Ключ подходит к закрытой двери. За ней - Я. Моложе, лет двадцать с хвостом. Квадратное лицо ещё не прорезала седина, осанка более прямая, взгляд более чистый, без той тяжести, что я ношу сейчас. Он - я - заходит в Лонгфорд-Мэнор.
Я делаю шаг вперёд. Молодой я поднимает голову. Мы говорим:
- Где та комната?
Я вырываюсь в реальность.
Я ненавижу такие места.
Чудовищная реальность
Передо мной стоит служанка, но я её не вижу. Нет, не так. Я вижу, но не воспринимаю. Мир сотрясается, корчится, сжимаясь, складывается, как книга, страницы которой я вдруг вспомнил. В голове, словно раскаленный гвоздь, вспыхнуло озарение, и ржавчина забвения осыпалась, обнажая лезвие истины.
Синдром Ганзера!
Я срываюсь с места. Коридоры особняка, словно змеиные норы, сдавливали меня, но я несся вперед, к кабинету Лонгфорда. Уже сломанная дверь - ударом ноги в щепки, книги - с полки, разлетаются, как птицы, вспугнутые выстрелом. Одна из них - не книга. Я тяну её на себя.
Щелчок. Глухой скрежет. Тиканье времени усилилось. За спиной - шорох. Мэри встала в проходе, обеспокоенно вглядываясь в меня.
Книжный шкаф подался, раскрывая вход в тайную комнату. Белизна обрушивается на меня, чистая, безупречная, бесчеловечная. Я знаю это место - операционная. Две кровати. Одна безупречная, на другой - отпечаток тела. Прошлое здесь не растворилось, оно затаилось, ожидая моего возвращения.
Я опустился на свою кровать. Воспоминания нахлынули, сливаясь с реальностью.
Вдох. Запах стерильности. Запах металла. Гнилой запах истины.
Выдох. Горло сжалось, будто кто-то затянул ремень вокруг шеи.
Что-то внутри сопротивлялось - цеплялось за уютную тьму лжи, где я прятался, словно в материнской утробе. Но разум никогда ничего не забывает, он лишь прячет в литосферных плитах нашего бессознательного. Но теперь мои континенты пришли в движение, и конец существующего мира необратим. Пульс бил в висках пылью времени, кровь гудела, как далёкий Туман, ощущение пространства кожи чувствовало солёную мелодию белой комнаты.
Они надевают ремни. Веки дрожат. Часы тикают. Голос. Голос, который я знаю. Знакомый, как старый шрам, который я перестал замечать.
Передо мной склоняется помолодевший доктор Грейвз в белом халате. В его руке был предмет - что-то вроде ключа. Не ключ. Игла. Для лоботомирования.
- Это твой шанс, - сказал Грейвз, готовя инструмент.
Я узнаю её. Узнаю слишком хорошо. Я познакомился с ней гораздо ближе, чем хотел бы. Она штурмовала мои врата в душу.
- Кто ещё оплатит все твои долги, мистер Рейнс? - продолжает Грейвз с той же ленивой интонацией, с какой мог бы обсуждать выбор вина к ужину.
Деньги. Я был должником судьбы и серьёзных людей из-за своей зависимости. Я согласился стать подопытной крысой. Перенос пси-способностей. Всё пошло как всегда - я чуть не умер, получив и расписавшись пси-шрамы, а воспоминания об этом оказались зацементированы в саркофаг подсознания.
Лонгфорд. Он боялся смерти. До безумия, до одержимости. Он пытался переселить своё дрожащее сознание в тела своих детей. Возможно, сломал их психику, Генри - точно сломанная игрушка. Когда это не сработало, он вспомнил о своей старой крысе из этой комнаты. О том, что когда-то я уже был частью его экспериментов. Я - его последняя надежда.
У нас оставалась ментальная связь, и Лонгфорд воспользовался ею – неделю назад вместе со свитой пси-охотников проник в мертвый разум, стараясь убить моё “я” и завладеть моим телом. Не самое здоровое и молодое, но лучше, чем у старика, уже увидевшего закатное солнце. Я убил его там, среди тумана, который он так боялся. Вудсворт и Грейвз перенесли тело отсюда в его кабинет, и вызвали меня, не зная, кто к ним придёт - я или их хозяин.
