- Это я помню! – нетерпеливо бросил Алекс. – И Анриетта, полагаю, тоже!
- Алекс… - Анри поморщилась, и он осекся.
Неважно, что ему не нравится все происходящее, а будь у него шерсть, от близости АрМоаля она встала бы на загривке! Анриетты все это не касается, ее нельзя впутывать!
- Простите, - уронил он, старательно сдерживая раздражение. – Не хотел вас обидеть.
- Пустое, - помолчав пару мгновений, так же ровно отозвался франк. – Мы все в таких обстоятельствах, которые не располагают к спокойствию.
«Раунд в его пользу, - признал Алекс. – А мне следует быть умнее. И терпеливее!»
- Так вот, - продолжил АрМоаль, - эти камерографии я распечатал у себя дома, как только вернулся, и добавил их к остальным. Тем, что…
Он замялся, явно подбирая слова, и неуверенно глянул в сторону так и лежащих неподалеку снимков. Видимо, пытался сообразить, как отнесся к ним Алекс. Действительно, глупо предполагать, что АрМоаль по-прежнему считает его и Анри всего лишь деловыми партнерами.
- Не беспокойтесь, - безразлично сказала Анриетта. – У меня нет секретов от лэрда Монтроза. – Посмотрела уже на Алекса и пояснила: - Эти камерографии были сделаны двумя днями раньше. – И так же негромко, после едва заметной паузы, добавила: - Извини.
За что именно она просит прощения, Алекс не стал спрашивать – им обоим это было совершенно ясно. Неважно, что Анриетта не обязана ему отчитываться ни в поступках, ни в связях. Она сказала АрМоалю, что не имеет от Алекса секретов, но камерографии, способные как продвинуть ее карьеру, так и погубить репутацию, были очень важным секретом. Которым раньше она непременно поделилась бы с Алексом сразу и сама. Раньше, да…
«Кажется, я об этом уже думал, - напомнил себе Алекс. – Что-то изменилось между нами. Я ничего не могу с этим поделать и даже не знаю, нужно ли».
- Тебе не за что просить прощения, - сказал он вслух. – Что бы ты ни сделала, я на твоей стороне, ты ведь знаешь. И я уже говорил, что эти камерографии прекрасны.
Он поймал ее взгляд и одобряюще улыбнулся, с радостью видя, что зелень волшебных глаз Анри неуловимо потеплела.
Что ж, разве он солгал? Снимки и вправду великолепны. Откровенные, горящие страстью и соблазном. Как ему тогда сказала Анриетта? Если камерограф хочет модель, это чувствуется? И это прекрасно для снимков? Похоже, что наоборот этот принцип работает не хуже. Когда между моделью и камерографом возникает подобный резонанс, их совместный шедевр оживает, и снимки вспыхивают ослепительным фейерверком… Но хватит об этом, не время!
- Итак, у вас было четыре партии камерографий, - подсказал он АрМоалю. – Три, сделанные позже, и первая, самая… рискованная.
- Верно, - кивнул франк. – Распечатав, я разложил их по отдельным конвертам и убрал в ящик секретера. Каждый снимок был в нескольких экземплярах – для моделей, для меня самого и для представления владельцам арт-галерей. Разумеется, у меня в мыслях не было рассылать их куда-либо! Именно потому, что обстоятельства… бывают разные. Отдавать их я собирался только при личной встрече! В клубе или еще где-то – неважно. И когда вчера почти в полночь мне нанесла визит ваша… тьеда Бёрнс, я, признаться, удивился. Никакой предварительной договоренности у нас не было! Да и время… Я, конечно, привык работать по ночам, но…
- Это было слишком, - кивнул Алекс. – Понимаю, Флория иногда возмутительно бесцеремонна.
А про себя прикинул, что визит этот случился уже после того, как он отправил Маред к ней домой, в городскую съемную квартиру. Насыщенный тогда выдался вечер! Драка с баргестовым ублюдком, тихая истерика Анри, короткий, но восхитительный поцелуй с Маред на лестнице... В то время, когда сам он беспокойно уснул рядом с измученной Анриеттой, Флория должна была сидеть дома! В полном соответствии с их договором, заключенным, кстати сказать, всего лишь тем утром! Недолго же она его соблюдала!
