А они в кучку столпились возле Сармади и стояли молча. Глаза – на половину лица, черные, огромные… И губы сжаты, чтобы не плакать. А главарь опять на нас посмотрел и сказал… на бриттском сказал, плохом, но понятном: «Белые господа, уезжайте. Мы не грабители. С этой семьей у нас долг мести за старую кровь, а невинных людей боги не велят зря убивать. Уезжайте». И стволом так покачал… Многозначительно. На меня, на Стивена, потом опять на меня и в сторону…
Он перевел дух и продолжил так же мерно и ровно, будто исповедуясь:
- У меня тогда внутри все застыло, понимаете, Маред? Ну что мы с нашей парой винтовок и двумя револьверами могли сделать? Нам бы их даже взять никто не дал. И в голове, как сейчас помню, так стало ясно… Если не уехать, нас просто убьют, что же непонятного? А если уехать – как потом жить? Ну вот, а Стивен побелел как полотно – да как закричит! «А детей убивать вам боги велят? Ну так правильно, что я не верю ни в каких богов! Ни в наших, ни в ваших! Не может быть богов, которые это позволяют! Стрелять хочешь – стреляй, не пугай! Мне умереть не стыдно! Только вот что я тебе скажу напоследок! Если бы не они вышли на дорогу, а ваши дети, я бы их спасал и не спрашивал, какой они крови!»
Монтроз замолчал, покачивая в пальцах бокал с остатками жидкого темного золота.
- И… что было дальше? – осторожно спросила через несколько мгновений Маред, у которой по спине бежали мурашки, а в горле стоял плотный комок.
- Ничего, - до жути равнодушно отозвался лэрд. – Совершенно ничего. Они постояли, поговорили между собой на своем языке, главарь посмотрел на Стивена, потом на Сармади с детьми… И опять махнул рукой. Вся дюжина как один человек развернула коней и ускакала. Стивена зашатало, я его еле запихнул обратно в фургон. Ну и кашимурцев наших тоже, конечно. Сам сел за руль, и поехали мы дальше. В городе высадили Сармади с детворой, у них там родственники были какие-то. Потом сдали груз по принадлежности, раскланялись с принимающей стороной, отправили деньги в Лунден банковским переводом. А потом нашли отель и напились. До темноты в глазах, до блевоты, пока обратно все не пошло. Стивен даже расплакался… Сказал, сам не помнит, что кричал, а нас ведь, наоборот, могли за эти его слова убить. Повезло, что и говорить. Чутье у Стивена всегда было отменное, и на людей, и на слова.
- И все закончилось? – прошептала Маред. – Вот так вот?
- Ну почему же все? – скупо усмехнулся лэрд. – Сармади потом нашел в Лундене и меня, и Стивена. Родственники у него оказались богатые и порядочные, приняли сирот как родных, его отправили учиться. Благодарить приезжали… Сказали, что за их семьей кровный долг остался. Пока Сармади здесь учился, мы часто встречались, а теперь письмами обмениваемся. Он из Вендии уехал, женился на дочери аравийского бедуина и перебрался в Шарин-Шахр. В гости постоянно зовет, но я всего однажды выбрался… Как ему про Стивена рассказать…
И опять замолчал.
Маред сидела, не зная, что сказать. Она почти не знала тьена Хендерсона и уж точно не знала такого лэрда Монтроза. Она вообще едва могла поверить, что такое случается с обычными людьми, а не в приключенческих романах. И Монтроз, который все это пережил, рассказывает все так просто… Нечеловечески просто! Словно не вполне понимает, о чем говорит!
- Вот и все, что нужно знать про Стивена Хендерсона, прими Ллир его душу, - растянулись губы Монтроза то ли в улыбке, то ли в горькой усмешке. – Он, конечно, еще многое успел за двадцать лет, которые потом прошли. Женился, развелся, помогал мне строить «Корсар», любил сына… Очень хотел жениться снова – по большой любви, я точно знаю. Кэролайн, бедная девочка… Но даже не будь у него этих двадцати лет… Маред, я не знаю, что нас ждет по ту сторону жизни. Жрецы говорят по-разному, а я не верю рекламным обещаниям, пусть их даже придумали несколько тысяч лет назад. Но если там и правда оценивают тех, кто пришел отсюда… Стивену есть что бросить на чашу весов. Идите, Маред… И благодарю, что выслушали.
