И пригласили сесть в крытый возок, что бы отправить в столицу как ценных свидетелей по делу об измене клана Северного Ветра, в Поместье они больше не вернулись.
Теперь он знал, кто добрался до него. Только Царедворец мог позволить себе роскошь умыкнуть не угодившего ему императорского сподвижника из-под носа его величества, не считаясь с распоряжениями и приказами владыки Поднебесной. Знает ли об этом император? Похоже, что нет, ведь Главу банально похитили. Царедворцу от него что-то очень нужно и он Глава – основная фигура его очередной гнусной интриги.
Царедворцу уже давно была нужно от Главы одно – его гибель, чтобы он исчез с лица земли вместе с кланом Северного Ветра. Значит ли это, что его тайно казнят?
Пока Глава раздумывал, он пытался осмотреться, и определить где он в конце концов. Вытянув перед собой руки, он наткнулся и ощупал сырой холодный камень стены. Он в застенке. Держась стены, он прошел вперед, снова наткнулся на стену и пошел вдоль нее, миновав угол, вот еще один, снова сплошная каменная стена и вот его рука ощупала железные брусья решетки-запора. Он заперт в застенке. Тогда, перебравшись в угол, Глава сел и обняв колени., попытался согреться. Он жестоко мерз, к тому же его изматывал голод. Он потерялся во времени, и не представлял, как долго здесь находиться.
Он потерял счет, сколько раз засыпал и просыпался мучимый холодом и голодом, чувствуя, что все больше слабеет и вновь впадал в болезненную дремоту. Когда окончательно уверился, что погребен и позабыт в этом склепе, тяжелая решетка, со скрежетом отворилась и узник чуть не ослеп от рассеянного света тусклого фонаря.
Два вошедших тюремщика, похожие на адские тени, подхватили ослабевшего Главу, бесцеремонно потащили из темницы, мимо открытых нор и клеток, где томились узники. Его приволокли, судя по пыточным орудиям, в комнату дознания и бросили на грубо сколоченный табурет перед столом, на котором горела свеча в глиняном подсвечнике, погребенная под толстым слоем восковых натеков, вызвав вялый интерес у ослабевшего узника, что для него стало сродни хоть какому-то развлечению. Появился тощий узкоплечий дознаватель, в одежде чиновника управы по особым делам нижнего ранга с постоянным выражением подозрительности на лице и темным скользким взглядом узких глазок. Не дожидаясь его вопросов, Глава спросил:
- Что с моими людьми?
У него была надежда, что кому-то из них повезло избежать гибели и скрыться.
- Молчать! - рявкнул дознаватель, чуть не сорвав голос, что никак не дотягивал до грозного рыка. - Здесь ты никто и не имеешь права открывать рот без моего позволения! Отныне у тебя есть лишь одно право — отвечать на мои вопросы.
Именно за эту провинность Главу для начала, привязав на деревянной крестовине, жестоко высекли. После избитого Главу вернули в его холодную нору. Немного придя в себя, он отметил, что никакого обвинения ему не было предъявлено, просто пытались унизить, сломить его волю мучениями, как следует напугать. Все разъяснилось для него этим же вечером.
Сначала он различил звуки шагов в дальнем конце тюремного коридора, потом показался слабый смазанный отблеск фонаря. И вот к его решетке подбежал тюремщик, суетливо завозившись с запором. Дело пошло быстрее, когда к нему вальяжно подошел рыхлый человек в высокой шапке евнуха из темной кисеи и поднял фонарь. А после к решетке приблизился тот, кого Глава меньше всего хотел видеть. Пока тюремный служка понукаемый недовольным взглядом евнуха, неловко отпирал массивную решетку, вельможный старец потирал ладони пытаясь согреться. Наконец служка с поклоном распахнул перед ними низкую дверцу.
Войдя в клетку, Царедворец зябко повел узкими сутулыми плечами под тяжелым толстом шерстяном подбитом меховым плащом, оглядывая стылое узилище. Было видно, что он замерз здесь едва ли ни сильнее, чем на пронизывающим зимнем ветру.
