- А вы слишком ленивы, - смеется он, целуя мне руку. – Удачи, мисс Дерби, ангел мой.
Я вновь воспользовалась чудесным мелом Натаниэля. Оказавшись в Королевской Академии, я поправила шляпку, стряхнула снег с ботинок и сделала вид, что нахожусь именно там, где должна. В этом вся соль.
- Ронг, - говорю я мужчине в архиве. – Фредерик Леруа Ронг.
И, поскольку главное, это сделать правильное лицо, я получаю свои бумаги. Через 10-15 минут я понимаю, что Ронг был душевнобольным извращенцем. Думаю, другому архитектору Клеве и не доверил бы постройку своего дома. Чем больше я читаю об этом архитекторе, тем меньше мне хочется искать дом. Впрочем, думаю, у меня нет выбора. Вернее, нет желания этот выбор себе придумывать.
Сэр Персиваль прав, самоутешение прекрасно. И так освежает.
Ронг построил множество домов, но нужный я нахожу без труда. Он находится в Париже на небольшой, тихой и респектабельной улице. Переписав адрес, я исчезаю. В старый добрый Париж.
Мне нравится этот город. Я застала, думаю, лучшие его годы, когда красотки в Мулен-Руж отплясывали канкан, а художники живописали исключительно прекрасное. Я люблю прекрасное.
Я пью кофе в маленьком кафе на Монмартре. Париж, думаю, единственное место, где я вообще пью кофе. С такими маленькими пирожными со взбитыми сливками. Я пью кофе и думаю о Бэзиле, который очень его любит. Потом расплачиваюсь, поднимаюсь и под снегом иду к дому Клеве.
И под снегом дом выглядит недурно.
Стены сложены из кирпича, на окне над парадной дверью затейливый витраж. Дом кажется необитаемым, но я не спешу обманываться. Сейчас около трех или четырех пополудни. О, я следую завету Лагросса и иду на ограбление средь бела дня. С черного хода.
Как я научилась вскрывать замки? Хотела бы я, чтобы это была долгая история; долгая, захватывающая и красивая. Но, нет, увы. Отмычками меня научила пользоваться мадам Писташ, сказав, что «в жизни все пригодится». Вытащив из прически – да, я старомодна, - шпильку, я достаточно ловко орудовала ею в замке задней двери. Я не была уверена, что получится, но справилась за десять минут. Сигнализации я не боялась, это и в самом деле не для таких, как я. Те же способы, которыми еще мог воспользоваться Клеве… Едва ли он сумел раздобыть могильного Стража, как Тарты. Он для этого слишком мёртв.
Я вхожу в кухню, большую, темную и запущенную. Думаю, здесь никто не готовил с момента появления старомодной плиты. Здесь нет пыли, но, тем не менее, комната, кажется, лежит в руинах.
Куда идти?
Если Бэзил здесь – это я включила логику – едва ли он наверху, в гостевых комнатах. Значит, подвал.
Ощупью я нашла дверь под лестницей, лишь чудом не свалив на пол столик для писем, увенчанный (мне так по крайней мере показалось) тяжелой фарфоровой вазой. Снова пришлось воспользоваться отмычкой и… шорох? Сразу два… шороха. Один звук идет из подвала, а второй из холла. Матерь Божья!
Я вжалась в самый темный угол этой темной комнаты. Приоткрылась дверь, и мистер Иоганн прошел мимо меня. Замерев, он принюхался, и я попыталась раствориться, стать призраком, бесплотной тенью. Иоганн прошел мимо меня, к лестнице. Я выдохнула со свистом и зажала рот рукой.
Мистер Иоганн ушел.
Переведя дух, я унимаю дрожь в руках и слаживаю наконец с замком. Из подвала дурно пахнет. Откровенно мерзко. Спускаюсь вниз, прижав к лицу платок, смоченный ментоловым маслом. Запах становится все сильнее, почти до тошноты. Запах смерти, разложения, противоестественного посмертного существования. Запах сгнивающего времени.
Господи! Меня тошнит!
Фонарик, помаргивая, освещает лестницу, затем каменный пол. И я наступаю на кровь, сгущенную, начавшую сворачиваться, но еще не успевшую засохнуть.
