— Все хорошо, Миа. Просто у каждого свой способ выпустить эмоции.
— А помнишь, как мы собирали ягоды в лесу? — вдруг спросила она.
— Помню.
— Кажется, будто это было в прошлой жизни. Рядом с Лингорхоллом нет таких прекрасных лесов… Но иди скорее к Лил, иначе она потащит тебя за ноги.
Наверное, мне стоило остаться с Мией, успокоить ее и развеселить. В прошлом я бы так и сделала, но правда в том, что я стала слишком эгоистична. Мне было больно слушать ее. Вспоминать прошлое я не желала, ведь каждый раз чувство вины пронзало насквозь.
— Отец? Могу я поговорить с тобой?
Лингор стоял лицом к окну, сложив руки за спиной. Когда я зашла в кабинет, он лишь повернул голову и слегка кивнул:
— Конечно.
Кабинет отца подходил своему хозяину. Просторный, светлый, с массивной мебелью из белого дуба. На самом деле, если убрать из комнаты стол, стулья, все карты и шкафы, то тут можно было устроить класс танцев. Всем было бы свободно. Высокие потолки создавали бы эхо, но гобелены на стенах заглушили бы его.
Оплотом светлых считался Граальц, но когда я впервые попала в кабинет Лингора, то поняла, что он похож на сердце, которое спокойно бьется в такт размеренного дыхания жизни. Такое впечатление производил и сам пресветлый бог Лингор.
Я подошла к отцу и проследила за его взглядом. Сводчатые окна выходили в сад Лингорхолла. Возможно, другой бы на его месте предпочел видеть тренировочные полигоны, видеть силу своего войска. Отец же устраивал смотры совсем редко, но при этом в землях светлых богов его войско считалось сильнейшим.
Я не стала ходить вокруг до около и достала из кармана шерстяной юбки письмо, которое нашла на днях в кабинете отца. Он даже не взглянул на него. Знал, что я принесла.
— Хочу вернуть это.
— И задать вопрос?
— И задать вопрос, — согласно кивнула, рассматривая профиль отца, его прямой горделивый нос и позолоченные солнцем волосы. — Недавно ты вернулся из Граальца. Это правда, что удалось захватить одного из темных живым?
— Правда.
— Значит ли это, что темные совсем близко? Грядет… бой? — мне не хотелось произносить слово «война», хотя она и велась уже давно.
Лингор посмотрел на меня сверху вниз. Его небесные глаза выражали скорбь. Он уже жалел о том, что будет. Он уже прощался со многими своими воинами.
— Когда? — спросила я тихо.
— Я не буду скрывать от тебя этого. Мы планируем наступление на юге. Через четыре дня будут отправлены дополнительные силы. Вслед за ними поеду и я с личным отрядом.
Если сам Лингор выступал со своими искуснейшими воинами, значит, дело было нешуточным. Не простой бой. Возможно, решающий?
— Темные пытаются скрыть планы, но мы смогли узнать, что они наращивают силы. К югу от Граальца на их пути стоит лишь Коронхилл. Пресветлый Клемент может когда-то и получил имя Храбрейшего, но сейчас ему идет пятое столетие. Меч уже тяжел для него. Они выбрали наше слабейшее звено. Это можно было предвидеть, и мы готовы.
— Как же сын пресветлого Клемента?
— Пока отец жив, он не может принять командование. Не спорю, что он искусен, но ему не хватает опыта и навыков. Перед лицом темных нам всем следует сплотиться. Они собрали огромное войско.
— Сколько?
— Примерно две сотни тысяч.
Я вздрогнула. На что способны двести тысяч темных воинов? Они ведь оставят после себя лишь выжженную землю. Я знала, что войско отца составляет сейчас пятьдесят тысяч, и то если собрать всех, даже с самых отдаленных уголков светлых земель.
— И эта цифра может расти с каждым днем, — усмехнулся Лингор.
Он отошел от окна и поманил меня за собой. Мы подошли к широкому столу, и Лингор открыл самый верхний узкий ящичек. В нем он хранил свою печать.
— Мне нужен тот, кто будет здесь вместе со всеми женщинами и слугами. Также я не беру воинов младше двадцати, они останутся в Лингорхолле.
