Глава 1.
От автора: Действие в вымышленной стране, в 20-е годы ХХ века.
***
Холли Корнфлау и Уилл Джонс познакомились на вокзале Клейфорда — большого приморского города на юге Нордии. Был конец мая, на жарком закатном солнце черные рельсы будто покрылись тонкой розовой пленкой испарины. Холли стояла посреди платформы, прислушиваясь.
Она знала, что сделает это не сегодня, сегодня еще рано… Но скоро придет пора собраться с силами. Впереди все равно, как ей казалось, не было ничего.
Квартиру в Кингсити, столице Нордии, продали, когда заболела мама. На эти деньги переехали в Клейфорд, к спасительному морю и солнцу, на это жили, потому что мама не могла работать, а Холли надо было учиться.
Мама умерла, и вокруг Холли три дня творилась кружащая голову суета. Подруга мамы по санаторию притащила в дом каких-то вежливых, но холодных и одновременно говорливых людей, которые все убеждали, что не надо скупиться. Холли не скупилась, потому что была в ужасе, что все-таки решилась в тот день уйти прогуляться, хотя мамин вид с утра ей не нравился.
А после похорон она осталась одна в пустом доме. Одна — с осознанием того, что больше нет человека, который от всего ее защитит и всем ради нее пожертвует. Холли плакала дни и ночи напролет, пыталась читать, бестолково слонялась из угла в угол. Заплатив в очередной раз хозяевам, обнаружила, что сбережения стремительно подходят к концу. А Холли решительно ничего не умела, мама прочила ей большое будущее и оберегала даже оттого, чтобы учиться шить, и готовила до последних дней сама.
Вот тогда Холли и задумалась в первый раз, что ей делать. Она точно знала, что ей не к кому обратиться: мамина подруга после похорон куда-то делась, а у самой Холли не было даже знакомых, она чем-то отталкивала людей. И вот деньги кончатся, из квартиры ее выгонят — и тогда…
Холли стало так страшно, что ее тошнило всю ночь, и она не спала. С тех пор она почти не могла находиться дома, возвращалась туда только ночевать, а весь день бродила по самым людным улицам — среди толпы почему-то становилось легче. Однажды она забрела на вокзал, вышла на платформу. Поезд подъехал, стуча колесами, страшно отдыхиваясь вонючим дымом. И Холли вдруг ощутила, как колени слабеют, а она не может оторвать от него взгляда.
Ей снова стало до жути страшно, но что-то тянуло ее на вокзал, точно там кто-то поджидал. Холли пришла и назавтра, и потом. Она чувствовала: что-то неотвратимое надвигается, как поезд — и смирно стояла, ожидая его, прикипев взглядом к черным, но будто окровавленным рельсам.
— Вам нравится смотреть, как приходят поезда?
Холли вздрогнула всем телом. Какой-то долговязый парень, сунув руки в карманы, уставился на нее. Холли попыталась понять, хочет ли он ее высмеять и зачем вообще затевает разговор.
— Мне вот нравилось когда-то, в детстве. Каждый поезд может увезти в сказку, да? Там, где я вырос, поездов было много… Железнодорожный узел. Нас, мальчишек, с вокзала было не прогнать. Хотя и насмотрелись мы там много.
— Чего? — Холли вдруг поняла, что после маминой смерти ни с кем еще не говорила вот так просто, и решила, что ничего о страшного не случится, если она еще поболтает с этим незнакомцем.
Парень поколебался, пожал губы.
— Когда человек попадает под поезд… Ну, неприглядно выглядит то, что от него остается. Знаете, месиво, все перерезано, ничего нет… это и на человека-то не похоже. Так что, — тут он посмотрел на Холли в упор, — вам не стоит больше сюда ходить и любоваться на рельсы.
Тут Холли наконец поняла, зачем он говорит ей это, и фыркнула.
— Можно подумать, вы меня туда кинете сами, если я здесь еще раз появлюсь, на вашем любимом вокзале! Оскверню его своим присутствием! Вот глупости!
