— Воинственная девушка, а можно это я всех тресну вместо вас, если уж будет такая необходимость? — усмехнувшись, покосился на нее Илья.
— Почему это?
— Я большой и могу треснуть сильнее.
— Ну… ладно. Тресни. А потом мы с мамой сядем на зеленый поезд и поедем далеко-далеко, к бабе Вале.
На момент активных действий мой мозг вопросами: "на кой черт встреваю?" и "почему действую именно так?" не озадачивался. Когда процесс запущен — все внимание должно быть задействовано для эффективного выполнения поставленной задачи. В моем случае — освобождения командирской вдовы и дочери от явно навязчивой и нежеланной опеки охраны, что была нанята третьим лицом и без их согласия. Подобное однозначно противозаконно. Но уже по факту свершившегося побега осознание создавшегося положения все же посетило меня. Ведь со стороны все выглядело как похищение мною вдовы и ребенка, причем, внаглую прямо с поминок. И Громов названивал мне так настойчиво наверняка желая спросить “какого х*я вообще?!”
А у меня-то четкого ответа пока и не было. Я всяких непоняток терпеть не могу, так что не взирая на явное недовольство самой Инны, ответить ей на мои вопросы придется. Потому как это ее желание рваться куда-то без денег и документов, лишь бы сбежать, выглядит подозрительным, мягко выражаясь. За каким бы чертом бежать куда-то, по словам девочки “далеко-далеко”, вдове весьма состоятельного человека, каким и был на момент кончины Петрович? И что это за властная Танька, что позволяет себе хозяйское поведение? Ну ладно, была она помощницей командира, фиг с ним, спал он с ней, тут командир у нас был настоящим мужланом, армейский сапогом, с чисто потребительским отношением к месту бабы в жизни мужчины. Он не стеснялся всегда впрямую говорить нам, особенно под шафе, что жена, она жена и есть, дом блюсти, детей обихаживать, да самого его, то бишь — хранительница очага, к которому любой нормальный мужик все равно возвращается, где бы ни рыскал. А остальные бабы… ну они остальные и есть, они у нормального мужика типа имеют место быть всегда, как раз потому что мужик и нормальный. А такая чушь, как какие-то там бабские чувства по поводу отведенного или доставшегося в этом положении вещей места его ничуть не занимали. Яков Петрович у нас был человек в этом смысле той самой пресловутой “старой закалки”, у которых главный лозунг — “бабам слова не давали”.
Но вот тогда получается полная белиберда. Жена — Инна, а ведет себя по-хозяйски — какая-то левая Татьяна, да еще и обижает законную супругу, по заявлению дочери. Да хрен подобное командир позволил бы! Потому как опять же, смотри выше — жена, она конечно должна понимать и терпеть, но она жена законная, а любовница и помощница ей ни разу не чета. Но на пустом месте так наглеть женщина не стала бы, значит, почву под ногами имеет какую-то, опять же беременна она от кого?
Короче, разбираться во всем надо однозначно.
Погоня нас потеряла и отстала еще в городе, но я все равно поглядывал в зеркала, а потом и вперед на трассу, пока тряслись к ней. Но ничего похожего на перехват не наблюдалось, так что, немного выждав, я вырулил на асфальт. Посмотрел в зеркало заднего вида на своих пассажирок. Еще недавно они тихонько разговаривали, а теперь примолкли. Девочка устроила пушистую головешку на коленях у Инны, которая нежно поглаживала ее по волосам. Внезапно я нарвался на взгляд ее поразительно зеленых глаз в отражении и буквально порезался о него. Опять по нервам рванул шокирующий импульс, прошивший от макушки и мигом вздыбившегося затылка и выстреливший в пах, да и застрявший там по большей части, хоть и до ступней докатилось. Долбануло так, что я себе чуть язык не прикусил, сжав зубы, и вынужден был заерзать на сиденье. Ну не поправлять же в открытую, в самом деле, налившийся с какого-то хера за пару вдохов тяжестью член, что сразу начал причинять массу неудобства. Очень, бл*дь, все это сейчас уместно! И сама эта моя реакция на женщину и необходимость бороться с этим безобразием и терпеть реально болезненные ощущения. Самое же время и место напомнить о своем у меня существовании, мудила лысоголовый!
