Мысли окончательно исчезли, словно она вот-вот уснет, но спать не хотелось. Мир вокруг то становился немыслимо четким и ярким, так что Маред проваливалась в завороженное разглядывание переднего сиденья и неподвижного затылка тьена Бреслина, то колебался и дрожал. Однажды в детстве отец взял ее на ярмарку и позволил кататься на каруселях, сколько угодно. С непривычки Маред не поняла, когда следовало остановиться, и с расписной деревянной лошадки ее пришлось снимать – разомлевшую и словно опьяневшую. Потом они ехали домой, отец правил экипажем, а все вокруг Маред плыло, не собираясь останавливаться, вот как сейчас!
Монтроз несколько раз поглядывал на нее, но ничего не говорил, и за это Маред была искренне благодарна. Под конец пути, когда мобилер свернул на знакомый бульвар, она постаралась прийти в себя и с вялым удивлением поняла, что замерзла. В разгар лета! Конечно, это прохладное и сырое лето Лундена, но все же…
Остановив мобилер, шофер покинул его первым и настороженно оглядел безлюдную улицу, следом с переднего сиденья вылез тьен Бреслин и сделал то же самое. И лишь когда он кивнул, вышел Монтроз, предложив руку Маред. Опираясь на его горячие твердые пальцы, она неловко выбралась, путаясь в подоле платья, поежилась, выпрямляясь, и глянула на небо. Оно равнодушно истекало потоками солнечного света, по яркой голубой эмали даже облачной дымки не ползло – невиданная редкость для Лундена! – а у Маред стыли губы, ей едва удавалось не дрожать.
- Завтра в конторе выходной? – спросил тьен Бреслин.
- Ни в коем случае, - бесстрастно отозвался Монтроз. – С утра собери все отделы в главном зале, я поговорю с людьми. Если кто-то захочет уйти – что ж, держать не стану, рассчитаю немедленно. Но главное, Фергал, устрой мне встречу с Мэтью Корриганом. Хочу посмотреть ему в глаза и спросить, за что он со мной так. Я ведь с ним говорил по фонилю – там, у храма. Сразу после… И Корриган понес какую-то немыслимую чушь, я ничего не понял. А понять очень хочется…
Маред снова передернулась, теперь ее пробил настоящий озноб – от этих нескольких слов, сказанных тихо и почти мечтательно.
- Устрою, - склонил голову Бреслин и обернулся к шоферу: - Майкл, останься здесь. Вернусь в офис - пришлю машину. – И снова обратился к Монтрозу: - Поеду отбиваться от газетчиков.
Коротко кивнув ему, Монтроз открыл перед Маред тяжелую дверь парадного входа. За ней, как и в прошлый раз, обнаружилась консьержка, строго глянувшая на них поверх очков, отмытая до блеска лестница с темно-зеленой ковровой дорожкой, цветочные вазоны на площадках и массивные надежные двери… Маред шла как во сне.
- А ведь если бы я украла у Монтроза даблион, меня бы наверняка нашли, - подумалось ей. – Наверное, тьен Бреслин и нашел бы. Интересно, тот мерзавец… Оршез… Он на это рассчитывал? Вряд ли, ведь тогда ниточка потянулась бы к нему. А еще очень интересно, сегодня даблион был с Корсаром или до сих пор лежит в его гостиной? Удача – она всегда удача, независимо от расстояния? Ох, какой же бред лезет в голову…»
- Вам опять плохо, Маред? – Монтроз обернулся и решительно подхватил ее под руку. – Потерпите, немного осталось. Придем – и сможете лечь. Только сначала ванну примите, очень рекомендую. С лавандой, чтобы расслабиться. А еще вам нужно выпить немного бренди и поесть. Обязательно поешьте, слышите? Иначе сразу уснете, но потом голова разболится.
- Как вы можете говорить о еде? – не выдержала Маред. – Еще и так спокойно… Вас едва не убили! А если бы…
В горле снова предательски запершило, и она кашлянула. Показалось, что во рту стоит привкус гари.
- Жизнь, как правило, слишком часто состоит из «если» и «может быть», - откликнулся Монтроз, доставая ключ.