- Я… Да…
Маред вскочила, чувствуя себя нелепой, беспомощной и жалкой. Кивнула, суетливо шагнула к двери и успела увидеть, как Монтроз одним махом допивает бренди, а потом снова тянется к проигрывателю.
Последний куплет догнал ее уже за дверью. Вонзился прямо в сердце, и Маред задохнулась от боли, оперлась рукой о стену, глотая горькие слезы. Да, она не знала этого человека! Но теперь все еще хуже… неправильнее… Стивен Хендерсон, Кэролайн… Как там сказал Монтроз? Если уехать – как потом жить?! А в сердце все глубже вонзался голос, поющий незамысловатую песенку о жадной лэди и незадачливом влюбленном кавалере:
Прощай же, дева моей мечты,
Господь да хранит тебя в том краю,
Где без меня продолжаешь ты
Беспечную жизнь свою.
Молю, чтоб скорби моей слова
Услышал наш всемогущий бог.
И эти зелёные рукава
На мой возвратил порог…
На мой возвратил порог.
* * *
Дверь за выскочившей тье Уинни закрылась, и Алекс тяжело выдохнул. И зачем он разоткровенничался? Маред не знала Стивена, что ей до этой давней истории? Да они со Стивеном и сами ее никогда не вспоминали. Все, что с ними было во время Великого Взлета, там и осталось. Теперь об этом больно даже думать. Но раньше, до того, как он обнажил душу перед Маред, было больнее.
Вдруг захотелось прямо сейчас написать письмо Сармади, но это уже пьяная глупость. Такое следует делать трезвым, чтобы потом не было стыдно перед другом и самим собой. Поэтому нужно сунуть голову под холодную воду, выпить эльфийское средство от похмелья, чтобы завтра не сдохнуть, и заставить себя уснуть. А лучше проблеваться хорошенько, и уже потом пить зелье.
Прекрасный план, милэрд королевский стряпчий! Завтра вас ждет безумный день! Впрочем, он еще сегодня не закончился. Который там час? Восьми еще нет… Спать рано, иначе он проснется среди ночи, и тогда завтра точно будет плохо. Это в двадцать можно было позволять себе что угодно. И даже в тридцать. Сейчас уже дороговато обходится, и если бы только деньгами.
А Стивен шутил про вторую молодость и верил в нее. Купил билеты в Лютецию, чтобы показать ее Кэролайн… Хорошей девочке Кэролайн. А песню любил о продажной красотке с зелеными рукавами… Хватит, Сутяга! Им ты уже не поможешь, а себя жалеть – самому не противно? Растекся лужей… И ладно бы в одиночку, так еще Маред напугал.
Кстати, нужно с ней завтра поговорить. Бреслин зря ее подозревает, бедняжка ни при чем, но рядом с ним ей и вправду опасно. Маред лучше уехать… Нужно отправить ее подальше, да хоть в ту же Лютецию. Пусть отдохнет, посмотрит прекрасный город… Недели на две, пока здесь не схлынет самая мутная вода, а то и подольше.
Он взял фониль и посмотрел на список звонков и сообщений. Деловые партнеры, просто знакомые… Короткое письмо от Сида: «Знаю, что жив. Буду нужен – звони. Удачи». На сердце потеплело. Умница Сид – как всегда протягивает руку помощи, но не навязывается… Флория ничего писать не стала, зато от нее две дюжины звонков – практически истерика. Анри… Анриетта ничего не писала и не звонила. У нее с утра были какие-то дела, она может и вовсе ничего не знать…
Алекс потряс головой, пытаясь сосредоточиться и ненавидя собственную слабость. Болван, зачем пил?! Только хуже стало… Анриетта – это очень важно! Как и Незабудка… Когда Бреслин предложил охрану для его женщин, Алекс отказался, но это было до сегодняшнего кошмара. Теперь охрана необходима! Приставить к ним людей, а лучше тоже отправить за границу. Анриетта мечтает увидеть восточные страны, Флория давно намекает на поездку к морю… Это, конечно, не гарантирует им безопасности, но если все сделать верно…
Звонок оглушил, резанул по воспаленным нервам – Алекс едва не уронил фониль. А вот и Анри! Это хорошо, что она позвонила, просто прекрасно! Анриетта – умница, истерик устраивать не станет. Заодно и поездку можно обсудить…
Он поднес фониль к уху, с отвращением глянул на бокал и пустую бутылку – запах бренди показался омерзительным.
