– Да нормально я себя чувствую! – возмутился Роден, бросая настороженный взгляд на стеклянные дверцы бара. – И не дергается у меня глаз!
– Уверен? – коварно спросила я.
И, конечно, его веко тут же задергалось.
– Так, о чем это я? – он запустил пальцы в свою прическу. Глаз у него задергался отчетливее. Роден попытался опустить руку, но секрет идеальной укладки сделал подлость – не отпускал.
– Помочь? – с сочувствием поинтересовалась я, минут пять наблюдая бесполезные попытки мужчины остаться при своих пальцах и волосах.
– Нет, – устало сдался Роден. – Подожди, – и в позе мыслителя устремился в ванную комнату.
Я послушала, как шумит вода, и метнулась к секретеру на гнутых ножках. При Нэке я все же не рискнула влезать в деловую документацию. В шутку позволить мне покопаться в нижнем белье – на это родственница в качестве мести еще может пойти, но допустить меня до серьезных бумаг – ни за что.
У Сэма Родена много долговых расписок. Очень много. Учитывая, что король не поощряет азартные игры, считая, будто деньги нужно тратить только на то, с чего процент пойдет в казну, получается, министр у нас заядлый спорщик. Это единственное развлечение, на которое монаршая семья смотрит благосклонно. И, походу, он либо жутко удачлив, либо тот еще прощелыга.
Одна расписка меня заинтересовала. Теперь понятно, с чего Эвелина сверкала прелестями передо мной. Ее отец проспорил фамильный гарнитур. Только не украшения, а из моренного дуба. Интересно, куда Родену столько мебели?
Когда мужчина вернулся с влажными волосами и раздетый по пояс, я уже чинно сидела снова в кресле, сложив руки на коленях.
– Так на чем мы остановились? – он небрежно отбросил мокрое полотенце, которое звучно шлепнулось на пол.
Если он надеялся удивить меня тугими мышцами, то напрасно. Нет, про себя я отметила, что сложен министр весьма недурно, но глаза я не потупила и робким румянцем не вспыхнула, а, наоборот, открыто смотрела в лицо мужчины.
– На том, что тебе надо одеться, – ровным тоном сказала я. И, дождавшись торжествующей физиономии, добавила: – Пока не простыл. Чихать на принцесс – это несколько грубо.
Роден заторможено кивнул и ушел в спальню, чтобы вернуться и споткнуться об мое спокойное:
– Так что будем делать с принцем ночью? В другие покои его переведем?
Мне нравится смотреть, как он удивленно морщит лоб, что-то пытаясь понять. Забавно.
– Эйран Третий приказал ничего не говорить сыну. Мол, раз сам не озаботился собственной агентурной сетью, то пускай побудет в неведении. А кто я такой, чтобы оспаривать приказы самого короля?
– Мы так-то на службе у короны, – покачала я головой. – И Его Высочество тоже к ней относится. Гвардейцы возле двери?
– Думаешь, Элонс Второй не заметит охрану и не задастся вопросом «а что это они тут делают?», – министр подошел к окну и преувеличенно заинтересовано стал изучать пейзаж.
А я, старательно пытаясь не заржать, отгоняла картинку, где Роден и гвардейцы, переодетые в горничных, тщательно убирают покои принца всю ночь. А Его Высочество в порыве страсти щипает министра за оттопыренную попку. Да, фантазия у меня буйная, целительство не помогает.
– Твои предложения, – я решила побыть великодушной и переложить ответственность за нестандартные идеи на мужские плечи. Тем более, мне недавно продемонстрировали, что они вполне себе крепкие.
– Самое простое – сыграть на опережение, – Роден повернулся ко мне и скрестил руки на груди. – Обезвредить либо принца, либо жену дипломата. Ты как? Готова отстоять свою должность… звание… работу… тьфу ты, в общем, статус фаворитки?
Фантазия снова шаловливо подкинула мне видение. Принц на постели, прячется за подушку, а я с грозным видом и пикой сижу, как на рыбалке. Охраняю, стало быть.
– Элонс Второй никогда не принимает дам, и даже меня, в своих покоях. – Я отмахнулась от картинки, где вражеская жена дипломата прорывается до тела кронпринца. По-пластунски. А я глушу ее пикой по голове.
