И еще… если бы я не могла справиться, хоть как-то его остановить, Лельер не приблизил бы меня к себе. Пытка не из тех, кто непродуманно выбирает ближний круг. Тем более, у Хинсара его практически и нет.
- Ты ошибся. Это просто твоя девочка-поклонница, но в свете софитов ее волосы приобрели такой оттенок, - успокаивающе улыбнулась и, стараясь, чтобы голос не дрожал, спросила. – Что ты сделал с Айларом и Феликсом?
- Отдыхают, - холодно усмехнулся он, и мои колени снова ослабли от впечатляющего набора зубов и того, каким безумием веяло от этого проявления эмоций. Очень опасного безумия. Расчетливого и трезвого.
И… мне никогда не говорили, что он может меняться.
И если он смог отрубить и потомка Маэжи, и Смерть… то он в таком виде сильнее?
Надо заговорить! Может, как-то получится вернуть нам прежнего Леля?
- А что это за новый вид? – обвела рукой его высокую, худую, и даже немного нескладную фигуру.
- Истинный, - рассеянно ответил Феникс, стремительно обходя помещение. – Где?!
- Перестань! – осуждающе посмотрела на него. – Давай лучше поговорим, я уверена, что мы вместе сможем все решить. Хотя бы сегодня.
Когда странный беловолосый псих находился на другом конце гардеробной, я чувствовала в себе моральные силы для разговора. А еще верила, что он, и правда, ничего мне не сделает. Обещал ведь!
Но... обещал Лель.
А ЭТОТ мне ничего не обещал!
- Юля, - хмыкнул мужчина, и вдруг его фигура размазалась, а он переместился ко мне. – Поговорим… мы непременно поговорим, - он шагнул еще ближе, цепко ухватил меня за подбородок, больно вдавливая в нежную кожу кончики белоснежных когтей, заставляя взглянуть в синие глаза, и ласково сказал: - Ты так старательно суешь свой курносый носик не в свое дело, что поговорить становится просто необходимо.
От понимания, что, возможно, скрывается за этими словами, я похолодела, а колени подкосились, и он приобнял меня за талию, кривя губы в той же жуткой усмешке, прижимая к себе.
- Ты обещал… - свой шепот даже я с трудом разобрала.
- Конечно, я тебя не трону, - проворковал на ухо этот… птиц недощипанный! Кик, ну где же ты, когда так нужен! Лельер же продолжил: – Я же сказал, что только поговорим. Поймаю мерзкую дрянь… А потом я делом займусь, а ты посидишь, посмотришь и поговорим.
- Мамочки… - это вслух, не сдержавшись, я прикусила губу, чтобы не всхлипнуть.
- Ну что ты, заинька, - издевательски нежно погладил меня по щеке маньяк болотного пошиба. – Я никогда не сделаю тебе больно, обещал ведь. Но, дорогой мой психейлог, ведь чтобы лечить, надо... во всех, умммм.. – он провел носом по моему виску, словно вдыхая запах волос. – Во всех красках, да... ознакомиться с предметом.
- Не надо, - судорожно помотала головой. – Лель, пожалуйста, оставь это. Она не Серебряная!
- Я хочу проверить, - снова во все клыки оскалился Белый Феникс. – Так куда ты дела… поклонницу?
- Н-н-никуда.
- Зайка, видишь ли, если она тут, то можно сначала забрать тварьку, а потом вернуться за виолончелью. Да и пообщаться у нас время есть. А вот если она убегает… то если я ее упущу, то начну злиться, - буднично и даже как-то равнодушно проговорил Лельер. – А сама знаешь, что когда злятся… срываются на тех, кто попадается под горячую руку.
- А з-з-зачем виолончель? – нервно спросила, пытаясь вырваться из цепких маньячных лап.