- Алекс… - Голос у Анриетты был очень странным. Тихим и спокойным, но не обычным спокойствием, а тем, от которого волосок до срыва. – Я знаю, что случилось. Прости, что сразу не позвонила. Я… рада, что ты в порядке. Очень рада…
По спине, смывая пьяную тупую расслабленность, пробежал озноб. Алекс прижал фониль сильнее, словно это могло приблизить говорившую, и потребовал:
- Анри, не молчи! Что случилось? Анри?! Ты в клубе? Если нужно, я сейчас приеду!
- Не нужно приезжать, - отозвался бесцветный голос, показавшийся страшно далеким. – Я дома. У меня… Алекс, моя матушка умерла.
- Светлые боги! – выдохнул Алекс. – Анри, мне так жаль! Как не нужно? Я приеду сейчас… Что случилось? Это сердечный приступ?
Он замялся, не зная, что сказать. Точно болван, еще и уточнять вздумал зачем-то! Наверняка приступ, у нее же было больное сердце. Анриетта оплачивала лучших целителей, хотя понимала, что это вопрос времени… Но как раз времени своей матери она купила немало!
- Приступ, - равнодушно согласилась Анриетта и вдруг будто захлебнулась, а потом с трудом проговорила: - Это я… виновата. Она увидела камерографии… Моя вина…
- Какие камерографии? – уточнил Алекс так осторожно, словно Анри стояла на Лунденском мосту, готовясь прыгнуть вниз.
- Непристойные. Те, что снял Венсан АрМоаль, - прозвучал безумно далекий и пустой голос. – Я согласилась, и он их сделал. Потом, когда все разъехались из клуба. Камерографии в спальне… Он обещал, что их никто не увидит. А сегодня днем, пока я отлучилась из дома, курьер принес пакет с камерографиями. Сказал, что для тьеды Ресколь. Матушка, наверное, подумала, что для нее… Она их посмотрела и… Я вернулась, а она…
- Я его убью, - прошептал Алекс в трубку фониля. – Ради Луга, неужели он такой безмозглый мерзавец? Анри, ты не виновата!
- АрМоаль клянется, что ничего не отправлял. – Анриетта вздохнула и призналась с той же бесконечной измученностью: - Я не знаю, во что верить. Но кто-то же их прислал. И какая теперь разница? Если бы я не согласилась позировать, она бы не узнала…
- Анри, не смей даже думать об этом! – закричал Алекс, вскакивая с кровати. – Не смей, слышишь? Я сейчас приеду… Анри, мне правда жаль! Но если он, мы это выясним! Ничего не делай, не трогай снимки и пакет от них. Я эту тварь…
Фониль пикнул, обрывая разговор.
Алекс бросил его на столик и заметался по спальне. За руль ему сейчас нельзя, но под окнами стоит мобилер, а в нем люди Бреслина. Очень удачно! Да что же это за лавина несчастий? Маред… Маред посидит здесь, ничего с ней не случится. Только нужно позвонить Фергалу, чтобы прислал еще охрану. А ему нужно к Анри! Только бы не опоздать! Только бы Анриетта не успела натворить ничего непоправимого!
.
Как же Фергалу хотелось послать его к боуги! А то и куда непристойнее! Молчаливое тягучее бешенство Бреслина словно лилось через трубку фониля, и Алекс прекрасно его понимал. Когда подопечный, за жизнь и благополучие которого ты отвечаешь репутацией, ведет себя столь легкомысленно, ни один вменяемый начальник охраны подобному не радуется.
- До утра это важнейшее дело не может подождать? – выдавил, наконец, Фергал.
- Никоим образом, - почти виновато отозвался Алекс.