- Тьеда Бёрнс принесла извинения, - мрачно сказал АрМоаль. – И попросила экземпляр камерографий со своим участием. Сказала, что ею в качестве модели заинтересовался известный дамский журнал, но пробные снимки нужно предоставить немедленно, потому что их поверенный уже завтра уезжает из Лундена. В общем-то, ситуация обычная, в этой сфере деятельности не бывает ни выходных, ни приличного времени для визитов, так что я ей поверил. Особого восторга не испытывал, но камерографии отдать согласился – почему бы нет? Мои работы часто используют в журналах…
АрМоаль поморщился и еще раз глотнул бренди. Алекс тоже взял бокал, но к губам не поднес, не желая даже на миг оторвать взгляд от выразительного лица камерографа. Кажется, не лжет – весь опыт и чутье Алекса это подтверждали.
- Я взял из секретера нужный конверт и перебрал снимки, - ровно продолжил франк. – Тьеда Бёрнс едва не подпрыгивала от нетерпения! Она вообще в тот вечер пребывала в расстроенных чувствах, насколько я могу судить. Я подумал, что она беспокоится о контракте с журналом. Женщины ее… типа обычно очень ценят возможность предстать перед публикой в качестве модели. А мои камерографии, скажу без ложной скромности, могли значительно увеличить ее шансы на подобную карьеру или хотя бы на первый контракт.
С этим Алекс полностью согласился. Вряд ли для Флории АрМоаль сотворил такое же чудо, как для Анри, но мастер есть мастер, снимки наверняка были превосходны.
- Но пока я перебирал содержимое нужного конверта, мне на фониль пришел вызов, причем такой, который никак нельзя отложить или перенести. Разговор с главой Дома, к которому я принадлежу…
АрМоаль снова едва заметно поморщился.
- У вас неприятности? – тихо спросила Анриетта. – Что-то… серьезное?..
«И она может беспокоиться о его неприятностях?! – поразился Алекс. – Сегодня, сейчас?!»
- О, ничего… особенного, - поспешно отозвался АрМоаль. – Семейное дело, довольно неприятное, но меня оно касалось лишь косвенно. И все же присутствие свидетелей при разговоре никак не предполагалось, поэтому я извинился и вышел из гостиной, оставив там тьеду Флорию. Сейчас я понимаю, что это было напрасно. Совершенно напрасно! – добавил он, не отводя виноватого взгляда от Анри. – Если бы я только знал! Когда я вернулся – примерно через четверть часа – она любовалась набором своих камерографий. Ничего странного или подозрительного…
- Секретер вы перед уходом закрыли? – бесстрастно поинтересовался Алекс, ожидая чего угодно – прямой лжи, возмущения, попытки заверить, что он бы никогда…
- Закрыл, - кивнул АрМоаль. – Причем не обычным способом, а зачарованным замком работы сидхе. Человеческие замки слишком ненадежны, я на них не полагаюсь. Этот же меня никогда не подводил. Его мог открыть только я или…
- Или? – мягко уточнил Алекс.
- Мастер магии, - раздраженно бросил камерограф. – Не обязательно из-под Холмов, но тот, кто понимает, с чем имеет дело. У тьеды Бёрнс ведь не имеется чародейского таланта? Капелька фейской крови – возможно, чувствуется в ней что-то этакое… Но капли слишком мало! Тем более без нужных умений! Я даже не проверял камерографии после ее ухода – зачем?! А сегодня, после звонка тье Анриетты, проверил – и одного конверта не оказалось! Простите, я действительно не представляю, как она могла открыть секретер! Клянусь, что закрыл его!
В его голосе прозвучало неподдельное отчаяние, а взгляд снова был обращен к Анриетте, словно говорил он это все лишь ради нее. Впрочем, наверняка так и было.