- Ну как зачем… - меня отпустили, но на ногах устоять не получилось, и я рухнула на пол у его ног. Судя по искорке удовольствия в синих глазах, это зрелище не оставило Феникса равнодушным. Он склонился, касаясь моего лица длинными белыми прядями, от которых пахло чем-то горьким и свежим одновременно. – Это именно Серебрянка научила меня на ней играть, так что я предпочту порадовать ее своими достижениями… перед смертью. Она будет довольна… столько усилий, и я все же переломил свою природу.
- Ты о чем?
- Видишь ли, Юля, - хмыкнул блондин, выпрямляясь и выплетая какую-то странную сетку из лучиков света, которая постоянно рвалась и затухала, отчего мужчина сдавленно шипел. – Фениксы никогда не играют на струнных инструментах по одной простой причине. У нас очень чувствительные подушечки пальцев. Играть безумно больно. И так как регенерация, именно в области рук, лично у меня, почему-то почти совершенна, не нарастает мозолей, свойственных музыкантам. Каждая партия – почти невыносимая боль. Была… Раньше.
- А теперь? – дергаться я не решалась, бежать тоже, оставалось спрашивать, отвлекать, пока он готов мне отвечать. Потому я цеплялась за любые «ниточки», за которые можно потянуть.
- Хозяйке некогда было интересно, что надо сделать, чтобы у меня остались шрамы, - усмехнулся Лельер. – Притом так, чтобы не сильно повредить мышцы, ведь нужно, чтобы руки остались подвижными.
Мамочки…
Бедный. Как же она тебя…
Как же эту… дрянь самой хочется прибить! Ну как же так можно?! И ведь, наверняка, это малая часть из того, что она с ним творила…
Хинсар вдруг зарычал, когда сеть в очередной раз погасла в его руках, и с яростью взглянул на меня, наклонился и, ухватив за шиворот, резко вздернул на ноги, со словами:
- Мне это надоело! Где?! Куда ты ее послала?!
- Не скажу, - зажмурилась я. – Это не она! – тут выдержка мне отказала, и я кааак заору:– Ки-и-и-к!!!
- Ну и какой смысл так вопить, если все равно никто не… - иронично начал Лельер, но конец фразы я не расслышала, так как ее заглушил взрыв, который просто вынес входную дверь вместе с косяком, и в неровном проеме застыл злобный и изрядно кошмарный Феликс Ла-Шавоир.
Окутанный непонятным флером, силой, которая маревом дрожала вокруг его фигуры, он стремительно прошел в зал. По помещению прокатилась непонятная волна, от которой попадали все предметы.
До меня дошли уже остатки этой силы, но она окутала мягким покрывалом, впрочем, сознание все равно померкло, и меня поглотила спасительная темнота. Последнее, что ощутила, это как подхватывают знакомые сильные руки.
А последнее, что видела, это как столбом стоящий Лельер закатил синие глаза, рухнул как подкошенный, с гримасой боли на лице, и у него носом пошла кровь.
Мастер Пытки.
Лельер Белый Феликс.
Той же ночью.
Сектор Малахит.
Изумрудный город, дом на улице Пропавшего рассвета.
Темная комната была освещена лишь пламенем свечи, который лишь немного рассеивал мрак кабинета. Ровно настолько, чтобы осветить темную сгорбленную фигуру светловолосого мужчины, сидящего напротив большого зеркала. Он сжимал в побелевших пальцах смычок виолончели, и тишину раз за разом как будто разрезала противная, скрипучая трель.
Лельер Хинсар был во тьме. Физически и морально.
Ночь – самое сложное время. Ночью на поверхность поднимается все то, во что мы днем даже верить не желаем. То, что при свете солнца прячется в темных уголках.
Впрочем, шут никогда не был дураком в прямом смысле этого слова, и самообманом уже давно не занимался.
Свыкся, научился извлекать выгоду из того, что было его частью… или даже сутью.
Он вскинул светлую голову, в полумраке его лицо казалось алебастровым, а синие глаза черными, но в них все равно сверкало… пламя?
