Тереса провела в постели еще целую неделю. А когда встала, сразу поняла, что случилось. В гостиной она просидела с каменным лицом, время от времени вставляя фразы, чтобы показать, что она участвует в общем разговоре. Но говорила она такие гадости, что лучше бы молчала. Видно, в голову ей пришла та же мысль, так как она сослалась на плохое самочувствие и ушла, напоследок мазнув по мне неприязненным взглядом. Я поежилась. Непохоже, что она ограничится только этим, Даниэлю ничего высказывать не будет, а вот мне… Вечер оказался безнадежно испорчен этими мыслями. Я ждала воплей, швыряния в стену всего, до чего могла дотянуться моя сестра, и требований отправить меня куда подальше, чтобы не мешала ее личному счастью.
Но Тереса отреагировала на удивление сдержано. Нет, она не оставила это без внимания, пришла ко мне после отъезда Даниэля, но лишь насмешливо сказала:
- Дура ты, Патти. Я же сказала, что он мой. Но я добрая - пользуйся, пока есть такая возможность, скоро ее не будет.
И эта ее спокойная уверенность испугала меня намного больше, чем любой самый отвратительный скандал, на которые Тереса была мастерица. Скандалы она устраивала только тогда, когда считала, что другими методами ничего не добьется. А это значило, было у нее что-то, позволявшее надеяться на исход для себя благополучный. Сестра считала Даниэля собственностью, а свое отдавать она не собиралась
Начала она на первом же совместном семейном обеде. Думаю, от того, чтобы выступить раньше удержало только нежелание встать к завтраку.
- Па-а-ап, - капризно протянула она, - а тебе не кажется, что Патти ведет себя неприлично. Она столько времени проводит с чужим женихом, что могут пойти слухи.
- С чужим женихом? – отец вопросительно на нее посмотрел.
- Ну да, с Даниэлем Феррейра, - невозмутимо ответила Тереса.
- Подожди, разве он заключил с кем-то помолвку? – удивился папа. – Странно, что я об этом не знаю.
Теперь пришла пора удивляться Тересе.
- Но как же папа, он же мой жених! – возмущенно сказала она.
- Дорогая, ты же не думаешь так всерьез? - ответил отец. – Мы с фьордами Феррейра, конечно, были бы рады, если бы вы поженились, но заставлять вас не стали бы. Так что Даниэль – молодой человек, свободный от всяких обязательств.
Тереса мелодично рассмеялась.
- Конечно, я не считаю, что шутка, прозвучавшая в нашем далеком детстве, должна непременно воплотиться в жизнь. Но вот наши соседи, - она выразительно посмотрела на отца, - они убеждены, что мы с Даниэлем помолвлены. И в свете этого, совершенно неприлично выглядит его поведение. Молодой фьорд, свободный от всяких обязательств, проводит много времени со столь юной девушкой, как Патти.
Отец задумался. Потом вопросительно посмотрел на меня
- Мне вовсе не кажется, что мы с Даниэлем проводим так уж много времени, - торопливо сказала я.
- Ой, Патти, да что ты понимаешь, - махнула рукой в мою сторону Тереса. – Ты еще слишком маленькая, чтобы судить об этом. А вот нашим родителям надо задуматься и оградить тебя от возможных слухов.
- Я поговорю с отцом Даниэля, - решил отец.
Тереса победно на меня посмотрела. Мне так хотелось сказать ей какую-нибудь гадость, что я даже губу прикусила, чтобы не дать повода обвинять меня потом в несдержанности и детском поведении.
- Ой, папа, Патти сейчас заплачет, - с деланым сочувствием сказала Тереса. – Она уже переживает возможную разлуку. Так что вовремя я обратила ваше внимание. А то бы сестра окончательно влюбилась и наделала глупостей.
Я встала из-за стола, резко отодвинув стул, и пошла к выходу из столовой. Взгляды родителей и сестры я чувствовала всей кожей спины, но не оборачивалась. Тогда я впервые почувствовала к сестре что-то похожее на ненависть и очень этого испугалась. Ведь она – одна из самых близких мне людей, я должна ее любить. Неужели Даниэлю удалось встать между нами?
