– Я хорошо жену Мишкина помню – Юлию Михайловну. Вежливая такая, маленькая, востроносенькая, на своего, в смысле, твоего мужа похожая. А тебе придётся брать этого Никитку. Мишкин твоего ребёнка принял, ну, значит, и ты ребёнка Мишкина должна принять.
– Алин, конечно, если нужно будет, то заберём Никиту. Это и не обсуждается. Но я сейчас с Машей из Даниловска уеду, у меня сессия. А как Дима с сыном будет один справляться? Мальчик его практически не знает. Бывшая жена была против их общения. И потом, Дима в больнице целыми днями находится, ребёнок окажется в чужом городе, в новой школе и практически один дома.
– А на лыжах покалечиться как делать нефиг. Мы с Агатовым когда в Мадонна-Ди-Кампильо были, это в Италии горнолыжный курорт, – Алина не собиралась вникать в проблемы Инниной семьи, – там одна так съехала, как Юлия Михайловна.
Поделившись воспоминаниями о горнолыжных курортах, Алина отправилась спать. Инна подозревала, что сестре не даёт покоя купленная днём бутылка виски, но сейчас было не до борьбы за трезвость. Надо как-то поддержать мужа, сказать, чтобы привозил сына в Даниловск, а Инна что-нибудь придумает. Безумие брать академку на последнем курсе накануне ГОСов, но, если надо, значит, возьмёт. А может быть, никто Диме ребёнка и не отдаст, там ведь есть муж, который даже когда-то хотел мальчика усыновить.
– Я завтра утром в больницу, потом сразу на вокзал, – Мишкин укладывал в дорожную сумку свои вещи.
– Ну, что ты мнешь? Давай я аккуратно всё сложу, – Инна достала из шкафа стопку одежды. – Трех рубашек хватит? Ещё джемпер синий положу.
Собрали вещи, ещё раз обсудили завтрашний маршрут. Дмитрий Игоревич привык всё планировать заранее, звонок бывшей тёщи вывел его из душевного равновесия. Волновало, как он доберется до Сочи и что его там ждёт; тяжёлая травма бывшей жены, встреча с сыном, о котором он думал с уже ставшей привычной тоской, – всё это было неожиданно и тревожно. Ещё Мишкин переживал, как жена с Машенькой доберутся до областного города, и, хотя попросил товарища их отвезти, всё равно на душе было неспокойно, тем более, что Алина тоже поедет с ними, а её пребывание в семье ничего хорошего не обещало.
Дима лёг спать, но сон не шёл. Встал, пошёл в гостиную, включил телевизор, тихо подошла Инна, погладила мужа по плечу:
– Пойдем спать.
– Пойдём, – Мишкин поднялся, выключил телевизор, с раздражением бросил пульт в кресло. – Чёрт знает что показывают: кино какое-то идёт, стреляют так, что кровь по экрану течёт; новости включил – опять убийства: взорвали машину олигарха Агатова вместе с хозяином.
– Кто взорвал?
– Кто-то, кому надо было. Сначала воровали, как не в себя, теперь поделить не могут. А в больнице рентгеновский аппарат поменять не на что, да что там рентгеновский аппарат, электрокардиографы в район не могут закупить, – привычно заворчал Мишкин.
Дима ушёл в спальню, а Инна кинулась к ноутбуку. Поисковик тут же выдал множество новостных сайтов со статьями, посвященными гибели Агатова, «Лихие девяностые возвращаются?», «Бомба под днищем», «Всё, что известно о взрыве». Трагедия бывшей жены Мишкина, проблема с возможным алкоголизмом сестры, гибель её любовника – в один день столько событий… Неожиданно Инна захотела быть рядом с мужем: только чувствуя его близость, она ощущает себя спокойно и уверенно.
Дима ждал в спальне жену, когда она пришла, прижался, поцеловал, Инна с непривычной для него нежностью погладила его, обняла, и так, обнявшись, они уснули.
Утро было морозным и солнечным. У Инны оно прошло в суете и хлопотах. Проводила мужа, покормила дочь, сходила с Машенькой в магазин, и, уже вернувшись, у калитки столкнулась с Виктором Глущенко, коллегой и товарищем Мишкина.