По зеркалу пробежала дрожь, несколько секунд ничего не происходило, но вот отражение стало меняться. Подернулись маревом очертания кабинета, и вот он уже стал совершенно другим, испарился инструмент, одежда поменялась на деловую и классическую, а в руке отражения материализовался бокал с темным напитком. Лишь лицо осталось тем же.
Полуночное рандеву, которое повторялось уже не первый раз.
Никто из них, наверное, и не знал, почему один иногда засиживается в кабинете допоздна, а другой… время от времени проверяет именно ЭТО зеркало.
Возможно, они просто были чем-то похожи?
На такую гипотезу Лельер Хинсар бы только рассмеялся, а тот, кого в этом мире звали Зеркальником, окинул бы глупца надменным взглядом и скривил губы в презрительной усмешке.
Но факты, знаете ли, господа, это такая настолько железная вещь, что ее даже коррозия не берет.
Зеркальник задумчиво оглядел шута и с усмешкой проговорил:
- Меня всегда удивляло, что наедине ты эту леди заставляешь петь настолько отвратительно. Ведь на публике она восхитительно сладкоголоса.
- Вся в хозяйку, - не поднимая головы, откликнулся Лель. – Чем опять обязан?
- Еще скажи, что не ждал, - холодно усмехнулся его визави. – Лельер Белый Феникс, последний из своего рода. Белёк... так она тебя называла?
- Белёк умер, - задумчиво улыбнулся Хранитель. – Умер в игровых комнатах Серебрянки. Теперь есть или Лель, шут его величества Гудвина, или Мастер Хин, Пытка сектора Малахит!
Конец.
По снам и по граням тенью скользящий,
Несущий кошмары и боль приносящий
Невидимой тенью, загадочным роком,
С последним придет в твоей жизни уроком.
Лишь шаг по хрустальной границе сознанья,
Развеет надуманные оправданья.
Не скрыться нигде вам от Мастера страха,
Вот так избавленьем становится плаха.
• * Роман Раин и Слот – Тело
• ** Зимовье Зверей - Дети Лилит
• *** Зимовье зверей – По дантевским местам
• **** Роман Райн – Кукла
- Ты ошибся. Это просто твоя девочка-поклонница, но в свете софитов ее волосы приобрели такой оттенок, - успокаивающе улыбнулась и, стараясь, чтобы голос не дрожал, спросила. – Что ты сделал с Айларом и Феликсом?
- Отдыхают, - холодно усмехнулся он, и мои колени снова ослабли от впечатляющего набора зубов и того, каким безумием веяло от этого проявления эмоций. Очень опасного безумия. Расчетливого и трезвого.
И… мне никогда не говорили, что он может меняться.
И если он смог отрубить и потомка Маэжи, и Смерть… то он в таком виде сильнее?
Надо заговорить! Может, как-то получится вернуть нам прежнего Леля?
- А что это за новый вид? – обвела рукой его высокую, худую, и даже немного нескладную фигуру.
- Истинный, - рассеянно ответил Феникс, стремительно обходя помещение. – Где?!
- Перестань! – осуждающе посмотрела на него. – Давай лучше поговорим, я уверена, что мы вместе сможем все решить. Хотя бы сегодня.
Когда странный беловолосый псих находился на другом конце гардеробной, я чувствовала в себе моральные силы для разговора. А еще верила, что он, и правда, ничего мне не сделает. Обещал ведь!
Но... обещал Лель.
А ЭТОТ мне ничего не обещал!
- Юля, - хмыкнул мужчина, и вдруг его фигура размазалась, а он переместился ко мне. – Поговорим… мы непременно поговорим, - он шагнул еще ближе, цепко ухватил меня за подбородок, больно вдавливая в нежную кожу кончики белоснежных когтей, заставляя взглянуть в синие глаза, и ласково сказал: - Ты так старательно суешь свой курносый носик не в свое дело, что поговорить становится просто необходимо.
От понимания, что, возможно, скрывается за этими словами, я похолодела, а колени подкосились, и он приобнял меня за талию, кривя губы в той же жуткой усмешке, прижимая к себе.