Почти, потому что помнил, с одной стороны, кто платит Бреслину очень недурное жалованье – в том числе за готовность работать в любое время дня и ночи, не предъявляя претензий. А виновато все-таки – потому что Фергал наверняка устал гораздо сильнее него. Как ни крути, сейчас именно на Бреслина свалилось множество обязанностей. От общения с репортерами, которым следовало бросить вкусно пахнущий кусок, пока эти гиены не дорылись до него сами, и до приказа Алекса найти подход к Мэтью Корригану.
- У Анриетты умерла мать, - пояснил он со вздохом. – И, кажется, я нужен тье Ресколь не только для выражения соболезнований. Мы не афишировали связь, так что репортеров у ее дома быть не должно. А если кто-то из газетчиков дежурит здесь, я ведь могу рассчитывать на твоего человека?
- Вполне, - все еще мрачно отозвался Бреслин. – Если кто-то и сядет вам на хвост, Майкл оторвется.
- Тогда пришли ему смену, - попросил Алекс. – Маред в моих апартаментах одна, и если за ней присмотрят, мне будет спокойнее. Она обещала никуда не выходить, так что твои люди могут подежурить возле дома... Ах, баргест!
- Что-то еще случилось? – безнадежно уточнил Бреслин.
- Я не подумал, что ей нужно переодеться. Весь ее гардероб остался в Мэйд Вэл, и завтра Маред просто не в чем идти на службу. А знаешь, это даже к лучшему! Пусть побудет дома, так безопаснее. В отдел я передам, что тье Уинни заболела от нервного потрясения. После вчерашнего вызова целителя в этом никто не усомнится… И вот еще, помнишь нашего дорогого друга из Лютеции, господина АрМоаля?
- Представь, как раз сегодня собирался о нем докладывать, да после взрыва из головы вылетело. А обстоятельства обнаружились прелюбопытные!
- Вот как? – Алекс кивнул Майклу, открывшему для него дверцу мобилера, и сел на заднее сиденье. – Рассказывай!
- Первое имя твоего франка – Эдриан Александр Вуд, а Венсаном АрМоалем он стал не так уж давно, лет восемь-девять назад. Вполне законно, кстати, с разрешения Дома Терновника, который как раз и пожаловал ему право так зваться. Моаль на сидском означает «дикий терн», а приставка – для квартеронов. Ну а более подходящее к такой фамилии имя твой камерограф сам подобрал, полагаю. Может, ему не нравилось, как его батюшка с матушкой нарекли, а может, решил, что для богемного ремесла нужно что-то броское, экзотичное. Не знаю, как во Франкии дело обстоит с Венсанами, а у нас-то Эдрианов и Александров на дюжину – двенадцать, сам понимаешь!
- И не говори, - усмехнулся Алекс. – Куда пальцем ни ткни, в Александра попадешь. Да и Вуды не редкость. Ну, сменил он имя, и что с того?
- А то, что Эдриан Александр Вуд – кузен Маргарет Корриган, в девичестве Маргарет Вуд. Покойной жены Мэтью Корригана!
Алекса будто ударили под дых, у него даже в глазах на пару мгновений потемнело. Маргарет?! АрМоаль – кузен Маргарет?!
- Я… помню, кто такая Маргарет Вуд, - сказал он, помолчав, и откинулся на спинку сиденья. – Но никогда не слышал про ее кузена. Правда, я не слишком хорошо знал ее семью, но Мэтью-то был с ними прекрасно знаком. А он про Венсана… или Эдриана… В общем, ни про одного кузена Маргарет он ни словом никогда не обмолвился. И… на похоронах Маргарет АрМоаля точно не было.
- Возможно, Корриган о нем тоже не знал. АрМоаль уехал во Франкию совсем молодым. Там нашел свою эльфийскую родню и несколько лет жил в Холмах. А право на имя заработал – ты не поверишь, где!
- Ну так удиви меня, - рассеянно отозвался Алекс, пытаясь отогнать непрошеные горькие мысли о Маргарет.
И Бреслин его удивил.
- В Крапивном Легионе! Наемником на службе Девяти Великих Домов! Отслужил там дважды по семь лет, а это, знаешь ли, не всякому удается.
