Не знаю, что происходит. Но выясню. Потому что жизнь Бэзила в моих руках и только в моих. А плачу я из-за пыли, и потому что сквозняк поднял пудру с туалетного столика.
-------------------
* Один из известных домов с приведениями
* Ирем, также Ирам, Ирам многоколонный, Убар – древний город, упоминаемый в Коране и многих доисламских источниках. Его башни из металла и драгоценных камней по преданию были построены где-то на территории Сахары. По легенде дорогу туда можно найти разгадав загадку, зашифрованную в самой легенде об Иреме. По легенде город был разрушен по воле богов (Аллаха – согласно Корану), был стерт с лица земли ветром, бушевавшим семь дней и восемь ночей.
* «Варни-вампир, или Кровавый пир» - роман-фельетон Джеймса Малькольма Раймера с 1847 года выходивший еженедельно в 109 частях. Затем он был напечатан, как единая книга и насчитывает 220 глав. Первый роман о вампирах на английском языке. Предыдущая цитата действительно взята из него. Перевод мой
*Носферату – в современном понимании (во многом благодаря знаменитому фильму Мурнау) это слово обозначает «вампир», «бессмертный». Изначально по всей видимости происходит от греческого «нософорос» и переводится, как «переносящий чуму»
* Вендиго – в мифах североамериканских индейцев дух-людоед. По некоторым поверьям в вендиго может превратиться человек, попробовавший человечину
* Коршун (или гриф) - в египетской мифологии головой коршуна обладает Мут, царица неба и покровительница материнства. Ее имя и означает «мать»
* Тия (иногда Тейя) - древнеегипетская царица, супруга Аменхотепа III и мать Аменхотепа IV (Эхнатона). Действительно очень красивая женщина.
* Абу-Симбел - два храма, высеченные в скале на западном берегу Нила в Нубии, южнее Асуана. Большой храм воздвигнут в честь Рамзеса II, малый - в честь его любимой жены Нефертари. В 1964-1968 годах храмы разрезали и по частям перенесли, спасая от разлива Нила в результате строительства Асуанской плотины
* Дэвид Робертс (1796-1864) - английских художник. В 1838-1839 гг. путешествовал по Египту и Палестине, оставил очень известные рисунки.
(на открытке - фотография агавы и проползающей мимо ящерицы, фотография неестественно яркая и по всей видимости крашеная)
1963 год, Мехико
Знаешь, как в древности люди создавали богов? Брали ребенка, который отличается от других: альбиноса, одного из близнецов или того, кто родился с уродством, и закрывали в темной, кромешно темной пещере. И там он рос, набирая силу, вдали от людей. Жирел на подношениях, рыхлый и белый.
А потом его убивали.
Если удавалось.
Знавал я одного бога. Подле него было страшно. Если встретишь бога, воробей, беги без оглядки.
Б.
Рождество я отмечаю в одиночестве, возле телевизора со стаканом молока и тарелкой имбирного печенья. Ночью показывают «Эту прекрасную жизнь»*. Банально, знаю, но этот фильм вселяет в меня надежду на будущее. Я перечитываю открытки, посланные Бэзилом, плотную пачку из сорока пяти ветхих, пахнущих временем карточек.
Чего ты на самом деле хочешь от меня, Бэзил? Какую часть письма ты написал под давлением? Чему мне верить и как поступать?
Звонок в дверь. Я не жду гостей, мне не хочется вставать с дивана и кого-либо видеть. Это наверняка певцы гимнов… Звонок повторяется.
- Ох…
Я встаю, спускаюсь на первый этаж в узкий темный коридор, из которого одна дверь ведет в магазин (шелест и перешептывание книг), одна на кухню (гудение водопроводных труб, подпрыгивание холодильника) и одна - черная - на заснеженную улицу, затерявшуюся на задворках Лондона. Или любого другого города. И за ней мертвая тишина.
Прижимаюсь к ней лбом, надеясь, что сейчас все закончится.
Звонок повторяется.
Я открыла дверь. На пороге стоял худой, болезненно-тонкий мужчина в дорогом костюме, висящем на нем, как на вешалке. За ним еще двое, по виду, громилы, и для полного сходства с питбулями не хватает только шипастых ошейников.
- Мисс Дерби?
Мне не пришлось долго гадать, кто это.
- Мсье Симон Клеве?
