Ярон только запричитал кучей «Ай», и Тулила отпустила его.
— Чувствую, вам наскучила наша история, благодаря которой мы там, где мы есть, — раздражённо заключила учительница, обводя взглядом ряды. — Значит, пора развлечься. Практическим тестом.
Хор учеников высказал всё их разочарование и ужас одним протяжным стоном.
— Это всё из-за Ярона? — отчаянно крикнул кто-то с задних рядов.
— Нет, это из-за тебя, Витл. Так что вините во всём Витла, девочки, — безжалостно парировала Тулила, а затем развернулась к двери. — Где эти болваны бездельничают? Гомункулы! Тащите сюда тесты, пока мои ученики не умерли от скуки окончательно!
Тут же в дверь глухо постучали, и Тулила взмахом руки распахнула её. В помещение юркнула неблагословенная, чем вызвала шквал мужской радости. Послышались свисты, крики и грязные шуточки. Они долго копили напряжение, и вот наконец появился безопасный женский объект для его выплеска.
У неблагословенной был большой выпуклый нос, похожий на клюв небоцарицы, большие миндалевидные глаза, прямая линия надбровья и медный оттенок кожи. Все эти признаки выдавали уроженку Зазары, страны на юге со своими Повелительницами и нефилимами. Ее черные волосы плотно прилегали к голове и поднимались вверх на макушке острыми прядями (словно перья лука, если бы её голова была головкой лука). Либо она специально так зачесывала их, либо они были очень непослушные и своенравные. Молодая девушка носила чёрную казённую униформу служанки, но даже в ней была красивой, хоть и непривычной внешности. От криков она нервно улыбнулась, словно из вежливой благодарности, подошла и протянула учительнице стопку бумаги и связку стилусов. Рядом с высокой, сухопарой и суровой Тулилой она смотрелась особо экзотично.
— Где болваны, Файя? — спросила Тулила, принимая листы.
— А у них ноги заели, — быстро, с мягким зазарским акцентом ответила та.
— У всех? — недоверчиво спросила Тулила, сверкнув глазом.
— У половины. Остальная половина чинит эту половину, — неискренне вздохнула южанка и направилась сесть за ближайшую парту к Ортану.
Но руки Тулилы тут же подхватили её под мышки, развернули и мягко, но неумолимо вынесли за дверь, которая тут же захлопнулась.
— Работай, Файя, — бросила учительница в уже закрытую дверь, и её магические конечности принялись раздавать тесты. Когда все получили по бумажке, Тулила предупредила: — Не списывать! Во-первых, это бесполезно, ведь ваш сосед должен быть умнее вас, что звучит излишне оптимистично, согласитесь. А во-вторых, у меня на всех рук хватит. — За её спиной прозрачные руки синхронно сжались в кулаки, словно рой предостережений.
Ортан меланхолично читал вопросы и мысленно отвечал на них ещё до того, как видел варианты. Некоторые вопросы были составлены с подвохом, другие некорректно или не имели правильного ответа, или имели сразу несколько.
Мужчины по одному вставали и сдавали свои листки. Ярон, проходя мимо, намеренно толкнул парту Ортана, а затем возмутился его «жирностью», занявшей полкомнаты. Когда Ортан остался наедине с Тулилой, та подошла, взяла его листок и тщательно осмотрела со всех сторон. Её искусственный глаз на мгновение сменил оттенок на кроваво-красный.
— Ну ты и заноза, Ортан. Остальные хоть стараются рисовать каракулями свои глупости, а ты решил меня позлить напрямик. Или ты писать не умеешь? Или ты философ и это твоя философия пустого листа? — Она склонилась ближе, прищурившись. — Или тебе так шлепок понравился, что захотел получить множество? Я могу тебе это устроить, но тебе быстро разонравиться, особенно стоять, пока другие сидят. — Не дождавшись реакции, она вздохнула и устало сказала: — Пойдём, отведу тебя в твою келью, раз у болванов саботажная эпидемия.
Они шли по тёмным коридорам, освещённым лишь тусклыми световыми линиями. Цепи-заклинания зловеще шевелились в полумраке. На стенах висели странные железные держатели, и Ортан понял, что когда-то школу освещали факелы — примитивные устройства в виде подожжённой палки. Возможно, даже до самого момента недавнего распространения световязи.