Особенно предложение неактуально в свете моей номинальной фаворитности. А привести девушку вместо себя… Я ж не садистка, в конце концов. Его Высочество весь день с гвардейцами маялся. Устал бедняга. Да ему, скорее всего, флакончик нужен будет такой, как у Родена.
– Тогда остается перехватить жену Эйка Бульертерса, так сказать, на подступах к рубежу, – Сэм неприязненно поморщился. – Между прочим, мерзкая она баба. Хотя на лицо и фигуру – конфетка.
– Готов пожертвовать собой? – заинтересованно склонила голову к плечу я. Почему-то появилось стойкое желание подойти и ущипнуть его. Раз десять.
– У меня есть идея получше, – расплылся в мерзкой улыбке Сэм. – Тем более, что я ей не нравлюсь.
Ух ты, у заговорщиков есть вкус. Они еще себе привередничать позволяют. Совсем распустились.
– Излагай, – я от нетерпения поерзала на месте.
– Пошли к тебе, – неожиданно заявил министр и протянул мне руку, предлагая встать.
– Так, – нахмурилась я, – отца не дам.
– Да я и сам не возьму, – открестился с круглыми глазами Роден. – Что я, дурак, с дипломатом связываться?
А я была умной и воспитанной, поэтому вопрос решила оставить без ответа. Должна же быть в женщине загадка.
Отец нас встретил с видом «и часу не прошло, дайте, паразиты, хоть соскучиться!».
– Девочка моя, – подозрительно ласково позвал он меня в угол. – Скажи мне, кактус моей жизни, а какого цвета глаза у министра?
– А? – я попыталась повернуть голову, чтобы взглянуть на развалившегося на диванчике Родена, но отец удержал меня за прядку волос.
– Он сегодня брился? – задал следом еще более загадочный вопрос мужчина.
– Успокоительного? – с заботой предложила я.
– Ясно, – сделал какой-то непонятный вывод отец. – Вот теперь я тебе верю.
И ушел в свою спальню, насвистывая веселый мотив, а я так и не успела сказать, что глаза у Родена зеленые.
Только расслабленным Сэм был недолго, потому что я вернулась и впилась в его подбородок пристальным взглядом. Вот же блондин! И не поймешь так сразу, бритый он или нет.
Министр напрягся:
– Эсми, ты меня пугаешь.
– Конечно-конечно, – закивала я своим мыслям и резким броском вцепилась в его щеку.
Мужчина стал похож на кота, которому показами мышь больше него размером. Такого священного ужаса видеть мне еще не приходилось.
– Не брился, – я задумчиво пожевала губами. – А чего это отец интересовался? Ладно, так что ты предлагаешь?
Роден отполз на попе подальше и опасливо покосился на слабую и хрупкую меня. На коже у него пламенел след от моих пальцев.
– Я предлагаю сбагрить жену дипломата надежному мужчине. Уж он-то ее точно до утра не выпустит, – осторожно проговорил Сэм.
– Палачу, что ли? Так он женат, – я недовольно покачала головой.
– Зачем столь радикально, – он отъехал еще на пару сантиметров вбок. – Целителю.
И я поняла, что ничего не поняла. Умение развернуто объяснять, видимо, не было присуще Родену.
– А сюда мы зачем пришли?
– Так за Шмуней же, – ответил он как само собой разумеющееся. – У твоей крысы аллергии на фосфор, случайно, нет?
И вот сидим мы ночью в коридоре в засаде. А могли бы спать. Одна радость – вместо платья пришлось надеть рубашку, бриджи и сапоги. Как я обожаю агентурную униформу. Никаких тебе раздражающих юбок, которые цепляются за любой выступ, никак узких и жестких корсетов, порождающих бесконечное желание убивать за глоток воздуха. Но мы же во дворце. Храбрых гвардейцев из ночной смены тоже пугать мужским обличием не по этикету, поэтому я была закутана в плащ. С капюшоном. А что? Половина двора так ходит по ночам. Скрывается.
Ждать мы решили возле скульптуры рыцаря в доспехах. В одной руке он держал щит, а в другой алебарду.
– Идет, – тихо шепнул Роден.