Он открыл дверь, шагнул за порог первым и сразу, едва зажегся свет, ткнул в небольшую декоративную панель на стене. Что-то пикнуло. «Охранная система, - сообразила Маред. – Та, что была отключена ради вечеринки».
- Меня не в первый раз едва не убивают, - мягко сказал Монтроз, пропуская Маред в апартаменты и закрывая за собой дверь. – Нет, признаюсь, я к этому не привык. Невозможно привыкнуть к такому. Я сделан не из камня, поверьте, и мне страшно. Очень страшно и очень больно. Только это ничего не меняет в том, что происходит вокруг. Мой враг – это мой же бывший друг, а это самый гнусный сорт врагов. Чем ближе человек был, тем хуже враг из него получается.
- Так вы знаете… кто это? – покосившись на слишком близко стоящего Монтроза, спросила Маред.
Она изо всех сил пыталась не думать о тьене Чисхолме, словно мысли могли выдать все, что Маред знала и чувствовала. Чисхолм – всего лишь посредник. Не просто курьер, не пешка в этой отвратительно жестокой и запутанной игре, но и не главная фигура. В его отношении к Монтрозу, когда Чисхолм говорил о лэрде, ощущалось что-то отстраненно-азартное, как у охотника, который следит за добычей, но не считает эту добычу врагом. Маред вспомнила друзей отца, среди которых встречались охотники, и еще сильнее убедилась в своем предположении. Вот именно так они рассуждали о будущих трофеях. Ну каким врагом может быть кабан или медведь? Да, охотиться на них опасно, однако в том и интерес, а вот вражда возможна лишь между равными.
Монтроз же говорил о своем враге с тихой злой яростью, словно пропитавшей все существо лэрда, и Маред вспомнила имя, прозвучавшее совсем недавно в разговоре с Бреслином. Корриган. Мэтью Корриган. «За что он со мной так?» - спросил Монтроз. Интересно, а знает ли он Чисхолма?
У нее губы горели от желания рассказать все немедленно, выплеснуть наружу и тем самым хоть немного очиститься, но страх, что не давал признаться раньше, намертво запечатал слова и сейчас. Во рту до сих пор стоял привкус гари, не смытый водой и словно пропитавший Маред насквозь. И одежда, кстати, точно пропахла жирным черным дымом!
Маред повела плечами, сдерживая желание немедленно содрать и платье, и все, что под ним. Монтроз, увидевший это – а он вообще пропускает хоть что-нибудь?! – кивком указал на коридор.
- Помните, где ванная? В шкафу есть чистые халаты. Ваши вещи… Не уверен, что платье можно спасти, но до завтра придумаем что-нибудь. – И добавил с усталым вздохом, переходя на «ты», как всегда это делал в моменты близости: - Иди, девочка. Искупайся, вода помогает… А потом обязательно поешь. Чувствуй себя как дома, прошу. Занимай любую комнату и… почитай что-нибудь или поспи. Только меня не беспокой без необходимости, хорошо?
- Д-да, конечно…
На вопрос о враге Монтроз так и не ответил. То ли пропустил мимо ушей, то ли не посчитал нужным откровенничать. Что ж, это как раз понятно, кто она лэрду? Монтроз пытается ее защитить – и за это следует быть благодарной, а лезть в такие дела… Увы, именно в них ей залезть и надо, только никак это не объяснишь!
Вина снова скрутила внутренности колючим комком, и Маред поспешно убралась в знакомую ванную, которую в прошлый раз толком и не разглядела – очень уж не до того было! Ванная комната была огромная – пожалуй, размером с комнату, которую Маред снимала. Голубая узорчатая плитка на полу, серебристая – на стенах. Легкая мебель из светлого дерева, на полках сверкают разноцветные стеклянные флаконы, а сама ванна… Просто мечта! В такой можно вытянуться целиком, и еще место останется! Или лечь вдвоем…
«А кто за этой квартирой ухаживает? – поспешила Маред отвлечься от несвоевременных мыслей. – Кто следит за чистотой, пополняет запасы еды в холодильном шкафу? Монтроз нечасто здесь ночует, если судить по последнему месяцу, а апартаменты словно только что убрали – нигде ни пылинки, ни следа чужого присутствия...»