Переживала я до вечера, от которого не ждала ничего хорошего. Когда Эдита передала мне приглашение отца зайти в его кабинет, сердце мое оборвалось - настолько я была уверена, что сейчас услышу что-то плохое для себя. Но отец, на удивление, выглядел довольным. Увидев меня, улыбнулся и сказал:
- Поговорил я сегодня с Феррейра-младшим. Он просил твоей руки. Если ты согласна, то о вашей помолвке сообщим на следующей неделе, а свадьбу сыграем, когда тебе исполнится восемнадцать.
И я не смогла выдавить из себя ничего более умного, чем:
- А Тереса?
- Она же сама сегодня в обед сказала, что ее беспокоит только приличие, а не собственное сердце, - заметил отец. – Помолвлены они с Даниэлем никогда не были, так что тебе не следует себя винить из-за того, что выбрал он тебя, а не ее. Так что мне ответить фьорду Феррейра?
Он лукаво на меня посмотрел, как будто и не сомневался в моем ответе. Я его не разочаровала – покраснела, как положено счастливой невесте, и выдавила из себя робкое:
- Я согласна.
На ужине папа сидел с необычайно довольным видом, мама сияла не хуже весеннего солнца, одна лишь Тереса с мрачным видом вертела в руках вилку, бросая на нас странные испытующие взгляды. К еде она не притронулась. А вечером, незадолго до того, как я собиралась лечь спать, зашла ко мне и сказала:
- Думаешь, выиграла? Нет, Патти, твой он только временно. Он нужен мне, а значит я получу его, чего бы мне это не стоило.
А после чего пошла к отцу и устроила ему самый громкий скандал из всех, что были раньше в нашем доме. Но папа в этот раз навстречу ей не пошел. Ведь Даниэль – это не игрушка в магазине, которую отказались купить маленькой девочке. Кричи, не кричи – не получишь. Видно, поняла это и Тереса. В доме воцарилась тишина, правда, на мой взгляд, несколько зловещая. Но больше в этот день ничего не случилось. А на следующий она уехала в Фринштад, пробыла там почти неделю и вернулась к оглашению нашей помолвки. В новом платье, спокойная, довольно улыбающаяся и совершенно невозмутимая. Нас с Даниэлем она поздравляла так, что у окружающих не осталось ни малейших сомнений – моя сестра счастлива, что Феррейра-младший достался мне, а не ей. Но я-то знала, что это не так. Знала, и это знание отравляло мое счастье, хоть и было его столько, что казалось – тронь, и начнет щедро выплескиваться, одаряя того, кто рядом.
У меня теперь было законное право находиться рядом с Даниэлем. Он обнимал меня за талию, легко привлекая к себе, и шептал на ухо всякие милые глупости. Его дыхание на моем виске было таким горячим, таким обжигающим, что внутри меня что-то сладко сжималось и хотелось почувствовать на виске уже его губы. А может, и не только на виске. Казалось, он это почувствовал, так как предложил выйти в сад.
Было уже совсем темно. Но мы и не собирались любоваться недавно расцветшими розами редкого сорта, которым так гордилась мама. Лишь только мы оказались вдали от посторонних глаз Даниэль начал меня целовать с жадностью, которая передалась мне. Я тесно прижималась к нему, и мне было мало всего – и этой ночи, и наших поцелуев.
- А вы не слишком увлеклись? – раздался злой голос Тересы. – Даниэль, не забывай из какой семьи Патрисия. А то смотрю, еще немного – и оприходуешь ее где-нибудь прямо под мамиными розами.
- Тереса, мы же только целовались, - попыталась я оправдаться. – Что в этом такого?
- А ты вообще молчи! Видела бы ты себя со стороны, - слова сестры, как звонкие пощечины, били, не зная пощады. – Ты выглядела как дешевая шлюха, жаждущая удовлетворить клиента.