Надеюсь, в этот раз он не ошибся. Поскольку третьего обморочного тела за ночь шмунина тонкая душевная организация не выдержит.
Еле слышные шаги приближались. Только складывалось впечатление, что на нас надвигается лошадь. Ноги определенно было четыре.
Мне показалось, или Шмуня тяжело вздохнул, прежде чем ринуться, пища, наперерез гуляющим в ночи.
Светящаяся крыса – это не страшно, решил Роден и прикрепил еще модулятор голоса, позаимствованный у Нэки. Когда я поинтересовалась, в курсе ли его родственница об этом, Сэм только отвел глаза.
– Мама! – зловеще сказала крыса механическим голосом. – Хочу кушать! Ам-ам!
Именно благодаря модулятору у двух предыдущих жертв появилась ранняя седина и заикание.
– Дорогой, –прошелестел на грани слышимости женский голос.
Было видно, как один темный силуэт вцепился в другой, натужно сопящий. Первой сдалась женщина, и благополучно лишилась сознания Я даже неодобрительно покосилась, зачем падать с таким грохотом, люди же спят. Это и подкосило Эйка Бульертерса. Я честно рассчитывала, что он сбежит, но никак не предполагала, что вперед. А тут мы в засаде. Роден шустро нырнул за рыцаря и дернул меня на себя. Но я на ногах стояла твердо и всего лишь пошатнулась, вцепившись руками в опору.
Тяжело дыша, коварный заговорщик замер напротив меня, мелко трясясь:
– П-п-почему коса не-не-неправильная? – робко поинтересовался он.
Я посмотрела на свою опору. Рыцарь остался без алебарды. Отобрала у бедняги последнее.
– Я не кошу, а накалываю, – ляпнула первое что пришло в голову.
– Отлично! – вылез Роден из своего укрытия. – Теперь этих двоих к целителю, – он без должного пиетета поддел носком сапога безвольную руку дипломата.
День был трудный, ночь еще труднее, и каково было мое удивление, когда я ввалилась в свою спальню, после того как с трудом отмыла Шмуню, и прислонила боевой трофей в виде алебарды к шкафу, увидеть на своей постели мужчину.
– Ты кто? – грозно спросила я у сжавшегося в комок незнакомца.
– М-м-м, – жалобно ответил он.
В свете луны был виден шикарный бант у него на шее, кляп во рту и веревка, которой его связали. А еще он был голый. Совсем.
– Неожиданно, – я рассеянно почесала лоб.
Подарочек нервно задергался.
Я пошла за человеком, который сможет пролить свет на происходящее. Хотя бы объяснить, как такую тушу пронесли мимо него незаметно.
– Отец, – я постучала в дверь соседней спальни.
Но там царила подозрительная тишина.
Пришлось возвращаться и разбираться самой.
– Ты кто? – спросила я мужчины, вытащив кляп.
– Не подходи ко мне, заразная! – заверещал он. Похоже, кляп был необходимостью. – Ты в пятнах и светишься!
Я посмотрела на свои ладони. Затем на устроившегося в клетке Шмуню. Точно, я же себя за лицо трогала.
– Спокойно, – я выставила руки перед собой. – Это просто фосфор. Еще раз вопрос: ты кто?
– Сюрприз? – неуверенно сказал мужчина.
– Еще какой, – устало вздохнула я. – Тебя развязать?
– Буду премного благодарен, – успокоившись, мягким голосом проговорил он. Рано. Мне доставать ножи было лень, зато рядом стояла бесхозная алебарда. – А-а! Ты ж меня проткнешь!
– Меньше дергайся и вертись, – сухо заметила я. – И останешься при своих конечностях.
Освобожденный тут же схватил мою подушку и прикрыл ею самое святое.
– Замерз? – тактично спросила я.
Но гость почему-то набычился:
– Нормальный он у меня! Многим нравится.
– Рада за них, – я с завистью покосилась на сопящего Шмуню. – Так что ты здесь делаешь, Сюрприз?
– Сюрприз, – умно ответил он и подвис. – Удивляю. В общем, я тебя хочу?
Вопросительные интонации понятны. О какой страсти может идти речь, когда на тебя смотрят уставшим взглядом обреченного человека и нежно опираются на алебарду?