– Я на минутку. Дима вчера вечером позвонил, попросил тебя в среду в область отвезти, а сегодня утром он, как ненормальный, по больнице бегал, толком не поговорили. Я уточнить. В среду едем, куда и во сколько?
– Вить, заходи, не стой в дверях, сейчас всё расскажу. Ты с дежурства?
Виктор был закоренелым холостяком, на семейную жизнь смотрел с большим скептицизмом, но семья Мишкиных навевала на него мечты о возможном семейном счастье. Очаровательная девочка, спокойная доброжелательная жена, никогда не повышающая на мужа голос, вкусные обеды и ужины. Глущенко объяснял эту идилличность тем, что большую часть времени супруги проводят порознь: Мишкин дневует и ночует в больнице, Инна за двести километров изучает лечебное дело в областном университете. Но, тем не менее, когда летом или на праздниках семья воссоединялась, Виктор любил бывать у Мишкиных в гостях.
Инна усадила гостя за стол, принялась кормить. Ей нравилось, с каким аппетитом Глущенко ест, шутя, что сыт и уже завтракал высококалорийным чаем с тремя кусочками сахара, и при этом громко нахваливая её кулинарный талант. Виктор вообще был шумным, громогласным, этим он напоминал Риту. Инна даже пыталась посватать их, но дальше вежливого знакомства дело не пошло.
Пока Инна объясняла причины срочного отъезда мужа, на кухню вышла Алина. Она недавно проснулась, но, услышав доносящийся с кухни мужской бас, уже не только приняла душ, но покрасилась и оделась.
– Знакомьтесь, Алина, моя сестра, – Инна поставила на плиту турку, зная, что завтрак у Алины начинается со свежесваренного крепкого кофе.
– Виктор. А вы родные сёстры? – Глущенко с любопытством рассматривал яркую красавицу, ничем не напоминавшую акварельную Инну.
– Биологически на пятьдесят процентов, – очаровательно улыбнулась Алина. – Мы родные только по отцу, но росли вместе, поэтому на самом деле мы очень-очень родные. Вот приехала на праздники навестить сестру, посмотреть Даниловск.
– Ну, и как Вам у нас?
– Милый, очень милый город. Здесь удивительно размеренный и плавный жизненный ритм.
Инна не могла долго слушать светское щебетание сестры, ей не терпелось рассказать последнюю новость:
– Вчера по телевизору передавали, что в Москве убили Агатова, взорвали машину с ним вместе.
Виктор удивлённо посмотрел на Инну: к чему эта информация? Однако Алина изменилась в лице:
– Агатов погиб?
– Посмотри в Интернете. Пишут, что погиб.
– Агатов Ваш знакомый? – Виктор с сочувствием посмотрел на Алину.
– Учились вместе, – Алина выскочила из-за стола и помчалась к компьютеру.
– Какая-то знакомая фамилия, ещё олигарх такой, кажется, есть, – вспоминал Виктор. – Какая у тебя, Инн, интересная сестра. Надолго она приехала?
– Не знаю. Алина у нас девушка непредсказуемая, – вздохнула Инна.
И будто в подтверждение этих слов Алина вернулась с заявлением:
– Я сегодня в Москву. На месте узнаю, как Агатов проиграл битву за место на вершине пищевой цепочки.
– Подожди, не торопись. Пускай всё уляжется.
– Инн, ты мне с собой поесть собери, – Алина словно не слышала слов сестры. – Бутербродов каких-нибудь налепи или что там ещё сегодня Диме своему в дорогу давала. Виктор, это Ваша машина под окном стоит?
– Моя, – Глущенко, ничего не понимая, слушал разговор сестёр.
– Довезите меня пожалуйста до вокзала. Надеюсь, мне удастся на какой-нибудь проходящий поезд сесть.
Вечером Инна уложила дочь и достала из шкатулки сердечко из сердолика. Она одевала его только на важные экзамены, но теперь решила, что будет всегда носить. Чтобы Дима благополучно решил все вопросы в Сочи, а его бывшая жена поскорее поправилась, чтобы у Алины всё сложилось в жизни правильно, чтобы Машенька не болела… А если у них всё хорошо будет, значит, и Инне будет спокойно и легко.