- Хвалите Бога во святыне Его, - забормотала я полузабытый псалом. – Хвалите его на тверди силы Его. Хвалите Его по могуществу Его…*
Идти становилось все тяжелее. Ноги вязли в крови, прилипали к полу, и я принималась молиться с удвоенной энергией.
- Хвалите Его со звуком трубным, хвалите его на псалтири и на гуслях.
Погреб походил на лабиринт, и я шла, ожидая, что за каждым поворотом меня ждет нечто нечеловечески ужасное.
- Хвалите Его на звучных кимвалах, хвалите его на кимвалах громогласных.
Я миную еще одну лестницу, задыхаясь от запахов бойни, от тошноты, от ужаса. Платок мой пахнет не ментолом, а смертью. Спускаясь вниз, я медленно умираю.
- Все дышащее да хвалит Господа!
- Аллилуйя, - саркастически отозвался сухой, ломкий, больной голос.
- Бэзил?
Темнота разразилась сухим, кашляющим, мерзостным смехом. Это был жуткий звук, наводящий на самые неприятные мысли.
- Бэзил!
Свет фонарика метнулся по комнате и осветил кучу костей и тряпья в углу. И волны длинных седых волос. Отвратительного старика. «Он стоял неподвижно, как статуя, будто жест приветствия превратил его в камень…»*
- Бэзил!
- Стой, где стоишь, - Бэзил хихикнул. – Если, конечно, хочешь жить. Какое сейчас число.
- Двадцать восьмое. Двадцать восьмое декабря 1998 года.
- Юбилей, - Бэзил снова болезненно хихикнул. Голос его был сухим и ломким, как прошлогодний лист.
- Позволь помочь тебе… - я сделала шаг вперед.
- Стой где стоишь, дура! – голос сорвался на визг.
- Бэзил… пожалуйста, прошу…
Что – пожалуйста? О чем прошу?
Бэзил пошевелился, длинные ногти со скрежетом царапнули стену. Вот тут я испугалась. По-настоящему испугалась. Здесь, наедине с оголодавшим вампиром. Матерь Божья!
Бэзил шагнул вперед. У меня задрожали руки. Ну все, Виктория, дорогая. Доискалась. Бэзил сделала еще один шаг. Я выронила фонарик и зажмурилась, усугубляя темноту. «его рука была холодна, как лёд, и напоминала скорее руку мертвеца…»* Ногти вонзились мне в плечи, разодрав пальто и блузку. Кровь потекла мне за шиворот тонкими горячими струйками, и сердце закипело, и темнота обернулась сосущей, пульсирующей пустотой.
Небытие было алчно.
- Все равно, что пить прокисшее молоко.
Я открыла глаза. Кругом была кромешная, наполненная вонью и шорохом крысиных шажков темнота. Щелчок. Вспыхивает свет, на самом деле весьма тусклый, но кажущийся мне нестерпимо ярким.
- Та-дам! Чудесное достижение прогресса: электричество.
Я лежу в лужах спекшейся, застывающей и еще совсем свежей кровь, и вся ею перемазана. Рядом мистер Иоганн с перегрызенным, просто разорванным горлом. Синий и обескровленный. Совсем рядом с его рукой – снятый с предохранителя пистолет. Прошей меня эта пуля, выжила бы я?
- Господи! Господи!
Вскочив на ноги, я бегу прочь и останавливаюсь только у стойки портье какого-то отеля, с трудом соображаю, отвожу девушке глаза. Делаю это совершенно машинально, не думая. В голове бухает молот. Ему вторит сердце.
Votre cle, s’il vous plait.*
Я взлетаю наверх на третий этаж, сдираю с себя одежду и швыряю на пол, отпихиваю от себя, как лохмотья прокаженного.
Горячая вода. Гель для душа пахнет миндалём, а шампунь – молоком и мёдом. Какие у меня, оказывается, длинные волосы; спускаются ниже лопаток и щекочут концами спину. Я нервно хихикаю. На дно ванной стекает розовая от крови вода.
Стук сердца все тише, все ровнее. Возвращайся, возвращайся к реальности, Виктория. Сюда. Ко мне. Воздух, заполненный паром, пахнет миндалём и мёдом.
Надев халат, кипенно белый с вышитым на груди логотипом гостиницы, я босиком, мягко ступая по теплому полу, выхожу в комнату.