- Какие глубокие познания, - насмешливо сказал Даниэль, прижимая меня к себе покрепче, хотя единственное, чего мне сейчас хотелось, - убежать отсюда подальше, и не слушать этих гадких слов. – Чувствуется личный опыт. Обширный и разносторонний.
Тереса поперхнулась словами, которые собиралась выплеснуть на меня, и с ненавистью уставилась на моего жениха:
- Да как ты смеешь? – прошипела она. Смутно угадываемы в темноте черты ее лица явственно исказились. – Я беспокоюсь о своей сестре.
- Побеспокойся лучше о себе. О ней теперь есть кому беспокоится.
- Возвращайтесь в дом, если не хотите скандала. – Тереса сдаваться не собиралась. – Немедленно. Или я начну кричать.
- Что кричать? – недовольно сказал Даниэль.
- А это уж я придумаю, поверь.
Сказала она почти спокойно, видимо, смогла все же взять себя в руки, но ни у Даниэля, ни у меня желания спорить не возникло. Вечер был уже безнадежно испорчен, и даже если бы вдруг сестра внезапно отсюда исчезла, воспоминания о ее словах все равно стояли бы между нами. Когда мы вернулись в дом, с лица Тересы не сходила торжествующая улыбка, а Даниэль сказал:
- Похоже, наша помолвка будет еще тем испытанием.
Он сжал мою руки и переплел свои пальцы с моими, а я подумала, какая разница, что вместе мы пройдем любые испытания, да и сколько там осталось времени до нашей свадьбы? Разве может нам помешать Тереса?
Но, оказалось, может. Она переговорила с отцом, живописав ему в красках мое грехопадение, и тот, несколько смущаясь, попросил меня не оставаться с женихом наедине без присмотра мамы или Тересы. Стоит ли говорить, что у мамы вечно находились дела и нашим бессменным надсмотрщиком была сестра? Гадостей она больше не говорила ни мне, ни Даниэлю, у меня даже закралось подозрение, что тогда она действительно беспокоилась обо мне, но само ее присутствие ужасно мешало. При ней слова застревали во рту, цеплялись за язык, делая его толстым и неповоротливым. Обычно Даниэль держал меня за руки и чуть насмешливо поглядывая на Тересу, перебирал мои пальцы. Она делала вид, что это ее совсем не задевает, и пускалась в пространные рассуждения о новых модных тенденциях или о чем-нибудь другом, столь же далеким от общих интересов. Но ее расслабленная поза никого не обманывала. Острый, хищные взгляды, которые она бросала на моего жениха, заставляли меня нервно вздрагивать. Впрочем, Даниэля они не особо беспокоили, разговаривал он с сестрой спокойно и никакие выпады в ее сторону не допускал. Иногда я спускалась раньше Тересы, и мы успевали поцеловаться до ее прихода, а потом сидели с невинным видом. И эти как бы украденные поцелуи были такими сладкими, что примиряли меня и с постоянным надзором, и с долгим ожиданием, которое уже вскоре должно было закончиться.
Вовсю шли приготовления к нашей свадьбе. В тот день я задержалась у портнихи, которая никак не могла вставить рукав в пройму так, чтобы это устроило и ее, и мою маму. Так что когда мы вернулись домой, Эдита, наша горничная с заговорщицким видом сообщила, что Даниэль уже тут. Но в гостиной его не было, не было его и на террасе и в саду. Я даже подумала было, что он меня не дождался, но вид его грифона говорил о другом.
Я уже даже не знала, где его искать, а Эдита только недоуменно разводила руками. Что меня заставило пойти в комнату Тересы, я до сих пор не знаю, ведь это было последнее место, где мог находиться мой жених. Но он был там…
Без одежды он был необычайно красив. С отрешенным лицом он мерно двигался, вжимая Тересу в ее постель. Капли пота перламутрово поблескивали на его рельефных плечах. Из горла вырывалось чуть хрипловатые звуки, которые смешивались со стонами наслаждения сестры. Она выгибалась ему навстречу, впитывая каждое движение, каждый его вздох. Ее волосы блестящими черными змеями разметались по подушке, пальцы впивались в плечи нависающего над ней мужчины, не гладя, нет, терзая его ногтями. Все это казалось каким-то нереальным, фантомным, неправильным…
Когда за моей спиной завизжала Эдита, я как будто очнулась от сна. Очнулась, чтобы увидеть вскинувшегося покрасневшего Даниэля и торжествующую улыбку старшей сестры.