– Мам, я права? – обернулась к фотографии на прикроватной тумбочке.
В полумраке комнаты показалась, что весёлая девушка на фотографии одобрительно кивнула.
Никита Мишкин был робким мальчиком. Он со страхом смотрел на деревянный дом, в котором ему предстояло жить, на незнакомую высокую женщину, которая встретила их с отцом у калитки. Войти в калитку Никита боялся, и хотя ему говорили, что большая собака не кусается и её даже можно погладить, но, пока Лорда не увели за сарай, мальчик отказывался заходить во двор. События последних дней напугали ребёнка своей трагической неожиданностью. Девять лет жизнь Никиты была понятна и неизменна, впервые мальчик с ужасом осознал, что в гармоничном миропорядке возможны сбои, когда год назад мама рассталась с отчимом, которого Никита называл папой и искренне любил. Сначала были скандалы с постоянным упоминанием какой-то женщины, но Никита старался делать вид, что ничего не происходит. А потом отчим ушёл. Они с мамой переехали в небольшую, по сравнению с прежней, квартиру, а на прошлой неделе мама оказалась в больнице, в той самой, в которой работала. Только теперь мама не лечила, а молча лежала, уставясь в потолок. Прилетевшая из Москва бабушка сказала, что мама обязательно поправится, а пока Никита должен пожить со своим отцом. Отец оказался невысоким худым мужчиной, совершенно не похожим на красавца отчима. Бабушка вполголоса что-то долго обсуждала с отцом, мальчик ничего не понял из их разговора, но непонятные слова пугали: специалист-реабилитолог, спинальный шок. Через два дня отец забрал документы Никиты из сочинской гимназии и повёз сына в заснеженный Даниловск.
Инна с жалостью смотрела на худенького, лопоухого мальчика. Надо как-то помочь ему войти в новую обстановку. Она стала расспрашивать Никиту о дороге, об интересах, но ребёнок был неразговорчив, отвечал односложно, беспрерывно бормотал: «Спасибо!», «Извините!», вежливо поинтересовался: «Можно погладить кошку?» и, получив согласие, больше уже ничего за весь вечер не произнёс.
На следующий день, уложив детей спать, Инна объявила мужу, что на сессию из Даниловска не уедет, ездить будет только на экзамены пятичасовым автобусом, а потом напишет заявление и заберёт документы из университета, восстановится через год. Мишкин перебил её:
– У тебя до ГОСов один семестр остался, как-нибудь прокрутимся.
– Дим, ты на сына посмотри. Привезли в незнакомый город, практически к чужим людям, а сейчас одного бросим.
– Будет после уроков ко мне в больницу приходить.
– Боюсь, что это не тот ребёнок, который станет радостно вертеться под ногами у врачей и больных. Ему сейчас внимание нужно, он и так в стрессе, а мы ещё больше загоним, потом не вытащим. Он даже тебя боится, на «Вы» называет, сторонится.
Супруги проговорили полночи, но так и не определились, отложив решение до окончания сессии. Мишкин предположил, что, может быть, за это время Никита немного привыкнет к новой обстановке и сможет неделю проводить с ним.
В понедельник рано утром Инна уехала сдавать экзамен по анестезиологии, Мишкин отвел дочь к соседке (с ней договорились, что в дни Инниных экзаменов она присмотрит за Машей) и проводил Никиту в школу. Одноклассники с любопытством разглядывали нового ученика, отчего тот смутился больше обычного. На перемене Ромка Ежов, озорной мальчонка, подошёл к новенькому, взял с парты его пенал, и с интересом стал рассматривать содержимое. «Классная стиралка. Я себе возьму», – Ромка вытащил из пенала каучукового зайчонка. Никита мог легко поделиться чем угодно, но этот ластик они выбирали с мамой и долго смеялись, перебирая в магазине смешных разноцветных зверушек. И Никиту мама называла зайчонком.
– Не трогай мои вещи! – Никита попытался вырвать ластик, но Ромка крепко зажал резинку в кулаке.
– Жадный что ли? Стиралку пожалел?
