День рождения Анастасии, так было заведено, супруги отмечали где-нибудь вдали от дома. Сначала брали с собой маленького Митю, а когда сын подрос, то вдвоем улетали туда, где, несмотря на московскую промозглость, нежно плещет южное море или тихо падает скандинавский снег.
Семья Нестеренко была крепка семейными традициями, взаимным уважением, любовью. Сорванная свадьба сына была первым ударом по казавшимся незыблемыми устоям семейного благополучия. Второй удар семья получила в день сорокасемилетия Виктора.
Гости ещё не собрались. В зале дорогого, пафосного ресторана были только виновник торжества с супругой. Анастасия давала указания официанту, когда в зал вошёл Митя с огромным букетом цветов. Супруги в изумлении замерли.
– Мамочка, с новорождённым! – сын протянул букет Анастасии.
– Дядя Витенька, родной-дорогой, с Днём рождения! – защебетала стоящая рядом с Митей Алина.
– Где Инна? – тихо, и оттого, как показалось, грозно спросил Виктор.
– Она ушла от меня, – беспечно сообщил Митя. – Прислала сегодня ночью СМСку, мол поняла, что разлюбила, что наши отношения были ошибкой.
В зал стали заходить приглашенные, Анастасия и Виктор приветствовали гостей, но праздничного настроения как ни бывало. Отойдя за колонны, Анастасия попыталась дозвониться до Инны, но телефон был отключен. Супруги не стали за столом вести разбирательства с сыном, но когда были произнесены все здравницы, и гости, сытые и довольные, пошли танцевать, Анастасия попросила сына оставить Алину и отойти с ними от стола:
– Ты понимаешь, куда ты опять полез! Что это за семейка! Мать спит с любовником дочери, младшая сестра у старшей жениха уводит! Бежать надо от этой дурной крови! Там только Инна нормальной и была, видно, в Наташу, в родную мать.
– Инна, возможно, не так эффектна, – вступил в разговор Виктор, – но она всегда старается жить честно, быть честной с людьми и с собой.
– Посмотри, твоя уже к Саватееву вовсю прижимается, – Анастасия указала на приглашенную танцевать Алину. – Не удивлюсь, если сейчас в штаны к нему полезет.
– Мама, прекрати сейчас же! И ты, папа, тоже перестань. Да, Инна хорошая, замечательная, но я её не люблю и никогда не любил! Сколько я мог себя уговаривать?
– Зачем тогда морочил ей голову? Зачем стал с ней жить? Проституток тебе мало было или просто гулящих, как твоя Алина? – в голосе Виктора послышался металл.
– Витя, что ты говоришь! – зашептала Анастасия.
– Что есть, то и говорю. Если себя не жалко, то наши с матерью нервы пожалей, – Виктор сурово смотрел на сына. – Кто раз с тобой не посчитался, тот и второй, и третий раз на тебя плюнет. Короче, чтобы мы больше эту девку рядом с тобой не видели.
– Значит, и меня больше не увидите, – Митя развернулся, подошёл к танцующей Алине: – Поехали домой.
– Извините, меня любимый зовёт, – Алина очаровательно улыбнулась своему партнёру по танцу.
– Надеюсь, дотанцуем в другой раз, – мужчина не отпускал руку Алины.
– Непременно, – Алина вновь продемонстрировала белозубую улыбку и ямочки на щеках.
Домой ехали молча. Алина уткнулась в телефон, Митя внимательно смотрел на дорогу. Когда машина остановилась на светофоре, он прервал молчание:
– Ты могла бы с Саватеевым на так нежно расставаться.
– Саватеев – это что? – Алина не отрывалась от экрана мобильника.
– Это зам руководителя Департамента строительства, с которым ты танцевала.