В голосе Бреслина отчетливо слышалось самодовольство. Так мог бы говорить охотничий пес, притащивший хозяину редкостную и нежданную добычу. Выследил, поймал, принес – хвали!
- Крапивный Легион… - повторил Алекс, пытаясь собраться с мыслями и до омерзения жалея, что напился.
Он перевел дух и продолжил так же мерно и ровно, будто исповедуясь:
- У меня тогда внутри все застыло, понимаете, Маред? Ну что мы с нашей парой винтовок и двумя револьверами могли сделать? Нам бы их даже взять никто не дал. И в голове, как сейчас помню, так стало ясно… Если не уехать, нас просто убьют, что же непонятного? А если уехать – как потом жить? Ну вот, а Стивен побелел как полотно – да как закричит! «А детей убивать вам боги велят? Ну так правильно, что я не верю ни в каких богов! Ни в наших, ни в ваших! Не может быть богов, которые это позволяют! Стрелять хочешь – стреляй, не пугай! Мне умереть не стыдно! Только вот что я тебе скажу напоследок! Если бы не они вышли на дорогу, а ваши дети, я бы их спасал и не спрашивал, какой они крови!»
Монтроз замолчал, покачивая в пальцах бокал с остатками жидкого темного золота.
- И… что было дальше? – осторожно спросила через несколько мгновений Маред, у которой по спине бежали мурашки, а в горле стоял плотный комок.
- Ничего, - до жути равнодушно отозвался лэрд. – Совершенно ничего. Они постояли, поговорили между собой на своем языке, главарь посмотрел на Стивена, потом на Сармади с детьми… И опять махнул рукой. Вся дюжина как один человек развернула коней и ускакала. Стивена зашатало, я его еле запихнул обратно в фургон. Ну и кашимурцев наших тоже, конечно. Сам сел за руль, и поехали мы дальше. В городе высадили Сармади с детворой, у них там родственники были какие-то. Потом сдали груз по принадлежности, раскланялись с принимающей стороной, отправили деньги в Лунден банковским переводом. А потом нашли отель и напились. До темноты в глазах, до блевоты, пока обратно все не пошло. Стивен даже расплакался… Сказал, сам не помнит, что кричал, а нас ведь, наоборот, могли за эти его слова убить. Повезло, что и говорить. Чутье у Стивена всегда было отменное, и на людей, и на слова.
- И все закончилось? – прошептала Маред. – Вот так вот?
- Ну почему же все? – скупо усмехнулся лэрд. – Сармади потом нашел в Лундене и меня, и Стивена. Родственники у него оказались богатые и порядочные, приняли сирот как родных, его отправили учиться. Благодарить приезжали… Сказали, что за их семьей кровный долг остался. Пока Сармади здесь учился, мы часто встречались, а теперь письмами обмениваемся. Он из Вендии уехал, женился на дочери аравийского бедуина и перебрался в Шарин-Шахр. В гости постоянно зовет, но я всего однажды выбрался… Как ему про Стивена рассказать…
И опять замолчал.
Маред сидела, не зная, что сказать. Она почти не знала тьена Хендерсона и уж точно не знала такого лэрда Монтроза. Она вообще едва могла поверить, что такое случается с обычными людьми, а не в приключенческих романах. И Монтроз, который все это пережил, рассказывает все так просто… Нечеловечески просто! Словно не вполне понимает, о чем говорит!
- Вот и все, что нужно знать про Стивена Хендерсона, прими Ллир его душу, - растянулись губы Монтроза то ли в улыбке, то ли в горькой усмешке. – Он, конечно, еще многое успел за двадцать лет, которые потом прошли. Женился, развелся, помогал мне строить «Корсар», любил сына… Очень хотел жениться снова – по большой любви, я точно знаю. Кэролайн, бедная девочка… Но даже не будь у него этих двадцати лет… Маред, я не знаю, что нас ждет по ту сторону жизни. Жрецы говорят по-разному, а я не верю рекламным обещаниям, пусть их даже придумали несколько тысяч лет назад. Но если там и правда оценивают тех, кто пришел отсюда… Стивену есть что бросить на чашу весов. Идите, Маред… И благодарю, что выслушали.