Она со смесью отвращения и жалости стащила любимое когда-то платье, бросила его рядом с ванной. Намертво въевшаяся бережливость подсказывала, что можно отдать одежду в чистку. Шелк ведь даже не испачкался, только пропах дымом… Но какое-то другое чувство, далекое от практичности, жгло внутри и упрямо говорило, что каждый раз, надевая это платье, она будет вспоминать все, что с ним связано, и это окажется той еще пыткой.
«Но мне нужно ходить на службу, - возразила она себе. – Хотя бы несколько дней… Что ж, я подумаю об этом потом».
Рубашка, мягкий корсет, панталоны и чулки отправились вслед за платьем, но их Маред решила после купания постирать. Не оставаться же ей совсем голой под халатом! Да и потом одеваться все-таки придется.
«Так вот, о прислуге и гостях… Кто-то из них поставил ту камеру! И удобнее всего было сделать это до вечеринки. Опять же, гости собрались в гостиной, как им и положено, в хозяйскую спальню никто не лез. Ну, никто чужой, во всяком случае… А вот если кто-то близкий, вроде Флории Бёрнс или Анриетты Ресколь… Наверняка эти дамы могли и в спальню заглянуть, никто бы не удивился».
Она вспомнила сначала изящную блондинку с фарфоровым кукольным личиком, потом – смуглую красавицу-мулатку, и от этих мыслей на душе стало еще омерзительнее. Нельзя подозревать людей без всяких на то оснований! А задаваться естественным для всякого стряпчего вопросом «кому выгодно?» тем более нет смысла, для этого нужно знать окружение Монтроза куда лучше.
«Да и какая, собственно, разница? – устало подумала Маред, залезая в ванну и включая восхитительно горячую воду – самую горячую, какую только могла вытерпеть. – Для того, о чем я думаю, это решительно не имеет значения. Важно только то, что лэрд намерен не спускать с меня глаз, а вот это уже очень не вовремя. Может, завтра сказать, что я плохо себя чувствую, и попросить позволения остаться дома? Опять же, платье испорчено… Да, можно попробовать выиграть один день. А вот потом без помощи все равно не обойтись. И кого я могу о ней попросить? А ведь некого!»
Она растянулась в ванне, подставляя под струю горячей воды то руку, то ногу, стараясь приблизить вожделенный миг, когда внутренний холод, наконец, растает, и тело согреется.
«Обратиться к Изабель? Или к Оуэнну Макмиллану… Больше у меня друзей нет! Даже просто надежных знакомых… Да и могу ли я назвать друзьями хотя бы этих двоих?! Услуга, правда, пустяковая, можно попросить кого-нибудь из отдела, но… Нет уж, спасибо дражайшему тьену Даффи за прекрасный урок – я теперь знаю, как дорого обходится доверие. Сунет кто-нибудь нос – просто полюбопытствовать! – и неизвестно, чем это закончится! Хотя как раз известно – ничем хорошим.
Ну так что, Изабель или лэрд Оуэнн? Коллега Макмиллан – образец надежности, он умный, ответственный, и если сказать, что эта услуга для меня очень важна, он точно ничего не потеряет, да и выполнит в срок. Одна беда, он уже давно пытается разгадать мои… странности. Решит поиграть в тьена Артемиуса – и…
Если смотреть с этой стороны, Изабель даже надежнее. Ей в голову не придет заглядывать в документы, в которых она ничего не понимает. А еще она передо мной в долгу… Только бы ничего не забыла, не потеряла, не перепутала…»
Вода поднялась по самую шею, и Маред едва не застонала от блаженства – согреться, расслабиться, смыть, наконец, мерзкую вонь! Выключив воду и понежившись пару минут, она принялась перебирать флаконы. Мятное мыло, розовое… О, а вот и лаванда! Вряд ли поможет расслабиться, но хотя бы запах с волос и кожи уберет.