Алина ничего не ответила – в ней всё больше росло раздражение. Мало того, что она, поддавшись на Митькины уговоры, потащилась на этот дурацкий День рождения, так ещё и замечания должна выслушивать, и от кого! Снизошла до этого влюблённого телёнка, разрешила ему на денёк почувствовать себя мужчиной, так он теперь решил указывать, с кем и как ей нужно себя вести. Алина вспомнила те негодующие взгляды, которыми наградили её Митькины родители, заметила боковым зрением, как они отчитывали сына, ясно, что за неё, и оттого прижималась в танце к этому жирному мужику – пусть Нестеренко побесятся. Митьке, видимо, за неё здорово вложили, но это его проблема. У неё свои проблемы – ей надо возвратить Клима. Алине всё всегда удавалось, и на этот раз должно удаться. Пусть он говорит, что возраст значения не имеет, но поживёт со старой бабой (так Алина теперь называла свою мать), затоскует по Алине и вернётся к ней.
Войдя в квартиру, Алина молча разделась и ушла принимать душ. Митя сел на пол под закрытой дверью и принялся ждать любимую. Он представлял, как она выйдет, они обнимутся, он будет целовать её нежную, ещё влажную после душа кожу… Алина вышла из ванной, равнодушно посмотрела на сидящего на корточках Митю, ушла в гостиную и стала стелить себе на диване.
– Алиша, что случилось? Ты на что-то обиделась?
– Я устала и хочу спать.
– А почему здесь? Пойдём в спальню.
Алина поморщилась: Господи, какой идиот! Как можно настолько не понимать, что никогда она его не любила и не сможет полюбить. Он пресный и невкусный. Зря она вчера вечером с ним переспала, не надо ей было столько пить, но иначе она не могла успокоиться. Вчера она набрала номер Клима, спросила весело: «Как дела?», а в ответ услышала: «Нормально. Давай ты не будешь звонить. Думаю, пока это не нужно». «А когда будет нужно?», – с надеждой спросила. «Надеюсь, что никогда», – Клим положил трубку.
Алина швырнула телефон, взяла у Митьки бутылку французского коньяка и стала планомерно напиваться. А утром смотрела на счастливого Митю и думала: пускай Клим её не любит, она и без Клима проживёт. Но уже вечером поняла, что не проживёт – задохнётся.
– Алиша, можно я тебя в спальню на руках отнесу? – Митя приобнял девушку.
Как же выбешивал Митя своим беспомощным мычанием! Клим без всяких «можно» подхватил бы на руки и понес.
– Прекрати. Иди спать и, пожалуйста, светильник в коридоре выключи. Тут от аквариума света хватает.
Алина лежала и пыталась вспомнить вчерашние события. Наверняка Инка их застукала, поэтому и прислала Митьке ночью то отчаянное сообщение. Из-за минутной слабости сестру, единственного по-настоящему близкого человека, обидела. Главное, чтобы сгоряча Инка чего-нибудь не натворила, с неё станет. Она же не понимает, что Митьку ей вернут в целости и сохранности. Дозвониться до сестры Алина не смогла, отправила сообщение «Куда пропала? Ты жива или тебя съели?», но ответа не получила.
Инна помнила, что разговаривала с Ритой рядом с ординаторской. Потом хотела уйти, и всё поплыло перед глазами. Очнулась она на жёстком диване ординаторской, пахло нашатырём, Мишкин внимательно смотрел на неё, незнакомая круглолицая медсестра держала её руку, а откуда-то из-за дивана доносился голос Риты: «Беременная, а ещё стресс, вот и обморок». Инна попробовала сесть, но на неё со всех сторон полетело: «Ты куда! Давай лежи! Сейчас давление измерим».
– Рождественская, ты медработник или кто? После обморока следует находится в горизонтальном положении до получаса, – Мишкин говорил серьёзным голосом, но глаза его смеялись. – А через полчаса попьешь сладкого чаю и опять ляжешь.
– Я полежу и к Рите поеду. Она мне ключи от квартиры дала, – Инне было неловко, что оторвала от работы стольких людей.
– Куда ты поедешь? – Рита развела руками. – Сегодня мы с Дмитрием Игоревичем дежурные, положим тебя в платный бокс, пока он пустой стоит. Будешь оздоровляться в условиях стационара.
Вечером в палату к Инне пришла Рита, принесла чай с печеньем, стала рассказывать больничные новости:
– Шишкин-Мишкин уходит. Говорят, из Москвы совсем уезжает. У него друг институтский где-то больницей заведует, вот Мишкин к нему и поедет, – Рита вздохнула. – Жаль. Хороший он. А видела Маришу щекастую? Медсестру новую, давление тебе сейчас мерила. Твоего Шишкина обхаживает. Не так, как ты, пирожки ему таскала, эта его котлетами откармливает.
