- В подвал. Фонарик на столике у двери.
Я взяла фонарик с рассохшейся, облупившейся тумбочки, включила его и начала спускаться по еще одной скрипучей лестнице в темноту. Словно героиня какого-то дешевого ужастика. Я добралась уже до середины лестницы, когда дверь позади меня захлопнулась и щелкнул замок. От испуга и неожиданности я едва не скатилась вниз кубарем. Света фонарика едва-едва хватало, чтобы осветить ступени.
- Тут есть выключатель, - тихо сказал немолодой усталый голос. - Слева от вас, на стене.
Я не заорала. Сама не понимаю, почему я оставалась такой спокойной. Осветила подвал фонариком, но толку от этого было мало. Так что я нашла выключатель, старомодный, фаянсовый, повернула его, и комнату затопил мертвенно-белый свет неоновой лампы, сопровождаемый характерным весьма назойливым жужжанием.
- Матерь Божья! - выдавила я и прибавила слово из лексикона дедушки, уроженца Оркнейских островов. Он так отзывался об овцекрадах.
К старой ржавой батарее длинной цепью была прикована женщина лет шестидесяти, прежде, наверное, ухоженная, но сейчас растрепанная и изможденная. Я бросилась к ней.
- Что мне...
Женщина подергала цепь и сказала зло:
- Надин, эта.... - слова, сказанные почтенной дамой рядом с моими и близко не стояли. Какая я, оказывается, вежливая. - Решила запереть меня с кромешной дурой вместо пыток? Я выбираю клещи.
- Ну, знаете ли... Промолчу из уважения к вашим сединам.
- Ну-ну.
Я села на шатающийся табурет, сгорбившись. Вообще-то, святая правда: я кромешная дура. Была бы умной, не поехала бы с Надин. Не стала бы она среди дня силой ломиться в дом Ренара.
Вспомнилась дурная дрожь, то и дело сотрясающая ее тело. Может и стала бы. Речь в любом случае шла о женщине душевнобольной, и о ее странной и заранее пугающей "возвышенной цели".
- Меня зовут Элеонора Лермонт, - представилась я поднимаясь и протягивая невежливой старой даме руку. Впрочем, мне казалось отчего-то, что ответной любезности от нее не дождешься.
Старуха смерила меня презрительным взглядом, но все же ответила:
- Элеонора Фрешо-Леклер.
- Вы же... - я прикусила язык прежде, чем ляпнула "бабушка Бенуа". - Вы из Помоны, верно?
Старуха сощурилась.
- А, ты та девица, охотница за деньгами, подружка Дюлака.
В этот момент я окончательно убедилась, что ничего у нас с Джони не выйдет. Его бабушка меня просто испепелит при малейшем намеке на нашу связь. Зато теперь понятно, почему он так странно реагировал на "Элеонору". Эта конкретная пугает.
- Ну а вы здесь какими судьбами? - невинным тоном поинтересовалась я.
Джони
- Элеонора Джоанна Лермонт... - Рено окинул взглядом мою гостиную. - Знаете, Леклер, а у вас тут мило. По крайней мере комната не напоминает диараму для журнала "Интерьер" за 1977 год.
- Не отвлекайтесь, - посоветовал я.
- Элеонора Джоанна Лермонт, родилась в небольшом городке в Восточном Лотиане, Шотландия. Мать родом с Гебридских островов, отец местный. Есть младший брат, актер-любитель. Биография совершенно чистая, если не учитывать, конечно, криминальные наклонности ее мужа и кое-какие мелочи. Можете вздохнуть свободно.
Я и вздохнул, хотя в целом был в Эльнор уверен. Она не способна продумать и осуществить преступный план, и это скорее комплимент. В каком-то смысле она невинна, как дитя, особенно сейчас, когда наша поездка стряхнула с нее всю шелуху.
- Что с Надин Болье?