- Пожалуй, в этом я могу вам поверить, - помолчав, сказал Алекс. – Потому что я как раз подобное представляю. – Теперь была его очередь морщиться, словно от горечи, и Алекс все же отпил бренди, хотя жгучее пряное золото не смыло вкус мерзости, прочно поселившийся во рту. – Флория действительно не обладает магическим талантом, но ее прежний покровитель, тот, который содержал ее до меня, был фейри-полукровкой. Дом Яблони, кажется… Он служил в посольстве и поселил Флорию в своем лунденском особняке. В то время она была весьма привержена употреблению алкоголя, поэтому ее покровитель держал крепкие напитки под магическим замком.
- То есть она… была знакома… - медленно начал АрМоаль. – С этими устройствами?!
- И довольно близко, - кивнул Алекс. – В магии многое решает искреннее и настойчивое желание. Я-то зачарованными замками не пользуюсь, да и Флория не давала повода подозревать себя в склонности к обычному воровству. Однако тогда у нее была огромная потребность научиться их открывать, и как-то она похвасталась мне, что достигла немалых успехов.
- Что ж, нынешний успех на этом поприще обойдется ей дорого, - негромко сказал АрМоаль, и в его голубых глазах Алексу почудился темный отблеск. – Она же не просто меня обокрала, она втоптала в грязь мою репутацию… - Он посмотрел на Анри, осекся и через несколько мгновений молчания, тяжело сгустившегося в комнате, добавил: - Я мог бы простить ей это, но не вашу боль. – А потом перевел взгляд на Алекса и так же ровно продолжил: - Я понимаю, что вы не обязаны мне верить. Флория Бёрнс принадлежит вам, и вы должны ее защищать. Как ее мужчина и как ее покровитель. Но я готов принести клятву на крови, что все именно так, как я рассказал.
- В том, что случилось, есть и моя вина, - тихо и ужасающе бесцветно отозвалась Анри. – На съемках в клубе я ее оскорбила. Я чувствовала себя выше… и показала ей это. Никто не заставлял меня делать камерографии, которые… Я забыла, кто я есть и что могу себе позволить… А что – не могу и не должна…
Алекс поймал взгляд Анри – измученный, пустой, тусклый – и при этом проницательно понимающий. Потянулся через стол, взял холодные руки Анриетты в свои ладони и выдохнул, не отрывая глаз от ее осунувшегося лица:
- Что бы ты ей ни сказала, это были всего лишь слова! Она же сделала то, что принесло другому человеку смерть. И она будет наказана. Обещаю!
* * *
Утром он проснулся рано, в окно с отдернутой шторой было видно, как розовое марево рассвета пытается пробиться через дымчатую облачную пелену – день обещал быть пасмурным, а то и дождливым. Алекса, обычно принимающего капризную лунденскую погоду с равнодушным смирением, это не расстроило, для дурного настроения у него имелись куда более весомые причины.
Несколько мгновений он лежал с открытыми глазами, глядя на незнакомый потолок и соображая, где и почему ночевал, а потом вспомнил все – и полуночный разговор, и чем тот закончился. Как уехал Эдриан Александр Вуд, он же Венсан АрМоаль, пообещав пока что не трогать Флорию, даже если сможет ее найти – исключительно потому, что теперь ответственность за ее поиски и наказание легли на Алекса. Поговорить с франком о Корригане времени не нашлось, да и разговор этот стоило хорошо продумать, так что торопиться Алекс не стал.
Как Алекс все-таки уговорил Анриетту лечь и сам устроился на диване в гостиной, ожидая, пока Анри заснет, и чутко вскидываясь на любой звук. Задремал он уже под утро, потому и не выспался. Однако сейчас встал с дивана, не позволив себе ни одного лишнего мгновения, тихонько вышел из гостиной и заглянул в приоткрытую дверь спальни.