– Я не таскала пирожки, один раз угостила и тебе зачем-то сказала, – Инна сидела на кровати, разговаривала с подругой, но при этом напряженно думая о том, что сейчас на её подушке спит Алина, а Митя гладит её волосы и шепчет: «Счастье моё! Единственная моя! Как я скучал по тебе!».
– А что у тебя с мажором твоим, что ты ночевать с ним не хочешь?
Инна стала рассказывать, иногда всхлипывая от жалости к себе.
– Ну, ты гордая! – подвела итог Инниной истории Рита. – Я бы не смогла так молча уйти. Я бы орала на них, может, ударила по роже пару раз или в глаза бесстыжие плюнула. Но разбила бы я им что-нибудь точно, вазу какую-нибудь.
– Аквариум могла бы разбить, – Инна слабо улыбнулась. – Там в гостиной аквариум вместо перегородки под самый потолок. Заодно и десять нижних этажей залила бы.
– Точно! С аквариума я бы начала, – мечтательно произнесла Рита. – Но ты гордо ушла, мол, мараться о Вас не хочу! Ты молодец!
– Да не гордо я ушла, я вообще не помню, как я уходила. Я их увидела – и ноги ватные. Стою, ни двинуться не могу, ни крикнуть. Как в автобус села, не помню. В аптеку пришла, а голоса нет, тихо шепчу что-то. Сейчас вот заговорила.
– Ты теперь что делать собираешься? Как думаешь, если мажор твой про ребёнка узнает, он женится или будет деньгам откупаться?
– Мне сейчас хочется про него вообще не думать, но не получается.
– Тогда спи. С бедой надо переспать. Хочешь, укольчик сделаю, чтоб быстрее заснуть?
– Не хочу. Спасибо, Рит! Я сама быстро засну.
Но быстро заснуть Инне не удалось. Подумала, что дома не знают, где она. Но в телефоне пропущенных вызовов не было. Инна задумалась: она ушла от Мити или её ушли? Пусть будет так, что она ушла, как сказала Рита, гордо ушла. Инна немного подумала и написала сообщение «Митя, извини, но наши отношения были ошибкой. Я больше не люблю тебя». Прочла, поняла, что написала какую-то ерунду, хотела стереть, но нажала на значок отправить. СМС ушло.
В полудрёме она провела ночь, а почти под утро увидела, как рядом села молодая курносая девушка с фотографии, весело улыбнулась:
– Родная, что ты расстраиваешься?
– Мамочка, я так долго с тобой не разговаривала. Я совсем одна!
– Как же ты одна? Ты с ребёночком, и не плачь, а то плаксу родишь – смеётся девушка.
– Мамочка, а что мне теперь делать?
– Спать. Утро вечера мудренее. И сердечко моё не теряй больше. Оно на счастье дарилось. Пока оно у Насти было, всё у неё в семье хорошо шло, а отдала тебе, и начались переживания – Митя с Алиной загулял.
– Так, мне теперь что? Вернуть его надо?
– Какая же ты у меня дурочка, – хохочет весёлая девушка, – Настя сама со всем справится. А ты носи сердечко, и всё хорошо будет.
Инна засыпает, повторяя, как мантру: «И всё хорошо будет».
Утром в бокс зашёл доктор Мишкин:
– Как себя чувствуешь?
– Спасибо! Очень хорошо.
– Ты давай не нервничай и витамины попей.
– Дмитрий Игоревич, а это правда, что Вы уезжаете?
– Все всё знают лучше меня, – Мишкин грустно усмехнулся. – В Даниловск еду, завотделением в горбольницу приглашают.
– А медсёстры там не нужны? – Инна неожиданно подумала, как было бы хорошо уехать подальше от места предательства. – Я бы тоже в какой-нибудь Даниловск поехала.
– Инна, я догадываюсь что у тебя сейчас сложный период, но от себя не убежишь. Место можно поменять, а себя вряд ли.
– А Вы почему едете?