- О, тут тоже любопытно. Подобно вашей подруге, Надин чиста, как младенец. Ну, кое-какие мелкие мошенничестве, пара брачных афер, обвинение в проституции и сводничестве... Но в остальном Надин Ренж чиста, словно агнец. Но есть одна маленькая проблема, - Рено укоризненно посмотрел на свой чай. - Маленькая. Надин Ренж невинна, но кроме нее есть еще немало любопытных особ. Мы с Эвой изучили ее личности одну за одной: Надин Ренж, Николь Оренти, Линда Фероньезе, Мария Лиговска, Елена Докторович. Это самое раннее имя, им она пользовалась лет семь назад. Что было до того - тайна.
- Она хорошо заметает следы, - кивнул я, потому что требовалась какая-то реакция.
- Все может оказаться еще хуже, - мрачно ответил Рено. - Двадцать седьмого сентября 20ХХ года из Сены было выловлено тело русской эмигрантки, той самой Елены Докторович. По крайней мере, так решило наскоро проведенное следствие. Тело сильно разложилось, и опознать ее удалось только по вещам: серебряным сережкам и кольцу с лазуритом. Но потом вдруг объявилась наша "Елена Докторович" с заявлением, что она жива, а тело принадлежит Габриэль Мерсье, и серебро "Елена" ей дала поносить.
- И?
- Так случилось, что никто не сумел подтвердить либо опровергнуть обе личности, все подруги погибшей как-то разбежались.
- Вы думаете?... - начал я.
- что Надин Болье может быть очень опасна. И еще кое что. Я нашел любопытный фотоснимок, который может подсказать, где нам искать дочь Руджеро Дюлака. Но вам он не понравится.
Я взял конверт, не зная заранее, что ожидать. Мне многое сейчас не нравилось. Вернее будет сказать, что мне не нравилась вся эта история от начала и до конца. Я открыл конверт и вытащил выцветшую фотокарточку тридцатилетней давности. Счастливая семья: Руджеро Дюлак, у него на коленях Поль - я его помнил таким весьма смутно, вихрастым и в коротких штанишках. А рядом - Элеонора с младенцем на руках. Моя Элеонора. Моя чертова бабушка Элеонора!
Снимок, шурша, упал на пол.
- О.
- О, - согласился Рено.
Вот теперь у нас с бабушкой есть пара отличных тем для разговора. И помоги ей бог, если она опять начнет врать и выкручиваться в своей манере.
Бросив все, я понесся в бабушкины покои - по другому ее комнаты и не называли - и заколотил в дверь. Тишина. С запасом коньяка и сухих бисквитов старая ведьма могла выдержать долгую осаду. Но я все колотил и колотил в надежде, что ей это надоест, или у нее проснется совесть, но больше от злости и необходимости выпустить пар. Колотил, пока Стелла и Крис не повисли на мне с двух сторон, умоляя прекратить.
Прекратил. Выдохся. Опустился на стул.
- Ее нет, - сказала Стелла. - И я ее не видела сегодня. Кажется, она ушла и...
- Мадлен! Мадлен! - крикнул я так, что сестры от меня шарахнулись, а горничная немедленно прибежала на зов. Наверное, оттого, что я редко злюсь. - Ключи, живо.
- Бенуа, вы не можете... Мадам Элеонора...
Верная бабушкина наперсница (да-да, в пару к "Покоям") задрожала от возмущения. Или от страха.
- Боишься, что я найду в бумагах старой ведьмы что-то лишнее? Вот интересно, в ее желании держать меня здесь, на глазах сколько было надежды защитить меня, а сколько - спрятать прошлое, а?
Стелла уставилась на меня непонимающе. Крис шмыгнула носом, готовая в любую секунду пустить в ход свое любимое оружие: истерику. Мадлен были рада к ней присоединиться. Я же все никак не успокоиться, полный злости на Элеонору, на себя, на девчонок, на ни в чем не повинную горничную.
Положение спас Рено, как всегда уравновешенный и невозмутимый.
- Мадлен, дайте ключи. Ваша хозяйка может быть в опасности, и нам следует поторопиться. А вы, Леклер, прекратите истерику. Ваша бабушка завела роман с приятелем сына? Тоже мне трагедия! Это было тридцать лет назад!
- У бабушки был роман с папиным другом? - живо откликнулась Стелла.
- Тридцать лет назад, - еще раз сказал Рено.
Мне стало стыдно. В самом деле, закатил истерику из-за пустяка. И главное: будто бы не ожидал от старухи ничего подобного! Это ведь была шуточка в ее духе.