- Я могу воспользоваться твоей ванной?
- Иди к черту, - посоветовала я Бэзилу и склонилась над баром. Мне нужно выпить.
- Не знал, что ты пьешь виски… залпом.
Я поставила стакан на стол и повернулась. Из-за белизны халата его кожа кажется неимоверно бледной, а волосы наоборот – угольно, сажево черными. И у него серые глаза, о чем я раньше не задумывалась. И мне нужно прикоснуться к нему, чтобы убедиться: вот он, настоящий.
Я налила себе еще виски.
- Получила мою посылку?
- Дерьмовая книга. Дешевка.
Бэзил поднял брови. Да, полвека назад я не говорила слово «дерьмовая». А ты меня еще на полвека брось.
- Строго между нами: о вампирах сносно писал один лишь Ле Фаню. Если ты, конечно, не фанатка Полидори. Ах, да, еще есть «Кристабель»*. Так, если ты получила мою посылку, что ты здесь делаешь?
- Гроб у Клеве, - нехотя призналась я.
- Это я понял, - Бэзил подошел, взял у меня из рук стакан и сделал щедрый глоток. – Я дал недостаточно четкие инструкции?
- Расплывчатые.
Я упала на постель, скрестила руки на груди и переплела пальцы. Халат распахнулся, и Бэзил педантично поправил его. Сел рядом.
- Когда полнолуние?
- Двенадцатое января.
- У него есть ключ?
- Что?
- Значит нет, - Бэзил тряхнул головой, длинными волосами, неожиданно рыжеватыми на концах. – У тебя ножниц нет?
- Кто?
- Ножниц. Постричься. Я такие длинные волосы с четырнадцати лет не ношу. А это, поверь, было давно.
- Нет, извини.
Бэхил принялся неловко заплетать косу. Я подняла руку, чтобы помочь ему, но тотчас же ее уронила.
- Прости. За гроб. Я сделала все, что смогла.
- Знаю. В любом случае, у Клеве нет ключа. Потому что он был найден гораздо раньше.
- Ключ? – глупо переспрашиваю я.
Бэзил ложится рядом, закинув руки за голову; волосы разметались по персиковому покрывалу. Я могу, если вдруг взбредет в голову, прикоснуться к ним, намотать на палец. Я только крепче переплетаю пальцы.
- Я писал, кажется, что у меня был друг.
- Ани.
- Ани. Хороший друг для мертвеца.
- Для мёртвого бога? – уточнила я.
Бэзил покосился на меня, улыбнулся.
- Схватываешь все на лету, мой бойцовый воробей. Итак, наш достойный мёртворожденный Ани. Стараниями добрых друзей он был уложен в гроб из слоновой кости (ее доставили из Индии) и запечатан, заперт золотым ключом. Это суеверие, конечно, но многие из нас верят, что золото, олицетворяя солнце, серьезно вредит вампирам.
- Ани поклонялся солнцу, - напомнила я.
- Но ключ есть ключ, - повернувшись на бок, Бэзил подпер щеку рукой, отчего-то лукаво посмотрел на меня и продолжил. – Ключ был найден в тринадцатом или четырнадцатом. Мы бросили его в море, но, увы, никто не мог предсказать подводные раскопки. Дайвинг, чтоб его!
- Где этот ключ сейчас?
- Его нашел в окрестностях Санторина немецкий археолог Людвиг Берн. Он был до того странным, этот ключ, что Берн не решился показать его другим членам экспедиции, оставил себе, увёз в Штутгарт, оттуда в Берлин. После войны ключ был украден и перевезен в Америку.
- Значит, он в Америке?
- Был там лет пятнадцать назад. Но его выставили на аукцион, и покупатель пожелала остаться анонимным. Нужно отыскать ключ. Завтра.
Легко соскочив с постели, он погасил свет.
- Спи, мой бойцовый воробей. И, кстати, спасибо.
Мне снилось, что кто-то перебирает мои волосы, путает и снова расплетает. Раскладывает на пряди. Я лежу, укрытая по пояс одеялом, а волосы мои веером разложены по подушке. Холодные пальцы прикасаются к моему лбу.
Спи. Спи. Спи, мой маленький бойцовый воробей.