- Патрисия… - только и успел сказать мой жених, теперь уже бывший, до того как я развернулась и побежала к себе.
Подушка не смогла полностью защитить меня от всех звуков, а их было много – до меня доносился и стук в дверь, и голос Даниэля, который сменился голосом мамы. Мне хотелось заснуть, проснуться и узнать, что это был лишь страшный сон, что ничего такого не было. Но нет, забыться и забыть мне было не суждено. Вечером мама нашла запасной ключ от моей двери и нарушила мое одиночество.
- Патти, мне так жаль, так жаль, что все так получилось, - горестно сказала она. – Но ты же понимаешь, что теперь и речи не может быть о вашем браке?
- Я не вышла бы за него после увиденного, будь он даже последним мужчиной, - резко ответила я.
В голове шумело, почему-то тошнило от одних мыслей о Даниэле и Тересе, и очень хотелось, чтобы меня опять оставили одну.
- Хорошо, что ты это понимаешь, - облегченно сказала мама, ведь теперь он обязан жениться на Тересе. Боги, такой скандал! – запричитала она. - За что нам это?
Но мне не было никакого дела до того, что о нас будут говорить соседи. Ужасная, ни разу не испытанная доселе боль терзала меня изнутри. Лучше бы он сразу женился на Тересе, и не было бы этого призрака сияющего счастья, разбившегося сегодня на тысячи мелких тусклых осколков. Мама пострадала еще немного и ушла, а на смену ей пришла та, кого я сейчас желала видеть еще меньше, чем Даниэля.
- Патти, к чему это представление? – спокойно сказала она. – Подумаешь, жених изменил. В первый раз, что ли? Ты серьезно считаешь, что он все эти годы хранил целомудрие, чтобы достаться тебе в целости и неиспользованности? Дура ты, Патти, право слово.
Я вскинулась и с ненавистью на нее посмотрела. Раньше такое чувство мне было незнакомо. Я даже не представляла, что можно так сильно желать кому-то смерти, прямо сейчас, и желательно как можно более мучительной. Но вместо того, чтобы умереть, она внезапно расхохоталась, глядя мне прямо в глаза.
- Обидели бедную девочку, надо же! Да забирай его назад, не нужен он мне больше. Не впечатлил. Совсем. Да и что он такое, этот твой Даниэль?
- Он не мой, - глухо ответила я.
- Да мне без разницы, - она потянулась как сытая кошка и чуть мечтательно прищурилась. – Даниэль – не лучшее, что можно найти. Ни денег особых, ни связей. Нет уж, мне такой не нужен. Так что можно сделать вид, что ничего не случилось, даже свадьбу не отменять. Она у вас через неделю?
- Никакой свадьбы не будет.
- Да куда ты денешься? – усмехнулась она. – Пострадаешь, да простишь. А вот забыть не забудешь, нет.
Тереса опять победно улыбнулась как тогда, под Даниэлем, и вышла из комнаты, а я поняла, что просто сойду с ума, если пробуду здесь еще хотя бы мгновение…
Моих карманных денег хватило, чтобы добраться до Фринштада. Но что дальше? Я бродила по улицам, как вдруг увидела объявление на магазинчике старинных артефактов «Требуется продавщица». И я подумала – почему бы и нет? Учиться чему-то новому, что-то делать - намного лучше, чем бесцельно страдать. Да и было бы по кому страдать…
Андрес решил развить успех. На следующий день в родительский магазин он не только заявился много раньше, чем обычно, но еще и принес букетик фиалок, которые в это время стоили не просто дорого, их даже найти было почти нельзя. Это было тем более приятно, что о своей любви к этим маленьким, но таким милым цветочкам я не говорила ни разу, а значит, он заметил это сам. Фьорд Сореано привычно пробормотал, что, пожалуй, он вполне может оставить сейчас магазин на наследника, а то дела не терпят отлагательств.