Анриетта спала, замотавшись в одеяло до самого подбородка, словно гусеница – в кокон, от приоткрытого окна в комнате было прохладно. Длинные волосы, которые она терпеть не могла заплетать на ночь, разлетелись по подушке темным ореолом, дышала Анри вроде бы ровно и глубоко. Это хорошо, пусть поспит подольше…
Неслышно отступив, Алекс прошел на кухню, где уже возилась прислуга. Заплаканная женщина, одетая в черное, при его появлении сделала книксен, однако спрятала взгляд и поджала губы. Понятно, что она подумала о молодой хозяйке, которая, едва отправив тело матери в мертвецкую, позвала домой мужчину и оставила его на ночь. А в гостиной три бокала из-под бренди, да и соседи охотно поделятся наблюдениями, что гостей приехало двое…
Он вспомнил, как вчера Анри горько сказала, что приличных женщин в этом доме больше нет. Что ж, именно так все и станут думать, если, конечно, Анриетта вскоре не выйдет замуж. Сделать ей предложение, что ли? Так не примет… И, если начистоту, будет права. Лэрд Монтроз может позволить своей жене многое, но исполнять экзотические танцы с раздеванием – это уже слишком. Такое поведение общество воспримет как оскорбление королевы, пожаловавшей Монтрозу титул. И совсем не для того, чтобы титул этот стал фальшивой драгоценностью на платье клубной танцовщицы.
Если бы еще Анриетта публично раскаялась, принялась вести безупречный образ жизни и заглаживать прошлые прегрешения благотворительностью… Но этого она никогда не сделает. Во-первых, не считает себя виновной, во-вторых, танцы – ее жизнь. Отними их, заставь Анри вести добродетельное унылое существование, и она превратится в птицу, привыкшую к небу и лишившуюся крыльев…
- Тьеда Ресколь у себя в спальне, постарайтесь ее не будить, - сухо сказал он прислуге. – Я ночевал в гостиной, там можно убрать позже. С полицией и погребальной конторой я договорюсь и возьму все расходы на себя. Вам, случайно, не известно, оставляла ли покойная какие-то особые распоряжения? На такой случай…
- Тье Люсия о похоронах говорить боялась… - пробормотала женщина, вытерев рукой увлажнившиеся глаза. – Как услышит что-нибудь про смерть, так сразу разговор переводила… Будто вечно жить собиралась! А как же тье Анриетта теперь… совсем одна, бедняжка…
И умудрилась посмотреть на Алекса разом испытующе, льстиво и с жадным любопытством, как и надлежит смотреть на возможного жениха хозяйки и, чем Бригитта не шутит, будущего хозяина.
- Тьеда Анриетта ни в коем случае не одинока, - веско уронил Алекс. – У нее есть друзья, способные о ней позаботиться. Как и надежная верная прислуга, позвольте надеяться. Умеющая беречь репутацию дома в любых обстоятельствах. А то ведь о прислуге судят по месту, где она работает…
Та, уловив намек, снова поджала губы и молча присела. Однако требовать чаю и, тем более, завтрак, Алексу расхотелось. Ничего, доберется до конторы, попросит Кэролайн…
И осекся, словно в лицо плеснули ледяной водой. У него больше нет и никогда не будет Кэролайн. Умной, милой, веселой девушки, у которой впереди была вся жизнь. И Стивена больше не будет… Никогда. Проклятье, паршиво-то как на душе.
«За что ты со мной так, Мэтью? - подумал он, снова вспоминая Корригана, беспокоя память о нем осторожно, как трогают рану, готовую отозваться слепящей вспышкой боли – и ясно, что прикасаться к ней не стоит, но и удержаться при этом нестерпимо. – Всякого я ждал, но чтоб такого…»
А еще эти дурацкие намеки, которые теперь, на свежую голову, казались еще абсурднее. Что-что, а женщин они с Мэтью никогда не делили! Да, Алекс любил Маргарет, но любовь эту, неудачную, ненужную, запер в сердце надежно, будто приговоренного к смерти - в глухом подземелье Тауэра, и к Маргарет, связанной брачными узами с другим, относился бережно, словно к святыне – чистой, недоступной, достойной преклонения. Мэтью никогда не ревновал, он видел, как Алекс смотрит на Маргарет, как бережет ее честь и репутацию! Знал, что она ему как сестра, просто не мог не знать!
А больше Алекс и вспомнить не мог ни одной женщины, которая зацепила бы Корригана всерьез и, тем более, привлекла внимание самого Алекса. Это была последняя причина, по которой они могли бы поссориться, не говоря о смертельной вражде!