Стелла принесла мне коньяк, Крис повисела на мне, пытаясь выяснить пикантные подробности, и я остыл. В самом деле, тоже мне трагедия. Рено тем временем открыл дверь, и уже носился по бабушкиному кабинету, раздергивая шторы и распахивая окна.
В кабинете пахло табаком с ванилью, кофе и вином; запах намертво въелся в каждую трещинку, каждый лоскуток, и наверняка останется навечно, будет напоминать о бабушке еще годы и годы. В отличие от всего прочего дома, обставленного в полном соответствии с бабушкиным вкусом несколько кричаще, кабинет был полон темной мебели, фарфора и бронзы. Когда-то в детстве я спросил ее, почему, и получил ответ: "Солидность, Бену. Главное, это солидность!". И они с отцом были солидны до абсурдного, и все человеческое, включая ошибки и разбросанные вещи, оставляли нам с девчонками. По крайней мере, так мне казалось до сегодняшнего дня.
- Милая комната, - прокомментировал тем временем Рено.
- Бросьте. Это самая жуткая комната в доме, даже учитывая гостиную и то, что твориться обычно у Крис. Мадлен, где ключи от секретера и от сейфа?
Мадлен, шокированная и настроенная нашим вторжением, ответила предельно сухо:
- Ключи у мадам.
- А где мадам?
- Я не видела ее со вчерашнего вечера.
Если подумать, это было весьма необычно, ведь бабушка предпочитала находиться в центре всеобщего внимания. Я пошарил на столе, но ничего ценного или полезного не нашел. Исчезнуть, не оставив подсказки, на бабушку это было не похоже. Я начал волноваться. Среди ее дурных качеств была и привычка создавать трудности, чтобы потом преодолевать их.
- Сможете вскрыть замок?
Рено хмыкнул.
- Секретер с легкостью, а вот с сейфом придется повозиться.
- Секретер и я могу вскрыть, - сообщила Стелла, чьи восторженные взгляды на Рено стали уже меня раздражать. - Посторонитесь-ка.
Я опустился в кресло, Крис присела на подлокотник, а Мадлен попросту привалилась к стене, неспособная стоять прямо.
- Извините, Мадо.
- Все в порядке, - глухо сказала она. - Мсье Бенуа, у меня сердце не на месте. Мадам странно себя вела в последнее время.
- Ну, если мадам было что скрывать... - глубокомысленно изрекла Стелла. - Готово! Фух, ну и бардак тут!
В этот же момент Рено вскрыл сейф, и мы получили возможность зарыться в бумаги, чувствуя себя шпионами.
Квинни
Несмотря на то, что мадам явно не желала принимать мою помощь, я присела рядом, стерла с ее лба кровь и осмотрела ссадину. Вроде бы, ничего серьезного.
- Так что вы здесь делаете?
- Я надеялась договориться с Болье, - неохотно пробормотала Элеонора.
Мне вспомнилось, как дрожали руки Надин.
- Не обижайтесь, но не думаю, что это вообще возможно.
Элеонора недовольно зыркнула на меня из-под растрепанных седых волос.
- Надин - совершенно сумасшедшая, - пояснила я. - Будь она нормальной, я бы с ней не пошла. Она всю дорогу бормотала что-то о мести. Вы не в курсе, о чем это она?
Элеонора фыркнула.
- Не твое дело.
- О, вы правы, - согласилась я. - Все это - не мое дело, вот совершенно. Но я здесь, рядом с вами, а значит, каким-то образом имею отношение к этой истории. Кому и за что Надин собралась мстить?
- Она считает, - нехотя ответила Элеонора, - что мой сын убил ее отца.
- А он?
- Да как ты смеешь?! - взорвалась старуха.
- Просто спросила. Я ведь не знала вашего сына.
- А мой внук, по-твоему, способен на убийство? - провокационно спросила Элеонора.
Я задумалась.
- Нет, пожалуй. Ему больше идут плащ и шпага. Благородный разбойник в худшем случае.
Элеонора внезапно рассмеялась. Я не успела узнать, что показалось ей таким забавным, потому что дверь раскрылась, и на вершине лестницы показалась Надин с пистолетом, который навела на меня. Логично. Моя соседка едва ли была способна сейчас совершать глупости.