Всё слиплось в одно мерзкое пятно осознания. Симптом Фреголи!
Убийца - детектив.
Я.
Дело раскрыто.
Я делаю шаг вперёд. Молодой я поднимает голову. Мы говорим:
- Где та комната?
Я вырываюсь в реальность.
Я ненавижу такие места.
Чудовищная реальность
Передо мной стоит служанка, но я её не вижу. Нет, не так. Я вижу, но не воспринимаю. Мир сотрясается, корчится, сжимаясь, складывается, как книга, страницы которой я вдруг вспомнил. В голове, словно раскаленный гвоздь, вспыхнуло озарение, и ржавчина забвения осыпалась, обнажая лезвие истины.
Синдром Ганзера!
Я срываюсь с места. Коридоры особняка, словно змеиные норы, сдавливали меня, но я несся вперед, к кабинету Лонгфорда. Уже сломанная дверь - ударом ноги в щепки, книги - с полки, разлетаются, как птицы, вспугнутые выстрелом. Одна из них - не книга. Я тяну её на себя.
Щелчок. Глухой скрежет. Тиканье времени усилилось. За спиной - шорох. Мэри встала в проходе, обеспокоенно вглядываясь в меня.
Книжный шкаф подался, раскрывая вход в тайную комнату. Белизна обрушивается на меня, чистая, безупречная, бесчеловечная. Я знаю это место - операционная. Две кровати. Одна безупречная, на другой - отпечаток тела. Прошлое здесь не растворилось, оно затаилось, ожидая моего возвращения.
Я опустился на свою кровать. Воспоминания нахлынули, сливаясь с реальностью.
Вдох. Запах стерильности. Запах металла. Гнилой запах истины.
Выдох. Горло сжалось, будто кто-то затянул ремень вокруг шеи.
Что-то внутри сопротивлялось - цеплялось за уютную тьму лжи, где я прятался, словно в материнской утробе. Но разум никогда ничего не забывает, он лишь прячет в литосферных плитах нашего бессознательного. Но теперь мои континенты пришли в движение, и конец существующего мира необратим. Пульс бил в висках пылью времени, кровь гудела, как далёкий Туман, ощущение пространства кожи чувствовало солёную мелодию белой комнаты.
Они надевают ремни. Веки дрожат. Часы тикают. Голос. Голос, который я знаю. Знакомый, как старый шрам, который я перестал замечать.
Передо мной склоняется помолодевший доктор Грейвз в белом халате. В его руке был предмет - что-то вроде ключа. Не ключ. Игла. Для лоботомирования.
- Это твой шанс, - сказал Грейвз, готовя инструмент.
Я узнаю её. Узнаю слишком хорошо. Я познакомился с ней гораздо ближе, чем хотел бы. Она штурмовала мои врата в душу.
- Кто ещё оплатит все твои долги, мистер Рейнс? - продолжает Грейвз с той же ленивой интонацией, с какой мог бы обсуждать выбор вина к ужину.
Деньги. Я был должником судьбы и серьёзных людей из-за своей зависимости. Я согласился стать подопытной крысой. Перенос пси-способностей. Всё пошло как всегда - я чуть не умер, получив и расписавшись пси-шрамы, а воспоминания об этом оказались зацементированы в саркофаг подсознания.
Лонгфорд. Он боялся смерти. До безумия, до одержимости. Он пытался переселить своё дрожащее сознание в тела своих детей. Возможно, сломал их психику, Генри - точно сломанная игрушка. Когда это не сработало, он вспомнил о своей старой крысе из этой комнаты. О том, что когда-то я уже был частью его экспериментов. Я - его последняя надежда.
У нас оставалась ментальная связь, и Лонгфорд воспользовался ею – неделю назад вместе со свитой пси-охотников проник в мертвый разум, стараясь убить моё “я” и завладеть моим телом. Не самое здоровое и молодое, но лучше, чем у старика, уже увидевшего закатное солнце. Я убил его там, среди тумана, который он так боялся. Вудсворт и Грейвз перенесли тело отсюда в его кабинет, и вызвали меня, не зная, кто к ним придёт - я или их хозяин.
Всё слиплось в одно мерзкое пятно осознания. Симптом Фреголи!
Убийца - детектив.
Я.
Дело раскрыто.