Здравое решение. Вступить в войско юноша мог с семнадцати лет, но это были совсем мальчики. Возможно, многие из них будут противиться, но приказа Лингора не ослушаются.
Отец достал кожаную коробочку с печатью. На крышке был выгравирован герб Лингорхолла: тисовое дерево, над ним белоголовый орлан, а внизу перекрещены мечи. Тисов в нашем саду было полно, орланы летали над замком в закатном солнце, а звон стали звучал не переставая. Кажется, он проник в самые стены замка.
— Я хочу, чтобы в мое отсутствие печать была в твоих руках.
— Отец, благодарю за доверие, но…
Я осеклась, не зная, как продолжить. В моей голове всплыли картины уничтоженной долины нимф. Кровь в нашем дома, пожирающий все вокруг огонь, темная сталь, пронзающая грудь старейшины Иветты. Я не могла это исправить, но сейчас у меня появился крохотный шанс искупить вину.
— Так я и думал, — вдруг сказал отец и положил печать назад в ящик. — Говори же.
Кажется, он понял мои намерения. Раскусил меня, как грецкий орешек, которые он так любит щелкать, сидя перед камином.
— Я не могу остаться в Лингорхолле. Я должна быть с вами. Идти против темных. Если они подобрались так близко к Граальцу, я не могу оставаться за крепостными стенами.
Я говорила четко, возможно, немного упрямо, но старалась показать отцу, что я не шучу, что я обдумала свое решение. Я и правда долго думала над ним. Не один год я готовилась к бою с невидимым противником. Не один год я лелеяла мысль, что подниму меч и направлю его в грудь Рамона. Темного мага и последователя бога Войны. Если состоится решающая битва в этой войне, я должна быть там.
— Мне хотелось бы, чтобы ты приняла другое решение, но если ты и правда готова, я не буду тебя останавливать, — ответил отец, удивив меня. Я знала, что Лингор не станет ничего запрещать, но он не пытался даже вразумить меня и сказать, что мне, нимфе, на поле боя не место.
— Позволь дать тебе лишь один совет, Иоланда, — он ласково улыбнулся, казалось, словно солнечный свет приласкал мою кожу, и я кивнула.
— Конечно, отец.
— Я знаю, что тобой движет. Месть. Это чувство понятно любому воину, а ты воин, пусть и не желала им стать. Но то, что случилось одиннадцать лет назад, не определяет ни тебя, ни твою жизнь, Иоланда. Хочешь ли ты вступить на этот зыбкий путь? Назад дорога очень сложна, если, вообще, возможна. Я за свои века так и не определился.
— То, что случилось, — это смерть моей матери, смерть невинных. Это определило все, отец.
Голос мой все-таки дрогнул. Лингор долго и пристально на меня смотрел, будто хотел одним взглядом сказать, что можно поступить иначе. Можно забыть, излечить рану, но я не могла себе этого позволить.
Я возвращалась из тренировочного зала, когда услышала торопливые шаги. Я слишком устала после целого дня занятий, чтобы с кем-то разговаривать, и надеялась, что кто-то так спешит не по мою душу. К сожалению, ошиблась.
— Иоланда! — позвал меня Лемюэль. По его встревоженному голосу я сразу поняла, о чем он узнал и, конечно, желал со мной поговорить.
— Здравствуй, Лем.
— Скажи мне, зачем тебе эта война? — тут же вознегодовал он. — Разве ты не доказала всем, что искусна и во владении мечом, и в рукопашном бою? Чего ты хочешь добиться?
Я не была готова к подобному нападению со стороны Лема. По правде, я впервые видела его в гневе. При этом Лемюэль словно показал себя настоящим. Светло-карие глаза пылали, щеки раскраснелись.
— Я не хочу ничего доказывать. Я такой же воин, как и ты. У меня есть все те же основания желать сражаться с темными, что и у тебя.
Лем покачал головой, словно не хотел слышать меня.
— Признаю, твои мотивы можно понять, Иоланда, хотя не считаю их верными, но зачем ты втянула в это и Далилу?