— Ка… — из горла вырвалось хриплое карканье, и пришлось его прочистить. — Как вы?
Надеюсь, она ничего такого в моих глазах голодных не заметила? Вот же позорище будет-то! И так вон вся напряженная, а тут еще заподозрит что я… Что, бля? Бросился помогать потому как рассчитываю на расплату в виде повторения той ночи? Вполне может ведь надумать. Это ведь я, козлище похотливый, отстрелялся тогда и ни черта, пьянь поганая, не помню. А она ведь… Помнит? Все? Ей было действительно хорошо со мной, как Громов болтал, или и помнить там нечего? Что я мог-то, ужратый в говнище?
Снова придушило стыдом, и я постарался больше глазами с ней не встречаться.
— Нюська заснула, — шепотом ответила мне женщина. — Она так устала и перенервничала. И можно на ты.
— Хорошо, — согласился я. — А ты нет?
— Я… за последнее время, похоже, привыкла жить в таком состоянии, — ответила она еще тише, как если бы и не очень хотела, чтобы я ее услышал. — Вы… Ты хотел что-то выяснить?
Я открыл рот, но тут же и закрыл. Сука, а я ведь не знаю с чего начать. С извинений за прошлое? Или это прям днище будет, напомнить о таком женщине, да еще и признаться, что ничего не помню. Типа и не было этого эпизода для меня, высморкался и не заметил. Говорить стоит только об актуальной прямо сейчас ситуации? Но тут тоже с чего начать? Потребовать выкладывать все как есть? Право какое имею? Спросить первым делом про эту Татьяну? А не пошлет ли Инна меня? Какой женщине приятно откровенничать о левых связях мужа. Да и стоит ли считать достоверными сведениями те, что сообщит одна соперница о другой? Когда это бабы врагини не пытались демонизировать оппоненток.
Вот ведь фигня какая, я уже и забыл каково это — сомневаться и выбирать слова и темы в обществе женщины. Потому как это общество в последние годы и приключалось у меня крайне редко, да и женщины были не для разговоров. Видать, потому и реакция эта дебильная вылезла. Еще и Гром, гад такой, напомнил о стыдном и интимном, а этим и воображение, что у меня есть, оказывается, разбередил. Вот теперь сиди, Илюха, и давись виной и похотью напополам, да попытками вспомнить подробности извилины сворачивай, себя же этим распаляя все больше.
— Успеется, — мотнул я головой, — Разговор серьезный, не на пять минут и за дорогой мне следить нужно, а вам… тебе — дух перевести, успокоиться и отдохнуть.
— Спасибо тебе, Илья. За то, что спас нас.
— Ну, прямо-таки и спас. Всего лишь увез.
— Этим и спас. Нас бы добровольно не отпустили.
Развить тему не позволил очередной звонок сотового, и, глянув на экран, я убедился в том, что характер моего друга Грома ни черта не поменялся — если ему что вздрючилось сделать или узнать, то долбиться он будет с таким упорством, какому позавидовал бы тот самый баран из поговорки. Смирившись, я таки ткнул в зеленую трубку и торопливо прижал телефон покрепче к уху.
— Горе? — вопреки моему ожиданию Никитос не заорал, а походу сначала хотел убедиться, что на проводе именно я.
— Ну? Как там все прошло? — решил и не давать ему шансов развопеться я.
На заднем плане у него были музыка и гул голосов, причем, подозрительно напоминавший наши обычные сборища, я даже кое-кого из мужиков, кажется, узнал.
— Смотря что ты имеешь в виду, — снова удивил меня спокойствием мало к нему склонный друг.
— Само собой тот движняк, что я тебя попросил затеять. Никто хоть не пострадал? Всерьез в смысле.
— Я так понимаю, что ты все же дурак, и Инка с девчонкой с гулянки не сами собой рассосались? — не поддался на мой маневр уклонения друг.
