ЧАСТЬ 1
Кельтари ар-Каэльгард, её императорское высочество, третья драгоценность короны, повелительница Даро, светлейший протектор колоний Амонтагладо, Дилья и Хоразон.
Карты шлепнулись о полированное дерево столешницы, рассыпались, насмешливо шелестя. Три дракона и шут. Человечек в ярком колпаке подмигнул с тщательно прорисованной картинки. Старинная колода, дорогая… И вино ей под стать. То-то в голове уже слегка шумит. Пожимаю плечами, открывая свою комбинацию. Император и три единорога. Хорошая карта. Не дотянула совсем чуть-чуть. Вокруг плеснуло вздохами, глубокомысленными комментариями, поздравлениями наместнику и фальшивыми сочувствиями мне, словно на кону стояла, по меньшей мере, императорская корона.
— Похоже, вам удивительно везет в любви, ваше высочество.
— Кому в чем. Ставка ваша, признаю.
Надо держать лицо. Слегка склонить голову, чтобы пряди рассыпались, обрамляя лицо, ловя блики от свечей черной шелковой гладью, и сразу вскинуть, улыбнувшись ясно и дерзко. Радуйся, выиграл… Любое желание, исполнимое здесь и сейчас. Без нарушения законов. Без посторонней помощи или участия. Ну, и что же ты придумаешь? Что осмелишься потребовать от принцессы императорского дома? То-то приглушенные голоса вокруг моментально стихли, слышно, как свечи потрескивают в тяжелом резном подсвечнике рядом с игральным столом.
— Так что желаете, сир Ленар?
— Дайте минуту, моя принцесса. Такой случай…
Как будто не придумал заранее. Еще тогда, когда навязал это приглашение — не сам, конечно, через кузена — и затеял игру для развлечения дорогих гостей. О нет, конечно, не один на один. Просто так получилось, что за несколько кругов отсеялись все, кроме нас двоих. Само собой вышло! Ну, разумеется! И единственный момент, когда можно было отказаться, проплыл мимо под заинтересованным взглядом серых глаз Мэла, мерцающих в свете канделябров серебром. Ради него, чтобы развлечь и показать что-то новенькое, я и согласилась.
— Думайте, Ленар, думайте. А я пока выпью, что ли. Для храбрости.
То ли пятый бокал за вечер, то ли седьмой… Начала еще дома, собираясь сюда. Зря, конечно. Совершенно зря. Темно-красная жидкость пахнет дурманно-резко. Кружево манжеты мелькает мимо глаз так быстро, что успеваешь только удивиться внезапному исчезновению вина. А Мэл уже присаживается на подлокотник одним змеиным движением, свободной рукой по-хозяйски обнимая меня за плечи и небрежно салютуя захваченной добычей моему партнеру. Спешите видеть: главный скандал сезона — нечисть из варварского мира в роли официального фаворита принцессы крови. Метрополия новость уже с восторгом переварила, а здесь возмущенные шепотки и косые взгляды забавляют несказанно. Жуткая глушь эта Дилья. И быть здесь наместницей — почетная опала. А прислать меня инспектировать строительство шахт к бывшему любовнику — изысканная шутка папеньки. Что ж, я тоже люблю пошутить. Тот, кто сидит на подлокотнике — тому живой пример.
— У вас отличное вино, сир Ленар. Этого сорта я еще не пробовал. Поделишься, сердце мое?
А это уже мне. Очень вовремя. И вправду — хватит. Вздыхаю облегченно и с благодарностью.
— Для тебя хоть луну с неба. Ну, так что?
Ленар, откинувшись на спинку кресла, прищуривает тигриное золото глаз. Тишину уже можно резать ножом, а этот мерзавец все тянет и тянет паузу, наслаждаясь. Наконец, вкрадчиво роняет:
— Говорят, что некогда наша высокородная принцесса, третья драгоценность короны, да хранят её светлые силы, увлекалась танцами…
— Говорят, — подтверждаю я.
— И говорят также, что успехи были столь велики, что наставники пророчили ей славу лучшей танцовщицы столетия…
— И это говорят, — мило улыбаюсь я. — Но людям свойственно преувеличивать.