Они встретили женщину, которая вела за руку мальчика лет семи. Увидев Тулилу и Ортана, она расширила глаза от ужаса и прижалась к стене, закрыв собой мальца. Ортану показалось, что боится она в первую очередь Тулилу, а не его. Это имело смысл: его группа была самой старшей (он даже видел одного седого). Взрослые мужчины-маги. Даже для него это звучало жутко. Только такая отчаянная сорвиголова, как Тулила, могла согласиться обуздывать эту малоконтролируемую опасную силу.
— Твой разум не пуст, Ортан, — прервала его рассуждения Тулила, не обратив внимания на испуганную женщину. — Он, наоборот, переполнен. Это мешает контролю.
Ортан молчал.
— Ты молчишь. Но молчание — это тоже ответ.
Ортан молчал.
— Что тебе нужно, чтобы начать сотрудничать?
Ортан молчал.
— Женщина с множеством рук спросила тебя, что тебе нужно, а ты не ответил. Ты либо немой мужчина, либо... А, ладно... — наконец сдалась Тулила.
Ортан всё так же молчал.
Они подошли к деревянной двери, и учительница просто толкнула её. Это была простая плоская доска, прикреплённая к раме на железных петлях. Полностью механическая, никакой магии. Ортан никогда не видел таких дораскольных дверей в городе.
Внутри помещение поразило его. Своей убогостью. В доме его тёти таких тесных чуланов не было. Даже кладовка для гомункулов была просторнее. Как и во всей школе, здесь не было окон, свет источала единственная тусклая линия, ползущая по потолку. Кровать, стул, стол и разбитый сундук — вот и всё убранство. Тулила ткнула ботинком в сундук, оценив его полную негодность.
— Скажи болванам заменить этот хлам. Хотя вещей-то у тебя и нет, как я понимаю?
Ортан молча сел на кровать. Ложе жалобно скрипнуло. Хоть вещи для сидения его знакомо приветствуют.
— Тут и защёлка сломана, — отметила Тулила, осматривая дверь. — На твоём месте я вот её бы я точно починила. — Тулила огляделась, но не нашла больше тем для разговоров. — Обживайся, Ортан, а я пойду. Еда должна призваться на стол, так что не ставь туда ничего до этого, если, конечно, не хочешь сделать это частью блюда. Вкуса школьной еды это точно не испортит. На этом всё, я сделала своё доброе дело на месяц благодаря тебе, теперь пойду творить злодеяния.
— Госпожа... — выдавил Ортан. От долгого молчания «госпожа» вышла хриплой и сухой.
— Давай выкинем «госпожу». Ты в любом случае будешь меня уважать, — ответила Тулила и действительно вышвырнула ничего за плечо. Её левитирующие руки поймали «ничто» и принялись перекидывать его между собой. — Просто Тулила. Можно Тула, если обстоятельства требуют быстрого обмена информации. Обстоятельства жизни и смерти.
— Тулила, когда с меня развеют подавляющие эмоции заклинания? — безэмоционально спросил Ортан.
— Никаких заклинаний нет, — коротко бросила она и вышла, захлопнув за собой дверь.
Ортан долго сидел потрясённый, глядя на щель между дверью и косяком.
5. Яма
Дни в Шраме тянулись одним серым пятном, разрубаемым на доли железным тесаком расписания. Но вся временная линия Ортана была лишена даже оттенков скуки, для неё требовалась хоть какая-то вовлечённость.
Утро: подъём от ледяного дождевого заклинания, обрушивавшегося на кровать. Потом — заклинание сушки и безвкусная питательная паста на столе, лишённая запаха и вкуса (что было даже к лучшему).
День: железные болваны отводили его на лекцию, затем на практику, затем на ещё одну лекцию.
Вечер: возвращение в комнату, ужин, ничем не отличавшийся от завтрака, лежание на кровати и наблюдение за световой линией на потолке, пока в голове не растворялись все мысли. Иногда линия складывалась в узоры, казавшиеся Ортану чем-то. Просто чем-то.