Я не знала, о чем говорил Лем. Причем здесь Далила? Последний раз я видела ее вчерашним вечером, мы вместе ужинали, и ни слова о готовившимся наступлении за столом не было сказано. Как сообщить девочкам о моем решении, я еще не думала. Что-то мне подсказывало: Лил в привычной ее манере придумала свою игру, а заодно умудрилась раззадорить Лемюэля. Поэтому я спокойно ответила:
— Она сама может решать, что ей делать. Она уже не дитя.
— Ты спасла себя и ее от смерти, чтобы потом вот так просто расстаться с жизнью? — выпалил вдруг Лемюэль.
Я прикрыла глаза, почувствовав очередной приступ боли в руке. За последние дни рана напоминала о себе все чаще.
— Прости, Иоланда. Это все нервы. Я не то хотел сказать. Конечно, ты не… — начал извиняться Лем, протянув ко мне руку, чтобы обнять, но я увернулась и не менее грозно, чем он, проговорила:
— Может, у меня на судьбе написана смерть? Это не произошло одиннадцать лет назад, так случится сейчас.
— Не смей так говорить.
— Лем, я не желаю смерти. И разумеется, не жалею ее Далиле, — произнесла я, немного успокоившись, а потом сердце так сильно кольнуло в груди, что я не выдержала и призналась ему в том, о чем никогда раньше не говорила: — Но кажется, я не успокоюсь, пока не отомщу. Хотя бы одному из них. Понимаешь? И если я умру на поле боя, пронзив сердце темного, моя жизнь словно бы… имела смысл.
Лемюэль посмотрел на меня с сочувствием и печалью. Последнее я могла спокойно пережить, но не первое. Мне не нужна жалость, не нужны вздохи по моей судьбе и моим решениям.
— Я не хочу, чтобы ты участвовала в этом. Ты должна остаться в Лингорхолле. В безопасности. Вместе с Далилой и Мией.
— Лемюэль, я не обязана тебе больше ничего объяснять.
— Иоланда, я люблю тебя, — эти слова слетели с уст Лема с таким отчаянием, что я снова взглянула на него.
Все эти годы он ничего не говорил мне… Сколько времени он хранил в себе это чувство? Но я, услышав слова любви, испытала лишь сожаление. Возможно, будь я другой, я бы уже давно воспитывала его детей. Я бы никогда не встретила Рамона на озере Ив, никогда бы не влюбилась в темного и была бы счастлива с Лемюэлем. Однако я, дочь пресветлого бога Лингора и нимфы Сельмы, была уже не той, чей образ жил в сердце Лема.
— Что это меняет? — спросила я холодно. Хотелось показать ему, что я не достойно его любви, что ему не стоит даже думать обо мне.
— Иоли…
Он назвал мне так ласково, что я вздрогнула всем телом, словно меня ударили. Нечестная игра.
— Решение было принято главнокомандующим, — сказала я, быстро отворачиваясь, потому что почувствовала, как в уголках глаз скапливаются слезы.
Разумеется, Лем один из генералов, но слово пресветлого бога Лингора было решающим.
Лемюэль не стал больше меня останавливать. Я не слышала его шагов, значит, он стоял и смотрел мне вслед. О чем он думал? Проклинал меня? Уже ненавидел? Или сожалел о том, что сказал?
Я не успела придти в себя после этого разговора, как оказалась втянута в другой. В моей комнате меня ждала Далила. Она лежала на софе в углу спальни, но я не сразу ее заметила, так как она не зажгла свечи.
Когда же я устало вздохнула, сбрасывая кожаный жилет, Лил ехидно спросила:
— Ты хотя бы ела сегодня?
Я резко развернулась, а увидев улыбающуюся Далилу, рассердилась.
— Что ты наговорила Лемюэлю?
— Так он уже донес тебе?
— Прекрати, Лил! Я устала, и мне до твоих игр.
— Я просто принесла тебе ужин. Ты не спустилась в столовую, — пошла на попятную она и подошла к круглому столику у завешенного шторами окна. На нем стоял поднос с жаркое и овощами, а в серебряном блюде были ягоды и фрукты. Лил подняла кувшин и налила в бокал воды, протягивая мне, словно ветвь мира.
В свете всего одной свечи ее черты лица казались острее и она походила на скорбевшую девушку.