- Я хочу видеть твоих щенят, всех трех. Позвони, и пусть они прибудут на место, которое я укажу.
- С чего мне делать это? - весьма царственно спросила Элеонора.
- Потому что в противном случае, - в елейном голосе Надин вовсю звучали нотки безумия, - я оставлю вас здесь умирать от жажды и голода. Места глухие, к тому моменту, когда вас отыщут, опознавать придется по зубам.
- Ты и так убьешь нас, а также моих внуков, - пожала плечами Элеонора, заставив цепь зазвенеть.
- Да. Но пуля в лоб мне кажется предпочтительнее долгих мучений.
Мне кстати тоже. Но я сочла разумным промолчать и не злить мадам несносную бабушку и полоумную Надин.
- У тебя есть время подумать, старуха, - сказала Надин и захлопнула дверь.
Ясно. У меня выбора нет вообще, я в любом случае погибну, как неудобный свидетель сразу нескольких преступлений. Черт. С меня даже страх схлынул. Осталась только странная, гудящая пустота. И я, барахтающаяся в этой пустоте. С этим надо что-то делать.
- Надо бежать.
- Как? - Элеонора позвенела цепью. - Я прикована... А, ты имеешь в виду, тебе бежать? Мы в подвале, дверь крепкая, окон нет.
Я встала с табурета и огляделась. Пол земляной, стены сложены из кирпича, и известка крошится от влаги. Здесь вообще достаточно сыро. По углам навален всяких хлам, и если мне удастся выманить Надин на середину комнаты...
Огрею ее по голове.
Отличный план. Невыполнимый, но отличный.
Я подошла к Элеоноре и подергала цепь.
- Скоба держится на честном слово. Если ее расшатать, то я освобожу вас, - я ковырнула известку, на пол посыпались крошки. - Мне только нужен какой-нибудь инструмент.
Я еще раз осмотрела подвал. Когда-то он совершенно точно был обжитым. В одном из углов висел перекошенный щит, и на нем одиноко болталась ручная дрель. Она - даже отсюда видно - безнадежно заржавела и сломается при малейшем нажиме, но может остальные инструменты просто осыпались вниз и пребывают каким-то чудесным образом в лучшем состоянии? Мне бы подошел молоток, или стамеска.
В углу было темно, мертвенно-белый свет лампы рассеивался и не достигал этого места, к тому же ему мешал опорный столб. Я поковыряла кучу хлама, потом вспомнила о фонарике. С ним дело пошло быстрее, хотя разгребать гору воняющего гнилью мусора было противно, и меня то и дело начинало тошнить. Тут были куски ткани, обрывки кожи, какие-то мелкие железки. Даже тонкое золотое колечко здесь валялось.
Следующая находка заставила меня отшатнуться, налететь на столб и сползти по нему на пол.
Груда хлама была - по большей части - парой едва присыпанных землей скелетов.
Джони
Вещей у бабушки было необычайно много, причем порой, совершенно ненужных. Рубиновая брошь соседствовала с дешевыми сережками, к тому же, сломанными. Старые письма лежали вперемешку с корешками чеков и вырезанными из газет кроссвордами. Только сама Элеонора, наверное, могла разобраться в этом бардаке. Мы шарили по шкафам и ящикам впятером, и даже Матильда, отбросив чопорность, присоединилась к нам. Она же первая воскликнула победно: "ага!" и замахала в воздухе голубой картонной папкой.
- Я помню, мадам ее рассматривала!
Мы сгрудились вокруг стола, глядя на эту папку и не решаясь открыть ее. Что, если Элеонора действительно завела роман с Руджеро Дюлаком? Что, если у нее есть дочь меня моложе?
Не так. Что, если мой отец действительно отравил своего компаньона?
- Будете смотреть, Леклер? - Рено покосился на меня.
Я подвинул к нему папку, с радостью перекладывая ответственность на чужие плечи. Жест был ребячливый, но, надо сказать, я был заранее не в восторге от возможных новостей.
- Идемте на воздух, - Рено взял папку и первым вышел из душной, пропахшей прошлым комнаты.