– Поздравляю, - широко зевнула в ответ. – Информацию донес? Свободен.
– Но мне заплатили, – он неловко переминался с ноги на ногу. – За целую ночь.
– И чем ты недоволен? – я решительно отказываюсь вести интеллектуальные беседы после тяжелого дня. – Деньги получил, отрабатывать не надо. Свободен. Кстати, кто спонсировал мой досуг?
Алебарда опасно качнулась. Мужчина стоял прямо по ходу ее движения. Нервно вздрогнув, он быстро затараторил:
– Мужик. Не высокий такой. С залысинами. У него еще нос крючком. И говор не местный.
Сонный мозг слабо трепыхнулся, припоминая знаменательную встречу в ночи. Хм, дипломат решил отвлечь фаворитку, чтобы она не сорвала планы по компрометированию принца?
– Свободен, – снова повторила я.
Алебарда быстро решила вопрос в пользу целостности сюрприза, и тот, подхватив с пола одежду, шустро выбежал из спальни. Спустя минуту хлопнула дверь в покои.
Я уже предвкушала, как растянусь на мягких простынях, только подушку другую возьму, но невовремя мозг активизировался. Так бывает, лежишь себе уставший и пытаешься заснуть, а в голове тараканы трактат пишут.
И беспокоила одна мысль: а отвлекали только меня или Родену тоже сюрприз подсунули?
Осознала я себя уже бегущей по коридору. И чего, спрашивается, мчусь? Спасать моральный облик Сэма Родена? Так это я уже опоздала лет на десять, если не больше. Пришлось списать все на ответственность и чувство справедливости.
Намерения мои были чисты, помыслы правильными, а закон инерции и подвернувшаяся под ногу складка паласа беспощадны.
От жесткого знакомства с рельефом дверного полотна меня спасла неожиданная порядочность Родена. Он в этот момент распахнул дверь, выпихивая в коридор раздетую девицу.
Ночную тишину дворца нарушали два женских вскрика и очередная тирада на орочьем наречие. Мне было удобнее всех, благодаря внушительному размеру верхних достопримечательностей девицы.
– Изверги, – прохрипел откуда-то снизу Роден. – Воздуха!
А я встретилась с круглыми глазами испуганной девушки:
– Я не хотела, – пролепетала она. – Меня заставили.
И змейкой выскользнула из нашего бутерброда.
– Так лучше, – согласился Роден и устроил свои наглые ручки на моей талии. – Но жестко.
Я скатилась с нахала и одернула задравшуюся рубашку. Все, что угодно, лишь бы не пялиться на его голый торс. Странным образом то, что не смущает днем, ночью становится чем-то запредельно запрещенным. Роден еще до кучи светился, как начищенный эйр, с удобством устроившись на полу и положив ладони под голову.
Вставать на ноги я не рискнула и на четвереньках поползла к креслу. Внутри все еще потряхивало от пережитого всплеска адреналина.
– Меня спасать бежала? – довольным тоном спросил Сэм у моей попы. – Тоже предложение досуга поступило?
Я с трудом вскарабкалась в кресло и блаженно растеклась на мягком сидении. Мозг оценил положение как удобное, и предложил поспать.
– Связанный мужик в постели, где ты собираешься отрубиться до утра, никак не тянет на досуг. – Я широко зевнула. – Разве что на экстремальный.
– Тебе подложили связанного мужика? – Родена аж приподнял голову. – Серьезно? И за что они так с несчастным?
– Предлагаешь его пожалеть? – раздраженно спросила я.
– Скорее посочувствовать, – развеселился министр.
Я вела неравный бой с глазами: они упорно пытались закрыться, а я из последних сил изображала удивленную рыбку.
– А я смотрю, ты не очень-то и спешил от нее избавиться, – обличительно произнесла я и грозно наставила на обвиняемого палец. Тот слабо задрожал, и рука снова упала на колени. Не надо было страдать альтруизмом, а спать ложиться.
– Знаешь, – обиженным тоном ответил с пола Роден, – мужчинам иногда приходится принимать холодную ванну. Только это не всегда помогает. Вот я и подзадержался в ней.