— Никитос…
— И прямо сейчас они с тобой? — продолжил он, не слушая меня, и только после моего молчания в ответ рявкнул: — Поздравляю, Горе, ты конченный дебил, бл*дь!
— По какому поводу такое заявление? — не обиделся я нисколько. — Что, за нами ментов пустили?
— Кого?! С хера бы?
— То есть шум поднимать не стали? А обо мне кого-нибудь расспрашивали?
— Да что за при*бнутые вопросы, Илюха? Тебя что, эта паучиха уже покусать успела? Кто и кого о тебе пытать должен был?
— Татьяна и охрана.
— Ясно, походу, ты диалог со мной вести не намерен. Допрос у нас, сука!
— Гром, не бесись. Я все объясню, когда сам все понимать четко буду, а пока мне информация нужна.
Никитос гневно посопел в трубку, но сдулся.
— Танька и эти до х*я деловые люди в черном съ*бались, как только я кипеж устроил. Ну, может, плюс-минус минут через пять после тебя, — ответил он уже гораздо спокойнее. — Они даже встревать и разнимать драку не стали, просто свалили и все. Зато те гандоны в костюмах развонялись вовсю, типа с такими как мы им и за одним столом сидеть стремно. Их личная охрана набежала, помяли мы с ними друг друга чуток, да и свалили они на этом. А мы с мужиками дальше сидим, командира поминаем. И мне теперь п*здец как хотелось бы узнать с чего это я в глазах наших выгляжу как полный долбо*б после этого психического финта ушами.
Так, шум не подняли типа там “мужики, караул, командирскую вдову похитили” и ментов не привлекли, то есть однозначно никакого официального хода делу давать не собираются. Наоборот, все по-тихому провернуть им надо, выходит.
— Будто это для тебя в новинку, — фыркнул я, припомнив каких только фортелей не устраивал Гром по синьке.
— Да пошел ты! Друг еще называется! Сам замутил что-то, а меня как лоха втемную используешь.
— Мужик, не бесись, так надо было. И это… — я покосился на Инну через плечо, нарвался на ее новый пристальный взгляд и даже головой дернул, вырываясь из мигом начавшего затягивать в него морока. — В ближайшее время возможно подвалят обратно эти парни крепкие и Татьяна, станут обо мне справки наводить. Ты предупреди наших, чтобы про мой дом деревенский не трепали. Пусть вон идут в городской квартире двери целуют, если что.
— Горе…
— Никитос, клянусь, как только мне будет что тебе сказать — я сразу на связь выйду!
— Да хрен тебе, Илюха! Чтобы я тебя оставил в лапах этой ведьмы? А потом и тебя хоронил? Вон, только пересеклись, и ты уже по уши в говне каком-то!
— Да кончай ты это!
— Сам кончай! Я приеду…
— Не вздумай, дурачина! За тобой же следить могут, и скорее всего будут, как только сложат два и два, и зачем ты бучу в ресторане поднял.
— Что за *банутые шпионские игры, Горе?!
— Ну не еб… дурнее твоих мистических загонов. Все, мужик, на созвоне!
Разговор у Ильи с Громовым вышел явно крайне неприятным, судя по тому, что я успела услышать и какие его взгляды перехватить. Он и до того-то обрывал почти сразу наш визуальный контакт, стоило только пересечься взглядам, а теперь-то и вовсе избегал на меня смотреть и через плечо, и в зеркало заднего вида.
Первая горячка от самого факта побега схлынула, и я поежилась от начавшего просачиваться сквозь кожу дискомфорта. А что если у Горинова тоже так? Что если он уже откровенно жалеет, что вообще связался? Просто поддался импульсу, памятуя о том, что между нами случилось, а теперь не понимает на кой черт так сделал. А может, именно клякса той нашей близости, после которой он сбежал без оглядки, сейчас расползается пятном в его сознании, заставляя жалеть все больше? Смысл надумывать? Я же и так не собираюсь задерживаться с ним рядом и обременять необходимостью нежеланной заботы, так что, как только обрету хоть какое-то понимание как действовать дальше, то сразу избавлю его от обузы.