Ребята собрались вокруг и с интересом наблюдали за происходящим.
– Это мне мама купила! – отчаянно закричал Никита и неожиданно расплакался.
Ромка Ежов расхохотался, одноклассники подхватили его смех – новенький не прошел «проверку на вшивость».
Уроки закончились. Никита вышел из школьного двора, и тут же на него посыпался град снежков. «Что стоишь? Беги, мамочке жалуйся!», «Мамочкин сыночек!» – неслось со всех сторон. Было больно, но, главное, очень обидно. Нужно было убежать, но Никита медленно пошёл, низко опустив голову, чтобы не было видно навернувшихся слёз. Стрелять по такой мишени стало неинтересно, и град снежков прекратился.
Идти до школы было недалеко – три дома и начинался школьный забор, дорогу переходить не надо, заблудиться невозможно. Однако Инна накануне прошла с Никитой этот путь, показала поворот к дому соседей, где его будут ждать после уроков. Но мальчик не хотел идти к соседям и ждать там отца, он никуда не хотел идти, никого не хотел видеть. Никита брёл по чужому холодному городу, пока не устал, тогда он сел на лавочку перед чьим-то забором и задремал. Ему снилось, что он в родном тёплом Сочи, снега почти нет, только чуть припорошены пальмы вдоль набережной, а они с мамой идут в парк аттракционов.
– Пацан! Эй, пацан, проснись! – какой-то парень тряс Никиту за плечи.
Никита открыл глаза: ни мамы, ни Сочи, кругом сугробы, деревянные штакетники заборчиков, и почему-то очень холодно.
Инна вернулась в Даниловск уже вечером. Дима открыл дверь, поцеловал, виновато потупился:
– Ты права была. Надо было Никиту встретить из школы. Представляешь, он заблудился, замёрз. Его на Гагарина обнаружили. Температура поднялась. Я, конечно, уже Ирину Викторовну из терапии выдернул, она всего навыписывала.
Из-за спины Мишкина вынырнула Маша:
– Блатик заболел. Он долго гулял и замёлз.
Так началась жизнь Никиты в Даниловске. Две недели мальчик проболел, а потом снова пошёл в школу. Он не жаловался учителям, не рассказывал дома, что одноклассники скидывают его вещи с парты, пинают портфель, но Инна поняла: что-то нехорошее происходит с ребёнком в школе. Если отношения не складываются в младших классах, то в старшей школе детское озорство сверстников перейдёт в настоящий буллинг.
– Никита, у тебя день рождения через неделю. Давай приглашай друзей, – предложила Инна.
– У меня нет друзей.
– Тогда приглашай весь класс. Мы придумаем, как отметить, чтобы всем было весело.
И Инна взялась за подготовку детского праздника. «Жаль, что Алины нет, вот кто мастер на выдумки», – подумала Инна, и в ту же минуту зазвонил телефон:
– Инка, привет! – зазвенел весёлый голос сестры.
– Алина, ты куда пропала? Я папе звонила, узнавала, как ты? Он сказал, что нормально. Я успокоилась. Но что ты у меня была, я на всякий случай не стала говорить.
– Молодец! Дотащила интригу до финала. Но отец правильно понял твой живой интерес и наконец дал мне телефон сестры.
– Алин, рассказывай, как у тебя дела?
– Прекрасно. Ремонтирую квартиру. Наверное, в Эмираты съезжу позагорать или на Бора-Бора. Ещё не решила.
– Ты хоть сообщай, куда поедешь. Мы флажки на карте будем ставить, следить бы за твоими перемещениями.
– Смешно. Примитивно, но смешно.
– Ты на работу устроилась? Или чем сейчас занимаешься?
– Долго рассказывать. Как Даниловск, всё хорошеет?
– Не иронизируй. Даниловск в порядке. Кстати, Виктор про тебя всё время спрашивает.
– Какой ещё Виктор?
– Глущенко. Кардиолог из Митиной больницы. Он на женщин никогда не западал, а тебя постоянно вспоминает: «Когда твоя сестра приедет?», «Как у неё дела?».
