро схватила саквояж и выбежала из отчего дома. Клаус увязался-таки меня провожать, в то время как его родитель остался у нас, не иначе как радостно строить планы по совместной жизни своего отпрыска со мной.
– Я к вам скоро приеду, – бубнил Клаус. – Сходим куда-нибудь. Я столицу не очень хорошо знаю, но мы непременно найдем, куда пойти.
– Это лишнее, – ответила я. – У меня даже времени на вас не будет. Встретимся после сессии.
– Я привезу вам браслет, как своей невесте.
Спас меня вовремя подъехавший дилижанс. Я радостно попрощалась с женихом и стрелой влетела в карету. Нет уж, за него я ни за что не пойду. А значит, нужен фиктивный брак, чтобы через год моя семья спокойно получила деньги, а я – так желаемую свободу. Под мерный скрип колес я стала перебирать всех своих знакомых мужского пола, к которым можно было бы обратиться с такой деликатной просьбой.
Глава 2
Всю дорогу назад я думала над тем, к кому из моих сокурсников я могу подойти. И получалось, что ни к кому. Те, что хоть немного поответственней, уже давно и прочно заняты, имея если не жену, то официальную невесту точно, которая, как я думаю, ни за что не согласится на участие своего жениха в столь сомнительном мероприятии. А те, которые пока ничем и никем не обременены, вряд ли сохранят наш договор в тайне. Даже при условии получить половину завещанных мне денег при успешном завершении дела. Все это ужасно печалило.
В общежитие я шла очень медленно, не поднимая глаз от брусчатой мостовой, как будто надеялась получить подсказку от равнодушного камня. Не хотелось никого видеть и ни с кем говорить. А ведь Анита наверняка полезет со своей жалостью – она даже провожала меня со слезами на глазах.