Ночью: тьма и тишина в коридорах, прерываемая лишь мерными шагами школьных гомункулов. Даже слёз не было.
Все коридоры Шрама были узкими и слепыми, без окон. Несмотря на проведённое здесь время, Ортан, даже в здравом уме, не смог бы найти дорогу в родную келью в этих железных коридорах. Он подозревал, что лабиринтность школы служила дополнительной мерой безопасности на случай, если кто-то из мужчин выйдет из-под контроля.
Но небо он всё же видел — когда его водили через внутренний двор, который все звали «Ямой». Этот двор представлял собой перекресток множества проходов, уходящий вверх квадратным колодцем, затянутым магической потолком-мембраной. Эта плёнка, хоть и переливалась иногда радугой, искажала небо, делая его блёклым и далёким. Во время дождя на ней оседали мутные капли, образуя лужи. Наблюдать за тем, как они поглощают друг друга или образуют альянсы, было вторым по популярности развлечением в школе. Отсутствие окон делало Шрам похожим на склеп, и лишь Яма позволяла взглянуть из неё наверх. Поэтому и «Яма».
Практику проходили в больших ангарах, стены которых обтягивали заклинания-оболочки, не позволяя выбросам магии пробить наружу. Здесь учеников «учили мужской магии»: поднимать каменные блоки, сжимать камни в кулаках, сдувать пыль с пола усилием воли. Как эти действия могли помочь в применении магии, Ортан не знал и не преуспел ни в чём. Он просто выполнял задания по-гомункульски, без понимания и усилий, пока другие корчились от напряжения. Хотя он слышал о специальных комнатах для наказаний, его туда не отправляли. Кажется, Тулила сдалась на нем, раз он сам сдался. Не мешал другим — и приемлемо.
Иногда бессмысленная практика заменялась чем-то полезным, например, уборкой и починкой артефактов. Полезным в теории. Для пользы после уборки должно было становиться чище, а артефакты — снова работать.
Ярон в своей яронной манере пытался рассказать Ортану о мифических нижних уровнях. Таинственно и жутко у него не получилось, хоть он и пытался, но он ведь был Яроном. Ортан вопреки воле узнал, что внизу якобы держат тех, кто сошел с ума из-за экспериментов (которые тоже якобы проводятся в стенах Шрама), и что скоро он сам окажется там. Ортан сомневался. Для него жертвы системы были на виду — прямо в его классе.
Седой мужчина средних лет, Гартан, всегда молчал. Но однажды Ортан увидел, как он зевнул. Внутри его рта была лишь чернота, ни языка, ни зубов. Наверное, он был единственным, кроме Ортана, кто не жаловался на школьную еду. Старик поймал его взгляд и медленно сомкнул челюсти.
На одной из тренировок Карбо, тот самый «кинетище», получил металлическим копьём в грудь. Торб, металлический маг, не справился с заклинанием, и оно вырвалось с почти женской скоростью, найдя себе жертву. Карбо лишь слегка покачнулся и произнёс таким тоном, словно запнулся о ступеньку: «Ох ты». Тулила тут же подскочила, вырвала копьё, её руки облепили рану и залили исцеляющим светом.
— Повезло, что в тебя попало, Карбо. Терпеть не могу мужских визгов. Нет нервов — нет проблем, да?
Ещё один мужчина с пустым взглядом повсюду ходил за Файей, которая постоянно крутилась рядом, заставляя и его крутиться следом. Неблагословенная чистила помещения и заведовала складом (и, судя по поведению, она считала своей работой также следить за классом во время лекций. Но Тулиле об этом никто не сообщил, и она всякий раз лишала южанку возможности выполнять свой долг), а этот мужчина был её безмолвным носильщиком. Она называла его Таутом, зазарским словом, хотя он был северянином. Скорее всего, это было её личное прозвище для него. Другие его никак не называли, просто не замечая.
И был ещё один. Ортан. Он смотрел на всё без эмоций, его апатия была как та плёнка над Ямой — прозрачная, но непроницаемая. Не отвечал на вопросы, не участвовал в чужой жизни, не проявлял никакой воли, только равнодушно следил за всем. Один из тех. Сломанный.