«Выберу между Изабель и Оуэнном потом, - решила она. – Сначала нужно пережить завтрашний день. Хорошо, что Монтроз мне доверяет, иначе посадил бы под замок – и попробуй сбежать! Впрочем… он ведь так и сделал! Просто охраной назначил самого себя… Можете гордиться, тье Уинни, есть ли большее доказательство, что вы для него важны?»
Мысли все время сбивались на собственное предательство, и Маред их не прогоняла, с болезненной сладостью растравливая вину, как раненый не может удержаться, чтобы не потрогать ноющий под повязкой рубец. Кэролайн и тьен Хендерсон погибли… И это лишь начало! А все потому, что больше всего на свете одна самовлюбленная дура боялась потерять репутацию! Вот если бы послала Чисхолма к баргесту при первой же встрече!..
«А что бы тогда изменилось? – спросила она себя с усталой рассудительностью, намыливая щетку для тела. – Для меня, может, и многое, а для Монтроза? Чисхолм и те, кто стоит за ним, все равно не отказались бы от своих планов погубить Корсара. Я могла бы его предупредить… Только вот тогда мне этого не хотелось, я искренне считала, что никогда не буду на его стороне. И боялась, что уж врать себе самой? Как же я боялась испачкаться в этой грязи и никогда не отмыться… Трижды, сотню раз дура! Даже представить не могла, чего в самом деле стоит бояться!»
Мылась она долго. Ожесточенно терлась самой жесткой щеткой, пока не загорелась кожа, трижды промыла волосы, пока они не заскрипели под пальцами. Ванная комната влажно благоухала смолисто-сладкой лавандой, но Маред все чудился запах гари, причем не от одежды, а от себя самой. Когда поняла, что еще немного, и уснет прямо в остывшей воде, она выбралась из ванны, чувствуя, как тело налилось вязкой тяжестью. Нашла полотенце, вытерлась и надела халат из темно-синего бархата – длинный, плотный, мягкий и очень уютный. Пахло от халата то ли дорогим средством для стирки, то ли ароматическим саше – прекрасно чистый и безликий аромат!
Платье и белье, поколебавшись, Маред убрала в бак для белья – займется ими потом. Ей невыносимо захотелось есть, просто до дрожи в ногах! А лэрд велел его не беспокоить, вот она и не станет.
В апартаментах было сумрачно и совершенно тихо. Выйдя из ванной комнаты, Маред огляделась и заглянула в ближайшую приоткрытую дверь. За ней оказалась то ли маленькая гостиная, то ли большой кабинет – стеллажи с книгами, массивная темная мебель, пушистый восточный ковер на полу. Нет, ей явно не сюда! Маред прошла мимо огромной гостиной, слишком хорошо памятной по прошлому визиту, потом обнаружила спальню, не хозяйскую, а явно гостевую, чистую и уютную, но совершенно безликую. Потом еще одну. И, наконец, добралась до столовой, в углу которой обнаружилась дверь, ведущая в кухню.
Раз уж ей разрешили быть как дома, Маред заглянула в холодильный шкаф и едва не захлебнулась слюной. Ветчина, свежайшее сливочное масло, несколько видов сыра, виноград и огромные спелые груши… Буфет рядом со шкафом порадовал хлебом и булочками, завернутыми в полотенце, бутылками сидра и эля, кофейником и банками с кофе, сахаром, специями… Кто бы ни ухаживал за апартаментами лэрда, к работе он относился с истовой старательностью.
От голода ее уже мутило, поэтому Маред сделала пару сэндвичей и сварила кофе на плите – к счастью, астероновой, как и у нее дома. Монтроз, помнится, советовал бренди, но для этого придется искать винный шкаф или буфет. Ни сил, ни желания на это не было. И вообще, вряд ли стоит пить крепкие напитки в чужом доме и в таком сомнительном положении, как у нее.