«Если узнаешь, что тебя ищет человек по имени Симон Клеве, беги без оглядки».
- Могу я войти, мисс?
Это вопросом не прозвучало. И я ясно представила, что будет, скажи я: «Идите к черту!»
- Идите к черту! - сказала я.
Клеве рассмеялся.
- Это Иоганн, - он ткнул небрежно в одного из своих бульдогов. - А это Кришна. Иоганн любит ломать людям пальцы. А Кришне нравится запах поджаренного мяса.
- А я ландыши люблю.
- А вас не испугать, мисс Дерби, - улыбнулся Симон Клеве, как мне показалось, весьма довольно.
- Мне сто восемнадцать лет, мсье Клеве.
- Что ж, попробуем по-другому, - Клеве протянул руку и (о, ледяные пальцы, холод, ощутимый даже через дорогую кожу его перчаток!) вложил что-то в мою ладонь. - Знакома вам эта вещица?
Перстень. Массивный медный перстень с гравировкой, изображающей быка. Стершаяся надпись по-гречески по ободку: «Лев убоится». Да, я выучила латынь и греческий.
Перстень Бэзила.
- Возможно.
- Его владельцу осталось жить дней десять. Впрочем, все в ваших руках, мисс Дерби. В ваших прелестных ручках.
- Чего вы хотите?
Клеве сделал шаг вперед.
- Позвольте войти.
- Нет.
Он рассмеялся.
- Я не вампир, которому можно запретить входить в дом. От меня не скроешься.
- Нет. Не вампир. Вы, скорее, вендиго.
Клеве смотрит на меня в упор. Прямо в глаза. И его черные, лишенные зрачка. А я на самом деле маленькая и испуганная. И очень старая. Мне сто восемнадцать лет.
- Мне нужен белый саркофаг из слоновой кости, найденный в Бени-Гасане* в 1977 году.
- Вам нужен упырь по имени Ани, - говорю я наугад и неожиданно попадаю в точку. Клеве бледнеет. Он и так бел, а становится синюшным. Руки его трясутся, и весь он производит впечатление наркомана. Рот кривится, непривлекательные и без того черты искажаются.
- Ани… Старейший из всех. Солнце полуночи. Колоссальная сила. Абсолютная жизнь.
- "По-моему, доктор, - сказал он, - он съел своих птиц - просто брал их и глотал живьем",* - бесстрастно процитировала я.
- Дура! - мне в лицо брызнула слюна. - Ты не понимаешь! Тебя есть время до полнолуния. Если не поторопишься, получишь руку своего приятеля, а затем и голову.
- А с чего вы взяли, мьсе Клеве, что меня вообще волнует судьба Бэзила?
Он остыл, сдулся и сказал устало:
- Женщины обычно ценят мужчин, которые любят их. Хотя и отрицают это.
Хм, это, конечно, причина.
- Мистер Кришна останется с вами.
Перстень у меня на пальце. Я могла бы повесить его на шею, но правда в том, что его тяжесть на руке меня успокаивает. Приземляет. Возносит. Да и мистер Кришна раздражает меньше.
Он сидит на кухне и пьет кофе со взбитыми сливками. Сверху щедро присыпанный корицей кофе. Щедро присыпанный моей чудесной молотой корицей. Пряности понемногу перебивают запах гниения, тяжелый и томный. За моим кухонным столом сидит покойник.
- О, - сказал Натаниэль, заглядывая на кухню. - Кто это?
- Мистер Кришна.
Нат поднял вопросительно бровь.
- А где мистер Вишну, мистер Шива и, лично меня больше всего интересует, где мистер Гаутама Будда?
Ох, лучше бы он заткнулся и не блистал своим чувством юмора.
- Я сейчас выйду.
Натаниэль исчез. Я вымыла чашку из которой пила сама, а ту, которой пользовался Кришна, выкинула в мусорное ведро. Хороший был фарфор, Веджвуд. Жаль.
- Не ходите за мной в магазин, мистер Кришна, - говорю я. - Не распугивайте посетителей. И вообще, прогуляйтесь лучше.
- Я останусь здесь.
Я мысленно попрощалась с едой в холодильнике и в кладовой. Сгниет, наверняка, от такого соседства.
- Сидите, мистер Кришна. Сидите на здоровье.