– Прозаичная причина – квартирный вопрос, Я живу с родителями, сестрой и двумя племянниками. На квартиру врач-травматолог никогда не заработает, а там жильё обещали. Меня здесь ничего не держит. Сын с женой в Сочи переехали, – Мишкин замялся. – Честно, Инна, мне жаль только, что с тобой больше не увидимся, хотя мы и так, когда ты в институт поступила, не часто виделись. Ладно, что-то я лишнего наговорил.
Мишкин встал и, сутулясь больше обычного, вышел из бокса.
– Всё! Отчёт по прохождению практики сдала, могу считать себя переведённой на четвёртый курс, – Инна торжественно поставила на стол торт.
– Поздравляю с окончанием цирка, – иронично произнесла Рита. – Три недели выступления в роли помощника процедурной медсестры завершены! Ну и как, инструменты стерилизовать научилась?
– Рит, прекращай. Я тебе объясняла, что хотелось посмотреть, как в других больницах работают, ну, и опыт какой-то новый получить. Я вот раньше кровь из вены боялась брать, теперь не боюсь.
– Да, оно того стоит, чтобы дипломированная медсестра три недели по два часа тратила на дорогу, училась бесстрашно кровь брать.
Инна вполуха слушала добродушное ворчание подруги, а думала о Мите. Порой она обвиняла его в вероломстве и обмане, в другой раз оправдывала, считая его невинной жертвой Алины, ругала себя: зачем она написала Мите, что его разлюбила. Острая боль обиды стала понемногу отступать, и навалилась тоска по недавнему счастью. Хотелось, чтобы Митя позвонил и сказал, что наваждение прошло, что без Инны не может, что ждёт её. Она не могла вспомнить, о чём ещё она прежде думала, ведь были же у неё ещё какие-нибудь мысли, мечты. Но как ни старалась, переключиться с истории своей несчастной любви на что-то другое, не могла. Потому и медсестринскую практику, имея диплом колледжа, проходила наравне со студентами, которым объясняли правила обращения с медицинскими инструментами, – надеялась, что новая обстановка отодвинет размышления о разрыве с Митей, но не помогло. Митя всё время стоял перед глазами.
– Шишкин с понедельника у нас не работает, – объявила вечером за чаем Рита. – Завтра проставляется. Придешь?
– Чего я пойду? Я же из отделения ушла.
– А сколько работала! Тем более с Шишкиным дружила. Кстати, он сам просил тебе передать, что завтра будет прощаться с коллективом. Можешь посчитать это за приглашение.
Инна пожала плечами: какая там дружба, болтали на дежурствах обо всём понемногу.
– Хотел бы пригласить – позвонил бы.
– Здрасьте! – Рита чуть не подавилась тротом. – А как тебе можно позвонить, если твой номер только я одна и знаю?
Инна действительно поменяла номер телефона: не хотела разговоров с Анастасией, с Алиной, не хотела жить в напряженном ожидании звонка от Мити. Новый номер знали только староста группы, Рита, и менеджер Сбербанка. Сообщая в Сбере о замене телефона, Инна с грустью подумала, что скоро ей придётся искать деньги, чтобы оплачивать обслуживание банковской карты.
Живя в квартире на Коломенской, Инна отвечала за питание, и на карте у неё лежали перечисленные Митей на продукты двенадцать тысяч. Она собралась их вернуть Мите, уже набрала номер в мобильном банке, как это увидела Рита:
– Ты чего творишь! Сама в жопе жопной, а хочешь благотворительностью заниматься. Не бойся: твой мажор и сестрица с голоду не помрут. Ты уже гордость проявила, когда без выяснялок от них ушла. А это твои деньги за моральный ущерб.
– Мне от них ничего не надо.
– Трусы одни каждый день стираешь, зато не надо от них ничего. Это не от них, это от Госзнака! Узнаю, что деньги мажору своему перевела – дружить не буду!
Тогда Инна деньги не отправила, но дала себе слово, что вернёт их Мите с первой же зарплаты. То, что летом она будет подрабатывать, Инна не сомневалась. Вот на что жить, когда родится ребенок, она не знала, но была уверена, что решение придёт. В конце концов, она не сирота, у неё есть отец.