Рука на плече тихонько перебирает атлас моей рубашки, тонкие пальцы гладят, скользят кругами. Сказать, что это отвлекает — ничего не сказать. Но вряд ли хоть один взмах ресницами того, кто сидит напротив, ускользает от существа, примостившегося на подлокотнике. Тех, кто хочет меня обидеть, Мэл не любит. А когда Мэл кого-то не любит, бывает всякое.
— Говорят еще, что некоторые танцы, из тех, что не принято смотреть в свете солнца, удавались нашей принцессе так, что даже её наставницы из Радужного дворца с радостью признали себя побежденными…
Не нравится мне, к чему все идет. Да, то, что танцуют в Радужном дворце, не принято показывать днем. И на публике, кстати, тоже, если не носишь гильдейский знак мастера наслаждений. А публики здесь человек тридцать. Вечер затевался для узкого круга, только соотечественники да несколько человек местной элиты в качестве огромной чести. И все ловят каждое слово жадно, словно Ленар бросает алмазы умирающим от голода. Почувствовав напряжение, пальцы на плече мгновенно прижимают мышцы и начинают растирать сильнее. Если бы не разговор, я бы уже мурлыкала от нетерпения, а так удается только чуть расслабиться.
— Кто-то слишком много говорит, как я погляжу. К делу, Ленар. Иначе вашим гостям вот-вот станет скучно. Такой умелый хозяин не может этого допустить. Давайте желание.
— Желание очень простое, — чеканит он, подаваясь вперед и впиваясь торжествующим взглядом в мое лицо. — Я хочу танец. Здесь и сейчас. Черный карнелен.
— И, разумеется, при всех? — тихо интересуюсь я.
Горло перехватывает. Пальцы Мэла на миг замирают, сминая рубашку, и снова продолжают гладить. Я держусь за его спокойствие и уверенную нежность, не позволяя себе соскользнуть в ярость. Ярость — глупо. Я не могу себе позволить глупости. Не сейчас.
— Разумеется, — по-тигриному мурлычет Ленар, зрачки янтарно-желтых глаз сужаются то ли хищно, то ли удовлетворенно. — Вы совершенно правы. Моя принцесса.
— Согласно традиции я могу попросить о замене, — напоминаю так ровно, как могу. — Карнелен меня не устраивает. Есть еще варианты?
— Ваше высочество не желает осчастливить нас своим искусством? Что же, как вам будет угодно. Тогда, взамен, я попрошу вас на одну ночь расстаться с вашим спутником. Признаться, меня всегда интересовали некоторые аспекты бытия их расы. И если он согласится удовлетворить… мое любопытство, мы забудем о карнелене.
За одну эту паузу мне хочется влепить ему даже не пощечину, а совсем не аристократическую оплеуху. Расквасить красивые резко очерченные губы в кровь. Только за это. Если же добавить все остальное… Тогда, боюсь, Ленару так дешево не отделаться. А стервятники вокруг ждут, упоенно готовясь завтра пересказывать во всех подробностях…
— Сердце мое, — шепчут мне в ухо, едва не касаясь губами мочки, опаляя горячим дыханием, так что жар течет по всему телу от шеи куда-то в пятки. — Я все правильно понял? А то у вас такие…ммм… увлекательные обычаи…
— Правильнее просто некуда, — цежу сквозь зубы, приняв решение. И стоит это сделать, как напряжение отпускает. Играть так играть… Здесь и у меня найдутся свои козыри, кроме тех, что есть в колоде. В голове сразу становится легко и пусто, мораль и этикет под руку идут в Бездну, а меня несет восхитительная, раскаленная добела слепящая ярость, застилающая все вокруг.
— Так это совсем не сложно устроить, — с неподдельным энтузиазмом раздается над моей макушкой.
Дорого бы я дала, чтобы увидеть сейчас взгляд Мэла. Он умеет гладить им, как соболиной опушкой, а может и напугать до дрожи в коленях. Ленар смотрит заинтересованно, что значит — Мэл очарователен. На мгновение меня так и тянет позволить. Не убьет же он этого мерзавца! Так, развлечется… Но остатки рассудка намертво перекрывают дорогу этой идее.
— Сир Ленар кое-что забыл, — негромко отвечаю я, следя, чтобы голос не дрожал. — Например, что ты мой Хранитель Ложа, а не моя собственность. И распоряжаться тобой я права не имею. А еще он, как ни печально, забыл, что в моей семье не принято перекладывать на других свои долги.