— А раз глупости, выпейте со мной чаю в буфете, — улыбнулся парень. Холли поморгала, пожала плечами и подала ему руку.
В буфете, за чаем, незнакомец снял кепку, и Холли смогла его разглядеть. Он ничем не выделялся, кроме некоторой слащавости в неправильных чертах; ни фигура, ни висевшие сосульками каштановые волосы, ни небольшие голубые глаза не были красивы. Лоб часто перерезала тяжелая морщина. Голос тоже был невыразительным. В общем, Холли сразу почувствовала привкус разочарования.
Парень между тем рассказывал о себе. Звали его Уилл Джонс, он был художником-самоучкой, писал портреты курортников и время от времени — карикатуры для одной местной газеты.
— Дела у нее, правда, плохи, а в других художники не нужны. Кто знает, может, попробую этим летом отправиться в столицу. В двадцать три самое время попробовать ее покорить, правда?
Холли полоснула по нему глазами в зависти и тоске. Он поедет в Кингсити, город ее детства, потерянный рай материнской любви! Да, мама больше не ждала ни там и ни где-то еще на земле — но сама мысль сбежать из Клейфорда, который принес одно горе, не возвращаться в квартиру, где все напоминает о потере, показалась остро-желанной и недостижимой.
— Хотела бы и я уехать… — вырвалось у нее. Уилл пристально на нее посмотрел.
— Расскажите, что у вас случилось.
Холли, пожав плечами, заговорила. Она не надеялась услышать в ответ ничего, кроме более или менее прочувствованно звучащего соболезнования. И тем больше удивилась, когда Уилл, выслушав ее, сказал:
— Мы обязательно что-нибудь придумаем вместе.
***
В тот вечер Уилл проводил Холли до самых дверей квартиры. В первый раз за столько дней она переступила порог без страха и ощущения утраты: слишком много непривычных мыслей ее занимало.
Никогда не было такого, чтобы мужчина проявлял к ней доброту. Исключением был отец, всегда обращавшийся с Холли, как с принцессой — но он сбежал, проворовавшись на работе, и с тех пор Холли совершенно ничего о нем не слышала. В школе учителя обращались с ней холодно, хотя и не придирались, а мальчишки-одноклассники травили почем зря. И когда они стали подростками, когда на других девочек мальчишки стали смотреть иначе, начали неуклюже за ними ухаживать — Холли по-прежнему вызывала у них только отвращение и ненависть. И дело было не во внешности: ею природа, в общем, не обделила. Холли была высокая, с тонкой фигуркой, длинными темными волосами; на худом бледном лице выделялись голубовато-зеленые глаза. И все-таки Уилл был первым, у кого она не вызвала отторжения.
«А что будет дальше? — сердце застучало сильнее. — Неужели он… влюбится в меня?» Холли было всего восемнадцать — неудивительно. что сердце у нее застучало быстрее. Может быть, в душе она давно ждала, когда вступит в этот новый мир — мир отношений мужчины и женщины, который пока мало представляла.
Правда, Уилл… Холли скривилась, вспоминая его. Он ей совсем не нравился. Мужчину, который станет для нее особенным и единственным, она представляла совсем иначе. Он должен был быть прекрасным, сильным, победителем — на зависть всем. «Но, может, это еще впереди, а Уилл останется просто другом».
Глава 2
Четыре месяца спустя
«Началось. Стой ровно, не уворачивайся. Отвечай ему. Поцелуй его сама. Еще раз. Ну вот, достаточно. О нет, ну неужели без этого нельзя? Неужели ему самому не противно? Так, это не с тобой происходит. Это какое-то кино. Закрой глаза. Улыбайся. Опереться обо что-то? Запеть? Интересно, те, кого в детстве секли, так же пытались отключиться? Придется снова ему ответить. Ох нет, больно, больно, распирает, ну не надо! Улыбайся, дура, хвали».
— Хорошо! Да! Еще!