Инна несколько раз звонила отцу из больницы, где проходила практику, сказать, что с ней всё в порядке, и узнать, не спрашивал ли о ней кто-нибудь.
Семья Нестеренко была крепка семейными традициями, взаимным уважением, любовью. Сорванная свадьба сына была первым ударом по казавшимся незыблемыми устоям семейного благополучия. Второй удар семья получила в день сорокасемилетия Виктора.
Гости ещё не собрались. В зале дорогого, пафосного ресторана были только виновник торжества с супругой. Анастасия давала указания официанту, когда в зал вошёл Митя с огромным букетом цветов. Супруги в изумлении замерли.
– Мамочка, с новорождённым! – сын протянул букет Анастасии.
– Дядя Витенька, родной-дорогой, с Днём рождения! – защебетала стоящая рядом с Митей Алина.
– Где Инна? – тихо, и оттого, как показалось, грозно спросил Виктор.
– Она ушла от меня, – беспечно сообщил Митя. – Прислала сегодня ночью СМСку, мол поняла, что разлюбила, что наши отношения были ошибкой.
В зал стали заходить приглашенные, Анастасия и Виктор приветствовали гостей, но праздничного настроения как ни бывало. Отойдя за колонны, Анастасия попыталась дозвониться до Инны, но телефон был отключен. Супруги не стали за столом вести разбирательства с сыном, но когда были произнесены все здравницы, и гости, сытые и довольные, пошли танцевать, Анастасия попросила сына оставить Алину и отойти с ними от стола:
– Ты понимаешь, куда ты опять полез! Что это за семейка! Мать спит с любовником дочери, младшая сестра у старшей жениха уводит! Бежать надо от этой дурной крови! Там только Инна нормальной и была, видно, в Наташу, в родную мать.
– Инна, возможно, не так эффектна, – вступил в разговор Виктор, – но она всегда старается жить честно, быть честной с людьми и с собой.
– Посмотри, твоя уже к Саватееву вовсю прижимается, – Анастасия указала на приглашенную танцевать Алину. – Не удивлюсь, если сейчас в штаны к нему полезет.
– Мама, прекрати сейчас же! И ты, папа, тоже перестань. Да, Инна хорошая, замечательная, но я её не люблю и никогда не любил! Сколько я мог себя уговаривать?
– Зачем тогда морочил ей голову? Зачем стал с ней жить? Проституток тебе мало было или просто гулящих, как твоя Алина? – в голосе Виктора послышался металл.
– Витя, что ты говоришь! – зашептала Анастасия.
– Что есть, то и говорю. Если себя не жалко, то наши с матерью нервы пожалей, – Виктор сурово смотрел на сына. – Кто раз с тобой не посчитался, тот и второй, и третий раз на тебя плюнет. Короче, чтобы мы больше эту девку рядом с тобой не видели.
– Значит, и меня больше не увидите, – Митя развернулся, подошёл к танцующей Алине: – Поехали домой.
– Извините, меня любимый зовёт, – Алина очаровательно улыбнулась своему партнёру по танцу.
– Надеюсь, дотанцуем в другой раз, – мужчина не отпускал руку Алины.
– Непременно, – Алина вновь продемонстрировала белозубую улыбку и ямочки на щеках.
Домой ехали молча. Алина уткнулась в телефон, Митя внимательно смотрел на дорогу. Когда машина остановилась на светофоре, он прервал молчание:
– Ты могла бы с Саватеевым на так нежно расставаться.
– Саватеев – это что? – Алина не отрывалась от экрана мобильника.
– Это зам руководителя Департамента строительства, с которым ты танцевала.
Алина ничего не ответила – в ней всё больше росло раздражение. Мало того, что она, поддавшись на Митькины уговоры, потащилась на этот дурацкий День рождения, так ещё и замечания должна выслушивать, и от кого! Снизошла до этого влюблённого телёнка, разрешила ему на денёк почувствовать себя мужчиной, так он теперь решил указывать, с кем и как ей нужно себя вести. Алина вспомнила те негодующие взгляды, которыми наградили её Митькины родители, заметила боковым зрением, как они отчитывали сына, ясно, что за неё, и оттого прижималась в танце к этому жирному мужику – пусть Нестеренко побесятся. Митьке, видимо, за неё здорово вложили, но это его проблема. У неё свои проблемы – ей надо возвратить Клима. Алине всё всегда удавалось, и на этот раз должно удаться. Пусть он говорит, что возраст значения не имеет, но поживёт со старой бабой (так Алина теперь называла свою мать), затоскует по Алине и вернётся к ней.