Вельможа с брезгливой надменностью оглядел обледеневшие подтеки на стенах и похожую на черный иней налет плесени, как и сидящего на прелой соломе изможденного узника в окровавленных лохмотьях, гадая, почему столь слабый здоровьем Глава до сих пор еще жив. Было заметно, насколько узник ослаб и измучен, но, кажется, так и не сдался, находясь в безнадежном и плачевном состоянии. Он так и не шевельнулся при виде своего вельможного врага и на него тот час коршуном налетел оскорбнный евнух, отвесив измученному Главе пощечину.
- Как смеет подлый изменник, проявлять столь наглую непочтительность?! Встань на колени и поприветствуй его светлость как подобает!
- Оставь, - поднял сухую ладонь вельможа, остужая пыл своего слуги.
- А... вы так любезны, что сами потрудились принести вино, дарованное императором? - иронично прошептал узник простужено, глядя на Царедворца запавшими глазами с горящей от пощечины щекой на которую не обратил внимания.
- Ах ты, наглец! - вновь замахнулся разъярившийся евнух.
- Выйди, - велел вошедшему в раж слуге вельможа.
И недовольному евнуху, сгоравшему от любопытства, пришлось подчиниться. Какое-то долгое мгновение Царедворец и узник смотрели друг на друга. Узник устало, без всяких переживаний на счет своего унизительного состояния.
Вельможа смотрел со спокойным торжеством человека уверенного в том, что по-другому и быть не могло. Всегда больно падать с тех высот, на которые возносит императорская милость, но каждый должен знать свое место. Если бы Глава клана это знал и не дерзал переходить дорогу его могуществу, то может быть Царедворец до сих пор позволил оставаться ему на тех высотах.
- Тебе уже известно, что твоего клана уже не существует и спасения тебе ждать неоткуда. Император больше не видит в тебе надобности, без своего архива ты бесполезен для него.
- Почему я должен верить тебе? – прохрипел Глава. Его лоб покрыла холодная испарина, но выражение лица не изменилось, не выдавая ни страха, ни других чувств.
- Верить мне или нет, дело твое, - устало отозвался Царедворец, зябко поежившись. – Прошлой ночью клан Северного Ветра перестал существовать. Дабы добраться до твоего пресловутого архива, люди Тайной канцелярии разломали стену твоего кабинета, пока Каменные псы вырезали Поместье, равняя его с землей. Надо отдать тебе должное ты хитро устроил архив, что канул в бездну на глазах моих людей.
Говоря это, старый сыч не сводил цепкого взгляды с помертвевшего лица узника. Он побледнел так, будто его накрыли саваном, глаза запали, черты заострились. Пусть он не произнес ни слова и не рвал на себе волосы, но и этой его ироничной улыбки больше не было.
В свое время Глава сам сконструировал потайное хранилище и то как он исчез в Казематном ущелье, по словам Царедворца, не вызывало сомнений, как и то, что он не врет и архива больше не существует.
- Пусть твои бумаги не достались мне, но и у тебя уже нет того, чем ты долгое время сдерживал меня. У тебя больше ничего нет. Мне не интересно, что тебе известно обо мне, потому что мои постыдные тайны умрут вместе с тобой. Без своего архива ты, что оса лишенная жала. И пусть теперь бесполезен, но я не стану убивать тебя, - продолжал Царедворец с вкрадчивым превосходством кошки, играющей с обреченной мышью. – Потому что это сделает сам император, которому ты так предан. Твоя казнь обелит мою репутацию коварного интригана. Пусть все увидят, что вовсе не от моих рук ты принял гибель. Пусть видят, как ценит император верных ему людей. А что бы императору и Совету было легче принять решение о твоей участи, ты признаешься в измене трону и в том, что злоумышлял лично против его величества.
Опустив голову, узник молчал. В тусклом свете фонаря стоявшим на полу, были видны его бледные дрожащие губы.
- Можешь не рассчитывать на чью бы то ни было помощь, - по отечески посоветовал Царедворец уронив перед ним глухо стукнувшиеся о земляной пол перепачканные кровью потрескавшиеся таблички четырех Хранителей. И это тоже было… правдой.
Его раздавили эти ужасные вести, у него больше не осталось надежд ни на Хранителей, ни на императора. Лоб Главы покрылся холодной испариной.