Я аккуратно прикрыла за собой кухонную дверь и дверь в магазин. Натаниэль посмотрел на меня поверх толстой книги. Голсуорси, «Сага о Форсайтах».
- Нат, можешь помочь мне? - я говорю тихо и быстро, надеясь, что мистер Кришна меня не услышит.
- Как именно?
- Мне нужно уйти. Так, чтобы этот тип за мной не увязался.
- Я не волшебник, Викки, - печально покачал головой Натаниэль.
- Я знаю.
Натаниэль вытащил из кармана кусочек розового мела.
- Пиши. В смысле, рисуй. Это будет дверь, через которую за тобой не смогут последовать.
- Как мне попасть туда, куда нужно?
Нат пожал плечами.
- Ищите, да обрящете, мисс Дерби.
Выбрав коричневую стенку шкафа, я нарисовала прямо на пыльном дереве прямоугольник двери. В этот момент я размышляла о Тартах и надеюсь, что это сработает. Но не слишком верю в результат. Дверь захлопывается у меня за спиной.
- Здравствуй, Страж.
Призрак-хранитель молча кивает. Слышен топот и грохот на самом верху парадной лестницы. Навестить бабушку с дедушкой на Рождество приехали наследники, которыми Йорки обзавелись лет десять назад. Сразу двумя, чего уж тут мелочиться. Эдвин и Эйлин слетают с гиканьем вниз, долговязые, в отца и бестолково-шумные, как мать в их возрасте.
- Тетя Вик! Тетя Вик!
Я - дальняя родственница, надоедливая старая дева. Пора уже с этим смириться.
- Ваш дедушка дома?
- В кабинете, - важно говорит Эдвин. Эйлин бегает вокруг меня, пытаясь одновременно пересказать последние новости и что-то выведать, а также расспросить о рождественских подарках. На помощь приходит Беатрис.
- Так, ребятки, Эмме нужна ваша помощь с имбирным печеньем. Идем, Виктория.
Мы поднимаемся в кабинет Тарта, своеобычно заваленный бумагами. Он разбирает картотеку, разбрасывая ее по всей комнате, а потом складывая снова, сообразуясь с какой-то своей, нам неведомой логикой. Порядок в этом доме можно встретить только в библиотеке, вотчине Беатрис. Я освобождаю кресло от пухлых папок, сажусь и жду, когда сэр Фредерик соблаговолит обратить на меня внимание. С ним бывает еще труднее, чем с Йорком.
- Здравствуй, Виктория.
Он говорит это вскользь, не глядя на меня. Я-то думала, он меня и не заметил. Раскурив трубку (о, что за стильные мужчины меня окружают!) он подходит к бару и наливает мне Luxardo Marachino*.
- Пять лет выдержки.
- Все самое лучшее, как всегда.
Тарт усмехается.
- Что вам нужно, Виктория? Вы не часто заходите к нам по-дружески.
Это правда. Мы не друзья. Полагаю, я стала крестной матерью Френсин только потому, что Лэ были как всегда слишком далеко. Но, хотя между нами нет теплоты, я знаю верно, что всегда могу положиться на Тартов.
- Фредерик, мне нужно найти белый гроб.
Тарт кривится.
- Очень горький ликер. Зачем тебе гроб, Виктория?
- Мне? Незачем. Но я хочу знать о его содержимом. Я получила от друга прямо противоположные инструкции.
- А зачем гроб Бэзилу?
Такое ощущение, что все человечество в курсе моей личной жизни. Жаль, сама я не вполне понимаю, что в ней происходит.
- Не знаю, сэр Фредерик. Не знаю. Знаю, зато, что он нужен Симону Клеве. И что, возможно, Бэзил уже мертв.
Тарт смотрит на меня сквозь рюмку с прозрачным ликером. Укоризненно смотрит. Без улыбки. Потом его губы начинают едва заметно подрагивать.
- Допустим.
Допустим? Допустим, он знает, где гроб? Допустим, Бэзил мёртв? Допустим, черт знает что еще?!
- Гроб в частной коллекции. Был выставлен на аукцион в прошлом году и чуть было не куплен тем корнуольским приятелем Йорка .Спроси его.
Я еду в Корнуолл, на этот раз поездом, пользуясь нормальным, человеческим способом передвижения. Бэзилу всегда нравились поезда, и я размышляю об этом, глядя в окно. И жалею себя. Надо дожить до сто восемнадцати лет, чтобы обнаружить, что я глупая, влюбленная, нелепая, и лет на сто младше, чем должна быть. И - да - жалею себя, как последняя-распоследняя дурочка. Нужно собраться.