Но Тереса отреагировала на удивление сдержано. Нет, она не оставила это без внимания, пришла ко мне после отъезда Даниэля, но лишь насмешливо сказала:
- Дура ты, Патти. Я же сказала, что он мой. Но я добрая - пользуйся, пока есть такая возможность, скоро ее не будет.
И эта ее спокойная уверенность испугала меня намного больше, чем любой самый отвратительный скандал, на которые Тереса была мастерица. Скандалы она устраивала только тогда, когда считала, что другими методами ничего не добьется. А это значило, было у нее что-то, позволявшее надеяться на исход для себя благополучный. Сестра считала Даниэля собственностью, а свое отдавать она не собиралась
Начала она на первом же совместном семейном обеде. Думаю, от того, чтобы выступить раньше удержало только нежелание встать к завтраку.
- Па-а-ап, - капризно протянула она, - а тебе не кажется, что Патти ведет себя неприлично. Она столько времени проводит с чужим женихом, что могут пойти слухи.
- С чужим женихом? – отец вопросительно на нее посмотрел.
- Ну да, с Даниэлем Феррейра, - невозмутимо ответила Тереса.
- Подожди, разве он заключил с кем-то помолвку? – удивился папа. – Странно, что я об этом не знаю.
Теперь пришла пора удивляться Тересе.
- Но как же папа, он же мой жених! – возмущенно сказала она.
- Дорогая, ты же не думаешь так всерьез? - ответил отец. – Мы с фьордами Феррейра, конечно, были бы рады, если бы вы поженились, но заставлять вас не стали бы. Так что Даниэль – молодой человек, свободный от всяких обязательств.
Тереса мелодично рассмеялась.
- Конечно, я не считаю, что шутка, прозвучавшая в нашем далеком детстве, должна непременно воплотиться в жизнь. Но вот наши соседи, - она выразительно посмотрела на отца, - они убеждены, что мы с Даниэлем помолвлены. И в свете этого, совершенно неприлично выглядит его поведение. Молодой фьорд, свободный от всяких обязательств, проводит много времени со столь юной девушкой, как Патти.
Отец задумался. Потом вопросительно посмотрел на меня
- Мне вовсе не кажется, что мы с Даниэлем проводим так уж много времени, - торопливо сказала я.
- Ой, Патти, да что ты понимаешь, - махнула рукой в мою сторону Тереса. – Ты еще слишком маленькая, чтобы судить об этом. А вот нашим родителям надо задуматься и оградить тебя от возможных слухов.
- Я поговорю с отцом Даниэля, - решил отец.
Тереса победно на меня посмотрела. Мне так хотелось сказать ей какую-нибудь гадость, что я даже губу прикусила, чтобы не дать повода обвинять меня потом в несдержанности и детском поведении.
- Ой, папа, Патти сейчас заплачет, - с деланым сочувствием сказала Тереса. – Она уже переживает возможную разлуку. Так что вовремя я обратила ваше внимание. А то бы сестра окончательно влюбилась и наделала глупостей.
Я встала из-за стола, резко отодвинув стул, и пошла к выходу из столовой. Взгляды родителей и сестры я чувствовала всей кожей спины, но не оборачивалась. Тогда я впервые почувствовала к сестре что-то похожее на ненависть и очень этого испугалась. Ведь она – одна из самых близких мне людей, я должна ее любить. Неужели Даниэлю удалось встать между нами?