— Спасибо, — я приняла бокал, удостоившись улыбки Далилы.
— А что тебе сказал Лем? — спросила она, желая, видимо, обойти все подводные камни, но я не попалась в ее сети.
— Так не пойдет, — покачала головой, отправляя в рот дольку яблока. Как оказалось, я и правда ужасно хотела есть.
Пока я разбиралась с жаркое, Далила зажгла еще несколько свеч, села на стул рядом со мной и стала пристально смотреть, как я ем. Я же не делала попыток начать разговор. Через минут пять Лил не выдержала:
— Я знаю, на что ты решилась. Услышала в коридоре от одного воина.
— То есть подслушала разговор? — уточнила я.
— Не важно, —недовольно мотнула головой Далила. — Ты правда отправишься вместе с войском на поле боя? Правда будешь сражаться с темными?
— Правда, — сдалась я и посмотрела в зеленые глаза девушки, которые с возрастом стали более темными, цвета листвы дуба, а не луга под солнцем. И в глубине этих глаз вспыхнула решимость.
— Я сказала Лему, что отправлюсь с тобой, — наконец призналась Далила, и я поняла смысл слов Лемюэлю.
— Отправишься со мной? Кому ты еще об этом сказала? Надеюсь, не Мии?
— Никому, только Лему, потому что он взбесил меня, сказав, что кинжалы мне даются не так хорошо, как шпага. А Мии я и не скажу. Она же будет рыдать, не переставая, и затопит замок. Все слуги станут меня проклинать, что я обидела их драгоценную девочку.
— Как же ты собираешься воевать, если такое простое замечание вывело тебя из колеи?
Далила надула губы и проворчала:
— Это не то же самое! Я хочу быть полезной. Кажется, ты забываешь, что одиннадцать лет назад убили не только твою мать.
Девушка отвернулась и сложила руки на груди, нахмурив светлые брови. С ней было невозможно поспорить, и только Лил могла сказать такие слова, словно ей просто забыли дать конфету. Сколько же на самом деле боли сидит в ее сердце?
— Ты не владеешь мечом, — напомнила я рассудительно, не став злиться из-за опрометчивых слов Лил, о которых она, как я наверняка знала, пожалела в ту же секунду, что произнесла.
— Я могу ходить в разведку! Я маленькая и юркая, — нашлась Далила.
— Тогда тебе стоит поговорить об этом с пресветлым богом Лингором, а не со мной.
— Ты же знаешь, что он откажет. Он оставляет всех воинов, которым не исполнилось двадцати одного, в Лингорхолле.
Увидев мой немой вопрос на свои слова, Лил кивнула:
— Да, об этом я узнала от того же воина. Иоли, разве ты не можешь поговорить с пресветлым Лингором?
— Это будет бессмысленно. Он скажет мне все то, что сказал бы и тебе.
— Но ты можешь настоять, пообещать, что будешь за мной присматривать!
— Но правда в том, что я не смогу за тобой присматривать, Далила. Я не собираюсь врать отцу, как и тебе. Я не ободряю твоего решения, и никто в здравом уме его не одобрит.
— Но ты же отправишься на войну! — вознегодовала Далила, вскочила на ноги и начала мерить шагами комнату.
Не было толка что-либо объяснять ей, поэтому я сказала:
— Представь, что я наследница Лингора. И спасибо за ужин, Лил. Ты меня спасла. Теперь, будь добра, ступай к себе, я хочу принять ванну.
— Иоли, но… — начала было Далила, строя умильные глазки, как делала в детстве, но это уже давно не работало. Тем более не могло заставить меня отправить ее на поле боя. На смерть, как выразился Лем. В этом я была с ним согласна.
— Мы закончили разговор. И не смей ничего ляпнуть сестре, слышишь? Я сама поговорю с Мией, — пригрозила я напоследок и прошла к двери, чтобы открыть ее для Лил.
Она насупилась еще сильнее и вылетела в коридор, подобно вихрю. Как только она ушла, я прислонилась к двери и заплакала. Сил не осталось совсем.
На это раз я не бегу — вот какая мысль крутилась у меня в голове, когда наши отряды тронулись в путь из Лингорхолла.