Я взяла фонарик с рассохшейся, облупившейся тумбочки, включила его и начала спускаться по еще одной скрипучей лестнице в темноту. Словно героиня какого-то дешевого ужастика. Я добралась уже до середины лестницы, когда дверь позади меня захлопнулась и щелкнул замок. От испуга и неожиданности я едва не скатилась вниз кубарем. Света фонарика едва-едва хватало, чтобы осветить ступени.
- Тут есть выключатель, - тихо сказал немолодой усталый голос. - Слева от вас, на стене.
Я не заорала. Сама не понимаю, почему я оставалась такой спокойной. Осветила подвал фонариком, но толку от этого было мало. Так что я нашла выключатель, старомодный, фаянсовый, повернула его, и комнату затопил мертвенно-белый свет неоновой лампы, сопровождаемый характерным весьма назойливым жужжанием.
- Матерь Божья! - выдавила я и прибавила слово из лексикона дедушки, уроженца Оркнейских островов. Он так отзывался об овцекрадах.
К старой ржавой батарее длинной цепью была прикована женщина лет шестидесяти, прежде, наверное, ухоженная, но сейчас растрепанная и изможденная. Я бросилась к ней.
- Что мне...
Женщина подергала цепь и сказала зло:
- Надин, эта.... - слова, сказанные почтенной дамой рядом с моими и близко не стояли. Какая я, оказывается, вежливая. - Решила запереть меня с кромешной дурой вместо пыток? Я выбираю клещи.
- Ну, знаете ли... Промолчу из уважения к вашим сединам.
- Ну-ну.
Я села на шатающийся табурет, сгорбившись. Вообще-то, святая правда: я кромешная дура. Была бы умной, не поехала бы с Надин. Не стала бы она среди дня силой ломиться в дом Ренара.
Вспомнилась дурная дрожь, то и дело сотрясающая ее тело. Может и стала бы. Речь в любом случае шла о женщине душевнобольной, и о ее странной и заранее пугающей "возвышенной цели".
- Меня зовут Элеонора Лермонт, - представилась я поднимаясь и протягивая невежливой старой даме руку. Впрочем, мне казалось отчего-то, что ответной любезности от нее не дождешься.
Старуха смерила меня презрительным взглядом, но все же ответила:
- Элеонора Фрешо-Леклер.
- Вы же... - я прикусила язык прежде, чем ляпнула "бабушка Бенуа". - Вы из Помоны, верно?
Старуха сощурилась.
- А, ты та девица, охотница за деньгами, подружка Дюлака.
В этот момент я окончательно убедилась, что ничего у нас с Джони не выйдет. Его бабушка меня просто испепелит при малейшем намеке на нашу связь. Зато теперь понятно, почему он так странно реагировал на "Элеонору". Эта конкретная пугает.
- Ну а вы здесь какими судьбами? - невинным тоном поинтересовалась я.
Джони
- Элеонора Джоанна Лермонт... - Рено окинул взглядом мою гостиную. - Знаете, Леклер, а у вас тут мило. По крайней мере комната не напоминает диараму для журнала "Интерьер" за 1977 год.
- Не отвлекайтесь, - посоветовал я.
- Элеонора Джоанна Лермонт, родилась в небольшом городке в Восточном Лотиане, Шотландия. Мать родом с Гебридских островов, отец местный. Есть младший брат, актер-любитель. Биография совершенно чистая, если не учитывать, конечно, криминальные наклонности ее мужа и кое-какие мелочи. Можете вздохнуть свободно.
Я и вздохнул, хотя в целом был в Эльнор уверен. Она не способна продумать и осуществить преступный план, и это скорее комплимент. В каком-то смысле она невинна, как дитя, особенно сейчас, когда наша поездка стряхнула с нее всю шелуху.
- Что с Надин Болье?
- О, тут тоже любопытно. Подобно вашей подруге, Надин чиста, как младенец. Ну, кое-какие мелкие мошенничестве, пара брачных афер, обвинение в проституции и сводничестве... Но в остальном Надин Ренж чиста, словно агнец. Но есть одна маленькая проблема, - Рено укоризненно посмотрел на свой чай. - Маленькая. Надин Ренж невинна, но кроме нее есть еще немало любопытных особ. Мы с Эвой изучили ее личности одну за одной: Надин Ренж, Николь Оренти, Линда Фероньезе, Мария Лиговска, Елена Докторович. Это самое раннее имя, им она пользовалась лет семь назад. Что было до того - тайна.