Наши взгляды скрещиваются, едва не лязгая. Значит, решил меня унизить? Принцессу крови перед своими прихлебателями? Да будь я хоть тысячу раз твоей когда-то, те времена прошли. Губы сами искривляются в ледяной улыбке.
— Пусть будет карнелен. Музыку, надеюсь, вы мне обеспечите? Потому что Радужный дворец далековато, согласитесь… Вряд ли здесь найдутся достойные музыканты. Или вы и это предусмотрели?
Я поднимаю взгляд к потолку. Крюк, на котором висит хрустальная люстра, просто идеален. Сбить бы ее к демонам, да чтобы осколки по всему залу! Великолепно, Кельтари… Настроение как раз для карнелена… Ласково усмехаясь, щелкаю пальцами, добавляя чуточку семейной магии — сверкающее чудо само аккуратно снимается с крюка и планирует на ближайший диван. Кто сказал, что я нервничаю? Я просто в бешенстве, а это делу не мешает. Совсем наоборот!
Народу в комнате резко уменьшилось. Ну да, одно дело — неофициальный прием с картами, другое — подобный скандал. Нам с Ленаром плевать, а им о карьере думать надо. Это не метрополия, где много чего происходит за высокими глухими дверями дворцов, здесь, в колонии, слухи разлетаются мгновенно. И уже завтра имперский наблюдатель будет слать донесения: кто, где и как.
— Тари…
Ни вопроса, ни требования. Простое напоминание, что он здесь, рядом. Знаю. И ценю. Накрываю ладонью узкую кисть, ненавязчиво замершую на моем плече, поворачиваюсь, прижимаюсь — да плевать мне на зрителей — губами.
— Когда это все кончится, отведешь меня домой. А пока садись и смотри. Тебе понравится…
Теперь мне уже не терпится, азарт, смешанный со злостью, трезвит и опьяняет одновременно. Лицо Ленара неуловимо заостряется, на скулах перекатываются желваки. В глазах странная, едва уловимая беспомощность. Нет, он серьезно думал, что я отдам ему Мэла, лишь бы не позориться. Прелесть какая… И что бы он с ним делал, интересно? Никогда не слышала, чтобы Ленар интересовался мужчинами. Впрочем, для такого случая придумал бы что-нибудь мерзкое.
— Музыка, — напоминаю я.
На поверхность стола, прямо на рассыпанные карты, падает плоский прозрачный кристалл в пол-ладони размером, накрывая карту шута. Гротескно искаженное лицо просвечивает сквозь камень, и я невольно задерживаю на нем взгляд. Если это предзнаменование, то оно в точку. Очнувшись, медленно встаю с кресла. Три шага назад — прямо под освободившийся крюк. Кто-то торопливо — словно пожар на корабле — тушит свечи, оставляя пару высоких канделябров как раз по бокам от моей импровизированной сцены. Умницы. Так же медленно, задерживаясь на каждой пуговице, расстегиваю рубашку. Вытаскиваю ее из-за брючного ремня и оставляю распахнутой. Сегодня, ради вечера в узком кругу, я надела любимый мужской костюм, и это тоже удачно.
Темно-синий атлас полурасстегнутой рубашки ложится на плечи идеальными складками, кожа кажется еще белее. Все, как учили. Провожу языком по нижней губе, слегка склоняю голову набок, оглядывая зал. Полумрак затушевывает темную парадную одежду, оставляя светлые пятна лиц, блеск глаз. Лица, лица, лица… Испуганные, нетерпеливые, азартные, вожделеющие, злорадные, смущенные… Человек двадцать здесь осталось. Вокруг Ленара пустота в несколько шагов. Ох, и аукнется ему этот танец неприятностями… Пустяк, а радует. Мэл непринужденно развалился в моем бывшем кресле, скрестив вытянутые ноги. Улыбаюсь глазами, с подчеркнутой ленцой потянувшись, выскальзываю из рубашки, под которой только черный лиф без бретелек. Узкий, кружевной, на белой коже он подчеркивает больше, чем скрывает, но карнелен не танцуют в рубашке или платье – эффект совсем не тот.