— А помнишь, как мы собирали ягоды в лесу? — вдруг спросила она.
— Помню.
— Кажется, будто это было в прошлой жизни. Рядом с Лингорхоллом нет таких прекрасных лесов… Но иди скорее к Лил, иначе она потащит тебя за ноги.
Наверное, мне стоило остаться с Мией, успокоить ее и развеселить. В прошлом я бы так и сделала, но правда в том, что я стала слишком эгоистична. Мне было больно слушать ее. Вспоминать прошлое я не желала, ведь каждый раз чувство вины пронзало насквозь.
Прода от 01.11.2023, 16:32
***
— Отец? Могу я поговорить с тобой?
Лингор стоял лицом к окну, сложив руки за спиной. Когда я зашла в кабинет, он лишь повернул голову и слегка кивнул:
— Конечно.
Кабинет отца подходил своему хозяину. Просторный, светлый, с массивной мебелью из белого дуба. На самом деле, если убрать из комнаты стол, стулья, все карты и шкафы, то тут можно было устроить класс танцев. Всем было бы свободно. Высокие потолки создавали бы эхо, но гобелены на стенах заглушили бы его.
Оплотом светлых считался Граальц, но когда я впервые попала в кабинет Лингора, то поняла, что он похож на сердце, которое спокойно бьется в такт размеренного дыхания жизни. Такое впечатление производил и сам пресветлый бог Лингор.
Я подошла к отцу и проследила за его взглядом. Сводчатые окна выходили в сад Лингорхолла. Возможно, другой бы на его месте предпочел видеть тренировочные полигоны, видеть силу своего войска. Отец же устраивал смотры совсем редко, но при этом в землях светлых богов его войско считалось сильнейшим.
Я не стала ходить вокруг до около и достала из кармана шерстяной юбки письмо, которое нашла на днях в кабинете отца. Он даже не взглянул на него. Знал, что я принесла.
— Хочу вернуть это.
— И задать вопрос?
— И задать вопрос, — согласно кивнула, рассматривая профиль отца, его прямой горделивый нос и позолоченные солнцем волосы. — Недавно ты вернулся из Граальца. Это правда, что удалось захватить одного из темных живым?
— Правда.
— Значит ли это, что темные совсем близко? Грядет… бой? — мне не хотелось произносить слово «война», хотя она и велась уже давно.
Лингор посмотрел на меня сверху вниз. Его небесные глаза выражали скорбь. Он уже жалел о том, что будет. Он уже прощался со многими своими воинами.
— Когда? — спросила я тихо.
— Я не буду скрывать от тебя этого. Мы планируем наступление на юге. Через четыре дня будут отправлены дополнительные силы. Вслед за ними поеду и я с личным отрядом.
Если сам Лингор выступал со своими искуснейшими воинами, значит, дело было нешуточным. Не простой бой. Возможно, решающий?
— Темные пытаются скрыть планы, но мы смогли узнать, что они наращивают силы. К югу от Граальца на их пути стоит лишь Коронхилл. Пресветлый Клемент может когда-то и получил имя Храбрейшего, но сейчас ему идет пятое столетие. Меч уже тяжел для него. Они выбрали наше слабейшее звено. Это можно было предвидеть, и мы готовы.
— Как же сын пресветлого Клемента?
— Пока отец жив, он не может принять командование. Не спорю, что он искусен, но ему не хватает опыта и навыков. Перед лицом темных нам всем следует сплотиться. Они собрали огромное войско.
— Сколько?
— Примерно две сотни тысяч.
Я вздрогнула. На что способны двести тысяч темных воинов? Они ведь оставят после себя лишь выжженную землю. Я знала, что войско отца составляет сейчас пятьдесят тысяч, и то если собрать всех, даже с самых отдаленных уголков светлых земель.
— И эта цифра может расти с каждым днем, — усмехнулся Лингор.
Он отошел от окна и поманил меня за собой. Мы подошли к широкому столу, и Лингор открыл самый верхний узкий ящичек. В нем он хранил свою печать.
— Мне нужен тот, кто будет здесь вместе со всеми женщинами и слугами. Также я не беру воинов младше двадцати, они останутся в Лингорхолле.