Такси подвозит меня к самым воротам Гросвенор-Холла. За восемьдесят лет поместье подрастеряло изрядную часть своей пугающей и зловещей ауры. Дом теперь почти уютный, и Западную башню затянул, обвил по спирали девичий виноград, сейчас, конечно же, уже облетевший, только кое-где оставшийся алыми пятнами на серой кладке.
Сэр Персиваль ждет у входа, покуривая сигару и одновременно с этим грызя яблоко. Оно красное, как виноградные листья.
- Добрый вечер, мисс Дерби. Чаю?
Сэр Персиваль нравится мне, и я не разделяю враждебное отношение к нему Фрэнни. Честное слово, в это импозантное сочетание надежности и опасности я бы влюбилась. Собственно, почти влюбилась тогда, в Китае в 1948.
- А есть что-нибудь покрепче?
Сэр Персиваль зловеще улыбается, предлагая мне руку. Гостей он, как и без малого сто лет назад, принимает в музыкальном салоне, наполненной великолепными инструментами. Один клавикорды, изящный, инкрустированный перламутром и черепахой, чего стоит. Я опускаюсь в кресло возле него и беру с подноса рюмку.
- Сейчас все в Англии пьют мараскин?
- Хотите стаканчик старого-доброго шотландского виски? - иронично поинтересовался Лагросс.
- Нет, спасибо.
- Итак, что привело вас сюда, мисс Дерби?
- Белый гроб.
- О… - Лагросс произносит это «о» непередаваемым тоном. - Занятно. А зачем вам белый гроб? Интерес натуралиста?
- Личное.
- Его увела у меня из-под носа Марион Шифт. Коллекционер-любитель. Воображает себя Индианой Джонсом в юбке. В очень короткой юбке.
- А зачем гроб женщине в очень короткой юбке?
- Ну… - сэр Персиваль изучил задумчиво свою тлеющую сигару. - Это очень занятный гроб, отделанный гравированными пластинками слоновой кости. Маргарет!
В музыкальном салоне буквально материализуется девушка-горничная. Ну, меня не удивляет наличие в лагроссовом штате такой девчонки в наряде, как теперь принято говорить, «готической Лолиты». Сэр Персиваль - изрядный ценитель женской красоты, и я не возьмусь считать количество его жен (почти все моложе двадцати трех и очень быстро ему надоедали), а также всех его юных служанок. Но эта… более всего она походила на несвежую покойницу и двигалась неуверенно, рывками.
- Мрагарет, принеси с моего стола желтую папку. Я собирал информацию, мисс Дерби. Помимо всего прочего, это познавательно.
Горничная вернулась с прозаической пластиковой папкой, и сэр Персиваль принялся шелестеть страницами.
- С чего бы начать… Году в тридцать шестом или, может, тридцать седьмом небезызвестные вам, думаю, Шарль и Виржини Лэ раскопали где-то в окрестностях Саккары* мумию. Женщину по имени Тия, богатую, но погребенную без должного уважения.
- Я думала, это было в Бени-Гасане…
- Нет-нет, Тию обнаружили в Саккаре, и… не вполне мёртвую. Она успела обескровить семнадцать человек, прежде, чем ее остановили.
- Ближе к делу, - прошу я.
Сэр Персиваль улыбается.
- Слушаюсь и повинуюсь. При Тие были обнаружены чрезвычайно редкие папирусы, переданные Лэ в Библиотеку. Где в них однажды сунул нос…
- Йорк? - предположила я.
- О да, Йорк, кто ж еще. Среди папирусов была карта, которая и привела его к неизвестной гробнице в Бени-Гасане. Это было огромное, похожее на лабиринт сплетение коридоров. Сходное с гробницей Рамзеса Второго, но тут речь шла отнюдь не о погребении великого правителя. Он нашел там только гроб, отделанный слоновой костью, и жену, что на мой взгляд куда фатальнее.
Я поймала себя на том, что сижу в кресле с ногами, скинув туфли, и допиваю уже третью рюмку мараскина. Сэр Персиваль Лагросс был завораживающе-прекрасным рассказчиком. От падения и гибели меня спасал только инстинкт самосохранения и малая толика здравого смысла.