- Понимаю, не просто принять полное поражение и крах. Все же надеюсь на твое благоразумие, ты всегда был расчетлив. Когда хорошенько подумаешь, то поймешь, что Совет непременно одобрит решение о твоей казни и твой союзник и не состоявшийся тесть не сможет поддержать тебя. Ведь у него не будет необходимых документов обличающих меня. Но если все же будешь упорствовать и не признаешься в измене, на легкую смерть не надейся. Ты в полной мере изведаешь искусство заплечных дел мастеров, а они способны заставить виновного три дня кряду мучиться от беспрерывных пыток, не позволяя ему умереть, - пригрози он скрипуче. – В следующий раз мы встретимся у места твоей казни. Ты был достойным противником, и я провожу тебя в твой последний путь.
Царедворец медленно поднялся, плотнее запахнув на себе плащ. В нору узника тут же вбежал мелкими шажками евнух, подхватив с пола фонарь.
- Да, - обернулся у низкой дверцы решетки Царедворец, - можешь поздравить меня. Мой сын берет себе очередную наложницу и это твоя бывшая невеста.
И, пригнувшись, вышел. Спешащий за ним евнух, обернулся, обнажив желтые зубы в злорадной улыбочке.
Последовали один за другим допросы, где его, опять распинали на крестовине и секли, не давая старым рубцам затянуться, от него требовали признания в том, что он злоумышлял против императора и его семьи, преступно втеревшись к венценосному владыке в доверие. Но что именно, он злоумышлял, не говорили, добиваясь, чтобы он сам рассказал об этом. Допрос проводил все тот же тщедушный, въедливый чиновник. Обязательный писарь, протоколирующий все показания допрашиваемых при этом не присутствовал.
Придя в себя после очередного допроса, лежа боком на ледяном полу, что бы лишний раз не тревожить исполосованные кнутом грудь и спину, Глава пытался прозреть замысел Царедворца. Похоже, его не убьют, пока он не оговорит себя. Только никому он, Глава Северного Ветра, такого удовольствия не доставит.
Но не желая облегчать жизнь своему врагу, свое собственное нынешнее существование он сделал невыносимым.
Царедворец знал, что император не поверит голословным обвинениям и усомнится предоставленным доказательствам вины Главы клана, особенно если эти доказательства будут представлены его давним недругом, какими бы убедительными они не были. Но вот признание самого обвиняемого, его самообличение, император игнорировать не сможет, а это смертная казнь без всяких проволочек и снисхождения. Это означало одно - его признание вырвут силой, и пытки ужесточаться.
Но он не хотел давать императору повод для своей казни. Тем более такой повод, с которым император не сможет справиться. Если император и в самом деле отвернулся от него, пусть сам выискивает причину для казни.
Чтобы подавить волю слабого здоровьем Главы, его заставили присутствовать при пытке другого человека. Несчастного посадили верхом на отточенную пилу, да так и оставили. Не в силах спокойно усидеть на пиле, да и кто был бы способен на такое, бедолага ерзал, причиняя тем себе неимоверную боль. Глава впал в беспамятство от криков несчастной жертвы и пришлось возвращать его обратно в темную.
Царедворец все рассчитал правильно, лишив его смысла дальнейшего существования. Глава жил ради процветания и усиления Северного Ветра, теперь его клан уничтожен. А напоследок Царедворец болезненно ударил по его сердцу, заявив о измене, якобы его возлюбленной, невесты, выбив из-под ног врага основу жизни. Будь так, Глава сам искал бы смерти и, отчаявшись, оговорил себя.
Но тут Царедворец промахнулся. Страшно было подумать, что бы стало с Главой, если бы речь шла о Ли Мин. Царедворец лишь обманулся с предметом сердечной привязанности Главы и потому его сокрушительный удар прошел мимо. Как же права была Ли Мин, что хранила их отношения в тайне ото всех.
Как же вовремя в его жизни появилось это чудо – Ли Мин и он выживет ради нее.
И когда боль отступала и немного забывалась в тишине промозглого узилища в полной темноте всплывал образ Ли Мин и его обдавало жаркой волной. Воспоминание о ней согревало его, оживляло вымотанную бесконечной нестерпимой болью душу. Все это время он старался не думать, что с ней могло случиться при нападении Тайной канцелярии и Каменных псов на клан. Она, конечно же, избежала гибели, ведь ее пещера находилась в стороне от Поместья. Об этом он неустанно напоминал себе.