Войдя в квартиру, Алина молча разделась и ушла принимать душ. Митя сел на пол под закрытой дверью и принялся ждать любимую. Он представлял, как она выйдет, они обнимутся, он будет целовать её нежную, ещё влажную после душа кожу… Алина вышла из ванной, равнодушно посмотрела на сидящего на корточках Митю, ушла в гостиную и стала стелить себе на диване.
– Алиша, что случилось? Ты на что-то обиделась?
– Я устала и хочу спать.
– А почему здесь? Пойдём в спальню.
Алина поморщилась: Господи, какой идиот! Как можно настолько не понимать, что никогда она его не любила и не сможет полюбить. Он пресный и невкусный. Зря она вчера вечером с ним переспала, не надо ей было столько пить, но иначе она не могла успокоиться. Вчера она набрала номер Клима, спросила весело: «Как дела?», а в ответ услышала: «Нормально. Давай ты не будешь звонить. Думаю, пока это не нужно». «А когда будет нужно?», – с надеждой спросила. «Надеюсь, что никогда», – Клим положил трубку.
Алина швырнула телефон, взяла у Митьки бутылку французского коньяка и стала планомерно напиваться. А утром смотрела на счастливого Митю и думала: пускай Клим её не любит, она и без Клима проживёт. Но уже вечером поняла, что не проживёт – задохнётся.
– Алиша, можно я тебя в спальню на руках отнесу? – Митя приобнял девушку.
Как же выбешивал Митя своим беспомощным мычанием! Клим без всяких «можно» подхватил бы на руки и понес.
– Прекрати. Иди спать и, пожалуйста, светильник в коридоре выключи. Тут от аквариума света хватает.
Алина лежала и пыталась вспомнить вчерашние события. Наверняка Инка их застукала, поэтому и прислала Митьке ночью то отчаянное сообщение. Из-за минутной слабости сестру, единственного по-настоящему близкого человека, обидела. Главное, чтобы сгоряча Инка чего-нибудь не натворила, с неё станет. Она же не понимает, что Митьку ей вернут в целости и сохранности. Дозвониться до сестры Алина не смогла, отправила сообщение «Куда пропала? Ты жива или тебя съели?», но ответа не получила.
***
Инна помнила, что разговаривала с Ритой рядом с ординаторской. Потом хотела уйти, и всё поплыло перед глазами. Очнулась она на жёстком диване ординаторской, пахло нашатырём, Мишкин внимательно смотрел на неё, незнакомая круглолицая медсестра держала её руку, а откуда-то из-за дивана доносился голос Риты: «Беременная, а ещё стресс, вот и обморок». Инна попробовала сесть, но на неё со всех сторон полетело: «Ты куда! Давай лежи! Сейчас давление измерим».
– Рождественская, ты медработник или кто? После обморока следует находится в горизонтальном положении до получаса, – Мишкин говорил серьёзным голосом, но глаза его смеялись. – А через полчаса попьешь сладкого чаю и опять ляжешь.
– Я полежу и к Рите поеду. Она мне ключи от квартиры дала, – Инне было неловко, что оторвала от работы стольких людей.
– Куда ты поедешь? – Рита развела руками. – Сегодня мы с Дмитрием Игоревичем дежурные, положим тебя в платный бокс, пока он пустой стоит. Будешь оздоровляться в условиях стационара.
Вечером в палату к Инне пришла Рита, принесла чай с печеньем, стала рассказывать больничные новости:
– Шишкин-Мишкин уходит. Говорят, из Москвы совсем уезжает. У него друг институтский где-то больницей заведует, вот Мишкин к нему и поедет, – Рита вздохнула. – Жаль. Хороший он. А видела Маришу щекастую? Медсестру новую, давление тебе сейчас мерила. Твоего Шишкина обхаживает. Не так, как ты, пирожки ему таскала, эта его котлетами откармливает.