--------------
* Здесь и далее 150 псалом. По народным поверьям последними словами из него «Всякое дыхание да славит Господа» надо было начинать беседу с призраками
* Брэм Стокер «Дракула»
* Там же
* «Будьте любезны, ваш ключ» (франц.)
* «Кристабель» - поэма С. Т. Кольриджа, героиня которой считается одной из первых вампиров в английской литературе
(Вместо открытки – кусок обложки пластинки Скипа Джеймса )
1959 год, Новый Орлеан
В двадцатые мне довелось послушать Сиднея Беше*. О, как чертовски прав был Кокто. «Его музыка не была бездумной болтовней. Она говорила». В двадцать шестом я рванул за ним в Москву. А в тридцать восьмом этот дивный «Саммертайм». Стоило жить так долго хотя бы ради джаза.
Или, знаешь, воробей, ради хорошего блюза.
I’d rather be the devil, to be that woman man
I’d rather be the devil, to be that woman man*
Растворяюсь в тишине, воробей, как хорошее саксофонное соло.
Б.
- Наверное мне нужно стать дьяволом, чтобы быть ее мужчиной,
О, мне нужно стать дьяволом, чтобы быть ее мужчиной…
Вампиры. Много-много хуже всех жаворонков вместе взятых. Они могут вообще не спать!
- Просыпайся, La Belle ou bois dormant*.
Никто, кроме дьявола не заставит ее передумать.
О, никто, никто кроме дьявола на заставит ее передумать.
Я села.
- Твой чай. A la anglaise, как меня клятвенно заверили.
Бэзил был прекрасен, молод, чисто выбрит и аккуратно подстрижен в своей излюбленной романтической манере. И одет с иголочки. Если нам случится встретиться в Аду, на нем и там будет надет лучший сюртук, и сам Сатана будет спрашивать у демонов шепотом имя его портного. О, Бэзил, раздражающее воплощение элегантности.
- Поскольку я опять испортил кровью твое платье, то купил новое.
Я посмотрела на вишнево-красные брюки и пепельно-серый свитер. Платьем это можно было назвать только в самом общем смысле.
- Я это не надену.
- Даже чтобы доставить мне удовольствие? – лукаво улыбнулся Бэзил.
- Пошел к черту, - посоветовала я. – Сгинь.
Со смехом Бэзил исчез. Я выбралась из постели, потянулась и обнаружила, что совершенно счастлива. Просто непристойно. У меня есть друзья, такие как сэр Персиваль и Натаниэль. У меня есть крестница. И Бэзил вернулся и больше не улизнет от меня.
Я оделась, поправила высокий воротник и села за столик, накрытый к завтраку. Буквально материализовавшись в соседнем кресле, Бэзил отхлебнул кофе.
- Мне нужно в Бостон.
- Ключ там?
Бэзил кивнул.
- Значит, едем в Бостон?
Бэзил покачал головой.
- Не мы, воробей. Я. А с тебя хватит одного испорченного платья. Да, я купил тебе пальто. Извини, оно тоже красное. Ты, кажется, не любишь этот цвет.
Я поставила чашку на блюдце и подалась вперед.
- Первое. Мне нравится красный цвет, в разумных пределах, конечно. Второе. Я еду с тобой. Безусловно, я еду с тобой.
- Чудно, - поморщился Бэзил. – У нас как всегда проблемы с сотрудничеством и взаимопониманием. Ты собралась ехать туда, где тебе – это не фигура речи – запросто могут оторвать голову.
- Тогда, наверное, хорошо, что пальто красное, - неуклюже пошутила я.
- Может быть ты расскажешь мне больше об этом Ани? – я откинулась на спинку, устраиваясь поудобнее в кресле. Мы летели в Бостон, потому что Бэзил, упырь проклятый, отказался воспользоваться мелом.
- Он стар и мёртв. Что ты еще хочешь знать?
- Зачем он Клеве?
Бэзил, подняв руки, изучил свои запястья. Только сейчас я увидела на них старые белые шрамы, словно намотанные вокруг седые волосы. И снова я не смогла протянуть руку и коснуться его.