Здравое решение. Вступить в войско юноша мог с семнадцати лет, но это были совсем мальчики. Возможно, многие из них будут противиться, но приказа Лингора не ослушаются.
Отец достал кожаную коробочку с печатью. На крышке был выгравирован герб Лингорхолла: тисовое дерево, над ним белоголовый орлан, а внизу перекрещены мечи. Тисов в нашем саду было полно, орланы летали над замком в закатном солнце, а звон стали звучал не переставая. Кажется, он проник в самые стены замка.
— Я хочу, чтобы в мое отсутствие печать была в твоих руках.
— Отец, благодарю за доверие, но…
Я осеклась, не зная, как продолжить. В моей голове всплыли картины уничтоженной долины нимф. Кровь в нашем дома, пожирающий все вокруг огонь, темная сталь, пронзающая грудь старейшины Иветты. Я не могла это исправить, но сейчас у меня появился крохотный шанс искупить вину.
— Так я и думал, — вдруг сказал отец и положил печать назад в ящик. — Говори же.
Кажется, он понял мои намерения. Раскусил меня, как грецкий орешек, которые он так любит щелкать, сидя перед камином.
— Я не могу остаться в Лингорхолле. Я должна быть с вами. Идти против темных. Если они подобрались так близко к Граальцу, я не могу оставаться за крепостными стенами.
Я говорила четко, возможно, немного упрямо, но старалась показать отцу, что я не шучу, что я обдумала свое решение. Я и правда долго думала над ним. Не один год я готовилась к бою с невидимым противником. Не один год я лелеяла мысль, что подниму меч и направлю его в грудь Рамона. Темного мага и последователя бога Войны. Если состоится решающая битва в этой войне, я должна быть там.
— Мне хотелось бы, чтобы ты приняла другое решение, но если ты и правда готова, я не буду тебя останавливать, — ответил отец, удивив меня. Я знала, что Лингор не станет ничего запрещать, но он не пытался даже вразумить меня и сказать, что мне, нимфе, на поле боя не место.
— Позволь дать тебе лишь один совет, Иоланда, — он ласково улыбнулся, казалось, словно солнечный свет приласкал мою кожу, и я кивнула.
— Конечно, отец.
— Я знаю, что тобой движет. Месть. Это чувство понятно любому воину, а ты воин, пусть и не желала им стать. Но то, что случилось одиннадцать лет назад, не определяет ни тебя, ни твою жизнь, Иоланда. Хочешь ли ты вступить на этот зыбкий путь? Назад дорога очень сложна, если, вообще, возможна. Я за свои века так и не определился.
— То, что случилось, — это смерть моей матери, смерть невинных. Это определило все, отец.
Голос мой все-таки дрогнул. Лингор долго и пристально на меня смотрел, будто хотел одним взглядом сказать, что можно поступить иначе. Можно забыть, излечить рану, но я не могла себе этого позволить.
Прода от 05.11.2023, 10:19
***
Я возвращалась из тренировочного зала, когда услышала торопливые шаги. Я слишком устала после целого дня занятий, чтобы с кем-то разговаривать, и надеялась, что кто-то так спешит не по мою душу. К сожалению, ошиблась.
— Иоланда! — позвал меня Лемюэль. По его встревоженному голосу я сразу поняла, о чем он узнал и, конечно, желал со мной поговорить.
— Здравствуй, Лем.
— Скажи мне, зачем тебе эта война? — тут же вознегодовал он. — Разве ты не доказала всем, что искусна и во владении мечом, и в рукопашном бою? Чего ты хочешь добиться?
Я не была готова к подобному нападению со стороны Лема. По правде, я впервые видела его в гневе. При этом Лемюэль словно показал себя настоящим. Светло-карие глаза пылали, щеки раскраснелись.
— Я не хочу ничего доказывать. Я такой же воин, как и ты. У меня есть все те же основания желать сражаться с темными, что и у тебя.
Лем покачал головой, словно не хотел слышать меня.
— Признаю, твои мотивы можно понять, Иоланда, хотя не считаю их верными, но зачем ты втянула в это и Далилу?