Он должен был выжить не для того, чтобы убедиться в безнадежности своего положения, а в том, что Ли Мин жива. Только ею он теперь держался.
Лишь воспоминание о ней, не позволяя сдаваться немыслимой боли истерзанного пытками тела и сойти с ума в беспросветной темноте полного одиночества.
Изо всех сил он старался сохранить дух, что бы избежать смерти, хотя со дня на день ждал казни. Но если император, явно тянул с этим указом, то Царедворец мог в любой миг отравить его. Так оно и произошло
Хоть пытки изматывали, он так и не признался в измене трону.
Может потому его решили отравить, сунув в ухо уховертку, и несколько дней не донимали допросам. Глава хорошо помнил слова Царедворца, обещавшего ему публичную казнь, и не был намерен убивать его тайно..
Яд уховертки начал действовать, погружая свою жертву в бред и плавящийся жар. Он должен был звать на помощь, понимая, что уховертка вот-вот пустить в его организм жгучий яд, соглашаясь на все даже на оговор. Лучше мгновенная смерть от рук палача, чем жуткая агония от яда и выжирающего внутренности паразита.
Но он молчал.
Посланные за ним тюремщики, были изумлены, найдя его, хоть и в беспамятстве, но живым. Разве не странно, что слабый здоровьем Глава, оказался столь вынослив. Что такое? Глава никак не хотел умирать. И это человек, что доживал последние дни своей никчемной жизни.
Глава очнулся от холода в кромешной тьме с ощущением, что лежит глубокой ночью на улице, на мерзлой земле. По тяжелой голове и невнятным мыслям не желающим проясняться и по неприятной сухости во рту, понял, что был отравлен. Опыт отравления уже имелся, сразу припомнился дротик. Тронув ноющую шею, обнаружил вспухшую поджившую ранку, которая чуть он ее коснулся, дала о себе знать стрельнувшей болью. Наверняка игла дротика была смазана усыпляющим ядом. Он вспомнил, как на них напали у городских ворот. По отточенным движениям и слаженности, против его отряда действовали бывалые воины, а по манере владения оружием, напавшие принадлежали клану Каменных псов. То был клан отщепенцев, без принципов и моральных устоев, безжалостных, скорых на расправу убийц - клан палачей.
Теперь он знал, кто добрался до него. Только Царедворец мог позволить себе роскошь умыкнуть не угодившего ему императорского сподвижника из-под носа его величества, не считаясь с распоряжениями и приказами владыки Поднебесной. Знает ли об этом император? Похоже, что нет, ведь Главу банально похитили. Царедворцу от него что-то очень нужно и он Глава – основная фигура его очередной гнусной интриги.
Царедворцу уже давно была нужно от Главы одно – его гибель, чтобы он исчез с лица земли вместе с кланом Северного Ветра. Значит ли это, что его тайно казнят?
Пока Глава раздумывал, он пытался осмотреться, и определить где он в конце концов. Вытянув перед собой руки, он наткнулся и ощупал сырой холодный камень стены. Он в застенке. Держась стены, он прошел вперед, снова наткнулся на стену и пошел вдоль нее, миновав угол, вот еще один, снова сплошная каменная стена и вот его рука ощупала железные брусья решетки-запора. Он заперт в застенке. Тогда, перебравшись в угол, Глава сел и обняв колени., попытался согреться. Он жестоко мерз, к тому же его изматывал голод. Он потерялся во времени, и не представлял, как долго здесь находиться.
Он потерял счет, сколько раз засыпал и просыпался мучимый холодом и голодом, чувствуя, что все больше слабеет и вновь впадал в болезненную дремоту. Когда окончательно уверился, что погребен и позабыт в этом склепе, тяжелая решетка, со скрежетом отворилась и узник чуть не ослеп от рассеянного света тусклого фонаря.