Переживала я до вечера, от которого не ждала ничего хорошего. Когда Эдита передала мне приглашение отца зайти в его кабинет, сердце мое оборвалось - настолько я была уверена, что сейчас услышу что-то плохое для себя. Но отец, на удивление, выглядел довольным. Увидев меня, улыбнулся и сказал:
- Поговорил я сегодня с Феррейра-младшим. Он просил твоей руки. Если ты согласна, то о вашей помолвке сообщим на следующей неделе, а свадьбу сыграем, когда тебе исполнится восемнадцать.
И я не смогла выдавить из себя ничего более умного, чем:
- А Тереса?
- Она же сама сегодня в обед сказала, что ее беспокоит только приличие, а не собственное сердце, - заметил отец. – Помолвлены они с Даниэлем никогда не были, так что тебе не следует себя винить из-за того, что выбрал он тебя, а не ее. Так что мне ответить фьорду Феррейра?
Он лукаво на меня посмотрел, как будто и не сомневался в моем ответе. Я его не разочаровала – покраснела, как положено счастливой невесте, и выдавила из себя робкое:
- Я согласна.
На ужине папа сидел с необычайно довольным видом, мама сияла не хуже весеннего солнца, одна лишь Тереса с мрачным видом вертела в руках вилку, бросая на нас странные испытующие взгляды. К еде она не притронулась. А вечером, незадолго до того, как я собиралась лечь спать, зашла ко мне и сказала:
- Думаешь, выиграла? Нет, Патти, твой он только временно. Он нужен мне, а значит я получу его, чего бы мне это не стоило.
А после чего пошла к отцу и устроила ему самый громкий скандал из всех, что были раньше в нашем доме. Но папа в этот раз навстречу ей не пошел. Ведь Даниэль – это не игрушка в магазине, которую отказались купить маленькой девочке. Кричи, не кричи – не получишь. Видно, поняла это и Тереса. В доме воцарилась тишина, правда, на мой взгляд, несколько зловещая. Но больше в этот день ничего не случилось. А на следующий она уехала в Фринштад, пробыла там почти неделю и вернулась к оглашению нашей помолвки. В новом платье, спокойная, довольно улыбающаяся и совершенно невозмутимая. Нас с Даниэлем она поздравляла так, что у окружающих не осталось ни малейших сомнений – моя сестра счастлива, что Феррейра-младший достался мне, а не ей. Но я-то знала, что это не так. Знала, и это знание отравляло мое счастье, хоть и было его столько, что казалось – тронь, и начнет щедро выплескиваться, одаряя того, кто рядом.
У меня теперь было законное право находиться рядом с Даниэлем. Он обнимал меня за талию, легко привлекая к себе, и шептал на ухо всякие милые глупости. Его дыхание на моем виске было таким горячим, таким обжигающим, что внутри меня что-то сладко сжималось и хотелось почувствовать на виске уже его губы. А может, и не только на виске. Казалось, он это почувствовал, так как предложил выйти в сад.
Было уже совсем темно. Но мы и не собирались любоваться недавно расцветшими розами редкого сорта, которым так гордилась мама. Лишь только мы оказались вдали от посторонних глаз Даниэль начал меня целовать с жадностью, которая передалась мне. Я тесно прижималась к нему, и мне было мало всего – и этой ночи, и наших поцелуев.
- А вы не слишком увлеклись? – раздался злой голос Тересы. – Даниэль, не забывай из какой семьи Патрисия. А то смотрю, еще немного – и оприходуешь ее где-нибудь прямо под мамиными розами.
- Тереса, мы же только целовались, - попыталась я оправдаться. – Что в этом такого?
- А ты вообще молчи! Видела бы ты себя со стороны, - слова сестры, как звонкие пощечины, били, не зная пощады. – Ты выглядела как дешевая шлюха, жаждущая удовлетворить клиента.
- Какие глубокие познания, - насмешливо сказал Даниэль, прижимая меня к себе покрепче, хотя единственное, чего мне сейчас хотелось, - убежать отсюда подальше, и не слушать этих гадких слов. – Чувствуется личный опыт. Обширный и разносторонний.