Не выходя в роскошно обставленную столовую, она уселась прямо за кухонным столом у окна. Похоже, оно выходило во внутренний двор огромного дома, но из-за плотно закрытой рамы и задернутых занавесей не доносилось ни звука. Маред вдруг отчаянно захотелось услышать хоть что-нибудь! Детский смех и окрики гуляющей с детьми няни, собачий лай, гудок проезжающего мимо дома мобилера или тарахтенье омнибуса… Что угодно, лишь бы исчезло это странное жуткое чувство, что весь мир вокруг исчез, и остались только они с лэрдом Монтрозом… Бригитта, упаси!
Монтроз несколько раз поглядывал на нее, но ничего не говорил, и за это Маред была искренне благодарна. Под конец пути, когда мобилер свернул на знакомый бульвар, она постаралась прийти в себя и с вялым удивлением поняла, что замерзла. В разгар лета! Конечно, это прохладное и сырое лето Лундена, но все же…
Остановив мобилер, шофер покинул его первым и настороженно оглядел безлюдную улицу, следом с переднего сиденья вылез тьен Бреслин и сделал то же самое. И лишь когда он кивнул, вышел Монтроз, предложив руку Маред. Опираясь на его горячие твердые пальцы, она неловко выбралась, путаясь в подоле платья, поежилась, выпрямляясь, и глянула на небо. Оно равнодушно истекало потоками солнечного света, по яркой голубой эмали даже облачной дымки не ползло – невиданная редкость для Лундена! – а у Маред стыли губы, ей едва удавалось не дрожать.
- Завтра в конторе выходной? – спросил тьен Бреслин.
- Ни в коем случае, - бесстрастно отозвался Монтроз. – С утра собери все отделы в главном зале, я поговорю с людьми. Если кто-то захочет уйти – что ж, держать не стану, рассчитаю немедленно. Но главное, Фергал, устрой мне встречу с Мэтью Корриганом. Хочу посмотреть ему в глаза и спросить, за что он со мной так. Я ведь с ним говорил по фонилю – там, у храма. Сразу после… И Корриган понес какую-то немыслимую чушь, я ничего не понял. А понять очень хочется…
Маред снова передернулась, теперь ее пробил настоящий озноб – от этих нескольких слов, сказанных тихо и почти мечтательно.
- Устрою, - склонил голову Бреслин и обернулся к шоферу: - Майкл, останься здесь. Вернусь в офис - пришлю машину. – И снова обратился к Монтрозу: - Поеду отбиваться от газетчиков.
Коротко кивнув ему, Монтроз открыл перед Маред тяжелую дверь парадного входа. За ней, как и в прошлый раз, обнаружилась консьержка, строго глянувшая на них поверх очков, отмытая до блеска лестница с темно-зеленой ковровой дорожкой, цветочные вазоны на площадках и массивные надежные двери… Маред шла как во сне.
- А ведь если бы я украла у Монтроза даблион, меня бы наверняка нашли, - подумалось ей. – Наверное, тьен Бреслин и нашел бы. Интересно, тот мерзавец… Оршез… Он на это рассчитывал? Вряд ли, ведь тогда ниточка потянулась бы к нему. А еще очень интересно, сегодня даблион был с Корсаром или до сих пор лежит в его гостиной? Удача – она всегда удача, независимо от расстояния? Ох, какой же бред лезет в голову…»
- Вам опять плохо, Маред? – Монтроз обернулся и решительно подхватил ее под руку. – Потерпите, немного осталось. Придем – и сможете лечь. Только сначала ванну примите, очень рекомендую. С лавандой, чтобы расслабиться. А еще вам нужно выпить немного бренди и поесть. Обязательно поешьте, слышите? Иначе сразу уснете, но потом голова разболится.
- Как вы можете говорить о еде? – не выдержала Маред. – Еще и так спокойно… Вас едва не убили! А если бы…
В горле снова предательски запершило, и она кашлянула. Показалось, что во рту стоит привкус гари.
- Жизнь, как правило, слишком часто состоит из «если» и «может быть», - откликнулся Монтроз, доставая ключ.
Он открыл дверь, шагнул за порог первым и сразу, едва зажегся свет, ткнул в небольшую декоративную панель на стене. Что-то пикнуло. «Охранная система, - сообразила Маред. – Та, что была отключена ради вечеринки».