- Алекс… - Анри поморщилась, и он осекся.
Неважно, что ему не нравится все происходящее, а будь у него шерсть, от близости АрМоаля она встала бы на загривке! Анриетты все это не касается, ее нельзя впутывать!
- Простите, - уронил он, старательно сдерживая раздражение. – Не хотел вас обидеть.
- Пустое, - помолчав пару мгновений, так же ровно отозвался франк. – Мы все в таких обстоятельствах, которые не располагают к спокойствию.
«Раунд в его пользу, - признал Алекс. – А мне следует быть умнее. И терпеливее!»
- Так вот, - продолжил АрМоаль, - эти камерографии я распечатал у себя дома, как только вернулся, и добавил их к остальным. Тем, что…
Он замялся, явно подбирая слова, и неуверенно глянул в сторону так и лежащих неподалеку снимков. Видимо, пытался сообразить, как отнесся к ним Алекс. Действительно, глупо предполагать, что АрМоаль по-прежнему считает его и Анри всего лишь деловыми партнерами.
- Не беспокойтесь, - безразлично сказала Анриетта. – У меня нет секретов от лэрда Монтроза. – Посмотрела уже на Алекса и пояснила: - Эти камерографии были сделаны двумя днями раньше. – И так же негромко, после едва заметной паузы, добавила: - Извини.
За что именно она просит прощения, Алекс не стал спрашивать – им обоим это было совершенно ясно. Неважно, что Анриетта не обязана ему отчитываться ни в поступках, ни в связях. Она сказала АрМоалю, что не имеет от Алекса секретов, но камерографии, способные как продвинуть ее карьеру, так и погубить репутацию, были очень важным секретом. Которым раньше она непременно поделилась бы с Алексом сразу и сама. Раньше, да…
«Кажется, я об этом уже думал, - напомнил себе Алекс. – Что-то изменилось между нами. Я ничего не могу с этим поделать и даже не знаю, нужно ли».
- Тебе не за что просить прощения, - сказал он вслух. – Что бы ты ни сделала, я на твоей стороне, ты ведь знаешь. И я уже говорил, что эти камерографии прекрасны.
Он поймал ее взгляд и одобряюще улыбнулся, с радостью видя, что зелень волшебных глаз Анри неуловимо потеплела.
Что ж, разве он солгал? Снимки и вправду великолепны. Откровенные, горящие страстью и соблазном. Как ему тогда сказала Анриетта? Если камерограф хочет модель, это чувствуется? И это прекрасно для снимков? Похоже, что наоборот этот принцип работает не хуже. Когда между моделью и камерографом возникает подобный резонанс, их совместный шедевр оживает, и снимки вспыхивают ослепительным фейерверком… Но хватит об этом, не время!
- Итак, у вас было четыре партии камерографий, - подсказал он АрМоалю. – Три, сделанные позже, и первая, самая… рискованная.
- Верно, - кивнул франк. – Распечатав, я разложил их по отдельным конвертам и убрал в ящик секретера. Каждый снимок был в нескольких экземплярах – для моделей, для меня самого и для представления владельцам арт-галерей. Разумеется, у меня в мыслях не было рассылать их куда-либо! Именно потому, что обстоятельства… бывают разные. Отдавать их я собирался только при личной встрече! В клубе или еще где-то – неважно. И когда вчера почти в полночь мне нанесла визит ваша… тьеда Бёрнс, я, признаться, удивился. Никакой предварительной договоренности у нас не было! Да и время… Я, конечно, привык работать по ночам, но…
- Это было слишком, - кивнул Алекс. – Понимаю, Флория иногда возмутительно бесцеремонна.
А про себя прикинул, что визит этот случился уже после того, как он отправил Маред к ней домой, в городскую съемную квартиру. Насыщенный тогда выдался вечер! Драка с баргестовым ублюдком, тихая истерика Анри, короткий, но восхитительный поцелуй с Маред на лестнице... В то время, когда сам он беспокойно уснул рядом с измученной Анриеттой, Флория должна была сидеть дома! В полном соответствии с их договором, заключенным, кстати сказать, всего лишь тем утром! Недолго же она его соблюдала!