- Что в этом гробе? Вернее - кто?
-------------------
* Один из известных домов с приведениями
* Ирем, также Ирам, Ирам многоколонный, Убар – древний город, упоминаемый в Коране и многих доисламских источниках. Его башни из металла и драгоценных камней по преданию были построены где-то на территории Сахары. По легенде дорогу туда можно найти разгадав загадку, зашифрованную в самой легенде об Иреме. По легенде город был разрушен по воле богов (Аллаха – согласно Корану), был стерт с лица земли ветром, бушевавшим семь дней и восемь ночей.
* «Варни-вампир, или Кровавый пир» - роман-фельетон Джеймса Малькольма Раймера с 1847 года выходивший еженедельно в 109 частях. Затем он был напечатан, как единая книга и насчитывает 220 глав. Первый роман о вампирах на английском языке. Предыдущая цитата действительно взята из него. Перевод мой
*Носферату – в современном понимании (во многом благодаря знаменитому фильму Мурнау) это слово обозначает «вампир», «бессмертный». Изначально по всей видимости происходит от греческого «нософорос» и переводится, как «переносящий чуму»
* Вендиго – в мифах североамериканских индейцев дух-людоед. По некоторым поверьям в вендиго может превратиться человек, попробовавший человечину
* Коршун (или гриф) - в египетской мифологии головой коршуна обладает Мут, царица неба и покровительница материнства. Ее имя и означает «мать»
* Тия (иногда Тейя) - древнеегипетская царица, супруга Аменхотепа III и мать Аменхотепа IV (Эхнатона). Действительно очень красивая женщина.
* Абу-Симбел - два храма, высеченные в скале на западном берегу Нила в Нубии, южнее Асуана. Большой храм воздвигнут в честь Рамзеса II, малый - в честь его любимой жены Нефертари. В 1964-1968 годах храмы разрезали и по частям перенесли, спасая от разлива Нила в результате строительства Асуанской плотины
* Дэвид Робертс (1796-1864) - английских художник. В 1838-1839 гг. путешествовал по Египту и Палестине, оставил очень известные рисунки.
Глава II.
(на открытке - фотография агавы и проползающей мимо ящерицы, фотография неестественно яркая и по всей видимости крашеная)
1963 год, Мехико
Знаешь, как в древности люди создавали богов? Брали ребенка, который отличается от других: альбиноса, одного из близнецов или того, кто родился с уродством, и закрывали в темной, кромешно темной пещере. И там он рос, набирая силу, вдали от людей. Жирел на подношениях, рыхлый и белый.
А потом его убивали.
Если удавалось.
Знавал я одного бога. Подле него было страшно. Если встретишь бога, воробей, беги без оглядки.
Б.
Рождество я отмечаю в одиночестве, возле телевизора со стаканом молока и тарелкой имбирного печенья. Ночью показывают «Эту прекрасную жизнь»*. Банально, знаю, но этот фильм вселяет в меня надежду на будущее. Я перечитываю открытки, посланные Бэзилом, плотную пачку из сорока пяти ветхих, пахнущих временем карточек.
Чего ты на самом деле хочешь от меня, Бэзил? Какую часть письма ты написал под давлением? Чему мне верить и как поступать?
Звонок в дверь. Я не жду гостей, мне не хочется вставать с дивана и кого-либо видеть. Это наверняка певцы гимнов… Звонок повторяется.
- Ох…
Я встаю, спускаюсь на первый этаж в узкий темный коридор, из которого одна дверь ведет в магазин (шелест и перешептывание книг), одна на кухню (гудение водопроводных труб, подпрыгивание холодильника) и одна - черная - на заснеженную улицу, затерявшуюся на задворках Лондона. Или любого другого города. И за ней мертвая тишина.
Прижимаюсь к ней лбом, надеясь, что сейчас все закончится.
Звонок повторяется.
Я открыла дверь. На пороге стоял худой, болезненно-тонкий мужчина в дорогом костюме, висящем на нем, как на вешалке. За ним еще двое, по виду, громилы, и для полного сходства с питбулями не хватает только шипастых ошейников.
- Мисс Дерби?
Мне не пришлось долго гадать, кто это.
- Мсье Симон Клеве?
«Если узнаешь, что тебя ищет человек по имени Симон Клеве, беги без оглядки».