- Ты обещал… - свой шепот даже я с трудом разобрала.
- Конечно, я тебя не трону, - проворковал на ухо этот… птиц недощипанный! Кик, ну где же ты, когда так нужен! Лельер же продолжил: – Я же сказал, что только поговорим. Поймаю мерзкую дрянь… А потом я делом займусь, а ты посидишь, посмотришь и поговорим.
- Мамочки… - это вслух, не сдержавшись, я прикусила губу, чтобы не всхлипнуть.
- Ну что ты, заинька, - издевательски нежно погладил меня по щеке маньяк болотного пошиба. – Я никогда не сделаю тебе больно, обещал ведь. Но, дорогой мой психейлог, ведь чтобы лечить, надо... во всех, умммм.. – он провел носом по моему виску, словно вдыхая запах волос. – Во всех красках, да... ознакомиться с предметом.
- Не надо, - судорожно помотала головой. – Лель, пожалуйста, оставь это. Она не Серебряная!
- Я хочу проверить, - снова во все клыки оскалился Белый Феникс. – Так куда ты дела… поклонницу?
- Н-н-никуда.
- Зайка, видишь ли, если она тут, то можно сначала забрать тварьку, а потом вернуться за виолончелью. Да и пообщаться у нас время есть. А вот если она убегает… то если я ее упущу, то начну злиться, - буднично и даже как-то равнодушно проговорил Лельер. – А сама знаешь, что когда злятся… срываются на тех, кто попадается под горячую руку.
- А з-з-зачем виолончель? – нервно спросила, пытаясь вырваться из цепких маньячных лап.
- Ну как зачем… - меня отпустили, но на ногах устоять не получилось, и я рухнула на пол у его ног. Судя по искорке удовольствия в синих глазах, это зрелище не оставило Феникса равнодушным. Он склонился, касаясь моего лица длинными белыми прядями, от которых пахло чем-то горьким и свежим одновременно. – Это именно Серебрянка научила меня на ней играть, так что я предпочту порадовать ее своими достижениями… перед смертью. Она будет довольна… столько усилий, и я все же переломил свою природу.
- Ты о чем?
- Видишь ли, Юля, - хмыкнул блондин, выпрямляясь и выплетая какую-то странную сетку из лучиков света, которая постоянно рвалась и затухала, отчего мужчина сдавленно шипел. – Фениксы никогда не играют на струнных инструментах по одной простой причине. У нас очень чувствительные подушечки пальцев. Играть безумно больно. И так как регенерация, именно в области рук, лично у меня, почему-то почти совершенна, не нарастает мозолей, свойственных музыкантам. Каждая партия – почти невыносимая боль. Была… Раньше.
- А теперь? – дергаться я не решалась, бежать тоже, оставалось спрашивать, отвлекать, пока он готов мне отвечать. Потому я цеплялась за любые «ниточки», за которые можно потянуть.
- Хозяйке некогда было интересно, что надо сделать, чтобы у меня остались шрамы, - усмехнулся Лельер. – Притом так, чтобы не сильно повредить мышцы, ведь нужно, чтобы руки остались подвижными.
Мамочки…
Бедный. Как же она тебя…
Как же эту… дрянь самой хочется прибить! Ну как же так можно?! И ведь, наверняка, это малая часть из того, что она с ним творила…
Хинсар вдруг зарычал, когда сеть в очередной раз погасла в его руках, и с яростью взглянул на меня, наклонился и, ухватив за шиворот, резко вздернул на ноги, со словами:
- Мне это надоело! Где?! Куда ты ее послала?!
- Не скажу, - зажмурилась я. – Это не она! – тут выдержка мне отказала, и я кааак заору:– Ки-и-и-к!!!
- Ну и какой смысл так вопить, если все равно никто не… - иронично начал Лельер, но конец фразы я не расслышала, так как ее заглушил взрыв, который просто вынес входную дверь вместе с косяком, и в неровном проеме застыл злобный и изрядно кошмарный Феликс Ла-Шавоир.