– А, это шкаф с глазами, который меня на вокзал отвозил. Можешь передать ему, что воспоминания о встрече с ним стали лучшим утешением для моей израненной печалью души. Расскажи лучше, ты когда учиться закончишь, в Москву приедешь?
– Алин, конечно, если нужно будет, то заберём Никиту. Это и не обсуждается. Но я сейчас с Машей из Даниловска уеду, у меня сессия. А как Дима с сыном будет один справляться? Мальчик его практически не знает. Бывшая жена была против их общения. И потом, Дима в больнице целыми днями находится, ребёнок окажется в чужом городе, в новой школе и практически один дома.
– А на лыжах покалечиться как делать нефиг. Мы с Агатовым когда в Мадонна-Ди-Кампильо были, это в Италии горнолыжный курорт, – Алина не собиралась вникать в проблемы Инниной семьи, – там одна так съехала, как Юлия Михайловна.
Поделившись воспоминаниями о горнолыжных курортах, Алина отправилась спать. Инна подозревала, что сестре не даёт покоя купленная днём бутылка виски, но сейчас было не до борьбы за трезвость. Надо как-то поддержать мужа, сказать, чтобы привозил сына в Даниловск, а Инна что-нибудь придумает. Безумие брать академку на последнем курсе накануне ГОСов, но, если надо, значит, возьмёт. А может быть, никто Диме ребёнка и не отдаст, там ведь есть муж, который даже когда-то хотел мальчика усыновить.
– Я завтра утром в больницу, потом сразу на вокзал, – Мишкин укладывал в дорожную сумку свои вещи.
– Ну, что ты мнешь? Давай я аккуратно всё сложу, – Инна достала из шкафа стопку одежды. – Трех рубашек хватит? Ещё джемпер синий положу.
Собрали вещи, ещё раз обсудили завтрашний маршрут. Дмитрий Игоревич привык всё планировать заранее, звонок бывшей тёщи вывел его из душевного равновесия. Волновало, как он доберется до Сочи и что его там ждёт; тяжёлая травма бывшей жены, встреча с сыном, о котором он думал с уже ставшей привычной тоской, – всё это было неожиданно и тревожно. Ещё Мишкин переживал, как жена с Машенькой доберутся до областного города, и, хотя попросил товарища их отвезти, всё равно на душе было неспокойно, тем более, что Алина тоже поедет с ними, а её пребывание в семье ничего хорошего не обещало.
Дима лёг спать, но сон не шёл. Встал, пошёл в гостиную, включил телевизор, тихо подошла Инна, погладила мужа по плечу:
– Пойдем спать.
– Пойдём, – Мишкин поднялся, выключил телевизор, с раздражением бросил пульт в кресло. – Чёрт знает что показывают: кино какое-то идёт, стреляют так, что кровь по экрану течёт; новости включил – опять убийства: взорвали машину олигарха Агатова вместе с хозяином.
– Кто взорвал?
– Кто-то, кому надо было. Сначала воровали, как не в себя, теперь поделить не могут. А в больнице рентгеновский аппарат поменять не на что, да что там рентгеновский аппарат, электрокардиографы в район не могут закупить, – привычно заворчал Мишкин.
Дима ушёл в спальню, а Инна кинулась к ноутбуку. Поисковик тут же выдал множество новостных сайтов со статьями, посвященными гибели Агатова, «Лихие девяностые возвращаются?», «Бомба под днищем», «Всё, что известно о взрыве». Трагедия бывшей жены Мишкина, проблема с возможным алкоголизмом сестры, гибель её любовника – в один день столько событий… Неожиданно Инна захотела быть рядом с мужем: только чувствуя его близость, она ощущает себя спокойно и уверенно.
Дима ждал в спальне жену, когда она пришла, прижался, поцеловал, Инна с непривычной для него нежностью погладила его, обняла, и так, обнявшись, они уснули.
Утро было морозным и солнечным. У Инны оно прошло в суете и хлопотах. Проводила мужа, покормила дочь, сходила с Машенькой в магазин, и, уже вернувшись, у калитки столкнулась с Виктором Глущенко, коллегой и товарищем Мишкина.
– Я на минутку. Дима вчера вечером позвонил, попросил тебя в среду в область отвезти, а сегодня утром он, как ненормальный, по больнице бегал, толком не поговорили. Я уточнить. В среду едем, куда и во сколько?