- Меня не в первый раз едва не убивают, - мягко сказал Монтроз, пропуская Маред в апартаменты и закрывая за собой дверь. – Нет, признаюсь, я к этому не привык. Невозможно привыкнуть к такому. Я сделан не из камня, поверьте, и мне страшно. Очень страшно и очень больно. Только это ничего не меняет в том, что происходит вокруг. Мой враг – это мой же бывший друг, а это самый гнусный сорт врагов. Чем ближе человек был, тем хуже враг из него получается.
- Так вы знаете… кто это? – покосившись на слишком близко стоящего Монтроза, спросила Маред.
Она изо всех сил пыталась не думать о тьене Чисхолме, словно мысли могли выдать все, что Маред знала и чувствовала. Чисхолм – всего лишь посредник. Не просто курьер, не пешка в этой отвратительно жестокой и запутанной игре, но и не главная фигура. В его отношении к Монтрозу, когда Чисхолм говорил о лэрде, ощущалось что-то отстраненно-азартное, как у охотника, который следит за добычей, но не считает эту добычу врагом. Маред вспомнила друзей отца, среди которых встречались охотники, и еще сильнее убедилась в своем предположении. Вот именно так они рассуждали о будущих трофеях. Ну каким врагом может быть кабан или медведь? Да, охотиться на них опасно, однако в том и интерес, а вот вражда возможна лишь между равными.
Монтроз же говорил о своем враге с тихой злой яростью, словно пропитавшей все существо лэрда, и Маред вспомнила имя, прозвучавшее совсем недавно в разговоре с Бреслином. Корриган. Мэтью Корриган. «За что он со мной так?» - спросил Монтроз. Интересно, а знает ли он Чисхолма?
У нее губы горели от желания рассказать все немедленно, выплеснуть наружу и тем самым хоть немного очиститься, но страх, что не давал признаться раньше, намертво запечатал слова и сейчас. Во рту до сих пор стоял привкус гари, не смытый водой и словно пропитавший Маред насквозь. И одежда, кстати, точно пропахла жирным черным дымом!
Маред повела плечами, сдерживая желание немедленно содрать и платье, и все, что под ним. Монтроз, увидевший это – а он вообще пропускает хоть что-нибудь?! – кивком указал на коридор.
- Помните, где ванная? В шкафу есть чистые халаты. Ваши вещи… Не уверен, что платье можно спасти, но до завтра придумаем что-нибудь. – И добавил с усталым вздохом, переходя на «ты», как всегда это делал в моменты близости: - Иди, девочка. Искупайся, вода помогает… А потом обязательно поешь. Чувствуй себя как дома, прошу. Занимай любую комнату и… почитай что-нибудь или поспи. Только меня не беспокой без необходимости, хорошо?
- Д-да, конечно…
На вопрос о враге Монтроз так и не ответил. То ли пропустил мимо ушей, то ли не посчитал нужным откровенничать. Что ж, это как раз понятно, кто она лэрду? Монтроз пытается ее защитить – и за это следует быть благодарной, а лезть в такие дела… Увы, именно в них ей залезть и надо, только никак это не объяснишь!
Вина снова скрутила внутренности колючим комком, и Маред поспешно убралась в знакомую ванную, которую в прошлый раз толком и не разглядела – очень уж не до того было! Ванная комната была огромная – пожалуй, размером с комнату, которую Маред снимала. Голубая узорчатая плитка на полу, серебристая – на стенах. Легкая мебель из светлого дерева, на полках сверкают разноцветные стеклянные флаконы, а сама ванна… Просто мечта! В такой можно вытянуться целиком, и еще место останется! Или лечь вдвоем…
«А кто за этой квартирой ухаживает? – поспешила Маред отвлечься от несвоевременных мыслей. – Кто следит за чистотой, пополняет запасы еды в холодильном шкафу? Монтроз нечасто здесь ночует, если судить по последнему месяцу, а апартаменты словно только что убрали – нигде ни пылинки, ни следа чужого присутствия...»