Окутанный непонятным флером, силой, которая маревом дрожала вокруг его фигуры, он стремительно прошел в зал. По помещению прокатилась непонятная волна, от которой попадали все предметы.
До меня дошли уже остатки этой силы, но она окутала мягким покрывалом, впрочем, сознание все равно померкло, и меня поглотила спасительная темнота. Последнее, что ощутила, это как подхватывают знакомые сильные руки.
А последнее, что видела, это как столбом стоящий Лельер закатил синие глаза, рухнул как подкошенный, с гримасой боли на лице, и у него носом пошла кровь.
Мастер Пытки.
Лельер Белый Феликс.
Эпилог
Той же ночью.
Сектор Малахит.
Изумрудный город, дом на улице Пропавшего рассвета.
Темная комната была освещена лишь пламенем свечи, который лишь немного рассеивал мрак кабинета. Ровно настолько, чтобы осветить темную сгорбленную фигуру светловолосого мужчины, сидящего напротив большого зеркала. Он сжимал в побелевших пальцах смычок виолончели, и тишину раз за разом как будто разрезала противная, скрипучая трель.
Лельер Хинсар был во тьме. Физически и морально.
Ночь – самое сложное время. Ночью на поверхность поднимается все то, во что мы днем даже верить не желаем. То, что при свете солнца прячется в темных уголках.
Впрочем, шут никогда не был дураком в прямом смысле этого слова, и самообманом уже давно не занимался.
Свыкся, научился извлекать выгоду из того, что было его частью… или даже сутью.
Он вскинул светлую голову, в полумраке его лицо казалось алебастровым, а синие глаза черными, но в них все равно сверкало… пламя?
По зеркалу пробежала дрожь, несколько секунд ничего не происходило, но вот отражение стало меняться. Подернулись маревом очертания кабинета, и вот он уже стал совершенно другим, испарился инструмент, одежда поменялась на деловую и классическую, а в руке отражения материализовался бокал с темным напитком. Лишь лицо осталось тем же.
Полуночное рандеву, которое повторялось уже не первый раз.
Никто из них, наверное, и не знал, почему один иногда засиживается в кабинете допоздна, а другой… время от времени проверяет именно ЭТО зеркало.
Возможно, они просто были чем-то похожи?
На такую гипотезу Лельер Хинсар бы только рассмеялся, а тот, кого в этом мире звали Зеркальником, окинул бы глупца надменным взглядом и скривил губы в презрительной усмешке.
Но факты, знаете ли, господа, это такая настолько железная вещь, что ее даже коррозия не берет.
Зеркальник задумчиво оглядел шута и с усмешкой проговорил:
- Меня всегда удивляло, что наедине ты эту леди заставляешь петь настолько отвратительно. Ведь на публике она восхитительно сладкоголоса.
- Вся в хозяйку, - не поднимая головы, откликнулся Лель. – Чем опять обязан?
- Еще скажи, что не ждал, - холодно усмехнулся его визави. – Лельер Белый Феникс, последний из своего рода. Белёк... так она тебя называла?
- Белёк умер, - задумчиво улыбнулся Хранитель. – Умер в игровых комнатах Серебрянки. Теперь есть или Лель, шут его величества Гудвина, или Мастер Хин, Пытка сектора Малахит!
Конец.
По снам и по граням тенью скользящий,
Несущий кошмары и боль приносящий
Невидимой тенью, загадочным роком,
С последним придет в твоей жизни уроком.
Лишь шаг по хрустальной границе сознанья,
Развеет надуманные оправданья.
Не скрыться нигде вам от Мастера страха,
Вот так избавленьем становится плаха.
• * Роман Раин и Слот – Тело
• ** Зимовье Зверей - Дети Лилит
• *** Зимовье зверей – По дантевским местам
• **** Роман Райн – Кукла