– Вить, заходи, не стой в дверях, сейчас всё расскажу. Ты с дежурства?
Виктор был закоренелым холостяком, на семейную жизнь смотрел с большим скептицизмом, но семья Мишкиных навевала на него мечты о возможном семейном счастье. Очаровательная девочка, спокойная доброжелательная жена, никогда не повышающая на мужа голос, вкусные обеды и ужины. Глущенко объяснял эту идилличность тем, что большую часть времени супруги проводят порознь: Мишкин дневует и ночует в больнице, Инна за двести километров изучает лечебное дело в областном университете. Но, тем не менее, когда летом или на праздниках семья воссоединялась, Виктор любил бывать у Мишкиных в гостях.
Инна усадила гостя за стол, принялась кормить. Ей нравилось, с каким аппетитом Глущенко ест, шутя, что сыт и уже завтракал высококалорийным чаем с тремя кусочками сахара, и при этом громко нахваливая её кулинарный талант. Виктор вообще был шумным, громогласным, этим он напоминал Риту. Инна даже пыталась посватать их, но дальше вежливого знакомства дело не пошло.
Пока Инна объясняла причины срочного отъезда мужа, на кухню вышла Алина. Она недавно проснулась, но, услышав доносящийся с кухни мужской бас, уже не только приняла душ, но покрасилась и оделась.
– Знакомьтесь, Алина, моя сестра, – Инна поставила на плиту турку, зная, что завтрак у Алины начинается со свежесваренного крепкого кофе.
– Виктор. А вы родные сёстры? – Глущенко с любопытством рассматривал яркую красавицу, ничем не напоминавшую акварельную Инну.
– Биологически на пятьдесят процентов, – очаровательно улыбнулась Алина. – Мы родные только по отцу, но росли вместе, поэтому на самом деле мы очень-очень родные. Вот приехала на праздники навестить сестру, посмотреть Даниловск.
– Ну, и как Вам у нас?
– Милый, очень милый город. Здесь удивительно размеренный и плавный жизненный ритм.
Инна не могла долго слушать светское щебетание сестры, ей не терпелось рассказать последнюю новость:
– Вчера по телевизору передавали, что в Москве убили Агатова, взорвали машину с ним вместе.
Виктор удивлённо посмотрел на Инну: к чему эта информация? Однако Алина изменилась в лице:
– Агатов погиб?
– Посмотри в Интернете. Пишут, что погиб.
– Агатов Ваш знакомый? – Виктор с сочувствием посмотрел на Алину.
– Учились вместе, – Алина выскочила из-за стола и помчалась к компьютеру.
– Какая-то знакомая фамилия, ещё олигарх такой, кажется, есть, – вспоминал Виктор. – Какая у тебя, Инн, интересная сестра. Надолго она приехала?
– Не знаю. Алина у нас девушка непредсказуемая, – вздохнула Инна.
И будто в подтверждение этих слов Алина вернулась с заявлением:
– Я сегодня в Москву. На месте узнаю, как Агатов проиграл битву за место на вершине пищевой цепочки.
– Подожди, не торопись. Пускай всё уляжется.
– Инн, ты мне с собой поесть собери, – Алина словно не слышала слов сестры. – Бутербродов каких-нибудь налепи или что там ещё сегодня Диме своему в дорогу давала. Виктор, это Ваша машина под окном стоит?
– Моя, – Глущенко, ничего не понимая, слушал разговор сестёр.
– Довезите меня пожалуйста до вокзала. Надеюсь, мне удастся на какой-нибудь проходящий поезд сесть.
***
Вечером Инна уложила дочь и достала из шкатулки сердечко из сердолика. Она одевала его только на важные экзамены, но теперь решила, что будет всегда носить. Чтобы Дима благополучно решил все вопросы в Сочи, а его бывшая жена поскорее поправилась, чтобы у Алины всё сложилось в жизни правильно, чтобы Машенька не болела… А если у них всё хорошо будет, значит, и Инне будет спокойно и легко.
– Мам, я права? – обернулась к фотографии на прикроватной тумбочке.