- Могу я войти, мисс?
Это вопросом не прозвучало. И я ясно представила, что будет, скажи я: «Идите к черту!»
- Идите к черту! - сказала я.
Клеве рассмеялся.
- Это Иоганн, - он ткнул небрежно в одного из своих бульдогов. - А это Кришна. Иоганн любит ломать людям пальцы. А Кришне нравится запах поджаренного мяса.
- А я ландыши люблю.
- А вас не испугать, мисс Дерби, - улыбнулся Симон Клеве, как мне показалось, весьма довольно.
- Мне сто восемнадцать лет, мсье Клеве.
- Что ж, попробуем по-другому, - Клеве протянул руку и (о, ледяные пальцы, холод, ощутимый даже через дорогую кожу его перчаток!) вложил что-то в мою ладонь. - Знакома вам эта вещица?
Перстень. Массивный медный перстень с гравировкой, изображающей быка. Стершаяся надпись по-гречески по ободку: «Лев убоится». Да, я выучила латынь и греческий.
Перстень Бэзила.
- Возможно.
- Его владельцу осталось жить дней десять. Впрочем, все в ваших руках, мисс Дерби. В ваших прелестных ручках.
- Чего вы хотите?
Клеве сделал шаг вперед.
- Позвольте войти.
- Нет.
Он рассмеялся.
- Я не вампир, которому можно запретить входить в дом. От меня не скроешься.
- Нет. Не вампир. Вы, скорее, вендиго.
Клеве смотрит на меня в упор. Прямо в глаза. И его черные, лишенные зрачка. А я на самом деле маленькая и испуганная. И очень старая. Мне сто восемнадцать лет.
- Мне нужен белый саркофаг из слоновой кости, найденный в Бени-Гасане* в 1977 году.
- Вам нужен упырь по имени Ани, - говорю я наугад и неожиданно попадаю в точку. Клеве бледнеет. Он и так бел, а становится синюшным. Руки его трясутся, и весь он производит впечатление наркомана. Рот кривится, непривлекательные и без того черты искажаются.
- Ани… Старейший из всех. Солнце полуночи. Колоссальная сила. Абсолютная жизнь.
- "По-моему, доктор, - сказал он, - он съел своих птиц - просто брал их и глотал живьем",* - бесстрастно процитировала я.
- Дура! - мне в лицо брызнула слюна. - Ты не понимаешь! Тебя есть время до полнолуния. Если не поторопишься, получишь руку своего приятеля, а затем и голову.
- А с чего вы взяли, мьсе Клеве, что меня вообще волнует судьба Бэзила?
Он остыл, сдулся и сказал устало:
- Женщины обычно ценят мужчин, которые любят их. Хотя и отрицают это.
Хм, это, конечно, причина.
- Мистер Кришна останется с вами.
Перстень у меня на пальце. Я могла бы повесить его на шею, но правда в том, что его тяжесть на руке меня успокаивает. Приземляет. Возносит. Да и мистер Кришна раздражает меньше.
Он сидит на кухне и пьет кофе со взбитыми сливками. Сверху щедро присыпанный корицей кофе. Щедро присыпанный моей чудесной молотой корицей. Пряности понемногу перебивают запах гниения, тяжелый и томный. За моим кухонным столом сидит покойник.
- О, - сказал Натаниэль, заглядывая на кухню. - Кто это?
- Мистер Кришна.
Нат поднял вопросительно бровь.
- А где мистер Вишну, мистер Шива и, лично меня больше всего интересует, где мистер Гаутама Будда?
Ох, лучше бы он заткнулся и не блистал своим чувством юмора.
- Я сейчас выйду.
Натаниэль исчез. Я вымыла чашку из которой пила сама, а ту, которой пользовался Кришна, выкинула в мусорное ведро. Хороший был фарфор, Веджвуд. Жаль.
- Не ходите за мной в магазин, мистер Кришна, - говорю я. - Не распугивайте посетителей. И вообще, прогуляйтесь лучше.
- Я останусь здесь.
Я мысленно попрощалась с едой в холодильнике и в кладовой. Сгниет, наверняка, от такого соседства.
- Сидите, мистер Кришна. Сидите на здоровье.
Я аккуратно прикрыла за собой кухонную дверь и дверь в магазин. Натаниэль посмотрел на меня поверх толстой книги. Голсуорси, «Сага о Форсайтах».