- Я… Да…
Маред вскочила, чувствуя себя нелепой, беспомощной и жалкой. Кивнула, суетливо шагнула к двери и успела увидеть, как Монтроз одним махом допивает бренди, а потом снова тянется к проигрывателю.
Последний куплет догнал ее уже за дверью. Вонзился прямо в сердце, и Маред задохнулась от боли, оперлась рукой о стену, глотая горькие слезы. Да, она не знала этого человека! Но теперь все еще хуже… неправильнее… Стивен Хендерсон, Кэролайн… Как там сказал Монтроз? Если уехать – как потом жить?! А в сердце все глубже вонзался голос, поющий незамысловатую песенку о жадной лэди и незадачливом влюбленном кавалере:
Прощай же, дева моей мечты,
Господь да хранит тебя в том краю,
Где без меня продолжаешь ты
Беспечную жизнь свою.
Молю, чтоб скорби моей слова
Услышал наш всемогущий бог.
И эти зелёные рукава
На мой возвратил порог…
На мой возвратил порог.
* * *
Дверь за выскочившей тье Уинни закрылась, и Алекс тяжело выдохнул. И зачем он разоткровенничался? Маред не знала Стивена, что ей до этой давней истории? Да они со Стивеном и сами ее никогда не вспоминали. Все, что с ними было во время Великого Взлета, там и осталось. Теперь об этом больно даже думать. Но раньше, до того, как он обнажил душу перед Маред, было больнее.
Вдруг захотелось прямо сейчас написать письмо Сармади, но это уже пьяная глупость. Такое следует делать трезвым, чтобы потом не было стыдно перед другом и самим собой. Поэтому нужно сунуть голову под холодную воду, выпить эльфийское средство от похмелья, чтобы завтра не сдохнуть, и заставить себя уснуть. А лучше проблеваться хорошенько, и уже потом пить зелье.
Прекрасный план, милэрд королевский стряпчий! Завтра вас ждет безумный день! Впрочем, он еще сегодня не закончился. Который там час? Восьми еще нет… Спать рано, иначе он проснется среди ночи, и тогда завтра точно будет плохо. Это в двадцать можно было позволять себе что угодно. И даже в тридцать. Сейчас уже дороговато обходится, и если бы только деньгами.
А Стивен шутил про вторую молодость и верил в нее. Купил билеты в Лютецию, чтобы показать ее Кэролайн… Хорошей девочке Кэролайн. А песню любил о продажной красотке с зелеными рукавами… Хватит, Сутяга! Им ты уже не поможешь, а себя жалеть – самому не противно? Растекся лужей… И ладно бы в одиночку, так еще Маред напугал.
Кстати, нужно с ней завтра поговорить. Бреслин зря ее подозревает, бедняжка ни при чем, но рядом с ним ей и вправду опасно. Маред лучше уехать… Нужно отправить ее подальше, да хоть в ту же Лютецию. Пусть отдохнет, посмотрит прекрасный город… Недели на две, пока здесь не схлынет самая мутная вода, а то и подольше.
Он взял фониль и посмотрел на список звонков и сообщений. Деловые партнеры, просто знакомые… Короткое письмо от Сида: «Знаю, что жив. Буду нужен – звони. Удачи». На сердце потеплело. Умница Сид – как всегда протягивает руку помощи, но не навязывается… Флория ничего писать не стала, зато от нее две дюжины звонков – практически истерика. Анри… Анриетта ничего не писала и не звонила. У нее с утра были какие-то дела, она может и вовсе ничего не знать…
Алекс потряс головой, пытаясь сосредоточиться и ненавидя собственную слабость. Болван, зачем пил?! Только хуже стало… Анриетта – это очень важно! Как и Незабудка… Когда Бреслин предложил охрану для его женщин, Алекс отказался, но это было до сегодняшнего кошмара. Теперь охрана необходима! Приставить к ним людей, а лучше тоже отправить за границу. Анриетта мечтает увидеть восточные страны, Флория давно намекает на поездку к морю… Это, конечно, не гарантирует им безопасности, но если все сделать верно…
Звонок оглушил, резанул по воспаленным нервам – Алекс едва не уронил фониль. А вот и Анри! Это хорошо, что она позвонила, просто прекрасно! Анриетта – умница, истерик устраивать не станет. Заодно и поездку можно обсудить…
Он поднес фониль к уху, с отвращением глянул на бокал и пустую бутылку – запах бренди показался омерзительным.