- Тьеда Бёрнс принесла извинения, - мрачно сказал АрМоаль. – И попросила экземпляр камерографий со своим участием. Сказала, что ею в качестве модели заинтересовался известный дамский журнал, но пробные снимки нужно предоставить немедленно, потому что их поверенный уже завтра уезжает из Лундена. В общем-то, ситуация обычная, в этой сфере деятельности не бывает ни выходных, ни приличного времени для визитов, так что я ей поверил. Особого восторга не испытывал, но камерографии отдать согласился – почему бы нет? Мои работы часто используют в журналах…
АрМоаль поморщился и еще раз глотнул бренди. Алекс тоже взял бокал, но к губам не поднес, не желая даже на миг оторвать взгляд от выразительного лица камерографа. Кажется, не лжет – весь опыт и чутье Алекса это подтверждали.
- Я взял из секретера нужный конверт и перебрал снимки, - ровно продолжил франк. – Тьеда Бёрнс едва не подпрыгивала от нетерпения! Она вообще в тот вечер пребывала в расстроенных чувствах, насколько я могу судить. Я подумал, что она беспокоится о контракте с журналом. Женщины ее… типа обычно очень ценят возможность предстать перед публикой в качестве модели. А мои камерографии, скажу без ложной скромности, могли значительно увеличить ее шансы на подобную карьеру или хотя бы на первый контракт.
С этим Алекс полностью согласился. Вряд ли для Флории АрМоаль сотворил такое же чудо, как для Анри, но мастер есть мастер, снимки наверняка были превосходны.
- Но пока я перебирал содержимое нужного конверта, мне на фониль пришел вызов, причем такой, который никак нельзя отложить или перенести. Разговор с главой Дома, к которому я принадлежу…
АрМоаль снова едва заметно поморщился.
- У вас неприятности? – тихо спросила Анриетта. – Что-то… серьезное?..
«И она может беспокоиться о его неприятностях?! – поразился Алекс. – Сегодня, сейчас?!»
- О, ничего… особенного, - поспешно отозвался АрМоаль. – Семейное дело, довольно неприятное, но меня оно касалось лишь косвенно. И все же присутствие свидетелей при разговоре никак не предполагалось, поэтому я извинился и вышел из гостиной, оставив там тьеду Флорию. Сейчас я понимаю, что это было напрасно. Совершенно напрасно! – добавил он, не отводя виноватого взгляда от Анри. – Если бы я только знал! Когда я вернулся – примерно через четверть часа – она любовалась набором своих камерографий. Ничего странного или подозрительного…
- Секретер вы перед уходом закрыли? – бесстрастно поинтересовался Алекс, ожидая чего угодно – прямой лжи, возмущения, попытки заверить, что он бы никогда…
- Закрыл, - кивнул АрМоаль. – Причем не обычным способом, а зачарованным замком работы сидхе. Человеческие замки слишком ненадежны, я на них не полагаюсь. Этот же меня никогда не подводил. Его мог открыть только я или…
- Или? – мягко уточнил Алекс.
- Мастер магии, - раздраженно бросил камерограф. – Не обязательно из-под Холмов, но тот, кто понимает, с чем имеет дело. У тьеды Бёрнс ведь не имеется чародейского таланта? Капелька фейской крови – возможно, чувствуется в ней что-то этакое… Но капли слишком мало! Тем более без нужных умений! Я даже не проверял камерографии после ее ухода – зачем?! А сегодня, после звонка тье Анриетты, проверил – и одного конверта не оказалось! Простите, я действительно не представляю, как она могла открыть секретер! Клянусь, что закрыл его!
В его голосе прозвучало неподдельное отчаяние, а взгляд снова был обращен к Анриетте, словно говорил он это все лишь ради нее. Впрочем, наверняка так и было.