С трассы мы свернули, когда снаружи уже начались ранние осенние сумерки, а в населенный пункт въезжали уже почти в полной темноте и по плохой дороге, где Илье то и дело приходилось объезжать огромные лужи. Фонарей тут тоже было не густо, так что очертания заборов и домов едва угадывались. Наконец мы свернули, и Горинов заглушил двигатель, и сразу стал слышен громкий собачий лай и подвывания.
— Инна, ты сиди, я сейчас собак уйму, чтобы уже не шумели, и понесем девочку в дом.
Он выбрался из салона, не став хлопать дверью, а только прикрыв ее, и исчез во мраке. А на меня буквально накинулись все пережитые за последнее время страхи, как если бы их только и держало на расстоянии присутствие рядом Ильи. А стоило ему только отдалиться, и они навалились, ядовито шепча пугающе вопросы прямиком в мозг. Что было бы, если бы побег не удался? Что будет, если нас найдут? Что ждет меня впереди? Как нам с Нюськой дальше-то жить? Где? На что? Понятно, что мама не откажет, и первое время можно будет у них с дядей Андреем пожить, но это же не навсегда.
Во дворе и перед воротами из глухого металлопрофиля зажегся свет, отгоняя темноту и мрачные мысли, и вскоре открылась калитка, и появился Илья. Пошел к машине и вдруг обернулся, а в круге света появилась женщина. Они остановились, о чем-то говоря, и женщина положила ладонь на его руку в районе локтя, а мне горло будто черной жгучей веревкой захлестнуло, лишая нового вдоха. Это его жена? Или близкая подруга, любовница. Я же ничего не знаю о нем, как и с кем жил. Яков не рассказывал сам, а я нарочно не спрашивала. По нынешним временам разве мог такой мужчина, как Горинов, остаться без женского внимания? Тем более, в деревне, где все нормальные вовремя подались достойной жизни в город искать или смолоду женаты, остальные каждый первый — алкаши.
Илья и незнакомка разошлись, и он заглянул в салон.
— Это твоя жена? — выпалила я и тут же испугалась.
— Нет, — лаконично ответил Горинов и, чем-то щелкнув в своем сидении, аккуратно сдвинул его вперед и наклонил спинку к рулю.
— А кто? — он вскинул голову, сверкнув глазами в темноте. — Я в том смысле, что может мы с Нюськой не к месту, и она станет на тебя серди…
— Нет, — все так же малоинформативно пресек он мое предположение и протянул руки, подхватывая дочку и велев: — Голову ей придержи, чтобы не стукнулась случайно.
Я послушалась, потянувшись следом и страхуя безвольно повисшую головенку, когда он осторожно извлек Нюську из машины и встал, дожидаясь пока выберусь сама. Кивнул мне следовать за собой и пошел вперед. Но на втором же шаге я умудрилась споткнуться и упала бы, не окажись передо мной широкой спины Ильи. Контакт вышел таким внезапным и обширным, как если бы я прижалась к нему сзади нарочно, уткнувшись лицом между лопаток. Горинов замер, давая мне опору, я судорожно вдохнула, безнадежно констатируя, что в голове мигом поплыло от его аромата и ощущения сильного тела под моими ладонями. Отстраниться показалось откровенным издевательством над собой, а мгновенное отрезвление — острой потерей.
— Извини, — буркнула я, все еще стоящему на месте мужчине.
— Осторожнее, у меня тут не асфальт, — ответил он отрывисто и, толкнув калитку, предупредил: — Не бойся, не тронут.
Спросить что-либо я не успела, холодный мокрый нос уткнулся мне в ладонь, заставив вздрогнуть. Здоровенный белый мохнатый пес стоял справа от меня, тыкаясь в руку и виляя хвостом-обрубком. Выглядел он в целом пугающе, но глядел вроде дружелюбно, в отличии от второй собаки поменьше, что и подходить ко мне не стала. Гладкошерстная и лобастая, она не дала себя толком рассмотреть, зыркнула недовольно, заворчала и после тихого “Махорка, не дури” от Ильи, исчезла в сумраке.