В школе учились и другие классы, но они редко пересекались. Однажды Ортан увидел группу подростков, шагавших строем и смотревших на мир так же пусто, как Таут. Мёртвые внутри. Вряд ли их такими собрали. Проще предположить, что их собрали, а потом умертвили их души. Их вела ведьма в очень старомодной униформе и зачёсанными назад короткими чёрными волосами. Сейчас мода на длинные лоскуты и узкие воротники, плотно застёгнутые до подбородка, а она на груди расположила глубокий вырез, популярный много поколений назад. Однако мужчины при её виде избегали смотреть на неё. Их не интересовал ни вырез, ни его содержание. Они просто всем существом желали, чтобы эта ведьма поскорее скрылась из виду, приближая момент положением головы.
Также в пресном микрокосме Ортана вращался Ярон. Назойливым астероидом, несмотря на все его попытки стать центром притяжения хоть для кого-нибудь. Ярон не был лидером, ему не хватало ума и харизмы. Он был шутом, громоотводом для всеобщей подавленной злобы. Его туповатая агрессия, его готовность первым сделать что-то глупое и получить за это трёпку от Тулилы были первым источником развлечений в этой унылой могиле. Ортан видел в Яроне лишь жалкое, суетливое существо.
Двое его «подпевал» — Витл и Самар, одинаковые худощавые парни с постными лицами — сами презирали его, но следовали за ним из скуки, чтобы не стать мишенями или хотя бы создать видимость принадлежности к группе. Внутри они были не лучше, просто умнее и осторожнее.
Слушать Ярона было бы смешно, если бы Ортан еще помнил, как смеяться. Тупой усилитель сыпал нелепыми хвастовствами, путая слова и понятия, будто увеличил мозг по принципу мышц, но не череп.
«Я тут главный усилитель! Могу три стены пробить... Ну, две... Но точно пыльнее всех, аж ошмётки стенные разлетятся!» — орал он. Один раз он «усилил» стул, чтобы сидеть эффектнее, и тот развалился под ним. Тулила ударила его за это каждой своей рукой.
Однажды все школьные гомункулы разом сломались, и Ортан оказался предоставлен сам себе. Ужасная ситуация. Он забрёл в Яму, где первое развлечение Шрама со свитой развлекалось вторым. Самар ткнул локтем под рёбра Ярона, указывая на заблудшего «сломанного». Ярон, подстрекаемый скукой и тихим одобрением своих «друзей», решил, что слов больше недостаточно. Он подошёл к Ортану сзади и с размаху толкнул его между лопаток.
— Проснись, мясо ходячее! — заорал Ярон, решив, что наступил подходящий момент разбудить своего товарища жирохода. Но тот не проснулся. — Проснись, шкаф! Ты спишь стоя, как дохлый гомункул? А сёдня день, смотри какой величествепенный, во! Давай, проснись, те говорю, или я те помогу проснуться! Гы. Просыпалку устрою!
Витл хихикнул, Самар закатил глаза, Ортан не отреагировал, лишь сделал шаг, чтобы удержать равновесие, и снова замер, не оборачиваясь. Его апатия была крепчайшей бронёй. Но Ярон, раззадоренный молчаливым вызовом, зашёл спереди. Удар был коротким и жёстким, костяшками кулака в скулу. Боль, острая и яркая, как вспышка, пронзила толщу Ортана. Но бил Ярон по глубокой воде разума, не достигнув дна.
— Ну что, проснулся? — спросил Ярон, замахнувшись снова.
Началось избиение.
Ортан инстинктивно выставил руки, но мотивации у него совсем не было. У Ярона же и присоединившихся к нему Самара и Витла (видя, что жертва не сопротивляется) её было хоть купайся — на пару мгновений забыть о собственной боли и беспомощности. Били, чтобы ощутить отдачу, чтобы убедиться, что они хоть на что-то могут влиять. Последующие удары посыпались градом: по рукам, по плечам, по рёбрам, по почкам. Это было не яростное, а скорее методичное тупое долбление, как молотком по неподатливому куску металла. Хоть на что-то практические уроки сгодились.