- Она хорошо заметает следы, - кивнул я, потому что требовалась какая-то реакция.
- Все может оказаться еще хуже, - мрачно ответил Рено. - Двадцать седьмого сентября 20ХХ года из Сены было выловлено тело русской эмигрантки, той самой Елены Докторович. По крайней мере, так решило наскоро проведенное следствие. Тело сильно разложилось, и опознать ее удалось только по вещам: серебряным сережкам и кольцу с лазуритом. Но потом вдруг объявилась наша "Елена Докторович" с заявлением, что она жива, а тело принадлежит Габриэль Мерсье, и серебро "Елена" ей дала поносить.
- И?
- Так случилось, что никто не сумел подтвердить либо опровергнуть обе личности, все подруги погибшей как-то разбежались.
- Вы думаете?... - начал я.
- что Надин Болье может быть очень опасна. И еще кое что. Я нашел любопытный фотоснимок, который может подсказать, где нам искать дочь Руджеро Дюлака. Но вам он не понравится.
Я взял конверт, не зная заранее, что ожидать. Мне многое сейчас не нравилось. Вернее будет сказать, что мне не нравилась вся эта история от начала и до конца. Я открыл конверт и вытащил выцветшую фотокарточку тридцатилетней давности. Счастливая семья: Руджеро Дюлак, у него на коленях Поль - я его помнил таким весьма смутно, вихрастым и в коротких штанишках. А рядом - Элеонора с младенцем на руках. Моя Элеонора. Моя чертова бабушка Элеонора!
Снимок, шурша, упал на пол.
- О.
- О, - согласился Рено.
Вот теперь у нас с бабушкой есть пара отличных тем для разговора. И помоги ей бог, если она опять начнет врать и выкручиваться в своей манере.
Бросив все, я понесся в бабушкины покои - по другому ее комнаты и не называли - и заколотил в дверь. Тишина. С запасом коньяка и сухих бисквитов старая ведьма могла выдержать долгую осаду. Но я все колотил и колотил в надежде, что ей это надоест, или у нее проснется совесть, но больше от злости и необходимости выпустить пар. Колотил, пока Стелла и Крис не повисли на мне с двух сторон, умоляя прекратить.
Прекратил. Выдохся. Опустился на стул.
- Ее нет, - сказала Стелла. - И я ее не видела сегодня. Кажется, она ушла и...
- Мадлен! Мадлен! - крикнул я так, что сестры от меня шарахнулись, а горничная немедленно прибежала на зов. Наверное, оттого, что я редко злюсь. - Ключи, живо.
- Бенуа, вы не можете... Мадам Элеонора...
Верная бабушкина наперсница (да-да, в пару к "Покоям") задрожала от возмущения. Или от страха.
- Боишься, что я найду в бумагах старой ведьмы что-то лишнее? Вот интересно, в ее желании держать меня здесь, на глазах сколько было надежды защитить меня, а сколько - спрятать прошлое, а?
Стелла уставилась на меня непонимающе. Крис шмыгнула носом, готовая в любую секунду пустить в ход свое любимое оружие: истерику. Мадлен были рада к ней присоединиться. Я же все никак не успокоиться, полный злости на Элеонору, на себя, на девчонок, на ни в чем не повинную горничную.
Положение спас Рено, как всегда уравновешенный и невозмутимый.
- Мадлен, дайте ключи. Ваша хозяйка может быть в опасности, и нам следует поторопиться. А вы, Леклер, прекратите истерику. Ваша бабушка завела роман с приятелем сына? Тоже мне трагедия! Это было тридцать лет назад!
- У бабушки был роман с папиным другом? - живо откликнулась Стелла.
- Тридцать лет назад, - еще раз сказал Рено.
Мне стало стыдно. В самом деле, закатил истерику из-за пустяка. И главное: будто бы не ожидал от старухи ничего подобного! Это ведь была шуточка в ее духе.