- Нат, можешь помочь мне? - я говорю тихо и быстро, надеясь, что мистер Кришна меня не услышит.
- Как именно?
- Мне нужно уйти. Так, чтобы этот тип за мной не увязался.
- Я не волшебник, Викки, - печально покачал головой Натаниэль.
- Я знаю.
Натаниэль вытащил из кармана кусочек розового мела.
- Пиши. В смысле, рисуй. Это будет дверь, через которую за тобой не смогут последовать.
- Как мне попасть туда, куда нужно?
Нат пожал плечами.
- Ищите, да обрящете, мисс Дерби.
Выбрав коричневую стенку шкафа, я нарисовала прямо на пыльном дереве прямоугольник двери. В этот момент я размышляла о Тартах и надеюсь, что это сработает. Но не слишком верю в результат. Дверь захлопывается у меня за спиной.
- Здравствуй, Страж.
Призрак-хранитель молча кивает. Слышен топот и грохот на самом верху парадной лестницы. Навестить бабушку с дедушкой на Рождество приехали наследники, которыми Йорки обзавелись лет десять назад. Сразу двумя, чего уж тут мелочиться. Эдвин и Эйлин слетают с гиканьем вниз, долговязые, в отца и бестолково-шумные, как мать в их возрасте.
- Тетя Вик! Тетя Вик!
Я - дальняя родственница, надоедливая старая дева. Пора уже с этим смириться.
- Ваш дедушка дома?
- В кабинете, - важно говорит Эдвин. Эйлин бегает вокруг меня, пытаясь одновременно пересказать последние новости и что-то выведать, а также расспросить о рождественских подарках. На помощь приходит Беатрис.
- Так, ребятки, Эмме нужна ваша помощь с имбирным печеньем. Идем, Виктория.
Мы поднимаемся в кабинет Тарта, своеобычно заваленный бумагами. Он разбирает картотеку, разбрасывая ее по всей комнате, а потом складывая снова, сообразуясь с какой-то своей, нам неведомой логикой. Порядок в этом доме можно встретить только в библиотеке, вотчине Беатрис. Я освобождаю кресло от пухлых папок, сажусь и жду, когда сэр Фредерик соблаговолит обратить на меня внимание. С ним бывает еще труднее, чем с Йорком.
- Здравствуй, Виктория.
Он говорит это вскользь, не глядя на меня. Я-то думала, он меня и не заметил. Раскурив трубку (о, что за стильные мужчины меня окружают!) он подходит к бару и наливает мне Luxardo Marachino*.
- Пять лет выдержки.
- Все самое лучшее, как всегда.
Тарт усмехается.
- Что вам нужно, Виктория? Вы не часто заходите к нам по-дружески.
Это правда. Мы не друзья. Полагаю, я стала крестной матерью Френсин только потому, что Лэ были как всегда слишком далеко. Но, хотя между нами нет теплоты, я знаю верно, что всегда могу положиться на Тартов.
- Фредерик, мне нужно найти белый гроб.
Тарт кривится.
- Очень горький ликер. Зачем тебе гроб, Виктория?
- Мне? Незачем. Но я хочу знать о его содержимом. Я получила от друга прямо противоположные инструкции.
- А зачем гроб Бэзилу?
Такое ощущение, что все человечество в курсе моей личной жизни. Жаль, сама я не вполне понимаю, что в ней происходит.
- Не знаю, сэр Фредерик. Не знаю. Знаю, зато, что он нужен Симону Клеве. И что, возможно, Бэзил уже мертв.
Тарт смотрит на меня сквозь рюмку с прозрачным ликером. Укоризненно смотрит. Без улыбки. Потом его губы начинают едва заметно подрагивать.
- Допустим.
Допустим? Допустим, он знает, где гроб? Допустим, Бэзил мёртв? Допустим, черт знает что еще?!
- Гроб в частной коллекции. Был выставлен на аукцион в прошлом году и чуть было не куплен тем корнуольским приятелем Йорка .Спроси его.
Я еду в Корнуолл, на этот раз поездом, пользуясь нормальным, человеческим способом передвижения. Бэзилу всегда нравились поезда, и я размышляю об этом, глядя в окно. И жалею себя. Надо дожить до сто восемнадцати лет, чтобы обнаружить, что я глупая, влюбленная, нелепая, и лет на сто младше, чем должна быть. И - да - жалею себя, как последняя-распоследняя дурочка. Нужно собраться.