— Чувствую, вам наскучила наша история, благодаря которой мы там, где мы есть, — раздражённо заключила учительница, обводя взглядом ряды. — Значит, пора развлечься. Практическим тестом.
Хор учеников высказал всё их разочарование и ужас одним протяжным стоном.
— Это всё из-за Ярона? — отчаянно крикнул кто-то с задних рядов.
— Нет, это из-за тебя, Витл. Так что вините во всём Витла, девочки, — безжалостно парировала Тулила, а затем развернулась к двери. — Где эти болваны бездельничают? Гомункулы! Тащите сюда тесты, пока мои ученики не умерли от скуки окончательно!
Тут же в дверь глухо постучали, и Тулила взмахом руки распахнула её. В помещение юркнула неблагословенная, чем вызвала шквал мужской радости. Послышались свисты, крики и грязные шуточки. Они долго копили напряжение, и вот наконец появился безопасный женский объект для его выплеска.
У неблагословенной был большой выпуклый нос, похожий на клюв небоцарицы, большие миндалевидные глаза, прямая линия надбровья и медный оттенок кожи. Все эти признаки выдавали уроженку Зазары, страны на юге со своими Повелительницами и нефилимами. Ее черные волосы плотно прилегали к голове и поднимались вверх на макушке острыми прядями (словно перья лука, если бы её голова была головкой лука). Либо она специально так зачесывала их, либо они были очень непослушные и своенравные. Молодая девушка носила чёрную казённую униформу служанки, но даже в ней была красивой, хоть и непривычной внешности. От криков она нервно улыбнулась, словно из вежливой благодарности, подошла и протянула учительнице стопку бумаги и связку стилусов. Рядом с высокой, сухопарой и суровой Тулилой она смотрелась особо экзотично.
— Где болваны, Файя? — спросила Тулила, принимая листы.
— А у них ноги заели, — быстро, с мягким зазарским акцентом ответила та.
— У всех? — недоверчиво спросила Тулила, сверкнув глазом.
— У половины. Остальная половина чинит эту половину, — неискренне вздохнула южанка и направилась сесть за ближайшую парту к Ортану.
Но руки Тулилы тут же подхватили её под мышки, развернули и мягко, но неумолимо вынесли за дверь, которая тут же захлопнулась.
— Работай, Файя, — бросила учительница в уже закрытую дверь, и её магические конечности принялись раздавать тесты. Когда все получили по бумажке, Тулила предупредила: — Не списывать! Во-первых, это бесполезно, ведь ваш сосед должен быть умнее вас, что звучит излишне оптимистично, согласитесь. А во-вторых, у меня на всех рук хватит. — За её спиной прозрачные руки синхронно сжались в кулаки, словно рой предостережений.
Ортан меланхолично читал вопросы и мысленно отвечал на них ещё до того, как видел варианты. Некоторые вопросы были составлены с подвохом, другие некорректно или не имели правильного ответа, или имели сразу несколько.
Мужчины по одному вставали и сдавали свои листки. Ярон, проходя мимо, намеренно толкнул парту Ортана, а затем возмутился его «жирностью», занявшей полкомнаты. Когда Ортан остался наедине с Тулилой, та подошла, взяла его листок и тщательно осмотрела со всех сторон. Её искусственный глаз на мгновение сменил оттенок на кроваво-красный.
— Ну ты и заноза, Ортан. Остальные хоть стараются рисовать каракулями свои глупости, а ты решил меня позлить напрямик. Или ты писать не умеешь? Или ты философ и это твоя философия пустого листа? — Она склонилась ближе, прищурившись. — Или тебе так шлепок понравился, что захотел получить множество? Я могу тебе это устроить, но тебе быстро разонравиться, особенно стоять, пока другие сидят. — Не дождавшись реакции, она вздохнула и устало сказала: — Пойдём, отведу тебя в твою келью, раз у болванов саботажная эпидемия.
Они шли по тёмным коридорам, освещённым лишь тусклыми световыми линиями. Цепи-заклинания зловеще шевелились в полумраке. На стенах висели странные железные держатели, и Ортан понял, что когда-то школу освещали факелы — примитивные устройства в виде подожжённой палки. Возможно, даже до самого момента недавнего распространения световязи.