Тереса поперхнулась словами, которые собиралась выплеснуть на меня, и с ненавистью уставилась на моего жениха:
- Да как ты смеешь? – прошипела она. Смутно угадываемы в темноте черты ее лица явственно исказились. – Я беспокоюсь о своей сестре.
- Побеспокойся лучше о себе. О ней теперь есть кому беспокоится.
- Возвращайтесь в дом, если не хотите скандала. – Тереса сдаваться не собиралась. – Немедленно. Или я начну кричать.
- Что кричать? – недовольно сказал Даниэль.
- А это уж я придумаю, поверь.
Сказала она почти спокойно, видимо, смогла все же взять себя в руки, но ни у Даниэля, ни у меня желания спорить не возникло. Вечер был уже безнадежно испорчен, и даже если бы вдруг сестра внезапно отсюда исчезла, воспоминания о ее словах все равно стояли бы между нами. Когда мы вернулись в дом, с лица Тересы не сходила торжествующая улыбка, а Даниэль сказал:
- Похоже, наша помолвка будет еще тем испытанием.
Он сжал мою руки и переплел свои пальцы с моими, а я подумала, какая разница, что вместе мы пройдем любые испытания, да и сколько там осталось времени до нашей свадьбы? Разве может нам помешать Тереса?
Но, оказалось, может. Она переговорила с отцом, живописав ему в красках мое грехопадение, и тот, несколько смущаясь, попросил меня не оставаться с женихом наедине без присмотра мамы или Тересы. Стоит ли говорить, что у мамы вечно находились дела и нашим бессменным надсмотрщиком была сестра? Гадостей она больше не говорила ни мне, ни Даниэлю, у меня даже закралось подозрение, что тогда она действительно беспокоилась обо мне, но само ее присутствие ужасно мешало. При ней слова застревали во рту, цеплялись за язык, делая его толстым и неповоротливым. Обычно Даниэль держал меня за руки и чуть насмешливо поглядывая на Тересу, перебирал мои пальцы. Она делала вид, что это ее совсем не задевает, и пускалась в пространные рассуждения о новых модных тенденциях или о чем-нибудь другом, столь же далеким от общих интересов. Но ее расслабленная поза никого не обманывала. Острый, хищные взгляды, которые она бросала на моего жениха, заставляли меня нервно вздрагивать. Впрочем, Даниэля они не особо беспокоили, разговаривал он с сестрой спокойно и никакие выпады в ее сторону не допускал. Иногда я спускалась раньше Тересы, и мы успевали поцеловаться до ее прихода, а потом сидели с невинным видом. И эти как бы украденные поцелуи были такими сладкими, что примиряли меня и с постоянным надзором, и с долгим ожиданием, которое уже вскоре должно было закончиться.
Вовсю шли приготовления к нашей свадьбе. В тот день я задержалась у портнихи, которая никак не могла вставить рукав в пройму так, чтобы это устроило и ее, и мою маму. Так что когда мы вернулись домой, Эдита, наша горничная с заговорщицким видом сообщила, что Даниэль уже тут. Но в гостиной его не было, не было его и на террасе и в саду. Я даже подумала было, что он меня не дождался, но вид его грифона говорил о другом.
Я уже даже не знала, где его искать, а Эдита только недоуменно разводила руками. Что меня заставило пойти в комнату Тересы, я до сих пор не знаю, ведь это было последнее место, где мог находиться мой жених. Но он был там…
Без одежды он был необычайно красив. С отрешенным лицом он мерно двигался, вжимая Тересу в ее постель. Капли пота перламутрово поблескивали на его рельефных плечах. Из горла вырывалось чуть хрипловатые звуки, которые смешивались со стонами наслаждения сестры. Она выгибалась ему навстречу, впитывая каждое движение, каждый его вздох. Ее волосы блестящими черными змеями разметались по подушке, пальцы впивались в плечи нависающего над ней мужчины, не гладя, нет, терзая его ногтями. Все это казалось каким-то нереальным, фантомным, неправильным…
Когда за моей спиной завизжала Эдита, я как будто очнулась от сна. Очнулась, чтобы увидеть вскинувшегося покрасневшего Даниэля и торжествующую улыбку старшей сестры.