Такси подвозит меня к самым воротам Гросвенор-Холла. За восемьдесят лет поместье подрастеряло изрядную часть своей пугающей и зловещей ауры. Дом теперь почти уютный, и Западную башню затянул, обвил по спирали девичий виноград, сейчас, конечно же, уже облетевший, только кое-где оставшийся алыми пятнами на серой кладке.
Сэр Персиваль ждет у входа, покуривая сигару и одновременно с этим грызя яблоко. Оно красное, как виноградные листья.
- Добрый вечер, мисс Дерби. Чаю?
Сэр Персиваль нравится мне, и я не разделяю враждебное отношение к нему Фрэнни. Честное слово, в это импозантное сочетание надежности и опасности я бы влюбилась. Собственно, почти влюбилась тогда, в Китае в 1948.
- А есть что-нибудь покрепче?
Сэр Персиваль зловеще улыбается, предлагая мне руку. Гостей он, как и без малого сто лет назад, принимает в музыкальном салоне, наполненной великолепными инструментами. Один клавикорды, изящный, инкрустированный перламутром и черепахой, чего стоит. Я опускаюсь в кресло возле него и беру с подноса рюмку.
- Сейчас все в Англии пьют мараскин?
- Хотите стаканчик старого-доброго шотландского виски? - иронично поинтересовался Лагросс.
- Нет, спасибо.
- Итак, что привело вас сюда, мисс Дерби?
- Белый гроб.
- О… - Лагросс произносит это «о» непередаваемым тоном. - Занятно. А зачем вам белый гроб? Интерес натуралиста?
- Личное.
- Его увела у меня из-под носа Марион Шифт. Коллекционер-любитель. Воображает себя Индианой Джонсом в юбке. В очень короткой юбке.
- А зачем гроб женщине в очень короткой юбке?
- Ну… - сэр Персиваль изучил задумчиво свою тлеющую сигару. - Это очень занятный гроб, отделанный гравированными пластинками слоновой кости. Маргарет!
В музыкальном салоне буквально материализуется девушка-горничная. Ну, меня не удивляет наличие в лагроссовом штате такой девчонки в наряде, как теперь принято говорить, «готической Лолиты». Сэр Персиваль - изрядный ценитель женской красоты, и я не возьмусь считать количество его жен (почти все моложе двадцати трех и очень быстро ему надоедали), а также всех его юных служанок. Но эта… более всего она походила на несвежую покойницу и двигалась неуверенно, рывками.
- Мрагарет, принеси с моего стола желтую папку. Я собирал информацию, мисс Дерби. Помимо всего прочего, это познавательно.
Горничная вернулась с прозаической пластиковой папкой, и сэр Персиваль принялся шелестеть страницами.
- С чего бы начать… Году в тридцать шестом или, может, тридцать седьмом небезызвестные вам, думаю, Шарль и Виржини Лэ раскопали где-то в окрестностях Саккары* мумию. Женщину по имени Тия, богатую, но погребенную без должного уважения.
- Я думала, это было в Бени-Гасане…
- Нет-нет, Тию обнаружили в Саккаре, и… не вполне мёртвую. Она успела обескровить семнадцать человек, прежде, чем ее остановили.
- Ближе к делу, - прошу я.
Сэр Персиваль улыбается.
- Слушаюсь и повинуюсь. При Тие были обнаружены чрезвычайно редкие папирусы, переданные Лэ в Библиотеку. Где в них однажды сунул нос…
- Йорк? - предположила я.
- О да, Йорк, кто ж еще. Среди папирусов была карта, которая и привела его к неизвестной гробнице в Бени-Гасане. Это было огромное, похожее на лабиринт сплетение коридоров. Сходное с гробницей Рамзеса Второго, но тут речь шла отнюдь не о погребении великого правителя. Он нашел там только гроб, отделанный слоновой костью, и жену, что на мой взгляд куда фатальнее.
Я поймала себя на том, что сижу в кресле с ногами, скинув туфли, и допиваю уже третью рюмку мараскина. Сэр Персиваль Лагросс был завораживающе-прекрасным рассказчиком. От падения и гибели меня спасал только инстинкт самосохранения и малая толика здравого смысла.
- Что в этом гробе? Вернее - кто?