- Алекс… - Голос у Анриетты был очень странным. Тихим и спокойным, но не обычным спокойствием, а тем, от которого волосок до срыва. – Я знаю, что случилось. Прости, что сразу не позвонила. Я… рада, что ты в порядке. Очень рада…
По спине, смывая пьяную тупую расслабленность, пробежал озноб. Алекс прижал фониль сильнее, словно это могло приблизить говорившую, и потребовал:
- Анри, не молчи! Что случилось? Анри?! Ты в клубе? Если нужно, я сейчас приеду!
- Не нужно приезжать, - отозвался бесцветный голос, показавшийся страшно далеким. – Я дома. У меня… Алекс, моя матушка умерла.
- Светлые боги! – выдохнул Алекс. – Анри, мне так жаль! Как не нужно? Я приеду сейчас… Что случилось? Это сердечный приступ?
Он замялся, не зная, что сказать. Точно болван, еще и уточнять вздумал зачем-то! Наверняка приступ, у нее же было больное сердце. Анриетта оплачивала лучших целителей, хотя понимала, что это вопрос времени… Но как раз времени своей матери она купила немало!
- Приступ, - равнодушно согласилась Анриетта и вдруг будто захлебнулась, а потом с трудом проговорила: - Это я… виновата. Она увидела камерографии… Моя вина…
- Какие камерографии? – уточнил Алекс так осторожно, словно Анри стояла на Лунденском мосту, готовясь прыгнуть вниз.
- Непристойные. Те, что снял Венсан АрМоаль, - прозвучал безумно далекий и пустой голос. – Я согласилась, и он их сделал. Потом, когда все разъехались из клуба. Камерографии в спальне… Он обещал, что их никто не увидит. А сегодня днем, пока я отлучилась из дома, курьер принес пакет с камерографиями. Сказал, что для тьеды Ресколь. Матушка, наверное, подумала, что для нее… Она их посмотрела и… Я вернулась, а она…
- Я его убью, - прошептал Алекс в трубку фониля. – Ради Луга, неужели он такой безмозглый мерзавец? Анри, ты не виновата!
- АрМоаль клянется, что ничего не отправлял. – Анриетта вздохнула и призналась с той же бесконечной измученностью: - Я не знаю, во что верить. Но кто-то же их прислал. И какая теперь разница? Если бы я не согласилась позировать, она бы не узнала…
- Анри, не смей даже думать об этом! – закричал Алекс, вскакивая с кровати. – Не смей, слышишь? Я сейчас приеду… Анри, мне правда жаль! Но если он, мы это выясним! Ничего не делай, не трогай снимки и пакет от них. Я эту тварь…
Фониль пикнул, обрывая разговор.
Алекс бросил его на столик и заметался по спальне. За руль ему сейчас нельзя, но под окнами стоит мобилер, а в нем люди Бреслина. Очень удачно! Да что же это за лавина несчастий? Маред… Маред посидит здесь, ничего с ней не случится. Только нужно позвонить Фергалу, чтобы прислал еще охрану. А ему нужно к Анри! Только бы не опоздать! Только бы Анриетта не успела натворить ничего непоправимого!
.
Глава 3. В тени страха
Глава 3. В тени страха
Как же Фергалу хотелось послать его к боуги! А то и куда непристойнее! Молчаливое тягучее бешенство Бреслина словно лилось через трубку фониля, и Алекс прекрасно его понимал. Когда подопечный, за жизнь и благополучие которого ты отвечаешь репутацией, ведет себя столь легкомысленно, ни один вменяемый начальник охраны подобному не радуется.
- До утра это важнейшее дело не может подождать? – выдавил, наконец, Фергал.
- Никоим образом, - почти виновато отозвался Алекс.
Почти, потому что помнил, с одной стороны, кто платит Бреслину очень недурное жалованье – в том числе за готовность работать в любое время дня и ночи, не предъявляя претензий. А виновато все-таки – потому что Фергал наверняка устал гораздо сильнее него. Как ни крути, сейчас именно на Бреслина свалилось множество обязанностей. От общения с репортерами, которым следовало бросить вкусно пахнущий кусок, пока эти гиены не дорылись до него сами, и до приказа Алекса найти подход к Мэтью Корригану.