Два вошедших тюремщика, похожие на адские тени, подхватили ослабевшего Главу, бесцеремонно потащили из темницы, мимо открытых нор и клеток, где томились узники. Его приволокли, судя по пыточным орудиям, в комнату дознания и бросили на грубо сколоченный табурет перед столом, на котором горела свеча в глиняном подсвечнике, погребенная под толстым слоем восковых натеков, вызвав вялый интерес у ослабевшего узника, что для него стало сродни хоть какому-то развлечению. Появился тощий узкоплечий дознаватель, в одежде чиновника управы по особым делам нижнего ранга с постоянным выражением подозрительности на лице и темным скользким взглядом узких глазок. Не дожидаясь его вопросов, Глава спросил:
- Что с моими людьми?
У него была надежда, что кому-то из них повезло избежать гибели и скрыться.
- Молчать! - рявкнул дознаватель, чуть не сорвав голос, что никак не дотягивал до грозного рыка. - Здесь ты никто и не имеешь права открывать рот без моего позволения! Отныне у тебя есть лишь одно право — отвечать на мои вопросы.
Именно за эту провинность Главу для начала, привязав на деревянной крестовине, жестоко высекли. После избитого Главу вернули в его холодную нору. Немного придя в себя, он отметил, что никакого обвинения ему не было предъявлено, просто пытались унизить, сломить его волю мучениями, как следует напугать. Все разъяснилось для него этим же вечером.
Сначала он различил звуки шагов в дальнем конце тюремного коридора, потом показался слабый смазанный отблеск фонаря. И вот к его решетке подбежал тюремщик, суетливо завозившись с запором. Дело пошло быстрее, когда к нему вальяжно подошел рыхлый человек в высокой шапке евнуха из темной кисеи и поднял фонарь. А после к решетке приблизился тот, кого Глава меньше всего хотел видеть. Пока тюремный служка понукаемый недовольным взглядом евнуха, неловко отпирал массивную решетку, вельможный старец потирал ладони пытаясь согреться. Наконец служка с поклоном распахнул перед ними низкую дверцу.
Войдя в клетку, Царедворец зябко повел узкими сутулыми плечами под тяжелым толстом шерстяном подбитом меховым плащом, оглядывая стылое узилище. Было видно, что он замерз здесь едва ли ни сильнее, чем на пронизывающим зимнем ветру.
Вельможа с брезгливой надменностью оглядел обледеневшие подтеки на стенах и похожую на черный иней налет плесени, как и сидящего на прелой соломе изможденного узника в окровавленных лохмотьях, гадая, почему столь слабый здоровьем Глава до сих пор еще жив. Было заметно, насколько узник ослаб и измучен, но, кажется, так и не сдался, находясь в безнадежном и плачевном состоянии. Он так и не шевельнулся при виде своего вельможного врага и на него тот час коршуном налетел оскорбнный евнух, отвесив измученному Главе пощечину.
- Как смеет подлый изменник, проявлять столь наглую непочтительность?! Встань на колени и поприветствуй его светлость как подобает!
- Оставь, - поднял сухую ладонь вельможа, остужая пыл своего слуги.
- А... вы так любезны, что сами потрудились принести вино, дарованное императором? - иронично прошептал узник простужено, глядя на Царедворца запавшими глазами с горящей от пощечины щекой на которую не обратил внимания.
- Ах ты, наглец! - вновь замахнулся разъярившийся евнух.
- Выйди, - велел вошедшему в раж слуге вельможа.
И недовольному евнуху, сгоравшему от любопытства, пришлось подчиниться. Какое-то долгое мгновение Царедворец и узник смотрели друг на друга. Узник устало, без всяких переживаний на счет своего унизительного состояния.
Вельможа смотрел со спокойным торжеством человека уверенного в том, что по-другому и быть не могло. Всегда больно падать с тех высот, на которые возносит императорская милость, но каждый должен знать свое место. Если бы Глава клана это знал и не дерзал переходить дорогу его могуществу, то может быть Царедворец до сих пор позволил оставаться ему на тех высотах.
Глава молча ждал, не собираясь начинать разговора, ради которого заявился в это отвратительное место его враг. Ничего хорошего этот визит ему не принесет. Царедворец лишь унизить своим торжеством и продлит его мучения, сделав их изощреннее и невыносимее. Так и вышло.