Они встретили женщину, которая вела за руку мальчика лет семи. Увидев Тулилу и Ортана, она расширила глаза от ужаса и прижалась к стене, закрыв собой мальца. Ортану показалось, что боится она в первую очередь Тулилу, а не его. Это имело смысл: его группа была самой старшей (он даже видел одного седого). Взрослые мужчины-маги. Даже для него это звучало жутко. Только такая отчаянная сорвиголова, как Тулила, могла согласиться обуздывать эту малоконтролируемую опасную силу.
— Твой разум не пуст, Ортан, — прервала его рассуждения Тулила, не обратив внимания на испуганную женщину. — Он, наоборот, переполнен. Это мешает контролю.
Ортан молчал.
— Ты молчишь. Но молчание — это тоже ответ.
Ортан молчал.
— Что тебе нужно, чтобы начать сотрудничать?
Ортан молчал.
— Женщина с множеством рук спросила тебя, что тебе нужно, а ты не ответил. Ты либо немой мужчина, либо... А, ладно... — наконец сдалась Тулила.
Ортан всё так же молчал.
Они подошли к деревянной двери, и учительница просто толкнула её. Это была простая плоская доска, прикреплённая к раме на железных петлях. Полностью механическая, никакой магии. Ортан никогда не видел таких дораскольных дверей в городе.
Внутри помещение поразило его. Своей убогостью. В доме его тёти таких тесных чуланов не было. Даже кладовка для гомункулов была просторнее. Как и во всей школе, здесь не было окон, свет источала единственная тусклая линия, ползущая по потолку. Кровать, стул, стол и разбитый сундук — вот и всё убранство. Тулила ткнула ботинком в сундук, оценив его полную негодность.
— Скажи болванам заменить этот хлам. Хотя вещей-то у тебя и нет, как я понимаю?
Ортан молча сел на кровать. Ложе жалобно скрипнуло. Хоть вещи для сидения его знакомо приветствуют.
— Тут и защёлка сломана, — отметила Тулила, осматривая дверь. — На твоём месте я вот её бы я точно починила. — Тулила огляделась, но не нашла больше тем для разговоров. — Обживайся, Ортан, а я пойду. Еда должна призваться на стол, так что не ставь туда ничего до этого, если, конечно, не хочешь сделать это частью блюда. Вкуса школьной еды это точно не испортит. На этом всё, я сделала своё доброе дело на месяц благодаря тебе, теперь пойду творить злодеяния.
— Госпожа... — выдавил Ортан. От долгого молчания «госпожа» вышла хриплой и сухой.
— Давай выкинем «госпожу». Ты в любом случае будешь меня уважать, — ответила Тулила и действительно вышвырнула ничего за плечо. Её левитирующие руки поймали «ничто» и принялись перекидывать его между собой. — Просто Тулила. Можно Тула, если обстоятельства требуют быстрого обмена информации. Обстоятельства жизни и смерти.
— Тулила, когда с меня развеют подавляющие эмоции заклинания? — безэмоционально спросил Ортан.
— Никаких заклинаний нет, — коротко бросила она и вышла, захлопнув за собой дверь.
Ортан долго сидел потрясённый, глядя на щель между дверью и косяком.
5. Яма
Дни в Шраме тянулись одним серым пятном, разрубаемым на доли железным тесаком расписания. Но вся временная линия Ортана была лишена даже оттенков скуки, для неё требовалась хоть какая-то вовлечённость.
Утро: подъём от ледяного дождевого заклинания, обрушивавшегося на кровать. Потом — заклинание сушки и безвкусная питательная паста на столе, лишённая запаха и вкуса (что было даже к лучшему).
День: железные болваны отводили его на лекцию, затем на практику, затем на ещё одну лекцию.
Вечер: возвращение в комнату, ужин, ничем не отличавшийся от завтрака, лежание на кровати и наблюдение за световой линией на потолке, пока в голове не растворялись все мысли. Иногда линия складывалась в узоры, казавшиеся Ортану чем-то. Просто чем-то.