Она со смесью отвращения и жалости стащила любимое когда-то платье, бросила его рядом с ванной. Намертво въевшаяся бережливость подсказывала, что можно отдать одежду в чистку. Шелк ведь даже не испачкался, только пропах дымом… Но какое-то другое чувство, далекое от практичности, жгло внутри и упрямо говорило, что каждый раз, надевая это платье, она будет вспоминать все, что с ним связано, и это окажется той еще пыткой.
«Но мне нужно ходить на службу, - возразила она себе. – Хотя бы несколько дней… Что ж, я подумаю об этом потом».
Рубашка, мягкий корсет, панталоны и чулки отправились вслед за платьем, но их Маред решила после купания постирать. Не оставаться же ей совсем голой под халатом! Да и потом одеваться все-таки придется.
«Так вот, о прислуге и гостях… Кто-то из них поставил ту камеру! И удобнее всего было сделать это до вечеринки. Опять же, гости собрались в гостиной, как им и положено, в хозяйскую спальню никто не лез. Ну, никто чужой, во всяком случае… А вот если кто-то близкий, вроде Флории Бёрнс или Анриетты Ресколь… Наверняка эти дамы могли и в спальню заглянуть, никто бы не удивился».
Она вспомнила сначала изящную блондинку с фарфоровым кукольным личиком, потом – смуглую красавицу-мулатку, и от этих мыслей на душе стало еще омерзительнее. Нельзя подозревать людей без всяких на то оснований! А задаваться естественным для всякого стряпчего вопросом «кому выгодно?» тем более нет смысла, для этого нужно знать окружение Монтроза куда лучше.
«Да и какая, собственно, разница? – устало подумала Маред, залезая в ванну и включая восхитительно горячую воду – самую горячую, какую только могла вытерпеть. – Для того, о чем я думаю, это решительно не имеет значения. Важно только то, что лэрд намерен не спускать с меня глаз, а вот это уже очень не вовремя. Может, завтра сказать, что я плохо себя чувствую, и попросить позволения остаться дома? Опять же, платье испорчено… Да, можно попробовать выиграть один день. А вот потом без помощи все равно не обойтись. И кого я могу о ней попросить? А ведь некого!»
Она растянулась в ванне, подставляя под струю горячей воды то руку, то ногу, стараясь приблизить вожделенный миг, когда внутренний холод, наконец, растает, и тело согреется.
«Обратиться к Изабель? Или к Оуэнну Макмиллану… Больше у меня друзей нет! Даже просто надежных знакомых… Да и могу ли я назвать друзьями хотя бы этих двоих?! Услуга, правда, пустяковая, можно попросить кого-нибудь из отдела, но… Нет уж, спасибо дражайшему тьену Даффи за прекрасный урок – я теперь знаю, как дорого обходится доверие. Сунет кто-нибудь нос – просто полюбопытствовать! – и неизвестно, чем это закончится! Хотя как раз известно – ничем хорошим.
Ну так что, Изабель или лэрд Оуэнн? Коллега Макмиллан – образец надежности, он умный, ответственный, и если сказать, что эта услуга для меня очень важна, он точно ничего не потеряет, да и выполнит в срок. Одна беда, он уже давно пытается разгадать мои… странности. Решит поиграть в тьена Артемиуса – и…
Если смотреть с этой стороны, Изабель даже надежнее. Ей в голову не придет заглядывать в документы, в которых она ничего не понимает. А еще она передо мной в долгу… Только бы ничего не забыла, не потеряла, не перепутала…»
Вода поднялась по самую шею, и Маред едва не застонала от блаженства – согреться, расслабиться, смыть, наконец, мерзкую вонь! Выключив воду и понежившись пару минут, она принялась перебирать флаконы. Мятное мыло, розовое… О, а вот и лаванда! Вряд ли поможет расслабиться, но хотя бы запах с волос и кожи уберет.
«Выберу между Изабель и Оуэнном потом, - решила она. – Сначала нужно пережить завтрашний день. Хорошо, что Монтроз мне доверяет, иначе посадил бы под замок – и попробуй сбежать! Впрочем… он ведь так и сделал! Просто охраной назначил самого себя… Можете гордиться, тье Уинни, есть ли большее доказательство, что вы для него важны?»