– А-а, – понятливо протянула я, – закаляетесь. Молодцы.
– Уверен? – коварно спросила я.
И, конечно, его веко тут же задергалось.
– Так, о чем это я? – он запустил пальцы в свою прическу. Глаз у него задергался отчетливее. Роден попытался опустить руку, но секрет идеальной укладки сделал подлость – не отпускал.
– Помочь? – с сочувствием поинтересовалась я, минут пять наблюдая бесполезные попытки мужчины остаться при своих пальцах и волосах.
– Нет, – устало сдался Роден. – Подожди, – и в позе мыслителя устремился в ванную комнату.
Я послушала, как шумит вода, и метнулась к секретеру на гнутых ножках. При Нэке я все же не рискнула влезать в деловую документацию. В шутку позволить мне покопаться в нижнем белье – на это родственница в качестве мести еще может пойти, но допустить меня до серьезных бумаг – ни за что.
У Сэма Родена много долговых расписок. Очень много. Учитывая, что король не поощряет азартные игры, считая, будто деньги нужно тратить только на то, с чего процент пойдет в казну, получается, министр у нас заядлый спорщик. Это единственное развлечение, на которое монаршая семья смотрит благосклонно. И, походу, он либо жутко удачлив, либо тот еще прощелыга.
Одна расписка меня заинтересовала. Теперь понятно, с чего Эвелина сверкала прелестями передо мной. Ее отец проспорил фамильный гарнитур. Только не украшения, а из моренного дуба. Интересно, куда Родену столько мебели?
Когда мужчина вернулся с влажными волосами и раздетый по пояс, я уже чинно сидела снова в кресле, сложив руки на коленях.
– Так на чем мы остановились? – он небрежно отбросил мокрое полотенце, которое звучно шлепнулось на пол.
Если он надеялся удивить меня тугими мышцами, то напрасно. Нет, про себя я отметила, что сложен министр весьма недурно, но глаза я не потупила и робким румянцем не вспыхнула, а, наоборот, открыто смотрела в лицо мужчины.
– На том, что тебе надо одеться, – ровным тоном сказала я. И, дождавшись торжествующей физиономии, добавила: – Пока не простыл. Чихать на принцесс – это несколько грубо.
Роден заторможено кивнул и ушел в спальню, чтобы вернуться и споткнуться об мое спокойное:
– Так что будем делать с принцем ночью? В другие покои его переведем?
Мне нравится смотреть, как он удивленно морщит лоб, что-то пытаясь понять. Забавно.
– Эйран Третий приказал ничего не говорить сыну. Мол, раз сам не озаботился собственной агентурной сетью, то пускай побудет в неведении. А кто я такой, чтобы оспаривать приказы самого короля?
– Мы так-то на службе у короны, – покачала я головой. – И Его Высочество тоже к ней относится. Гвардейцы возле двери?
– Думаешь, Элонс Второй не заметит охрану и не задастся вопросом «а что это они тут делают?», – министр подошел к окну и преувеличенно заинтересовано стал изучать пейзаж.
А я, старательно пытаясь не заржать, отгоняла картинку, где Роден и гвардейцы, переодетые в горничных, тщательно убирают покои принца всю ночь. А Его Высочество в порыве страсти щипает министра за оттопыренную попку. Да, фантазия у меня буйная, целительство не помогает.
– Твои предложения, – я решила побыть великодушной и переложить ответственность за нестандартные идеи на мужские плечи. Тем более, мне недавно продемонстрировали, что они вполне себе крепкие.
– Самое простое – сыграть на опережение, – Роден повернулся ко мне и скрестил руки на груди. – Обезвредить либо принца, либо жену дипломата. Ты как? Готова отстоять свою должность… звание… работу… тьфу ты, в общем, статус фаворитки?
Фантазия снова шаловливо подкинула мне видение. Принц на постели, прячется за подушку, а я с грозным видом и пикой сижу, как на рыбалке. Охраняю, стало быть.
– Элонс Второй никогда не принимает дам, и даже меня, в своих покоях. – Я отмахнулась от картинки, где вражеская жена дипломата прорывается до тела кронпринца. По-пластунски. А я глушу ее пикой по голове.