- Патрисия… - только и успел сказать мой жених, теперь уже бывший, до того как я развернулась и побежала к себе.
Подушка не смогла полностью защитить меня от всех звуков, а их было много – до меня доносился и стук в дверь, и голос Даниэля, который сменился голосом мамы. Мне хотелось заснуть, проснуться и узнать, что это был лишь страшный сон, что ничего такого не было. Но нет, забыться и забыть мне было не суждено. Вечером мама нашла запасной ключ от моей двери и нарушила мое одиночество.
- Патти, мне так жаль, так жаль, что все так получилось, - горестно сказала она. – Но ты же понимаешь, что теперь и речи не может быть о вашем браке?
- Я не вышла бы за него после увиденного, будь он даже последним мужчиной, - резко ответила я.
В голове шумело, почему-то тошнило от одних мыслей о Даниэле и Тересе, и очень хотелось, чтобы меня опять оставили одну.
- Хорошо, что ты это понимаешь, - облегченно сказала мама, ведь теперь он обязан жениться на Тересе. Боги, такой скандал! – запричитала она. - За что нам это?
Но мне не было никакого дела до того, что о нас будут говорить соседи. Ужасная, ни разу не испытанная доселе боль терзала меня изнутри. Лучше бы он сразу женился на Тересе, и не было бы этого призрака сияющего счастья, разбившегося сегодня на тысячи мелких тусклых осколков. Мама пострадала еще немного и ушла, а на смену ей пришла та, кого я сейчас желала видеть еще меньше, чем Даниэля.
- Патти, к чему это представление? – спокойно сказала она. – Подумаешь, жених изменил. В первый раз, что ли? Ты серьезно считаешь, что он все эти годы хранил целомудрие, чтобы достаться тебе в целости и неиспользованности? Дура ты, Патти, право слово.
Я вскинулась и с ненавистью на нее посмотрела. Раньше такое чувство мне было незнакомо. Я даже не представляла, что можно так сильно желать кому-то смерти, прямо сейчас, и желательно как можно более мучительной. Но вместо того, чтобы умереть, она внезапно расхохоталась, глядя мне прямо в глаза.
- Обидели бедную девочку, надо же! Да забирай его назад, не нужен он мне больше. Не впечатлил. Совсем. Да и что он такое, этот твой Даниэль?
- Он не мой, - глухо ответила я.
- Да мне без разницы, - она потянулась как сытая кошка и чуть мечтательно прищурилась. – Даниэль – не лучшее, что можно найти. Ни денег особых, ни связей. Нет уж, мне такой не нужен. Так что можно сделать вид, что ничего не случилось, даже свадьбу не отменять. Она у вас через неделю?
- Никакой свадьбы не будет.
- Да куда ты денешься? – усмехнулась она. – Пострадаешь, да простишь. А вот забыть не забудешь, нет.
Тереса опять победно улыбнулась как тогда, под Даниэлем, и вышла из комнаты, а я поняла, что просто сойду с ума, если пробуду здесь еще хотя бы мгновение…
Моих карманных денег хватило, чтобы добраться до Фринштада. Но что дальше? Я бродила по улицам, как вдруг увидела объявление на магазинчике старинных артефактов «Требуется продавщица». И я подумала – почему бы и нет? Учиться чему-то новому, что-то делать - намного лучше, чем бесцельно страдать. Да и было бы по кому страдать…
Глава 3
Андрес решил развить успех. На следующий день в родительский магазин он не только заявился много раньше, чем обычно, но еще и принес букетик фиалок, которые в это время стоили не просто дорого, их даже найти было почти нельзя. Это было тем более приятно, что о своей любви к этим маленьким, но таким милым цветочкам я не говорила ни разу, а значит, он заметил это сам. Фьорд Сореано привычно пробормотал, что, пожалуй, он вполне может оставить сейчас магазин на наследника, а то дела не терпят отлагательств.