«Покричать можно. Все равно не поймет, почему. Только тоже следи за голосом. Вот, легче же. А теперь снова улыбайся. Ну сейчас уже… Он же в тебя не кончает. Ух, ну вот». Можно перевести дыхание. Можно притвориться, что засыпаешь.
Так, вроде тоже уснул. Лежит на спине. До сердца, наверное, ножом было бы достать в таком положении проще всего. Только какой длины нужен нож? И куда бить, чтобы наверняка?
«Глупо. Потом ведь не помилуют. Надо просто потерпеть. Это закончится однажды. " А сейчас тоже отдохнуть, поспать. Но как назло, вспоминается, как эта гадость случилась в первый раз.
Они попали под дождь и насквозь промокли. Когда прибежали домой, пришлось обоим раздеться догола и растереться. Холли тогда впервые увидела обнаженного мужчину. Так и врезались в память неширокие плечи Уилла, его впалая грудь, выступающие лопатки и позвоночник, поджарая задница с несколькими шрамами.
Уилл растирал ее, а сам краснел. И вдруг он поцеловал ее — губы жесткие, сухие, поцелуй отдался неприятно. И продолжил целовать.
— Можно, ты не против? — прошептал он, положив ей руку на грудь. Холли заставила себя поцеловать его в ответ, куда-то в ключицу. Она не собиралась ссориться, не хотела уходить. Поэтому терпела, когда он целовал ей лицо, шею, соски, шарил по ее телу руками. Потом он, продолжая спрашивать, не против ли она, раздвинул ей ноги, подхватил под бедра. Холли кивнула, закрыла глаза и постаралась расслабить мышцы — это помогает при любой боли. Но когда что-то горячее и толстое стало с силой давить, прорываясь в нее, все-таки замычала сквозь зубы.
— Прости… Сейчас…
На миг стало легче, снова боль, обжигающая, точно что-то порвалось. В какой-то момент она даже свыклась, что теперь всегда будет больно… И вдруг полегчало. Двигаться не хотелось, хотя во рту пересохло, а кожа стала скользкой от пота. Что-то случилось, что должно перевернуть мир вокруг нее. И очень страшно открывать глаза навстречу переменам.
— Ну как ты? — горячая и жесткая рука коснулась ее щеки. — Очень больно, да?
— Ничего… — она заставила себя улыбнуться.
***
И как же это вышло? Полгода не миновало с тех пор, как похоронили маму, и вот Холли снова была в Кингсити. Только уже не примерной школьницей, а студенткой художественного училища, дешевой содержанкой человека, который не только не обещал жениться, но и ни разу не признался в любви.
Все как-то само случилось. По совету Уилла Холли продала часть вещей, оставшихся после мамы, и теперь у нее было достаточно средств, чтобы уехать. Прочее сделал Уилл: купил билеты, помог ей с чемоданами, в Кингсити нашел дешевую гостиницу, а потом такие же дешевые меблированные комнаты, ну и работу на первое время им обоим. Тут-то Холли и постигло фиаско.
Уилл договорился с хозяином кафе недалеко от гостиницы, чтобы ее взяли официанткой. Накануне первого рабочего дня Холли он объяснил ей, каковы будут ее обязанности — ну, или он считал, что объяснил и показал все достаточно. На самом деле говорил он очень сумбурно и слишком много, а Холли стеснялась признаться, что ничего не поняла и жутко боится. В общем, на работе она продержалась ровно полдня, когда обслужить довелось всего пару человек. Как только в обеденный перерыв в кафе хлынули посетители, Холли перепутала заказы, а потом поскользнулась и уронила поднос с супом.
Она облилась, обожглась, перепугалась, а хозяин кафе и две официантки принялись орать на нее и ругать последними словами. И тут Холли не стерпела. Она ненавидела, когда ее критиковали, но в школе приходилось сдерживать себя, да и перед соседями изображать пай-девочку. «А что, если…» Тяжело дыша, Холли поднялась с пола, подошла к стойке, налила в стакан холодной воды.