Стелла принесла мне коньяк, Крис повисела на мне, пытаясь выяснить пикантные подробности, и я остыл. В самом деле, тоже мне трагедия. Рено тем временем открыл дверь, и уже носился по бабушкиному кабинету, раздергивая шторы и распахивая окна.
В кабинете пахло табаком с ванилью, кофе и вином; запах намертво въелся в каждую трещинку, каждый лоскуток, и наверняка останется навечно, будет напоминать о бабушке еще годы и годы. В отличие от всего прочего дома, обставленного в полном соответствии с бабушкиным вкусом несколько кричаще, кабинет был полон темной мебели, фарфора и бронзы. Когда-то в детстве я спросил ее, почему, и получил ответ: "Солидность, Бену. Главное, это солидность!". И они с отцом были солидны до абсурдного, и все человеческое, включая ошибки и разбросанные вещи, оставляли нам с девчонками. По крайней мере, так мне казалось до сегодняшнего дня.
- Милая комната, - прокомментировал тем временем Рено.
- Бросьте. Это самая жуткая комната в доме, даже учитывая гостиную и то, что твориться обычно у Крис. Мадлен, где ключи от секретера и от сейфа?
Мадлен, шокированная и настроенная нашим вторжением, ответила предельно сухо:
- Ключи у мадам.
- А где мадам?
- Я не видела ее со вчерашнего вечера.
Если подумать, это было весьма необычно, ведь бабушка предпочитала находиться в центре всеобщего внимания. Я пошарил на столе, но ничего ценного или полезного не нашел. Исчезнуть, не оставив подсказки, на бабушку это было не похоже. Я начал волноваться. Среди ее дурных качеств была и привычка создавать трудности, чтобы потом преодолевать их.
- Сможете вскрыть замок?
Рено хмыкнул.
- Секретер с легкостью, а вот с сейфом придется повозиться.
- Секретер и я могу вскрыть, - сообщила Стелла, чьи восторженные взгляды на Рено стали уже меня раздражать. - Посторонитесь-ка.
Я опустился в кресло, Крис присела на подлокотник, а Мадлен попросту привалилась к стене, неспособная стоять прямо.
- Извините, Мадо.
- Все в порядке, - глухо сказала она. - Мсье Бенуа, у меня сердце не на месте. Мадам странно себя вела в последнее время.
- Ну, если мадам было что скрывать... - глубокомысленно изрекла Стелла. - Готово! Фух, ну и бардак тут!
В этот же момент Рено вскрыл сейф, и мы получили возможность зарыться в бумаги, чувствуя себя шпионами.
Квинни
Несмотря на то, что мадам явно не желала принимать мою помощь, я присела рядом, стерла с ее лба кровь и осмотрела ссадину. Вроде бы, ничего серьезного.
- Так что вы здесь делаете?
- Я надеялась договориться с Болье, - неохотно пробормотала Элеонора.
Мне вспомнилось, как дрожали руки Надин.
- Не обижайтесь, но не думаю, что это вообще возможно.
Элеонора недовольно зыркнула на меня из-под растрепанных седых волос.
- Надин - совершенно сумасшедшая, - пояснила я. - Будь она нормальной, я бы с ней не пошла. Она всю дорогу бормотала что-то о мести. Вы не в курсе, о чем это она?
Элеонора фыркнула.
- Не твое дело.
- О, вы правы, - согласилась я. - Все это - не мое дело, вот совершенно. Но я здесь, рядом с вами, а значит, каким-то образом имею отношение к этой истории. Кому и за что Надин собралась мстить?
- Она считает, - нехотя ответила Элеонора, - что мой сын убил ее отца.
- А он?
- Да как ты смеешь?! - взорвалась старуха.
- Просто спросила. Я ведь не знала вашего сына.
- А мой внук, по-твоему, способен на убийство? - провокационно спросила Элеонора.
Я задумалась.
- Нет, пожалуй. Ему больше идут плащ и шпага. Благородный разбойник в худшем случае.
Элеонора внезапно рассмеялась. Я не успела узнать, что показалось ей таким забавным, потому что дверь раскрылась, и на вершине лестницы показалась Надин с пистолетом, который навела на меня. Логично. Моя соседка едва ли была способна сейчас совершать глупости.