— Почему это?
— Я большой и могу треснуть сильнее.
— Ну… ладно. Тресни. А потом мы с мамой сядем на зеленый поезд и поедем далеко-далеко, к бабе Вале.
Прода от 27.10.2022, 21:15
Глава 6
На момент активных действий мой мозг вопросами: "на кой черт встреваю?" и "почему действую именно так?" не озадачивался. Когда процесс запущен — все внимание должно быть задействовано для эффективного выполнения поставленной задачи. В моем случае — освобождения командирской вдовы и дочери от явно навязчивой и нежеланной опеки охраны, что была нанята третьим лицом и без их согласия. Подобное однозначно противозаконно. Но уже по факту свершившегося побега осознание создавшегося положения все же посетило меня. Ведь со стороны все выглядело как похищение мною вдовы и ребенка, причем, внаглую прямо с поминок. И Громов названивал мне так настойчиво наверняка желая спросить “какого х*я вообще?!”
А у меня-то четкого ответа пока и не было. Я всяких непоняток терпеть не могу, так что не взирая на явное недовольство самой Инны, ответить ей на мои вопросы придется. Потому как это ее желание рваться куда-то без денег и документов, лишь бы сбежать, выглядит подозрительным, мягко выражаясь. За каким бы чертом бежать куда-то, по словам девочки “далеко-далеко”, вдове весьма состоятельного человека, каким и был на момент кончины Петрович? И что это за властная Танька, что позволяет себе хозяйское поведение? Ну ладно, была она помощницей командира, фиг с ним, спал он с ней, тут командир у нас был настоящим мужланом, армейский сапогом, с чисто потребительским отношением к месту бабы в жизни мужчины. Он не стеснялся всегда впрямую говорить нам, особенно под шафе, что жена, она жена и есть, дом блюсти, детей обихаживать, да самого его, то бишь — хранительница очага, к которому любой нормальный мужик все равно возвращается, где бы ни рыскал. А остальные бабы… ну они остальные и есть, они у нормального мужика типа имеют место быть всегда, как раз потому что мужик и нормальный. А такая чушь, как какие-то там бабские чувства по поводу отведенного или доставшегося в этом положении вещей места его ничуть не занимали. Яков Петрович у нас был человек в этом смысле той самой пресловутой “старой закалки”, у которых главный лозунг — “бабам слова не давали”.
Но вот тогда получается полная белиберда. Жена — Инна, а ведет себя по-хозяйски — какая-то левая Татьяна, да еще и обижает законную супругу, по заявлению дочери. Да хрен подобное командир позволил бы! Потому как опять же, смотри выше — жена, она конечно должна понимать и терпеть, но она жена законная, а любовница и помощница ей ни разу не чета. Но на пустом месте так наглеть женщина не стала бы, значит, почву под ногами имеет какую-то, опять же беременна она от кого?
Короче, разбираться во всем надо однозначно.
Погоня нас потеряла и отстала еще в городе, но я все равно поглядывал в зеркала, а потом и вперед на трассу, пока тряслись к ней. Но ничего похожего на перехват не наблюдалось, так что, немного выждав, я вырулил на асфальт. Посмотрел в зеркало заднего вида на своих пассажирок. Еще недавно они тихонько разговаривали, а теперь примолкли. Девочка устроила пушистую головешку на коленях у Инны, которая нежно поглаживала ее по волосам. Внезапно я нарвался на взгляд ее поразительно зеленых глаз в отражении и буквально порезался о него. Опять по нервам рванул шокирующий импульс, прошивший от макушки и мигом вздыбившегося затылка и выстреливший в пах, да и застрявший там по большей части, хоть и до ступней докатилось. Долбануло так, что я себе чуть язык не прикусил, сжав зубы, и вынужден был заерзать на сиденье. Ну не поправлять же в открытую, в самом деле, налившийся с какого-то хера за пару вдохов тяжестью член, что сразу начал причинять массу неудобства. Очень, бл*дь, все это сейчас уместно! И сама эта моя реакция на женщину и необходимость бороться с этим безобразием и терпеть реально болезненные ощущения. Самое же время и место напомнить о своем у меня существовании, мудила лысоголовый!