- Пожалуй, в этом я могу вам поверить, - помолчав, сказал Алекс. – Потому что я как раз подобное представляю. – Теперь была его очередь морщиться, словно от горечи, и Алекс все же отпил бренди, хотя жгучее пряное золото не смыло вкус мерзости, прочно поселившийся во рту. – Флория действительно не обладает магическим талантом, но ее прежний покровитель, тот, который содержал ее до меня, был фейри-полукровкой. Дом Яблони, кажется… Он служил в посольстве и поселил Флорию в своем лунденском особняке. В то время она была весьма привержена употреблению алкоголя, поэтому ее покровитель держал крепкие напитки под магическим замком.
- То есть она… была знакома… - медленно начал АрМоаль. – С этими устройствами?!
- И довольно близко, - кивнул Алекс. – В магии многое решает искреннее и настойчивое желание. Я-то зачарованными замками не пользуюсь, да и Флория не давала повода подозревать себя в склонности к обычному воровству. Однако тогда у нее была огромная потребность научиться их открывать, и как-то она похвасталась мне, что достигла немалых успехов.
- Что ж, нынешний успех на этом поприще обойдется ей дорого, - негромко сказал АрМоаль, и в его голубых глазах Алексу почудился темный отблеск. – Она же не просто меня обокрала, она втоптала в грязь мою репутацию… - Он посмотрел на Анри, осекся и через несколько мгновений молчания, тяжело сгустившегося в комнате, добавил: - Я мог бы простить ей это, но не вашу боль. – А потом перевел взгляд на Алекса и так же ровно продолжил: - Я понимаю, что вы не обязаны мне верить. Флория Бёрнс принадлежит вам, и вы должны ее защищать. Как ее мужчина и как ее покровитель. Но я готов принести клятву на крови, что все именно так, как я рассказал.
- В том, что случилось, есть и моя вина, - тихо и ужасающе бесцветно отозвалась Анри. – На съемках в клубе я ее оскорбила. Я чувствовала себя выше… и показала ей это. Никто не заставлял меня делать камерографии, которые… Я забыла, кто я есть и что могу себе позволить… А что – не могу и не должна…
Алекс поймал взгляд Анри – измученный, пустой, тусклый – и при этом проницательно понимающий. Потянулся через стол, взял холодные руки Анриетты в свои ладони и выдохнул, не отрывая глаз от ее осунувшегося лица:
- Что бы ты ей ни сказала, это были всего лишь слова! Она же сделала то, что принесло другому человеку смерть. И она будет наказана. Обещаю!
* * *
Утром он проснулся рано, в окно с отдернутой шторой было видно, как розовое марево рассвета пытается пробиться через дымчатую облачную пелену – день обещал быть пасмурным, а то и дождливым. Алекса, обычно принимающего капризную лунденскую погоду с равнодушным смирением, это не расстроило, для дурного настроения у него имелись куда более весомые причины.
Несколько мгновений он лежал с открытыми глазами, глядя на незнакомый потолок и соображая, где и почему ночевал, а потом вспомнил все – и полуночный разговор, и чем тот закончился. Как уехал Эдриан Александр Вуд, он же Венсан АрМоаль, пообещав пока что не трогать Флорию, даже если сможет ее найти – исключительно потому, что теперь ответственность за ее поиски и наказание легли на Алекса. Поговорить с франком о Корригане времени не нашлось, да и разговор этот стоило хорошо продумать, так что торопиться Алекс не стал.
Как Алекс все-таки уговорил Анриетту лечь и сам устроился на диване в гостиной, ожидая, пока Анри заснет, и чутко вскидываясь на любой звук. Задремал он уже под утро, потому и не выспался. Однако сейчас встал с дивана, не позволив себе ни одного лишнего мгновения, тихонько вышел из гостиной и заглянул в приоткрытую дверь спальни.