– Я не таскала пирожки, один раз угостила и тебе зачем-то сказала, – Инна сидела на кровати, разговаривала с подругой, но при этом напряженно думая о том, что сейчас на её подушке спит Алина, а Митя гладит её волосы и шепчет: «Счастье моё! Единственная моя! Как я скучал по тебе!».
– А что у тебя с мажором твоим, что ты ночевать с ним не хочешь?
Инна стала рассказывать, иногда всхлипывая от жалости к себе.
– Ну, ты гордая! – подвела итог Инниной истории Рита. – Я бы не смогла так молча уйти. Я бы орала на них, может, ударила по роже пару раз или в глаза бесстыжие плюнула. Но разбила бы я им что-нибудь точно, вазу какую-нибудь.
– Аквариум могла бы разбить, – Инна слабо улыбнулась. – Там в гостиной аквариум вместо перегородки под самый потолок. Заодно и десять нижних этажей залила бы.
– Точно! С аквариума я бы начала, – мечтательно произнесла Рита. – Но ты гордо ушла, мол, мараться о Вас не хочу! Ты молодец!
– Да не гордо я ушла, я вообще не помню, как я уходила. Я их увидела – и ноги ватные. Стою, ни двинуться не могу, ни крикнуть. Как в автобус села, не помню. В аптеку пришла, а голоса нет, тихо шепчу что-то. Сейчас вот заговорила.
– Ты теперь что делать собираешься? Как думаешь, если мажор твой про ребёнка узнает, он женится или будет деньгам откупаться?
– Мне сейчас хочется про него вообще не думать, но не получается.
– Тогда спи. С бедой надо переспать. Хочешь, укольчик сделаю, чтоб быстрее заснуть?
– Не хочу. Спасибо, Рит! Я сама быстро засну.
Но быстро заснуть Инне не удалось. Подумала, что дома не знают, где она. Но в телефоне пропущенных вызовов не было. Инна задумалась: она ушла от Мити или её ушли? Пусть будет так, что она ушла, как сказала Рита, гордо ушла. Инна немного подумала и написала сообщение «Митя, извини, но наши отношения были ошибкой. Я больше не люблю тебя». Прочла, поняла, что написала какую-то ерунду, хотела стереть, но нажала на значок отправить. СМС ушло.
В полудрёме она провела ночь, а почти под утро увидела, как рядом села молодая курносая девушка с фотографии, весело улыбнулась:
– Родная, что ты расстраиваешься?
– Мамочка, я так долго с тобой не разговаривала. Я совсем одна!
– Как же ты одна? Ты с ребёночком, и не плачь, а то плаксу родишь – смеётся девушка.
– Мамочка, а что мне теперь делать?
– Спать. Утро вечера мудренее. И сердечко моё не теряй больше. Оно на счастье дарилось. Пока оно у Насти было, всё у неё в семье хорошо шло, а отдала тебе, и начались переживания – Митя с Алиной загулял.
– Так, мне теперь что? Вернуть его надо?
– Какая же ты у меня дурочка, – хохочет весёлая девушка, – Настя сама со всем справится. А ты носи сердечко, и всё хорошо будет.
Инна засыпает, повторяя, как мантру: «И всё хорошо будет».
Утром в бокс зашёл доктор Мишкин:
– Как себя чувствуешь?
– Спасибо! Очень хорошо.
– Ты давай не нервничай и витамины попей.
– Дмитрий Игоревич, а это правда, что Вы уезжаете?
– Все всё знают лучше меня, – Мишкин грустно усмехнулся. – В Даниловск еду, завотделением в горбольницу приглашают.
– А медсёстры там не нужны? – Инна неожиданно подумала, как было бы хорошо уехать подальше от места предательства. – Я бы тоже в какой-нибудь Даниловск поехала.
– Инна, я догадываюсь что у тебя сейчас сложный период, но от себя не убежишь. Место можно поменять, а себя вряд ли.
– А Вы почему едете?
