Я прошла между столами баккара и покера, взяла с подноса бокал шампанского и прислонилась к резной балюстраде, голыми лопатками ощущая холодок.
Эспума Дельмар появилась через пять минут, и я сразу ее узнала.
Эспума идет через комнату, звеня монистами. Она босяком, и на загорелых щиколотках позвякивают медные и серебряные браслеты. Пергаментною луною Пресьоса звенит беспечно; среди хрусталей и лавров бродя по тропинке млечной.* Она безошибочно угадывает меня и приближается. И она устрашающе красива.
- Хочешь, чтобы я отпустила тебя?
Где-то сова зарыдала – так безутешно и тонко! За ручку в темное небо луна уводит ребенка.*
- Я хочу… я хочу, чтобы ты отпустила Бэзила!
Эспума Дельмар заливисто хохочет.
- Ты требуешь чего-то, девочка?
- Нет, - мои руки дрожат так сильно, что я расплескиваю шампанское. – Я предлагаю сыграть.
- У тебя ничего нет, - бросает Эспума.
У меня было море! Боже мой! У меня было море!* Что за нелепости лезут мне в голову?!
- У меня есть я. Выиграю – и ты отдашь мне Бэзила, вернешь его, невредимого. Выиграешь ты, и я твоя – без остатка, без сопротивления.
Эспума приближается, и я чувствую запах ее духов, такой сладкий, такой кладбищенский. Гладкие пальцы прикасаются к моему подбородку.
- Хорошо. По рукам. Я велю принести колоду.
Ладони потеют, и бокал норовит выскользнуть из слабеющих пальцев. Ставлю его на балюстраду, промахиваюсь, осколки разлетаются во все стороны.
- Нет. Сыграем в кости. Предпочитаю положиться на удачу.
Эспума Дельмар хмурится, ей по какой-то причине не нравится мое предложение. Я твердо стою на своем, приободренная. Похоже, я на верном пути. Эспума берет меня за локоть и отводит к угловому столику. Мы садимся, и между нами возникает кожаный стаканчик и пять игральных костей.
- Какое наибольшее число может выпасть? – спрашивает Эспума, обнажая в улыбке неестественно ровные зубы.
- На пяти костях? Тридцать.
- Ты уверена?
Нет, я ни в чем не была уверена. Но тридцать – число не хуже прочих. Я беру под пристальным взглядом Эспумы стаканчик, встряхиваю кости и сбрасываю их резким движением на стол. Дробный стук. Кости катятся и катятся.
- Восемнадцать, - довольным тоном говорит Эспума.
Восемнадцать, это чуть больше половины. И я понимаю, что Эспума Дельмар сейчас бросит кости и выиграет. А я, соответственно, проиграю. Проклятые ладони снова потеют, и я, кажется, обращаюсь в воду. Эспума встряхивает стаканчик раз за разом, и я уже начинаю терять терпение, впадать понемногу в панику. Наконец она бросает, и кости с сухим стрёкотом катятся по столу. Стукстукстукстук. Я понимаю, что если кости остановятся, на них будет число гораздо, гораздо большее. Возможно даже большее, чем тридцать. Я закрываю глаза.
Эспума издаёт мучительный стон.
- Проклятье!
Я открываю глаза и считаю точки на игральных костях. Семнадцать! Их семнадцать!
- Я выиграла?
- Ты сжульничала! – шипит Эспума. – Как я могла?
Ее лицо становится желтовато-белым, как морская пена. Я выиграла по какому-то нелепому стечению обстоятельств, но едва ли я сумею забрать свой выигрыш.
- Мы договорились, - напоминаю я, стараясь выглядеть уверенно.
Эспума тянет ко мне необычайно длинные, нечеловечески гибкие, прозрачные и призрачные руки, похожие на щупальца медузы, но тотчас же одёргивает их, словно обжегшись.
- Проклятье! Проклятье! Как смеет он вмешиваться?!
Что ж, похоже, я под защитой, а значит чувствую себя увереннее.
- Верни Бэзила.
Эспума бросила на стол ключи.
- Сама возьми.
Я поднялась и подошла к двери, зная, что это может быть любая из дверей. А может быть вовсе и не дверь.
- Я буду преследовать тебя, - сказала Эспума. – Вечно.
Я повернула ключ.
Сразу же за дверью начиналась лестница, уводящая все ниже и ниже. Ступеньки сыпались мне под ноги, и я все норовила наступить на слишком длинную юбку. Нынче не время для таких платьев, нужно отвыкать. Подобрав подол, я спускаюсь ниже и ниже. В темноте слабо мерцают лампы, их огоньки дрожат. Ниже и ниже. В склеп.
Бэзил лежит на каменном ложе, мертвец на смертном одре, холодный и неподвижный. Я прикасаюсь к его руке, но что еще я хочу увидеть, почувствовать? Он все-таки – мертвец, вампир. И он неподвижен. Что я теперь должна сделать? Поцеловать эту спящую красавицу, чтобы чары спали и шиповник отцвел?