Особенно предложение неактуально в свете моей номинальной фаворитности. А привести девушку вместо себя… Я ж не садистка, в конце концов. Его Высочество весь день с гвардейцами маялся. Устал бедняга. Да ему, скорее всего, флакончик нужен будет такой, как у Родена.
– Тогда остается перехватить жену Эйка Бульертерса, так сказать, на подступах к рубежу, – Сэм неприязненно поморщился. – Между прочим, мерзкая она баба. Хотя на лицо и фигуру – конфетка.
– Готов пожертвовать собой? – заинтересованно склонила голову к плечу я. Почему-то появилось стойкое желание подойти и ущипнуть его. Раз десять.
– У меня есть идея получше, – расплылся в мерзкой улыбке Сэм. – Тем более, что я ей не нравлюсь.
Ух ты, у заговорщиков есть вкус. Они еще себе привередничать позволяют. Совсем распустились.
– Излагай, – я от нетерпения поерзала на месте.
– Пошли к тебе, – неожиданно заявил министр и протянул мне руку, предлагая встать.
– Так, – нахмурилась я, – отца не дам.
– Да я и сам не возьму, – открестился с круглыми глазами Роден. – Что я, дурак, с дипломатом связываться?
А я была умной и воспитанной, поэтому вопрос решила оставить без ответа. Должна же быть в женщине загадка.
Отец нас встретил с видом «и часу не прошло, дайте, паразиты, хоть соскучиться!».
– Девочка моя, – подозрительно ласково позвал он меня в угол. – Скажи мне, кактус моей жизни, а какого цвета глаза у министра?
– А? – я попыталась повернуть голову, чтобы взглянуть на развалившегося на диванчике Родена, но отец удержал меня за прядку волос.
– Он сегодня брился? – задал следом еще более загадочный вопрос мужчина.
– Успокоительного? – с заботой предложила я.
– Ясно, – сделал какой-то непонятный вывод отец. – Вот теперь я тебе верю.
И ушел в свою спальню, насвистывая веселый мотив, а я так и не успела сказать, что глаза у Родена зеленые.
Только расслабленным Сэм был недолго, потому что я вернулась и впилась в его подбородок пристальным взглядом. Вот же блондин! И не поймешь так сразу, бритый он или нет.
Министр напрягся:
– Эсми, ты меня пугаешь.
– Конечно-конечно, – закивала я своим мыслям и резким броском вцепилась в его щеку.
Мужчина стал похож на кота, которому показами мышь больше него размером. Такого священного ужаса видеть мне еще не приходилось.
– Не брился, – я задумчиво пожевала губами. – А чего это отец интересовался? Ладно, так что ты предлагаешь?
Роден отполз на попе подальше и опасливо покосился на слабую и хрупкую меня. На коже у него пламенел след от моих пальцев.
– Я предлагаю сбагрить жену дипломата надежному мужчине. Уж он-то ее точно до утра не выпустит, – осторожно проговорил Сэм.
– Палачу, что ли? Так он женат, – я недовольно покачала головой.
– Зачем столь радикально, – он отъехал еще на пару сантиметров вбок. – Целителю.
И я поняла, что ничего не поняла. Умение развернуто объяснять, видимо, не было присуще Родену.
– А сюда мы зачем пришли?
– Так за Шмуней же, – ответил он как само собой разумеющееся. – У твоей крысы аллергии на фосфор, случайно, нет?
И вот сидим мы ночью в коридоре в засаде. А могли бы спать. Одна радость – вместо платья пришлось надеть рубашку, бриджи и сапоги. Как я обожаю агентурную униформу. Никаких тебе раздражающих юбок, которые цепляются за любой выступ, никак узких и жестких корсетов, порождающих бесконечное желание убивать за глоток воздуха. Но мы же во дворце. Храбрых гвардейцев из ночной смены тоже пугать мужским обличием не по этикету, поэтому я была закутана в плащ. С капюшоном. А что? Половина двора так ходит по ночам. Скрывается.
Ждать мы решили возле скульптуры рыцаря в доспехах. В одной руке он держал щит, а в другой алебарду.
– Идет, – тихо шепнул Роден.