- Тебе уже известно, что твоего клана уже не существует и спасения тебе ждать неоткуда. Император больше не видит в тебе надобности, без своего архива ты бесполезен для него.
- Почему я должен верить тебе? – прохрипел Глава. Его лоб покрыла холодная испарина, но выражение лица не изменилось, не выдавая ни страха, ни других чувств.
- Верить мне или нет, дело твое, - устало отозвался Царедворец, зябко поежившись. – Прошлой ночью клан Северного Ветра перестал существовать. Дабы добраться до твоего пресловутого архива, люди Тайной канцелярии разломали стену твоего кабинета, пока Каменные псы вырезали Поместье, равняя его с землей. Надо отдать тебе должное ты хитро устроил архив, что канул в бездну на глазах моих людей.
Говоря это, старый сыч не сводил цепкого взгляды с помертвевшего лица узника. Он побледнел так, будто его накрыли саваном, глаза запали, черты заострились. Пусть он не произнес ни слова и не рвал на себе волосы, но и этой его ироничной улыбки больше не было.
В свое время Глава сам сконструировал потайное хранилище и то как он исчез в Казематном ущелье, по словам Царедворца, не вызывало сомнений, как и то, что он не врет и архива больше не существует.
- Пусть твои бумаги не достались мне, но и у тебя уже нет того, чем ты долгое время сдерживал меня. У тебя больше ничего нет. Мне не интересно, что тебе известно обо мне, потому что мои постыдные тайны умрут вместе с тобой. Без своего архива ты, что оса лишенная жала. И пусть теперь бесполезен, но я не стану убивать тебя, - продолжал Царедворец с вкрадчивым превосходством кошки, играющей с обреченной мышью. – Потому что это сделает сам император, которому ты так предан. Твоя казнь обелит мою репутацию коварного интригана. Пусть все увидят, что вовсе не от моих рук ты принял гибель. Пусть видят, как ценит император верных ему людей. А что бы императору и Совету было легче принять решение о твоей участи, ты признаешься в измене трону и в том, что злоумышлял лично против его величества.
Опустив голову, узник молчал. В тусклом свете фонаря стоявшим на полу, были видны его бледные дрожащие губы.
- Можешь не рассчитывать на чью бы то ни было помощь, - по отечески посоветовал Царедворец уронив перед ним глухо стукнувшиеся о земляной пол перепачканные кровью потрескавшиеся таблички четырех Хранителей. И это тоже было… правдой.
Его раздавили эти ужасные вести, у него больше не осталось надежд ни на Хранителей, ни на императора. Лоб Главы покрылся холодной испариной.
- Понимаю, не просто принять полное поражение и крах. Все же надеюсь на твое благоразумие, ты всегда был расчетлив. Когда хорошенько подумаешь, то поймешь, что Совет непременно одобрит решение о твоей казни и твой союзник и не состоявшийся тесть не сможет поддержать тебя. Ведь у него не будет необходимых документов обличающих меня. Но если все же будешь упорствовать и не признаешься в измене, на легкую смерть не надейся. Ты в полной мере изведаешь искусство заплечных дел мастеров, а они способны заставить виновного три дня кряду мучиться от беспрерывных пыток, не позволяя ему умереть, - пригрози он скрипуче. – В следующий раз мы встретимся у места твоей казни. Ты был достойным противником, и я провожу тебя в твой последний путь.
Царедворец медленно поднялся, плотнее запахнув на себе плащ. В нору узника тут же вбежал мелкими шажками евнух, подхватив с пола фонарь.
- Да, - обернулся у низкой дверцы решетки Царедворец, - можешь поздравить меня. Мой сын берет себе очередную наложницу и это твоя бывшая невеста.
И, пригнувшись, вышел. Спешащий за ним евнух, обернулся, обнажив желтые зубы в злорадной улыбочке.
Последовали один за другим допросы, где его, опять распинали на крестовине и секли, не давая старым рубцам затянуться, от него требовали признания в том, что он злоумышлял против императора и его семьи, преступно втеревшись к венценосному владыке в доверие. Но что именно, он злоумышлял, не говорили, добиваясь, чтобы он сам рассказал об этом. Допрос проводил все тот же тщедушный, въедливый чиновник. Обязательный писарь, протоколирующий все показания допрашиваемых при этом не присутствовал.