Ночью: тьма и тишина в коридорах, прерываемая лишь мерными шагами школьных гомункулов. Даже слёз не было.
Все коридоры Шрама были узкими и слепыми, без окон. Несмотря на проведённое здесь время, Ортан, даже в здравом уме, не смог бы найти дорогу в родную келью в этих железных коридорах. Он подозревал, что лабиринтность школы служила дополнительной мерой безопасности на случай, если кто-то из мужчин выйдет из-под контроля.
Но небо он всё же видел — когда его водили через внутренний двор, который все звали «Ямой». Этот двор представлял собой перекресток множества проходов, уходящий вверх квадратным колодцем, затянутым магической потолком-мембраной. Эта плёнка, хоть и переливалась иногда радугой, искажала небо, делая его блёклым и далёким. Во время дождя на ней оседали мутные капли, образуя лужи. Наблюдать за тем, как они поглощают друг друга или образуют альянсы, было вторым по популярности развлечением в школе. Отсутствие окон делало Шрам похожим на склеп, и лишь Яма позволяла взглянуть из неё наверх. Поэтому и «Яма».
Практику проходили в больших ангарах, стены которых обтягивали заклинания-оболочки, не позволяя выбросам магии пробить наружу. Здесь учеников «учили мужской магии»: поднимать каменные блоки, сжимать камни в кулаках, сдувать пыль с пола усилием воли. Как эти действия могли помочь в применении магии, Ортан не знал и не преуспел ни в чём. Он просто выполнял задания по-гомункульски, без понимания и усилий, пока другие корчились от напряжения. Хотя он слышал о специальных комнатах для наказаний, его туда не отправляли. Кажется, Тулила сдалась на нем, раз он сам сдался. Не мешал другим — и приемлемо.
Иногда бессмысленная практика заменялась чем-то полезным, например, уборкой и починкой артефактов. Полезным в теории. Для пользы после уборки должно было становиться чище, а артефакты — снова работать.
Ярон в своей яронной манере пытался рассказать Ортану о мифических нижних уровнях. Таинственно и жутко у него не получилось, хоть он и пытался, но он ведь был Яроном. Ортан вопреки воле узнал, что внизу якобы держат тех, кто сошел с ума из-за экспериментов (которые тоже якобы проводятся в стенах Шрама), и что скоро он сам окажется там. Ортан сомневался. Для него жертвы системы были на виду — прямо в его классе.
Седой мужчина средних лет, Гартан, всегда молчал. Но однажды Ортан увидел, как он зевнул. Внутри его рта была лишь чернота, ни языка, ни зубов. Наверное, он был единственным, кроме Ортана, кто не жаловался на школьную еду. Старик поймал его взгляд и медленно сомкнул челюсти.
На одной из тренировок Карбо, тот самый «кинетище», получил металлическим копьём в грудь. Торб, металлический маг, не справился с заклинанием, и оно вырвалось с почти женской скоростью, найдя себе жертву. Карбо лишь слегка покачнулся и произнёс таким тоном, словно запнулся о ступеньку: «Ох ты». Тулила тут же подскочила, вырвала копьё, её руки облепили рану и залили исцеляющим светом.
— Повезло, что в тебя попало, Карбо. Терпеть не могу мужских визгов. Нет нервов — нет проблем, да?
Ещё один мужчина с пустым взглядом повсюду ходил за Файей, которая постоянно крутилась рядом, заставляя и его крутиться следом. Неблагословенная чистила помещения и заведовала складом (и, судя по поведению, она считала своей работой также следить за классом во время лекций. Но Тулиле об этом никто не сообщил, и она всякий раз лишала южанку возможности выполнять свой долг), а этот мужчина был её безмолвным носильщиком. Она называла его Таутом, зазарским словом, хотя он был северянином. Скорее всего, это было её личное прозвище для него. Другие его никак не называли, просто не замечая.
И был ещё один. Ортан. Он смотрел на всё без эмоций, его апатия была как та плёнка над Ямой — прозрачная, но непроницаемая. Не отвечал на вопросы, не участвовал в чужой жизни, не проявлял никакой воли, только равнодушно следил за всем. Один из тех. Сломанный.