— Ка… — из горла вырвалось хриплое карканье, и пришлось его прочистить. — Как вы?
Надеюсь, она ничего такого в моих глазах голодных не заметила? Вот же позорище будет-то! И так вон вся напряженная, а тут еще заподозрит что я… Что, бля? Бросился помогать потому как рассчитываю на расплату в виде повторения той ночи? Вполне может ведь надумать. Это ведь я, козлище похотливый, отстрелялся тогда и ни черта, пьянь поганая, не помню. А она ведь… Помнит? Все? Ей было действительно хорошо со мной, как Громов болтал, или и помнить там нечего? Что я мог-то, ужратый в говнище?
Снова придушило стыдом, и я постарался больше глазами с ней не встречаться.
— Нюська заснула, — шепотом ответила мне женщина. — Она так устала и перенервничала. И можно на ты.
— Хорошо, — согласился я. — А ты нет?
— Я… за последнее время, похоже, привыкла жить в таком состоянии, — ответила она еще тише, как если бы и не очень хотела, чтобы я ее услышал. — Вы… Ты хотел что-то выяснить?
Я открыл рот, но тут же и закрыл. Сука, а я ведь не знаю с чего начать. С извинений за прошлое? Или это прям днище будет, напомнить о таком женщине, да еще и признаться, что ничего не помню. Типа и не было этого эпизода для меня, высморкался и не заметил. Говорить стоит только об актуальной прямо сейчас ситуации? Но тут тоже с чего начать? Потребовать выкладывать все как есть? Право какое имею? Спросить первым делом про эту Татьяну? А не пошлет ли Инна меня? Какой женщине приятно откровенничать о левых связях мужа. Да и стоит ли считать достоверными сведениями те, что сообщит одна соперница о другой? Когда это бабы врагини не пытались демонизировать оппоненток.
Вот ведь фигня какая, я уже и забыл каково это — сомневаться и выбирать слова и темы в обществе женщины. Потому как это общество в последние годы и приключалось у меня крайне редко, да и женщины были не для разговоров. Видать, потому и реакция эта дебильная вылезла. Еще и Гром, гад такой, напомнил о стыдном и интимном, а этим и воображение, что у меня есть, оказывается, разбередил. Вот теперь сиди, Илюха, и давись виной и похотью напополам, да попытками вспомнить подробности извилины сворачивай, себя же этим распаляя все больше.
— Успеется, — мотнул я головой, — Разговор серьезный, не на пять минут и за дорогой мне следить нужно, а вам… тебе — дух перевести, успокоиться и отдохнуть.
— Спасибо тебе, Илья. За то, что спас нас.
— Ну, прямо-таки и спас. Всего лишь увез.
— Этим и спас. Нас бы добровольно не отпустили.
Развить тему не позволил очередной звонок сотового, и, глянув на экран, я убедился в том, что характер моего друга Грома ни черта не поменялся — если ему что вздрючилось сделать или узнать, то долбиться он будет с таким упорством, какому позавидовал бы тот самый баран из поговорки. Смирившись, я таки ткнул в зеленую трубку и торопливо прижал телефон покрепче к уху.
— Горе? — вопреки моему ожиданию Никитос не заорал, а походу сначала хотел убедиться, что на проводе именно я.
— Ну? Как там все прошло? — решил и не давать ему шансов развопеться я.
На заднем плане у него были музыка и гул голосов, причем, подозрительно напоминавший наши обычные сборища, я даже кое-кого из мужиков, кажется, узнал.
— Смотря что ты имеешь в виду, — снова удивил меня спокойствием мало к нему склонный друг.
— Само собой тот движняк, что я тебя попросил затеять. Никто хоть не пострадал? Всерьез в смысле.
— Я так понимаю, что ты все же дурак, и Инка с девчонкой с гулянки не сами собой рассосались? — не поддался на мой маневр уклонения друг.