Надеюсь, в этот раз он не ошибся. Поскольку третьего обморочного тела за ночь шмунина тонкая душевная организация не выдержит.
Еле слышные шаги приближались. Только складывалось впечатление, что на нас надвигается лошадь. Ноги определенно было четыре.
Мне показалось, или Шмуня тяжело вздохнул, прежде чем ринуться, пища, наперерез гуляющим в ночи.
Светящаяся крыса – это не страшно, решил Роден и прикрепил еще модулятор голоса, позаимствованный у Нэки. Когда я поинтересовалась, в курсе ли его родственница об этом, Сэм только отвел глаза.
– Мама! – зловеще сказала крыса механическим голосом. – Хочу кушать! Ам-ам!
Именно благодаря модулятору у двух предыдущих жертв появилась ранняя седина и заикание.
– Дорогой, –прошелестел на грани слышимости женский голос.
Было видно, как один темный силуэт вцепился в другой, натужно сопящий. Первой сдалась женщина, и благополучно лишилась сознания Я даже неодобрительно покосилась, зачем падать с таким грохотом, люди же спят. Это и подкосило Эйка Бульертерса. Я честно рассчитывала, что он сбежит, но никак не предполагала, что вперед. А тут мы в засаде. Роден шустро нырнул за рыцаря и дернул меня на себя. Но я на ногах стояла твердо и всего лишь пошатнулась, вцепившись руками в опору.
Тяжело дыша, коварный заговорщик замер напротив меня, мелко трясясь:
– П-п-почему коса не-не-неправильная? – робко поинтересовался он.
Я посмотрела на свою опору. Рыцарь остался без алебарды. Отобрала у бедняги последнее.
– Я не кошу, а накалываю, – ляпнула первое что пришло в голову.
– Отлично! – вылез Роден из своего укрытия. – Теперь этих двоих к целителю, – он без должного пиетета поддел носком сапога безвольную руку дипломата.
День был трудный, ночь еще труднее, и каково было мое удивление, когда я ввалилась в свою спальню, после того как с трудом отмыла Шмуню, и прислонила боевой трофей в виде алебарды к шкафу, увидеть на своей постели мужчину.
– Ты кто? – грозно спросила я у сжавшегося в комок незнакомца.
– М-м-м, – жалобно ответил он.
В свете луны был виден шикарный бант у него на шее, кляп во рту и веревка, которой его связали. А еще он был голый. Совсем.
– Неожиданно, – я рассеянно почесала лоб.
Подарочек нервно задергался.
Я пошла за человеком, который сможет пролить свет на происходящее. Хотя бы объяснить, как такую тушу пронесли мимо него незаметно.
– Отец, – я постучала в дверь соседней спальни.
Но там царила подозрительная тишина.
Пришлось возвращаться и разбираться самой.
– Ты кто? – спросила я мужчины, вытащив кляп.
– Не подходи ко мне, заразная! – заверещал он. Похоже, кляп был необходимостью. – Ты в пятнах и светишься!
Я посмотрела на свои ладони. Затем на устроившегося в клетке Шмуню. Точно, я же себя за лицо трогала.
– Спокойно, – я выставила руки перед собой. – Это просто фосфор. Еще раз вопрос: ты кто?
– Сюрприз? – неуверенно сказал мужчина.
– Еще какой, – устало вздохнула я. – Тебя развязать?
– Буду премного благодарен, – успокоившись, мягким голосом проговорил он. Рано. Мне доставать ножи было лень, зато рядом стояла бесхозная алебарда. – А-а! Ты ж меня проткнешь!
– Меньше дергайся и вертись, – сухо заметила я. – И останешься при своих конечностях.
Освобожденный тут же схватил мою подушку и прикрыл ею самое святое.
– Замерз? – тактично спросила я.
Но гость почему-то набычился:
– Нормальный он у меня! Многим нравится.
– Рада за них, – я с завистью покосилась на сопящего Шмуню. – Так что ты здесь делаешь, Сюрприз?
– Сюрприз, – умно ответил он и подвис. – Удивляю. В общем, я тебя хочу?
Вопросительные интонации понятны. О какой страсти может идти речь, когда на тебя смотрят уставшим взглядом обреченного человека и нежно опираются на алебарду?