Я не знала, о чем говорил Лем. Причем здесь Далила? Последний раз я видела ее вчерашним вечером, мы вместе ужинали, и ни слова о готовившимся наступлении за столом не было сказано. Как сообщить девочкам о моем решении, я еще не думала. Что-то мне подсказывало: Лил в привычной ее манере придумала свою игру, а заодно умудрилась раззадорить Лемюэля. Поэтому я спокойно ответила:
— Она сама может решать, что ей делать. Она уже не дитя.
— Ты спасла себя и ее от смерти, чтобы потом вот так просто расстаться с жизнью? — выпалил вдруг Лемюэль.
Я прикрыла глаза, почувствовав очередной приступ боли в руке. За последние дни рана напоминала о себе все чаще.
— Прости, Иоланда. Это все нервы. Я не то хотел сказать. Конечно, ты не… — начал извиняться Лем, протянув ко мне руку, чтобы обнять, но я увернулась и не менее грозно, чем он, проговорила:
— Может, у меня на судьбе написана смерть? Это не произошло одиннадцать лет назад, так случится сейчас.
— Не смей так говорить.
— Лем, я не желаю смерти. И разумеется, не жалею ее Далиле, — произнесла я, немного успокоившись, а потом сердце так сильно кольнуло в груди, что я не выдержала и призналась ему в том, о чем никогда раньше не говорила: — Но кажется, я не успокоюсь, пока не отомщу. Хотя бы одному из них. Понимаешь? И если я умру на поле боя, пронзив сердце темного, моя жизнь словно бы… имела смысл.
Лемюэль посмотрел на меня с сочувствием и печалью. Последнее я могла спокойно пережить, но не первое. Мне не нужна жалость, не нужны вздохи по моей судьбе и моим решениям.
— Я не хочу, чтобы ты участвовала в этом. Ты должна остаться в Лингорхолле. В безопасности. Вместе с Далилой и Мией.
— Лемюэль, я не обязана тебе больше ничего объяснять.
— Иоланда, я люблю тебя, — эти слова слетели с уст Лема с таким отчаянием, что я снова взглянула на него.
Все эти годы он ничего не говорил мне… Сколько времени он хранил в себе это чувство? Но я, услышав слова любви, испытала лишь сожаление. Возможно, будь я другой, я бы уже давно воспитывала его детей. Я бы никогда не встретила Рамона на озере Ив, никогда бы не влюбилась в темного и была бы счастлива с Лемюэлем. Однако я, дочь пресветлого бога Лингора и нимфы Сельмы, была уже не той, чей образ жил в сердце Лема.
— Что это меняет? — спросила я холодно. Хотелось показать ему, что я не достойно его любви, что ему не стоит даже думать обо мне.
— Иоли…
Он назвал мне так ласково, что я вздрогнула всем телом, словно меня ударили. Нечестная игра.
— Решение было принято главнокомандующим, — сказала я, быстро отворачиваясь, потому что почувствовала, как в уголках глаз скапливаются слезы.
Разумеется, Лем один из генералов, но слово пресветлого бога Лингора было решающим.
Лемюэль не стал больше меня останавливать. Я не слышала его шагов, значит, он стоял и смотрел мне вслед. О чем он думал? Проклинал меня? Уже ненавидел? Или сожалел о том, что сказал?
Я не успела придти в себя после этого разговора, как оказалась втянута в другой. В моей комнате меня ждала Далила. Она лежала на софе в углу спальни, но я не сразу ее заметила, так как она не зажгла свечи.
Когда же я устало вздохнула, сбрасывая кожаный жилет, Лил ехидно спросила:
— Ты хотя бы ела сегодня?
Я резко развернулась, а увидев улыбающуюся Далилу, рассердилась.
— Что ты наговорила Лемюэлю?
— Так он уже донес тебе?
— Прекрати, Лил! Я устала, и мне до твоих игр.
— Я просто принесла тебе ужин. Ты не спустилась в столовую, — пошла на попятную она и подошла к круглому столику у завешенного шторами окна. На нем стоял поднос с жаркое и овощами, а в серебряном блюде были ягоды и фрукты. Лил подняла кувшин и налила в бокал воды, протягивая мне, словно ветвь мира.
В свете всего одной свечи ее черты лица казались острее и она походила на скорбевшую девушку.