— Никитос…
— И прямо сейчас они с тобой? — продолжил он, не слушая меня, и только после моего молчания в ответ рявкнул: — Поздравляю, Горе, ты конченный дебил, бл*дь!
— По какому поводу такое заявление? — не обиделся я нисколько. — Что, за нами ментов пустили?
— Кого?! С хера бы?
— То есть шум поднимать не стали? А обо мне кого-нибудь расспрашивали?
— Да что за при*бнутые вопросы, Илюха? Тебя что, эта паучиха уже покусать успела? Кто и кого о тебе пытать должен был?
— Татьяна и охрана.
— Ясно, походу, ты диалог со мной вести не намерен. Допрос у нас, сука!
— Гром, не бесись. Я все объясню, когда сам все понимать четко буду, а пока мне информация нужна.
Никитос гневно посопел в трубку, но сдулся.
— Танька и эти до х*я деловые люди в черном съ*бались, как только я кипеж устроил. Ну, может, плюс-минус минут через пять после тебя, — ответил он уже гораздо спокойнее. — Они даже встревать и разнимать драку не стали, просто свалили и все. Зато те гандоны в костюмах развонялись вовсю, типа с такими как мы им и за одним столом сидеть стремно. Их личная охрана набежала, помяли мы с ними друг друга чуток, да и свалили они на этом. А мы с мужиками дальше сидим, командира поминаем. И мне теперь п*здец как хотелось бы узнать с чего это я в глазах наших выгляжу как полный долбо*б после этого психического финта ушами.
Так, шум не подняли типа там “мужики, караул, командирскую вдову похитили” и ментов не привлекли, то есть однозначно никакого официального хода делу давать не собираются. Наоборот, все по-тихому провернуть им надо, выходит.
— Будто это для тебя в новинку, — фыркнул я, припомнив каких только фортелей не устраивал Гром по синьке.
— Да пошел ты! Друг еще называется! Сам замутил что-то, а меня как лоха втемную используешь.
— Мужик, не бесись, так надо было. И это… — я покосился на Инну через плечо, нарвался на ее новый пристальный взгляд и даже головой дернул, вырываясь из мигом начавшего затягивать в него морока. — В ближайшее время возможно подвалят обратно эти парни крепкие и Татьяна, станут обо мне справки наводить. Ты предупреди наших, чтобы про мой дом деревенский не трепали. Пусть вон идут в городской квартире двери целуют, если что.
— Горе…
— Никитос, клянусь, как только мне будет что тебе сказать — я сразу на связь выйду!
— Да хрен тебе, Илюха! Чтобы я тебя оставил в лапах этой ведьмы? А потом и тебя хоронил? Вон, только пересеклись, и ты уже по уши в говне каком-то!
— Да кончай ты это!
— Сам кончай! Я приеду…
— Не вздумай, дурачина! За тобой же следить могут, и скорее всего будут, как только сложат два и два, и зачем ты бучу в ресторане поднял.
— Что за *банутые шпионские игры, Горе?!
— Ну не еб… дурнее твоих мистических загонов. Все, мужик, на созвоне!
Прода от 01.11.2022, 15:25
Глава 7
Разговор у Ильи с Громовым вышел явно крайне неприятным, судя по тому, что я успела услышать и какие его взгляды перехватить. Он и до того-то обрывал почти сразу наш визуальный контакт, стоило только пересечься взглядам, а теперь-то и вовсе избегал на меня смотреть и через плечо, и в зеркало заднего вида.
Первая горячка от самого факта побега схлынула, и я поежилась от начавшего просачиваться сквозь кожу дискомфорта. А что если у Горинова тоже так? Что если он уже откровенно жалеет, что вообще связался? Просто поддался импульсу, памятуя о том, что между нами случилось, а теперь не понимает на кой черт так сделал. А может, именно клякса той нашей близости, после которой он сбежал без оглядки, сейчас расползается пятном в его сознании, заставляя жалеть все больше? Смысл надумывать? Я же и так не собираюсь задерживаться с ним рядом и обременять необходимостью нежеланной заботы, так что, как только обрету хоть какое-то понимание как действовать дальше, то сразу избавлю его от обузы.