В полумраке комнаты показалась, что весёлая девушка на фотографии одобрительно кивнула.
ГЛАВА 25
Никита Мишкин был робким мальчиком. Он со страхом смотрел на деревянный дом, в котором ему предстояло жить, на незнакомую высокую женщину, которая встретила их с отцом у калитки. Войти в калитку Никита боялся, и хотя ему говорили, что большая собака не кусается и её даже можно погладить, но, пока Лорда не увели за сарай, мальчик отказывался заходить во двор. События последних дней напугали ребёнка своей трагической неожиданностью. Девять лет жизнь Никиты была понятна и неизменна, впервые мальчик с ужасом осознал, что в гармоничном миропорядке возможны сбои, когда год назад мама рассталась с отчимом, которого Никита называл папой и искренне любил. Сначала были скандалы с постоянным упоминанием какой-то женщины, но Никита старался делать вид, что ничего не происходит. А потом отчим ушёл. Они с мамой переехали в небольшую, по сравнению с прежней, квартиру, а на прошлой неделе мама оказалась в больнице, в той самой, в которой работала. Только теперь мама не лечила, а молча лежала, уставясь в потолок. Прилетевшая из Москва бабушка сказала, что мама обязательно поправится, а пока Никита должен пожить со своим отцом. Отец оказался невысоким худым мужчиной, совершенно не похожим на красавца отчима. Бабушка вполголоса что-то долго обсуждала с отцом, мальчик ничего не понял из их разговора, но непонятные слова пугали: специалист-реабилитолог, спинальный шок. Через два дня отец забрал документы Никиты из сочинской гимназии и повёз сына в заснеженный Даниловск.
Инна с жалостью смотрела на худенького, лопоухого мальчика. Надо как-то помочь ему войти в новую обстановку. Она стала расспрашивать Никиту о дороге, об интересах, но ребёнок был неразговорчив, отвечал односложно, беспрерывно бормотал: «Спасибо!», «Извините!», вежливо поинтересовался: «Можно погладить кошку?» и, получив согласие, больше уже ничего за весь вечер не произнёс.
На следующий день, уложив детей спать, Инна объявила мужу, что на сессию из Даниловска не уедет, ездить будет только на экзамены пятичасовым автобусом, а потом напишет заявление и заберёт документы из университета, восстановится через год. Мишкин перебил её:
– У тебя до ГОСов один семестр остался, как-нибудь прокрутимся.
– Дим, ты на сына посмотри. Привезли в незнакомый город, практически к чужим людям, а сейчас одного бросим.
– Будет после уроков ко мне в больницу приходить.
– Боюсь, что это не тот ребёнок, который станет радостно вертеться под ногами у врачей и больных. Ему сейчас внимание нужно, он и так в стрессе, а мы ещё больше загоним, потом не вытащим. Он даже тебя боится, на «Вы» называет, сторонится.
Супруги проговорили полночи, но так и не определились, отложив решение до окончания сессии. Мишкин предположил, что, может быть, за это время Никита немного привыкнет к новой обстановке и сможет неделю проводить с ним.
В понедельник рано утром Инна уехала сдавать экзамен по анестезиологии, Мишкин отвел дочь к соседке (с ней договорились, что в дни Инниных экзаменов она присмотрит за Машей) и проводил Никиту в школу. Одноклассники с любопытством разглядывали нового ученика, отчего тот смутился больше обычного. На перемене Ромка Ежов, озорной мальчонка, подошёл к новенькому, взял с парты его пенал, и с интересом стал рассматривать содержимое. «Классная стиралка. Я себе возьму», – Ромка вытащил из пенала каучукового зайчонка. Никита мог легко поделиться чем угодно, но этот ластик они выбирали с мамой и долго смеялись, перебирая в магазине смешных разноцветных зверушек. И Никиту мама называла зайчонком.
– Не трогай мои вещи! – Никита попытался вырвать ластик, но Ромка крепко зажал резинку в кулаке.
– Жадный что ли? Стиралку пожалел?
Ребята собрались вокруг и с интересом наблюдали за происходящим.
– Это мне мама купила! – отчаянно закричал Никита и неожиданно расплакался.