– Поздравляю, - широко зевнула в ответ. – Информацию донес? Свободен.
– Но мне заплатили, – он неловко переминался с ноги на ногу. – За целую ночь.
– И чем ты недоволен? – я решительно отказываюсь вести интеллектуальные беседы после тяжелого дня. – Деньги получил, отрабатывать не надо. Свободен. Кстати, кто спонсировал мой досуг?
Алебарда опасно качнулась. Мужчина стоял прямо по ходу ее движения. Нервно вздрогнув, он быстро затараторил:
– Мужик. Не высокий такой. С залысинами. У него еще нос крючком. И говор не местный.
Сонный мозг слабо трепыхнулся, припоминая знаменательную встречу в ночи. Хм, дипломат решил отвлечь фаворитку, чтобы она не сорвала планы по компрометированию принца?
– Свободен, – снова повторила я.
Алебарда быстро решила вопрос в пользу целостности сюрприза, и тот, подхватив с пола одежду, шустро выбежал из спальни. Спустя минуту хлопнула дверь в покои.
Я уже предвкушала, как растянусь на мягких простынях, только подушку другую возьму, но невовремя мозг активизировался. Так бывает, лежишь себе уставший и пытаешься заснуть, а в голове тараканы трактат пишут.
И беспокоила одна мысль: а отвлекали только меня или Родену тоже сюрприз подсунули?
Осознала я себя уже бегущей по коридору. И чего, спрашивается, мчусь? Спасать моральный облик Сэма Родена? Так это я уже опоздала лет на десять, если не больше. Пришлось списать все на ответственность и чувство справедливости.
Намерения мои были чисты, помыслы правильными, а закон инерции и подвернувшаяся под ногу складка паласа беспощадны.
От жесткого знакомства с рельефом дверного полотна меня спасла неожиданная порядочность Родена. Он в этот момент распахнул дверь, выпихивая в коридор раздетую девицу.
Ночную тишину дворца нарушали два женских вскрика и очередная тирада на орочьем наречие. Мне было удобнее всех, благодаря внушительному размеру верхних достопримечательностей девицы.
– Изверги, – прохрипел откуда-то снизу Роден. – Воздуха!
А я встретилась с круглыми глазами испуганной девушки:
– Я не хотела, – пролепетала она. – Меня заставили.
И змейкой выскользнула из нашего бутерброда.
– Так лучше, – согласился Роден и устроил свои наглые ручки на моей талии. – Но жестко.
Я скатилась с нахала и одернула задравшуюся рубашку. Все, что угодно, лишь бы не пялиться на его голый торс. Странным образом то, что не смущает днем, ночью становится чем-то запредельно запрещенным. Роден еще до кучи светился, как начищенный эйр, с удобством устроившись на полу и положив ладони под голову.
Вставать на ноги я не рискнула и на четвереньках поползла к креслу. Внутри все еще потряхивало от пережитого всплеска адреналина.
– Меня спасать бежала? – довольным тоном спросил Сэм у моей попы. – Тоже предложение досуга поступило?
Я с трудом вскарабкалась в кресло и блаженно растеклась на мягком сидении. Мозг оценил положение как удобное, и предложил поспать.
– Связанный мужик в постели, где ты собираешься отрубиться до утра, никак не тянет на досуг. – Я широко зевнула. – Разве что на экстремальный.
– Тебе подложили связанного мужика? – Родена аж приподнял голову. – Серьезно? И за что они так с несчастным?
– Предлагаешь его пожалеть? – раздраженно спросила я.
– Скорее посочувствовать, – развеселился министр.
Я вела неравный бой с глазами: они упорно пытались закрыться, а я из последних сил изображала удивленную рыбку.
– А я смотрю, ты не очень-то и спешил от нее избавиться, – обличительно произнесла я и грозно наставила на обвиняемого палец. Тот слабо задрожал, и рука снова упала на колени. Не надо было страдать альтруизмом, а спать ложиться.
– Знаешь, – обиженным тоном ответил с пола Роден, – мужчинам иногда приходится принимать холодную ванну. Только это не всегда помогает. Вот я и подзадержался в ней.
– А-а, – понятливо протянула я, – закаляетесь. Молодцы.