Я села на край жесткого каменного ложа и ладонью накрыла руку Бэзила.
- Ты забыл, что твоя жизнь принадлежит мне? Только я могу забрать ее! Думаешь, можешь так просто сбежать от меня, от обязательств? Я поклялась, я всюду тебя достану!
Я едва не всхлипнула.
- Какого дьявола ты лежишь здесь, прикидываясь трупом?!
- Я не прикидываюсь! – ответил Бэзил. – Я действительно труп. Технически.
Я ударила его раз-другой, потом уронила голову ему на грудь и благополучно расплакалась, вытирая слезу о влажный от могильной сырости пиджак. Бэзил бережно обнял меня и погладил по голове.
- Полно, полно, воробей. Прекрати плакать. У нас еще много дел.
- Каких это? – глухо спросила я.
- Спрятать гроб понадежнее, - Бэзил принялся загибать пальцы. – Поужинать. Послушать оперу.
Поднявшись, он обнял меня за талию и снял с этого могильного постамента. Только сейчас я почувствовала, как же здесь холодно. Бэзил накинул мне на плечи пиджак и спросил, глядя прямо в глаза, отчего становилось тревожно:
- Что тебе это стоило?
- Не важно, - отмахнулась я.
Бэзил взял меня за руку и потянул за собой.
- Дай угадаю. Ты пообещала себя Библиотекарю и обыграла в шахматы Эспуму Дельмар?
- В кости, - поправила я. – Я обыграла ее в кости.
- Да? – Бэзил хмыкнул. – Со Смертью обычно играют в шахматы. Ладно, пошли, воробей. Обсудим наше вечное рабство.
Переплетя пальцы с его, я прибавила шаг, уже не пытаясь стереть с лица глупую улыбку. Мысль о том, что мне придется трудиться на Библиотекаря, уже не казалась такой мрачной.
- Что ты там говорил про оперу? – спросила я.
Бэзил толкнул дверь и оглядел мой уютный, сумрачный магазинчик, закрытый на ночь, и прокомментировал:
- Мило. Рок-опера тебя устроит? А то последний приличный баритон я слышал в середине XVIII века в Вене.
Я не стала спорить. Я обняла его за шею. Тут можно было поразмышлять об иронии судьбы, о том, как верна поговорка про «от ненависти до любви», обо всяческих иных глупостях. Но, какого черта?! Я целовалась и, пожалуй, впервые за всю свою жизнь вообще ни о чем не думала.
--------------
* Ф. Г. Лорка «Пресьоса и ветер»
* Ф. Г. Лорка «Рассказ о луне, луне»
* Ф. Г. Лорка «Баллада большой войны»
Эспума Дельмар появилась через пять минут, и я сразу ее узнала.
Эспума идет через комнату, звеня монистами. Она босяком, и на загорелых щиколотках позвякивают медные и серебряные браслеты. Пергаментною луною Пресьоса звенит беспечно; среди хрусталей и лавров бродя по тропинке млечной.* Она безошибочно угадывает меня и приближается. И она устрашающе красива.
- Хочешь, чтобы я отпустила тебя?
Где-то сова зарыдала – так безутешно и тонко! За ручку в темное небо луна уводит ребенка.*
- Я хочу… я хочу, чтобы ты отпустила Бэзила!
Эспума Дельмар заливисто хохочет.
- Ты требуешь чего-то, девочка?
- Нет, - мои руки дрожат так сильно, что я расплескиваю шампанское. – Я предлагаю сыграть.
- У тебя ничего нет, - бросает Эспума.
У меня было море! Боже мой! У меня было море!* Что за нелепости лезут мне в голову?!
- У меня есть я. Выиграю – и ты отдашь мне Бэзила, вернешь его, невредимого. Выиграешь ты, и я твоя – без остатка, без сопротивления.
Эспума приближается, и я чувствую запах ее духов, такой сладкий, такой кладбищенский. Гладкие пальцы прикасаются к моему подбородку.
- Хорошо. По рукам. Я велю принести колоду.
Ладони потеют, и бокал норовит выскользнуть из слабеющих пальцев. Ставлю его на балюстраду, промахиваюсь, осколки разлетаются во все стороны.
- Нет. Сыграем в кости. Предпочитаю положиться на удачу.
Эспума Дельмар хмурится, ей по какой-то причине не нравится мое предложение. Я твердо стою на своем, приободренная. Похоже, я на верном пути. Эспума берет меня за локоть и отводит к угловому столику. Мы садимся, и между нами возникает кожаный стаканчик и пять игральных костей.
- Какое наибольшее число может выпасть? – спрашивает Эспума, обнажая в улыбке неестественно ровные зубы.
- На пяти костях? Тридцать.
- Ты уверена?
Нет, я ни в чем не была уверена. Но тридцать – число не хуже прочих. Я беру под пристальным взглядом Эспумы стаканчик, встряхиваю кости и сбрасываю их резким движением на стол. Дробный стук. Кости катятся и катятся.
- Восемнадцать, - довольным тоном говорит Эспума.