Ромка Ежов расхохотался, одноклассники подхватили его смех – новенький не прошел «проверку на вшивость».
Уроки закончились. Никита вышел из школьного двора, и тут же на него посыпался град снежков. «Что стоишь? Беги, мамочке жалуйся!», «Мамочкин сыночек!» – неслось со всех сторон. Было больно, но, главное, очень обидно. Нужно было убежать, но Никита медленно пошёл, низко опустив голову, чтобы не было видно навернувшихся слёз. Стрелять по такой мишени стало неинтересно, и град снежков прекратился.
Идти до школы было недалеко – три дома и начинался школьный забор, дорогу переходить не надо, заблудиться невозможно. Однако Инна накануне прошла с Никитой этот путь, показала поворот к дому соседей, где его будут ждать после уроков. Но мальчик не хотел идти к соседям и ждать там отца, он никуда не хотел идти, никого не хотел видеть. Никита брёл по чужому холодному городу, пока не устал, тогда он сел на лавочку перед чьим-то забором и задремал. Ему снилось, что он в родном тёплом Сочи, снега почти нет, только чуть припорошены пальмы вдоль набережной, а они с мамой идут в парк аттракционов.
– Пацан! Эй, пацан, проснись! – какой-то парень тряс Никиту за плечи.
Никита открыл глаза: ни мамы, ни Сочи, кругом сугробы, деревянные штакетники заборчиков, и почему-то очень холодно.
Инна вернулась в Даниловск уже вечером. Дима открыл дверь, поцеловал, виновато потупился:
– Ты права была. Надо было Никиту встретить из школы. Представляешь, он заблудился, замёрз. Его на Гагарина обнаружили. Температура поднялась. Я, конечно, уже Ирину Викторовну из терапии выдернул, она всего навыписывала.
Из-за спины Мишкина вынырнула Маша:
– Блатик заболел. Он долго гулял и замёлз.
Так началась жизнь Никиты в Даниловске. Две недели мальчик проболел, а потом снова пошёл в школу. Он не жаловался учителям, не рассказывал дома, что одноклассники скидывают его вещи с парты, пинают портфель, но Инна поняла: что-то нехорошее происходит с ребёнком в школе. Если отношения не складываются в младших классах, то в старшей школе детское озорство сверстников перейдёт в настоящий буллинг.
– Никита, у тебя день рождения через неделю. Давай приглашай друзей, – предложила Инна.
– У меня нет друзей.
– Тогда приглашай весь класс. Мы придумаем, как отметить, чтобы всем было весело.
И Инна взялась за подготовку детского праздника. «Жаль, что Алины нет, вот кто мастер на выдумки», – подумала Инна, и в ту же минуту зазвонил телефон:
– Инка, привет! – зазвенел весёлый голос сестры.
– Алина, ты куда пропала? Я папе звонила, узнавала, как ты? Он сказал, что нормально. Я успокоилась. Но что ты у меня была, я на всякий случай не стала говорить.
– Молодец! Дотащила интригу до финала. Но отец правильно понял твой живой интерес и наконец дал мне телефон сестры.
– Алин, рассказывай, как у тебя дела?
– Прекрасно. Ремонтирую квартиру. Наверное, в Эмираты съезжу позагорать или на Бора-Бора. Ещё не решила.
– Ты хоть сообщай, куда поедешь. Мы флажки на карте будем ставить, следить бы за твоими перемещениями.
– Смешно. Примитивно, но смешно.
– Ты на работу устроилась? Или чем сейчас занимаешься?
– Долго рассказывать. Как Даниловск, всё хорошеет?
– Не иронизируй. Даниловск в порядке. Кстати, Виктор про тебя всё время спрашивает.
– Какой ещё Виктор?
– Глущенко. Кардиолог из Митиной больницы. Он на женщин никогда не западал, а тебя постоянно вспоминает: «Когда твоя сестра приедет?», «Как у неё дела?».
– А, это шкаф с глазами, который меня на вокзал отвозил. Можешь передать ему, что воспоминания о встрече с ним стали лучшим утешением для моей израненной печалью души. Расскажи лучше, ты когда учиться закончишь, в Москву приедешь?