Шелестящий комок рубашки летит с вытянутой вперед руки на пол, я наклоняюсь, снимаю сандалии, оставшись в облегающих штанах, лифе и босиком. Потом все так же лениво поднимаю руки к затылку и щелкаю заколкой. В прошлый раз, когда я танцевала карнелен, волосы были куда длиннее, сейчас они едва до плеч, но рассыпаются как надо. Улыбаюсь. Это не отработанная улыбка танцовщицы из Радужного Дворца, хоть и она тоже хороша. Сейчас я улыбаюсь изнутри, всем существом, как Мэл в спальне. Для него? Для зрителей? Для Ленара? Кто-то отводит взгляд. Кто-то облизывает губы. Кто-то — уже — начинает чаще дышать. Пряжка ремня расходится под пальцами, толстая кожа жестковата. Бедные мои запястья… Поднявшись на цыпочки, я захлестываю ремень на крюке, сжимаю концы в кулаках и наматываю на запястья, привязывая себя к крюку. Вроде должен выдержать. Еще виток, повыше, и встаю почти на носочки, напряженная, как струна, выгибаясь навстречу жадным взглядам всем телом… Ты этого хотел? Так получай. Куда больше, чем рассчитывал.
— Музыку!
Кто-то поспешно сует кристалл в гнездо проигрывателя. Тишина. Абсолютная, давящая, до удушья и рези в горле. А потом тихонько стукает барабан.
Мэл. Просто Мэл. Хранитель Ложа её императорского высочества, третьей драгоценности короны, Кельтари ар-Каэльгард.
В первый раз барабан стукнул еле слышно. Потом чуть громче, словно привыкая, пробуя тишину на вкус. И тут же тихонечко заныла флейта, жалобно, тонко… Музыка не в моем вкусе. Но зрелище искупает. Когда я увидел Тари первый раз, она тоже танцевала. Кельтари, Кель… Мне больше нравится звать ее Тари.
Уменьшительными именами здесь почти не пользуются. Только очень близкие, только один на один. Пришлось запомнить, иначе, как объяснила моя принцесса, можно и вызов на дуэль схлопотать. Да и наедине она еще долго вздрагивала, словно я говорю что-то совсем непотребное. Забавная… Эмоции через край, как бы она ни пыталась прикрыть их этикетом. Но с тем, первым разом, не сравнить. Полуголая девчонка в грязной таверне, отплясывающая на столе такое, что краснели даже прожженные шлюхи. И стая вокруг рычала, свистела, хлопала в ладони, ожидая, когда же она свалится от усталости. А в глазах — боль! Так же через край, как и все у неё. Боль, тоска, смерть… Такие, как я, это чувствуют издалека. Это как запах крови для хищника.
Так что я просто прошел через толпу, как нож сквозь масло, сдернул её со стола и увел с собой. Кто-то что-то кричал, но за нами никто не увязался. Иногда люди бывают на диво здравомыслящими. Особенно, если думают не головой, а тем, что умнее — внутренним чутьем, знающим, кто хищник, а кто добыча. В темном вонючем переулке я прижал её к стене и поцеловал на пробу. Долго, жестоко, до крови прикусив губы. А она, переведя дух, прижалась ко мне всем телом и спросила: «Ты меня убьешь?» И в этих словах было столько надежды, что я всмотрелся в лицо девчонки гораздо внимательней, прежде чем ответить: «Непременно». Она очень хотела умереть. А я был уверен, что убью.
Барабан стучит уже в ритме сердца. Громко, но глухо, не затеняя всхлипывающую флейту. И только теперь, замерев под крюком, она шевелится, не сходя с места. Просто по телу проходит от привязанных запястий до ступней длинная тягучая волна. Такое я видел у девушек, танцующих на Востоке. На ней, рожденной во дворце, смотрится ничуть не хуже. Так смотрится, что слюна пересыхает — не сглотнуть. Раз, другой, третий… В такт ударам она словно плывет в воздухе, по-прежнему не отрывая ступней, качаясь на волнах, пропуская их через себя. А потом щелкает кнут. Громко, вспарывая загустевший воздух резким звуком. И Кельтари выгибается, словно её и в самом деле полоснули по спине. Иллюзия… Музыкальное сопровождение, чтоб его! И снова волны по телу…
Я ставлю бокал, который чуть не раздавил, прямо на пол, с трудом разжимая пальцы.