Восемнадцать, это чуть больше половины. И я понимаю, что Эспума Дельмар сейчас бросит кости и выиграет. А я, соответственно, проиграю. Проклятые ладони снова потеют, и я, кажется, обращаюсь в воду. Эспума встряхивает стаканчик раз за разом, и я уже начинаю терять терпение, впадать понемногу в панику. Наконец она бросает, и кости с сухим стрёкотом катятся по столу. Стукстукстукстук. Я понимаю, что если кости остановятся, на них будет число гораздо, гораздо большее. Возможно даже большее, чем тридцать. Я закрываю глаза.
Эспума издаёт мучительный стон.
- Проклятье!
Я открываю глаза и считаю точки на игральных костях. Семнадцать! Их семнадцать!
- Я выиграла?
- Ты сжульничала! – шипит Эспума. – Как я могла?
Ее лицо становится желтовато-белым, как морская пена. Я выиграла по какому-то нелепому стечению обстоятельств, но едва ли я сумею забрать свой выигрыш.
- Мы договорились, - напоминаю я, стараясь выглядеть уверенно.
Эспума тянет ко мне необычайно длинные, нечеловечески гибкие, прозрачные и призрачные руки, похожие на щупальца медузы, но тотчас же одёргивает их, словно обжегшись.
- Проклятье! Проклятье! Как смеет он вмешиваться?!
Что ж, похоже, я под защитой, а значит чувствую себя увереннее.
- Верни Бэзила.
Эспума бросила на стол ключи.
- Сама возьми.
Я поднялась и подошла к двери, зная, что это может быть любая из дверей. А может быть вовсе и не дверь.
- Я буду преследовать тебя, - сказала Эспума. – Вечно.
Я повернула ключ.
Сразу же за дверью начиналась лестница, уводящая все ниже и ниже. Ступеньки сыпались мне под ноги, и я все норовила наступить на слишком длинную юбку. Нынче не время для таких платьев, нужно отвыкать. Подобрав подол, я спускаюсь ниже и ниже. В темноте слабо мерцают лампы, их огоньки дрожат. Ниже и ниже. В склеп.
Бэзил лежит на каменном ложе, мертвец на смертном одре, холодный и неподвижный. Я прикасаюсь к его руке, но что еще я хочу увидеть, почувствовать? Он все-таки – мертвец, вампир. И он неподвижен. Что я теперь должна сделать? Поцеловать эту спящую красавицу, чтобы чары спали и шиповник отцвел?
Я села на край жесткого каменного ложа и ладонью накрыла руку Бэзила.
- Ты забыл, что твоя жизнь принадлежит мне? Только я могу забрать ее! Думаешь, можешь так просто сбежать от меня, от обязательств? Я поклялась, я всюду тебя достану!
Я едва не всхлипнула.
- Какого дьявола ты лежишь здесь, прикидываясь трупом?!
- Я не прикидываюсь! – ответил Бэзил. – Я действительно труп. Технически.
Я ударила его раз-другой, потом уронила голову ему на грудь и благополучно расплакалась, вытирая слезу о влажный от могильной сырости пиджак. Бэзил бережно обнял меня и погладил по голове.
- Полно, полно, воробей. Прекрати плакать. У нас еще много дел.
- Каких это? – глухо спросила я.
- Спрятать гроб понадежнее, - Бэзил принялся загибать пальцы. – Поужинать. Послушать оперу.
Поднявшись, он обнял меня за талию и снял с этого могильного постамента. Только сейчас я почувствовала, как же здесь холодно. Бэзил накинул мне на плечи пиджак и спросил, глядя прямо в глаза, отчего становилось тревожно:
- Что тебе это стоило?
- Не важно, - отмахнулась я.
Бэзил взял меня за руку и потянул за собой.
- Дай угадаю. Ты пообещала себя Библиотекарю и обыграла в шахматы Эспуму Дельмар?
- В кости, - поправила я. – Я обыграла ее в кости.
- Да? – Бэзил хмыкнул. – Со Смертью обычно играют в шахматы. Ладно, пошли, воробей. Обсудим наше вечное рабство.
Переплетя пальцы с его, я прибавила шаг, уже не пытаясь стереть с лица глупую улыбку. Мысль о том, что мне придется трудиться на Библиотекаря, уже не казалась такой мрачной.
- Что ты там говорил про оперу? – спросила я.
Бэзил толкнул дверь и оглядел мой уютный, сумрачный магазинчик, закрытый на ночь, и прокомментировал:
- Мило. Рок-опера тебя устроит? А то последний приличный баритон я слышал в середине XVIII века в Вене.
Я не стала спорить. Я обняла его за шею. Тут можно было поразмышлять об иронии судьбы, о том, как верна поговорка про «от ненависти до любви», обо всяческих иных глупостях. Но, какого черта?! Я целовалась и, пожалуй, впервые за всю свою жизнь вообще ни о чем не думала.
--------------
* Ф. Г. Лорка «Пресьоса и ветер»
* Ф. Г. Лорка «Рассказ о луне, луне»
* Ф. Г. Лорка «Баллада большой войны»