— Ну и что ты творишь, чокнутая? Тебя клиенты ждут, продолжай обслуживать! — взвизгнул хозяин кафе, приземистый толстяк, говоривший, смешно прихрюкивая. Холли медленно подошла к нему, громко хрюкнула и опрокинула стакан ему на голову. А потом отскочила, швырнула стакан куда-то в сторону и вылетела из кафе, на ходу срывая передник, покуда официантки еще могли удерживать неистово ревевшего хозяина.
Уже у себя в комнате она опомнилась и пришла в ужас. Этот свиномордый мог выследить ее и что-то сделать. А как Уиллу объяснить, почему она потеряла работу? Можно, конечно, просто сказать, что у нее ничего не вышло, но кто тогда защитит ее от свиномордого?
Однако Уилл узнал все сам. Он после работы зашел в кафе поглядеть, как у Холли дела, тут-то ему все и рассказали. Видимо, в красках и впечатляюще, потому что нос у него был разбит, да и вообще зол он был не на шутку.
— Ты можешь объяснить, какая муха тебя укусила? — процедил он, следя, как Холли неловко взбивает яйца для омлета. Она волновалась, что совсем забыла что-нибудь приготовить к его приходу.
— Они меня оскорбляли. А я это ненавижу. Я вообще ненавижу, когда меня критикуют.
Холли старалась говорить сдержанно, хотя ей стало обидно: как она представляла, мужчина всегда обязан быть на стороне своей женщины. Права она или виновата — он должен или наказать того, кто ее обидел, или хотя бы защитить ее, пусть и с ущербом для себя. По крайней мере, после всего, что она вытерпела от мальчишек и мужчин, ей ужасно хотелось именно этого. В конце концов, это Уилл устроил ее к свиномордому — мог бы извиниться за это.
— Никто этого не любит. Ну, когда ругают. Но это жизнь, ты что-то делаешь неправильно, тебе об этом говорят, — видимо, Уиллу надоело ждать, пока она управится, он отломил булки и говорил с набитым ртом. Немного прожевал, отхлебнул воды, чавкнул. Холли отвернулась, чтобы скрыть гримасу отвращения.
— Ты считаешь, что я неправа и должна извиниться?
— Извиняться незачем, он тот еще придурок, если честно. Взял и с ходу дал мне в морду. За разбитый стакан деньги требует — ну, я его послал подальше. Но он такой не один, понимаешь? И ты не можешь каждый раз бросать работу, как только тебе нагрубят. Не помирать же тебе с голода только потому, что на свете много свиней. В конце концов, слова — ветер. Не обращай внимания, вот и все. Холли, по-моему, ты сейчас омлет пересолила.
У нее вправду дрогнула рука, и соли она всыпала многовато. Да так и застыла, не решаясь вылить испорченный омлет или поставить его в духовку. Уилл со вздохом забрал у нее миску, долил туда молока и досыпал муки.
Холли больше не могла сдерживаться, в глазах вскипели слезы. Вскочив, она убежала в комнату, упала на кровать и горько расплакалась.
Ей было невероятно одиноко, она была в отчаянии. потому что осознала в тот момент, насколько никому не нужна. Для Уилла она обуза, а больше никто вообще не замечает, существует она или нет. И теперь так будет всегда. Прошло то время, когда она хотя бы знала, что ее любит мама.
Холли услышала, как Уилл вошел, почувствовала, что он сел рядом, но ей не хотелось отрывать лицо от подушки. Он погладил ее по спине.
— Ладно, брось. Уж как вышло. Я вот что подумал: наверное, тебе нужно учиться. Ты не сможешь всю жизнь официанткой или продавщицей, я понимаю. Я тоже так не хочу, это я только на первое время подработку нашел, пока не найду, где рисунки пристраивать.
— У нас же денег нет, чтобы мне учиться, — пробормотала Холли.
— В художественном училище, я слышал, есть два места, за которые платить не надо. Ты ведь неплохо рисуешь. Я тебя еще понатаскаю, и попробуешь поступить.