Придя в себя после очередного допроса, лежа боком на ледяном полу, что бы лишний раз не тревожить исполосованные кнутом грудь и спину, Глава пытался прозреть замысел Царедворца. Похоже, его не убьют, пока он не оговорит себя. Только никому он, Глава Северного Ветра, такого удовольствия не доставит.
Но не желая облегчать жизнь своему врагу, свое собственное нынешнее существование он сделал невыносимым.
Царедворец знал, что император не поверит голословным обвинениям и усомнится предоставленным доказательствам вины Главы клана, особенно если эти доказательства будут представлены его давним недругом, какими бы убедительными они не были. Но вот признание самого обвиняемого, его самообличение, император игнорировать не сможет, а это смертная казнь без всяких проволочек и снисхождения. Это означало одно - его признание вырвут силой, и пытки ужесточаться.
Но он не хотел давать императору повод для своей казни. Тем более такой повод, с которым император не сможет справиться. Если император и в самом деле отвернулся от него, пусть сам выискивает причину для казни.
Чтобы подавить волю слабого здоровьем Главы, его заставили присутствовать при пытке другого человека. Несчастного посадили верхом на отточенную пилу, да так и оставили. Не в силах спокойно усидеть на пиле, да и кто был бы способен на такое, бедолага ерзал, причиняя тем себе неимоверную боль. Глава впал в беспамятство от криков несчастной жертвы и пришлось возвращать его обратно в темную.
Царедворец все рассчитал правильно, лишив его смысла дальнейшего существования. Глава жил ради процветания и усиления Северного Ветра, теперь его клан уничтожен. А напоследок Царедворец болезненно ударил по его сердцу, заявив о измене, якобы его возлюбленной, невесты, выбив из-под ног врага основу жизни. Будь так, Глава сам искал бы смерти и, отчаявшись, оговорил себя.
Но тут Царедворец промахнулся. Страшно было подумать, что бы стало с Главой, если бы речь шла о Ли Мин. Царедворец лишь обманулся с предметом сердечной привязанности Главы и потому его сокрушительный удар прошел мимо. Как же права была Ли Мин, что хранила их отношения в тайне ото всех.
Как же вовремя в его жизни появилось это чудо – Ли Мин и он выживет ради нее.
И когда боль отступала и немного забывалась в тишине промозглого узилища в полной темноте всплывал образ Ли Мин и его обдавало жаркой волной. Воспоминание о ней согревало его, оживляло вымотанную бесконечной нестерпимой болью душу. Все это время он старался не думать, что с ней могло случиться при нападении Тайной канцелярии и Каменных псов на клан. Она, конечно же, избежала гибели, ведь ее пещера находилась в стороне от Поместья. Об этом он неустанно напоминал себе.
Он должен был выжить не для того, чтобы убедиться в безнадежности своего положения, а в том, что Ли Мин жива. Только ею он теперь держался.
Лишь воспоминание о ней, не позволяя сдаваться немыслимой боли истерзанного пытками тела и сойти с ума в беспросветной темноте полного одиночества.
Изо всех сил он старался сохранить дух, что бы избежать смерти, хотя со дня на день ждал казни. Но если император, явно тянул с этим указом, то Царедворец мог в любой миг отравить его. Так оно и произошло
Хоть пытки изматывали, он так и не признался в измене трону.
Может потому его решили отравить, сунув в ухо уховертку, и несколько дней не донимали допросам. Глава хорошо помнил слова Царедворца, обещавшего ему публичную казнь, и не был намерен убивать его тайно..
Яд уховертки начал действовать, погружая свою жертву в бред и плавящийся жар. Он должен был звать на помощь, понимая, что уховертка вот-вот пустить в его организм жгучий яд, соглашаясь на все даже на оговор. Лучше мгновенная смерть от рук палача, чем жуткая агония от яда и выжирающего внутренности паразита.
Но он молчал.
Посланные за ним тюремщики, были изумлены, найдя его, хоть и в беспамятстве, но живым. Разве не странно, что слабый здоровьем Глава, оказался столь вынослив. Что такое? Глава никак не хотел умирать. И это человек, что доживал последние дни своей никчемной жизни.