В школе учились и другие классы, но они редко пересекались. Однажды Ортан увидел группу подростков, шагавших строем и смотревших на мир так же пусто, как Таут. Мёртвые внутри. Вряд ли их такими собрали. Проще предположить, что их собрали, а потом умертвили их души. Их вела ведьма в очень старомодной униформе и зачёсанными назад короткими чёрными волосами. Сейчас мода на длинные лоскуты и узкие воротники, плотно застёгнутые до подбородка, а она на груди расположила глубокий вырез, популярный много поколений назад. Однако мужчины при её виде избегали смотреть на неё. Их не интересовал ни вырез, ни его содержание. Они просто всем существом желали, чтобы эта ведьма поскорее скрылась из виду, приближая момент положением головы.
Также в пресном микрокосме Ортана вращался Ярон. Назойливым астероидом, несмотря на все его попытки стать центром притяжения хоть для кого-нибудь. Ярон не был лидером, ему не хватало ума и харизмы. Он был шутом, громоотводом для всеобщей подавленной злобы. Его туповатая агрессия, его готовность первым сделать что-то глупое и получить за это трёпку от Тулилы были первым источником развлечений в этой унылой могиле. Ортан видел в Яроне лишь жалкое, суетливое существо.
Двое его «подпевал» — Витл и Самар, одинаковые худощавые парни с постными лицами — сами презирали его, но следовали за ним из скуки, чтобы не стать мишенями или хотя бы создать видимость принадлежности к группе. Внутри они были не лучше, просто умнее и осторожнее.
Слушать Ярона было бы смешно, если бы Ортан еще помнил, как смеяться. Тупой усилитель сыпал нелепыми хвастовствами, путая слова и понятия, будто увеличил мозг по принципу мышц, но не череп.
«Я тут главный усилитель! Могу три стены пробить... Ну, две... Но точно пыльнее всех, аж ошмётки стенные разлетятся!» — орал он. Один раз он «усилил» стул, чтобы сидеть эффектнее, и тот развалился под ним. Тулила ударила его за это каждой своей рукой.
Однажды все школьные гомункулы разом сломались, и Ортан оказался предоставлен сам себе. Ужасная ситуация. Он забрёл в Яму, где первое развлечение Шрама со свитой развлекалось вторым. Самар ткнул локтем под рёбра Ярона, указывая на заблудшего «сломанного». Ярон, подстрекаемый скукой и тихим одобрением своих «друзей», решил, что слов больше недостаточно. Он подошёл к Ортану сзади и с размаху толкнул его между лопаток.
— Проснись, мясо ходячее! — заорал Ярон, решив, что наступил подходящий момент разбудить своего товарища жирохода. Но тот не проснулся. — Проснись, шкаф! Ты спишь стоя, как дохлый гомункул? А сёдня день, смотри какой величествепенный, во! Давай, проснись, те говорю, или я те помогу проснуться! Гы. Просыпалку устрою!
Витл хихикнул, Самар закатил глаза, Ортан не отреагировал, лишь сделал шаг, чтобы удержать равновесие, и снова замер, не оборачиваясь. Его апатия была крепчайшей бронёй. Но Ярон, раззадоренный молчаливым вызовом, зашёл спереди. Удар был коротким и жёстким, костяшками кулака в скулу. Боль, острая и яркая, как вспышка, пронзила толщу Ортана. Но бил Ярон по глубокой воде разума, не достигнув дна.
— Ну что, проснулся? — спросил Ярон, замахнувшись снова.
Началось избиение.
Ортан инстинктивно выставил руки, но мотивации у него совсем не было. У Ярона же и присоединившихся к нему Самара и Витла (видя, что жертва не сопротивляется) её было хоть купайся — на пару мгновений забыть о собственной боли и беспомощности. Били, чтобы ощутить отдачу, чтобы убедиться, что они хоть на что-то могут влиять. Последующие удары посыпались градом: по рукам, по плечам, по рёбрам, по почкам. Это было не яростное, а скорее методичное тупое долбление, как молотком по неподатливому куску металла. Хоть на что-то практические уроки сгодились.