Анриетта спала, замотавшись в одеяло до самого подбородка, словно гусеница – в кокон, от приоткрытого окна в комнате было прохладно. Длинные волосы, которые она терпеть не могла заплетать на ночь, разлетелись по подушке темным ореолом, дышала Анри вроде бы ровно и глубоко. Это хорошо, пусть поспит подольше…
Неслышно отступив, Алекс прошел на кухню, где уже возилась прислуга. Заплаканная женщина, одетая в черное, при его появлении сделала книксен, однако спрятала взгляд и поджала губы. Понятно, что она подумала о молодой хозяйке, которая, едва отправив тело матери в мертвецкую, позвала домой мужчину и оставила его на ночь. А в гостиной три бокала из-под бренди, да и соседи охотно поделятся наблюдениями, что гостей приехало двое…
Он вспомнил, как вчера Анри горько сказала, что приличных женщин в этом доме больше нет. Что ж, именно так все и станут думать, если, конечно, Анриетта вскоре не выйдет замуж. Сделать ей предложение, что ли? Так не примет… И, если начистоту, будет права. Лэрд Монтроз может позволить своей жене многое, но исполнять экзотические танцы с раздеванием – это уже слишком. Такое поведение общество воспримет как оскорбление королевы, пожаловавшей Монтрозу титул. И совсем не для того, чтобы титул этот стал фальшивой драгоценностью на платье клубной танцовщицы.
Если бы еще Анриетта публично раскаялась, принялась вести безупречный образ жизни и заглаживать прошлые прегрешения благотворительностью… Но этого она никогда не сделает. Во-первых, не считает себя виновной, во-вторых, танцы – ее жизнь. Отними их, заставь Анри вести добродетельное унылое существование, и она превратится в птицу, привыкшую к небу и лишившуюся крыльев…
- Тьеда Ресколь у себя в спальне, постарайтесь ее не будить, - сухо сказал он прислуге. – Я ночевал в гостиной, там можно убрать позже. С полицией и погребальной конторой я договорюсь и возьму все расходы на себя. Вам, случайно, не известно, оставляла ли покойная какие-то особые распоряжения? На такой случай…
- Тье Люсия о похоронах говорить боялась… - пробормотала женщина, вытерев рукой увлажнившиеся глаза. – Как услышит что-нибудь про смерть, так сразу разговор переводила… Будто вечно жить собиралась! А как же тье Анриетта теперь… совсем одна, бедняжка…
И умудрилась посмотреть на Алекса разом испытующе, льстиво и с жадным любопытством, как и надлежит смотреть на возможного жениха хозяйки и, чем Бригитта не шутит, будущего хозяина.
- Тьеда Анриетта ни в коем случае не одинока, - веско уронил Алекс. – У нее есть друзья, способные о ней позаботиться. Как и надежная верная прислуга, позвольте надеяться. Умеющая беречь репутацию дома в любых обстоятельствах. А то ведь о прислуге судят по месту, где она работает…
Та, уловив намек, снова поджала губы и молча присела. Однако требовать чаю и, тем более, завтрак, Алексу расхотелось. Ничего, доберется до конторы, попросит Кэролайн…
И осекся, словно в лицо плеснули ледяной водой. У него больше нет и никогда не будет Кэролайн. Умной, милой, веселой девушки, у которой впереди была вся жизнь. И Стивена больше не будет… Никогда. Проклятье, паршиво-то как на душе.
«За что ты со мной так, Мэтью? - подумал он, снова вспоминая Корригана, беспокоя память о нем осторожно, как трогают рану, готовую отозваться слепящей вспышкой боли – и ясно, что прикасаться к ней не стоит, но и удержаться при этом нестерпимо. – Всякого я ждал, но чтоб такого…»
А еще эти дурацкие намеки, которые теперь, на свежую голову, казались еще абсурднее. Что-что, а женщин они с Мэтью никогда не делили! Да, Алекс любил Маргарет, но любовь эту, неудачную, ненужную, запер в сердце надежно, будто приговоренного к смерти - в глухом подземелье Тауэра, и к Маргарет, связанной брачными узами с другим, относился бережно, словно к святыне – чистой, недоступной, достойной преклонения. Мэтью никогда не ревновал, он видел, как Алекс смотрит на Маргарет, как бережет ее честь и репутацию! Знал, что она ему как сестра, просто не мог не знать!
А больше Алекс и вспомнить не мог ни одной женщины, которая зацепила бы Корригана всерьез и, тем более, привлекла внимание самого Алекса. Это была последняя причина, по которой они могли бы поссориться, не говоря о смертельной вражде!