Мысли все время сбивались на собственное предательство, и Маред их не прогоняла, с болезненной сладостью растравливая вину, как раненый не может удержаться, чтобы не потрогать ноющий под повязкой рубец. Кэролайн и тьен Хендерсон погибли… И это лишь начало! А все потому, что больше всего на свете одна самовлюбленная дура боялась потерять репутацию! Вот если бы послала Чисхолма к баргесту при первой же встрече!..
«А что бы тогда изменилось? – спросила она себя с усталой рассудительностью, намыливая щетку для тела. – Для меня, может, и многое, а для Монтроза? Чисхолм и те, кто стоит за ним, все равно не отказались бы от своих планов погубить Корсара. Я могла бы его предупредить… Только вот тогда мне этого не хотелось, я искренне считала, что никогда не буду на его стороне. И боялась, что уж врать себе самой? Как же я боялась испачкаться в этой грязи и никогда не отмыться… Трижды, сотню раз дура! Даже представить не могла, чего в самом деле стоит бояться!»
Мылась она долго. Ожесточенно терлась самой жесткой щеткой, пока не загорелась кожа, трижды промыла волосы, пока они не заскрипели под пальцами. Ванная комната влажно благоухала смолисто-сладкой лавандой, но Маред все чудился запах гари, причем не от одежды, а от себя самой. Когда поняла, что еще немного, и уснет прямо в остывшей воде, она выбралась из ванны, чувствуя, как тело налилось вязкой тяжестью. Нашла полотенце, вытерлась и надела халат из темно-синего бархата – длинный, плотный, мягкий и очень уютный. Пахло от халата то ли дорогим средством для стирки, то ли ароматическим саше – прекрасно чистый и безликий аромат!
Платье и белье, поколебавшись, Маред убрала в бак для белья – займется ими потом. Ей невыносимо захотелось есть, просто до дрожи в ногах! А лэрд велел его не беспокоить, вот она и не станет.
В апартаментах было сумрачно и совершенно тихо. Выйдя из ванной комнаты, Маред огляделась и заглянула в ближайшую приоткрытую дверь. За ней оказалась то ли маленькая гостиная, то ли большой кабинет – стеллажи с книгами, массивная темная мебель, пушистый восточный ковер на полу. Нет, ей явно не сюда! Маред прошла мимо огромной гостиной, слишком хорошо памятной по прошлому визиту, потом обнаружила спальню, не хозяйскую, а явно гостевую, чистую и уютную, но совершенно безликую. Потом еще одну. И, наконец, добралась до столовой, в углу которой обнаружилась дверь, ведущая в кухню.
Раз уж ей разрешили быть как дома, Маред заглянула в холодильный шкаф и едва не захлебнулась слюной. Ветчина, свежайшее сливочное масло, несколько видов сыра, виноград и огромные спелые груши… Буфет рядом со шкафом порадовал хлебом и булочками, завернутыми в полотенце, бутылками сидра и эля, кофейником и банками с кофе, сахаром, специями… Кто бы ни ухаживал за апартаментами лэрда, к работе он относился с истовой старательностью.
От голода ее уже мутило, поэтому Маред сделала пару сэндвичей и сварила кофе на плите – к счастью, астероновой, как и у нее дома. Монтроз, помнится, советовал бренди, но для этого придется искать винный шкаф или буфет. Ни сил, ни желания на это не было. И вообще, вряд ли стоит пить крепкие напитки в чужом доме и в таком сомнительном положении, как у нее.
Не выходя в роскошно обставленную столовую, она уселась прямо за кухонным столом у окна. Похоже, оно выходило во внутренний двор огромного дома, но из-за плотно закрытой рамы и задернутых занавесей не доносилось ни звука. Маред вдруг отчаянно захотелось услышать хоть что-нибудь! Детский смех и окрики гуляющей с детьми няни, собачий лай, гудок проезжающего мимо дома мобилера или тарахтенье омнибуса… Что угодно, лишь бы исчезло это странное жуткое чувство, что весь мир вокруг исчез, и остались только они с лэрдом Монтрозом… Бригитта, упаси!