С трассы мы свернули, когда снаружи уже начались ранние осенние сумерки, а в населенный пункт въезжали уже почти в полной темноте и по плохой дороге, где Илье то и дело приходилось объезжать огромные лужи. Фонарей тут тоже было не густо, так что очертания заборов и домов едва угадывались. Наконец мы свернули, и Горинов заглушил двигатель, и сразу стал слышен громкий собачий лай и подвывания.
— Инна, ты сиди, я сейчас собак уйму, чтобы уже не шумели, и понесем девочку в дом.
Он выбрался из салона, не став хлопать дверью, а только прикрыв ее, и исчез во мраке. А на меня буквально накинулись все пережитые за последнее время страхи, как если бы их только и держало на расстоянии присутствие рядом Ильи. А стоило ему только отдалиться, и они навалились, ядовито шепча пугающе вопросы прямиком в мозг. Что было бы, если бы побег не удался? Что будет, если нас найдут? Что ждет меня впереди? Как нам с Нюськой дальше-то жить? Где? На что? Понятно, что мама не откажет, и первое время можно будет у них с дядей Андреем пожить, но это же не навсегда.
Во дворе и перед воротами из глухого металлопрофиля зажегся свет, отгоняя темноту и мрачные мысли, и вскоре открылась калитка, и появился Илья. Пошел к машине и вдруг обернулся, а в круге света появилась женщина. Они остановились, о чем-то говоря, и женщина положила ладонь на его руку в районе локтя, а мне горло будто черной жгучей веревкой захлестнуло, лишая нового вдоха. Это его жена? Или близкая подруга, любовница. Я же ничего не знаю о нем, как и с кем жил. Яков не рассказывал сам, а я нарочно не спрашивала. По нынешним временам разве мог такой мужчина, как Горинов, остаться без женского внимания? Тем более, в деревне, где все нормальные вовремя подались достойной жизни в город искать или смолоду женаты, остальные каждый первый — алкаши.
Илья и незнакомка разошлись, и он заглянул в салон.
— Это твоя жена? — выпалила я и тут же испугалась.
— Нет, — лаконично ответил Горинов и, чем-то щелкнув в своем сидении, аккуратно сдвинул его вперед и наклонил спинку к рулю.
— А кто? — он вскинул голову, сверкнув глазами в темноте. — Я в том смысле, что может мы с Нюськой не к месту, и она станет на тебя серди…
— Нет, — все так же малоинформативно пресек он мое предположение и протянул руки, подхватывая дочку и велев: — Голову ей придержи, чтобы не стукнулась случайно.
Я послушалась, потянувшись следом и страхуя безвольно повисшую головенку, когда он осторожно извлек Нюську из машины и встал, дожидаясь пока выберусь сама. Кивнул мне следовать за собой и пошел вперед. Но на втором же шаге я умудрилась споткнуться и упала бы, не окажись передо мной широкой спины Ильи. Контакт вышел таким внезапным и обширным, как если бы я прижалась к нему сзади нарочно, уткнувшись лицом между лопаток. Горинов замер, давая мне опору, я судорожно вдохнула, безнадежно констатируя, что в голове мигом поплыло от его аромата и ощущения сильного тела под моими ладонями. Отстраниться показалось откровенным издевательством над собой, а мгновенное отрезвление — острой потерей.
— Извини, — буркнула я, все еще стоящему на месте мужчине.
— Осторожнее, у меня тут не асфальт, — ответил он отрывисто и, толкнув калитку, предупредил: — Не бойся, не тронут.
Спросить что-либо я не успела, холодный мокрый нос уткнулся мне в ладонь, заставив вздрогнуть. Здоровенный белый мохнатый пес стоял справа от меня, тыкаясь в руку и виляя хвостом-обрубком. Выглядел он в целом пугающе, но глядел вроде дружелюбно, в отличии от второй собаки поменьше, что и подходить ко мне не стала. Гладкошерстная и лобастая, она не дала себя толком рассмотреть, зыркнула недовольно, заворчала и после тихого “Махорка, не дури” от Ильи, исчезла в сумраке.