– Прозаичная причина – квартирный вопрос, Я живу с родителями, сестрой и двумя племянниками. На квартиру врач-травматолог никогда не заработает, а там жильё обещали. Меня здесь ничего не держит. Сын с женой в Сочи переехали, – Мишкин замялся. – Честно, Инна, мне жаль только, что с тобой больше не увидимся, хотя мы и так, когда ты в институт поступила, не часто виделись. Ладно, что-то я лишнего наговорил.
Мишкин встал и, сутулясь больше обычного, вышел из бокса.
ГЛАВА 16
– Всё! Отчёт по прохождению практики сдала, могу считать себя переведённой на четвёртый курс, – Инна торжественно поставила на стол торт.
– Поздравляю с окончанием цирка, – иронично произнесла Рита. – Три недели выступления в роли помощника процедурной медсестры завершены! Ну и как, инструменты стерилизовать научилась?
– Рит, прекращай. Я тебе объясняла, что хотелось посмотреть, как в других больницах работают, ну, и опыт какой-то новый получить. Я вот раньше кровь из вены боялась брать, теперь не боюсь.
– Да, оно того стоит, чтобы дипломированная медсестра три недели по два часа тратила на дорогу, училась бесстрашно кровь брать.
Инна вполуха слушала добродушное ворчание подруги, а думала о Мите. Порой она обвиняла его в вероломстве и обмане, в другой раз оправдывала, считая его невинной жертвой Алины, ругала себя: зачем она написала Мите, что его разлюбила. Острая боль обиды стала понемногу отступать, и навалилась тоска по недавнему счастью. Хотелось, чтобы Митя позвонил и сказал, что наваждение прошло, что без Инны не может, что ждёт её. Она не могла вспомнить, о чём ещё она прежде думала, ведь были же у неё ещё какие-нибудь мысли, мечты. Но как ни старалась, переключиться с истории своей несчастной любви на что-то другое, не могла. Потому и медсестринскую практику, имея диплом колледжа, проходила наравне со студентами, которым объясняли правила обращения с медицинскими инструментами, – надеялась, что новая обстановка отодвинет размышления о разрыве с Митей, но не помогло. Митя всё время стоял перед глазами.
– Шишкин с понедельника у нас не работает, – объявила вечером за чаем Рита. – Завтра проставляется. Придешь?
– Чего я пойду? Я же из отделения ушла.
– А сколько работала! Тем более с Шишкиным дружила. Кстати, он сам просил тебе передать, что завтра будет прощаться с коллективом. Можешь посчитать это за приглашение.
Инна пожала плечами: какая там дружба, болтали на дежурствах обо всём понемногу.
– Хотел бы пригласить – позвонил бы.
– Здрасьте! – Рита чуть не подавилась тротом. – А как тебе можно позвонить, если твой номер только я одна и знаю?
Инна действительно поменяла номер телефона: не хотела разговоров с Анастасией, с Алиной, не хотела жить в напряженном ожидании звонка от Мити. Новый номер знали только староста группы, Рита, и менеджер Сбербанка. Сообщая в Сбере о замене телефона, Инна с грустью подумала, что скоро ей придётся искать деньги, чтобы оплачивать обслуживание банковской карты.
Живя в квартире на Коломенской, Инна отвечала за питание, и на карте у неё лежали перечисленные Митей на продукты двенадцать тысяч. Она собралась их вернуть Мите, уже набрала номер в мобильном банке, как это увидела Рита:
– Ты чего творишь! Сама в жопе жопной, а хочешь благотворительностью заниматься. Не бойся: твой мажор и сестрица с голоду не помрут. Ты уже гордость проявила, когда без выяснялок от них ушла. А это твои деньги за моральный ущерб.
– Мне от них ничего не надо.
– Трусы одни каждый день стираешь, зато не надо от них ничего. Это не от них, это от Госзнака! Узнаю, что деньги мажору своему перевела – дружить не буду!
Тогда Инна деньги не отправила, но дала себе слово, что вернёт их Мите с первой же зарплаты. То, что летом она будет подрабатывать, Инна не сомневалась. Вот на что жить, когда родится ребенок, она не знала, но была уверена, что решение придёт. В конце концов, она не сирота, у неё есть отец.
Инна несколько раз звонила отцу из больницы, где проходила практику, сказать, что с ней всё в порядке, и узнать, не спрашивал ли о ней кто-нибудь.