- У Анриетты умерла мать, - пояснил он со вздохом. – И, кажется, я нужен тье Ресколь не только для выражения соболезнований. Мы не афишировали связь, так что репортеров у ее дома быть не должно. А если кто-то из газетчиков дежурит здесь, я ведь могу рассчитывать на твоего человека?
- Вполне, - все еще мрачно отозвался Бреслин. – Если кто-то и сядет вам на хвост, Майкл оторвется.
- Тогда пришли ему смену, - попросил Алекс. – Маред в моих апартаментах одна, и если за ней присмотрят, мне будет спокойнее. Она обещала никуда не выходить, так что твои люди могут подежурить возле дома... Ах, баргест!
- Что-то еще случилось? – безнадежно уточнил Бреслин.
- Я не подумал, что ей нужно переодеться. Весь ее гардероб остался в Мэйд Вэл, и завтра Маред просто не в чем идти на службу. А знаешь, это даже к лучшему! Пусть побудет дома, так безопаснее. В отдел я передам, что тье Уинни заболела от нервного потрясения. После вчерашнего вызова целителя в этом никто не усомнится… И вот еще, помнишь нашего дорогого друга из Лютеции, господина АрМоаля?
- Представь, как раз сегодня собирался о нем докладывать, да после взрыва из головы вылетело. А обстоятельства обнаружились прелюбопытные!
- Вот как? – Алекс кивнул Майклу, открывшему для него дверцу мобилера, и сел на заднее сиденье. – Рассказывай!
- Первое имя твоего франка – Эдриан Александр Вуд, а Венсаном АрМоалем он стал не так уж давно, лет восемь-девять назад. Вполне законно, кстати, с разрешения Дома Терновника, который как раз и пожаловал ему право так зваться. Моаль на сидском означает «дикий терн», а приставка – для квартеронов. Ну а более подходящее к такой фамилии имя твой камерограф сам подобрал, полагаю. Может, ему не нравилось, как его батюшка с матушкой нарекли, а может, решил, что для богемного ремесла нужно что-то броское, экзотичное. Не знаю, как во Франкии дело обстоит с Венсанами, а у нас-то Эдрианов и Александров на дюжину – двенадцать, сам понимаешь!
- И не говори, - усмехнулся Алекс. – Куда пальцем ни ткни, в Александра попадешь. Да и Вуды не редкость. Ну, сменил он имя, и что с того?
- А то, что Эдриан Александр Вуд – кузен Маргарет Корриган, в девичестве Маргарет Вуд. Покойной жены Мэтью Корригана!
Алекса будто ударили под дых, у него даже в глазах на пару мгновений потемнело. Маргарет?! АрМоаль – кузен Маргарет?!
- Я… помню, кто такая Маргарет Вуд, - сказал он, помолчав, и откинулся на спинку сиденья. – Но никогда не слышал про ее кузена. Правда, я не слишком хорошо знал ее семью, но Мэтью-то был с ними прекрасно знаком. А он про Венсана… или Эдриана… В общем, ни про одного кузена Маргарет он ни словом никогда не обмолвился. И… на похоронах Маргарет АрМоаля точно не было.
- Возможно, Корриган о нем тоже не знал. АрМоаль уехал во Франкию совсем молодым. Там нашел свою эльфийскую родню и несколько лет жил в Холмах. А право на имя заработал – ты не поверишь, где!
- Ну так удиви меня, - рассеянно отозвался Алекс, пытаясь отогнать непрошеные горькие мысли о Маргарет.
И Бреслин его удивил.
- В Крапивном Легионе! Наемником на службе Девяти Великих Домов! Отслужил там дважды по семь лет, а это, знаешь ли, не всякому удается.
В голосе Бреслина отчетливо слышалось самодовольство. Так мог бы говорить охотничий пес, притащивший хозяину редкостную и нежданную добычу. Выследил, поймал, принес – хвали!
- Крапивный Легион… - повторил Алекс, пытаясь собраться с мыслями и до омерзения жалея, что напился.