- Я хочу видеть твоих щенят, всех трех. Позвони, и пусть они прибудут на место, которое я укажу.
- С чего мне делать это? - весьма царственно спросила Элеонора.
- Потому что в противном случае, - в елейном голосе Надин вовсю звучали нотки безумия, - я оставлю вас здесь умирать от жажды и голода. Места глухие, к тому моменту, когда вас отыщут, опознавать придется по зубам.
- Ты и так убьешь нас, а также моих внуков, - пожала плечами Элеонора, заставив цепь зазвенеть.
- Да. Но пуля в лоб мне кажется предпочтительнее долгих мучений.
Мне кстати тоже. Но я сочла разумным промолчать и не злить мадам несносную бабушку и полоумную Надин.
- У тебя есть время подумать, старуха, - сказала Надин и захлопнула дверь.
Ясно. У меня выбора нет вообще, я в любом случае погибну, как неудобный свидетель сразу нескольких преступлений. Черт. С меня даже страх схлынул. Осталась только странная, гудящая пустота. И я, барахтающаяся в этой пустоте. С этим надо что-то делать.
- Надо бежать.
- Как? - Элеонора позвенела цепью. - Я прикована... А, ты имеешь в виду, тебе бежать? Мы в подвале, дверь крепкая, окон нет.
Я встала с табурета и огляделась. Пол земляной, стены сложены из кирпича, и известка крошится от влаги. Здесь вообще достаточно сыро. По углам навален всяких хлам, и если мне удастся выманить Надин на середину комнаты...
Огрею ее по голове.
Отличный план. Невыполнимый, но отличный.
Я подошла к Элеоноре и подергала цепь.
- Скоба держится на честном слово. Если ее расшатать, то я освобожу вас, - я ковырнула известку, на пол посыпались крошки. - Мне только нужен какой-нибудь инструмент.
Я еще раз осмотрела подвал. Когда-то он совершенно точно был обжитым. В одном из углов висел перекошенный щит, и на нем одиноко болталась ручная дрель. Она - даже отсюда видно - безнадежно заржавела и сломается при малейшем нажиме, но может остальные инструменты просто осыпались вниз и пребывают каким-то чудесным образом в лучшем состоянии? Мне бы подошел молоток, или стамеска.
В углу было темно, мертвенно-белый свет лампы рассеивался и не достигал этого места, к тому же ему мешал опорный столб. Я поковыряла кучу хлама, потом вспомнила о фонарике. С ним дело пошло быстрее, хотя разгребать гору воняющего гнилью мусора было противно, и меня то и дело начинало тошнить. Тут были куски ткани, обрывки кожи, какие-то мелкие железки. Даже тонкое золотое колечко здесь валялось.
Следующая находка заставила меня отшатнуться, налететь на столб и сползти по нему на пол.
Груда хлама была - по большей части - парой едва присыпанных землей скелетов.
Джони
Вещей у бабушки было необычайно много, причем порой, совершенно ненужных. Рубиновая брошь соседствовала с дешевыми сережками, к тому же, сломанными. Старые письма лежали вперемешку с корешками чеков и вырезанными из газет кроссвордами. Только сама Элеонора, наверное, могла разобраться в этом бардаке. Мы шарили по шкафам и ящикам впятером, и даже Матильда, отбросив чопорность, присоединилась к нам. Она же первая воскликнула победно: "ага!" и замахала в воздухе голубой картонной папкой.
- Я помню, мадам ее рассматривала!
Мы сгрудились вокруг стола, глядя на эту папку и не решаясь открыть ее. Что, если Элеонора действительно завела роман с Руджеро Дюлаком? Что, если у нее есть дочь меня моложе?
Не так. Что, если мой отец действительно отравил своего компаньона?
- Будете смотреть, Леклер? - Рено покосился на меня.
Я подвинул к нему папку, с радостью перекладывая ответственность на чужие плечи. Жест был ребячливый, но, надо сказать, я был заранее не в восторге от возможных новостей.
- Идемте на воздух, - Рено взял папку и первым вышел из душной, пропахшей прошлым комнаты.