— Спасибо, — я приняла бокал, удостоившись улыбки Далилы.
— А что тебе сказал Лем? — спросила она, желая, видимо, обойти все подводные камни, но я не попалась в ее сети.
— Так не пойдет, — покачала головой, отправляя в рот дольку яблока. Как оказалось, я и правда ужасно хотела есть.
Пока я разбиралась с жаркое, Далила зажгла еще несколько свеч, села на стул рядом со мной и стала пристально смотреть, как я ем. Я же не делала попыток начать разговор. Через минут пять Лил не выдержала:
— Я знаю, на что ты решилась. Услышала в коридоре от одного воина.
— То есть подслушала разговор? — уточнила я.
— Не важно, —недовольно мотнула головой Далила. — Ты правда отправишься вместе с войском на поле боя? Правда будешь сражаться с темными?
— Правда, — сдалась я и посмотрела в зеленые глаза девушки, которые с возрастом стали более темными, цвета листвы дуба, а не луга под солнцем. И в глубине этих глаз вспыхнула решимость.
— Я сказала Лему, что отправлюсь с тобой, — наконец призналась Далила, и я поняла смысл слов Лемюэлю.
— Отправишься со мной? Кому ты еще об этом сказала? Надеюсь, не Мии?
— Никому, только Лему, потому что он взбесил меня, сказав, что кинжалы мне даются не так хорошо, как шпага. А Мии я и не скажу. Она же будет рыдать, не переставая, и затопит замок. Все слуги станут меня проклинать, что я обидела их драгоценную девочку.
— Как же ты собираешься воевать, если такое простое замечание вывело тебя из колеи?
Далила надула губы и проворчала:
— Это не то же самое! Я хочу быть полезной. Кажется, ты забываешь, что одиннадцать лет назад убили не только твою мать.
Девушка отвернулась и сложила руки на груди, нахмурив светлые брови. С ней было невозможно поспорить, и только Лил могла сказать такие слова, словно ей просто забыли дать конфету. Сколько же на самом деле боли сидит в ее сердце?
— Ты не владеешь мечом, — напомнила я рассудительно, не став злиться из-за опрометчивых слов Лил, о которых она, как я наверняка знала, пожалела в ту же секунду, что произнесла.
— Я могу ходить в разведку! Я маленькая и юркая, — нашлась Далила.
— Тогда тебе стоит поговорить об этом с пресветлым богом Лингором, а не со мной.
— Ты же знаешь, что он откажет. Он оставляет всех воинов, которым не исполнилось двадцати одного, в Лингорхолле.
Увидев мой немой вопрос на свои слова, Лил кивнула:
— Да, об этом я узнала от того же воина. Иоли, разве ты не можешь поговорить с пресветлым Лингором?
— Это будет бессмысленно. Он скажет мне все то, что сказал бы и тебе.
— Но ты можешь настоять, пообещать, что будешь за мной присматривать!
— Но правда в том, что я не смогу за тобой присматривать, Далила. Я не собираюсь врать отцу, как и тебе. Я не ободряю твоего решения, и никто в здравом уме его не одобрит.
— Но ты же отправишься на войну! — вознегодовала Далила, вскочила на ноги и начала мерить шагами комнату.
Не было толка что-либо объяснять ей, поэтому я сказала:
— Представь, что я наследница Лингора. И спасибо за ужин, Лил. Ты меня спасла. Теперь, будь добра, ступай к себе, я хочу принять ванну.
— Иоли, но… — начала было Далила, строя умильные глазки, как делала в детстве, но это уже давно не работало. Тем более не могло заставить меня отправить ее на поле боя. На смерть, как выразился Лем. В этом я была с ним согласна.
— Мы закончили разговор. И не смей ничего ляпнуть сестре, слышишь? Я сама поговорю с Мией, — пригрозила я напоследок и прошла к двери, чтобы открыть ее для Лил.
Она насупилась еще сильнее и вылетела в коридор, подобно вихрю. Как только она ушла, я прислонилась к двери и заплакала. Сил не осталось совсем.
Прода от 08.11.2023, 16:34
***
На это раз я не бегу — вот какая мысль крутилась у меня в голове, когда наши отряды тронулись в путь из Лингорхолла.