- Позволишь, воробей, я расскажу тебе сказку? Жил был король… назовем его Томашем. И была у него дочь, скажем, Илона. И в один далеко не прекрасный день девушка слегла с неизвестной болезнью. Король созвал лучших врачей, но они только разводили руками. Тогда король объявил, что отдаст дочь в жены тому, кто ее исцелит. В ту же ночь разразилась буря, и в ворота замка постучался человек в черном. Он заявил, что знает, как вылечить принцессу. Черного человека привели в спальню, он взял Илону за руку и сказал: За тридевять земель в глухом лесу есть колодец с мертвой водой и источник – с живой. Если напоить принцессу сначала мертвой, а затем живой водой, она излечится. Если же не поторопиться, Илона умрет в самом скором времени. Король запер Черного человека в башне на всякий случай, и отправил во все стороны гонцов искать глухой лес, колодец и источник.
Я вновь воспользовалась чудесным мелом Натаниэля. Оказавшись в Королевской Академии, я поправила шляпку, стряхнула снег с ботинок и сделала вид, что нахожусь именно там, где должна. В этом вся соль.
- Ронг, - говорю я мужчине в архиве. – Фредерик Леруа Ронг.
И, поскольку главное, это сделать правильное лицо, я получаю свои бумаги. Через 10-15 минут я понимаю, что Ронг был душевнобольным извращенцем. Думаю, другому архитектору Клеве и не доверил бы постройку своего дома. Чем больше я читаю об этом архитекторе, тем меньше мне хочется искать дом. Впрочем, думаю, у меня нет выбора. Вернее, нет желания этот выбор себе придумывать.
Сэр Персиваль прав, самоутешение прекрасно. И так освежает.
Ронг построил множество домов, но нужный я нахожу без труда. Он находится в Париже на небольшой, тихой и респектабельной улице. Переписав адрес, я исчезаю. В старый добрый Париж.
Мне нравится этот город. Я застала, думаю, лучшие его годы, когда красотки в Мулен-Руж отплясывали канкан, а художники живописали исключительно прекрасное. Я люблю прекрасное.
Я пью кофе в маленьком кафе на Монмартре. Париж, думаю, единственное место, где я вообще пью кофе. С такими маленькими пирожными со взбитыми сливками. Я пью кофе и думаю о Бэзиле, который очень его любит. Потом расплачиваюсь, поднимаюсь и под снегом иду к дому Клеве.
И под снегом дом выглядит недурно.
Стены сложены из кирпича, на окне над парадной дверью затейливый витраж. Дом кажется необитаемым, но я не спешу обманываться. Сейчас около трех или четырех пополудни. О, я следую завету Лагросса и иду на ограбление средь бела дня. С черного хода.
Как я научилась вскрывать замки? Хотела бы я, чтобы это была долгая история; долгая, захватывающая и красивая. Но, нет, увы. Отмычками меня научила пользоваться мадам Писташ, сказав, что «в жизни все пригодится». Вытащив из прически – да, я старомодна, - шпильку, я достаточно ловко орудовала ею в замке задней двери. Я не была уверена, что получится, но справилась за десять минут. Сигнализации я не боялась, это и в самом деле не для таких, как я. Те же способы, которыми еще мог воспользоваться Клеве… Едва ли он сумел раздобыть могильного Стража, как Тарты. Он для этого слишком мёртв.
Я вхожу в кухню, большую, темную и запущенную. Думаю, здесь никто не готовил с момента появления старомодной плиты. Здесь нет пыли, но, тем не менее, комната, кажется, лежит в руинах.
Куда идти?
Если Бэзил здесь – это я включила логику – едва ли он наверху, в гостевых комнатах. Значит, подвал.
Ощупью я нашла дверь под лестницей, лишь чудом не свалив на пол столик для писем, увенчанный (мне так по крайней мере показалось) тяжелой фарфоровой вазой. Снова пришлось воспользоваться отмычкой и… шорох? Сразу два… шороха. Один звук идет из подвала, а второй из холла. Матерь Божья!
Я вжалась в самый темный угол этой темной комнаты. Приоткрылась дверь, и мистер Иоганн прошел мимо меня. Замерев, он принюхался, и я попыталась раствориться, стать призраком, бесплотной тенью. Иоганн прошел мимо меня, к лестнице. Я выдохнула со свистом и зажала рот рукой.
Мистер Иоганн ушел.
Переведя дух, я унимаю дрожь в руках и слаживаю наконец с замком. Из подвала дурно пахнет. Откровенно мерзко. Спускаюсь вниз, прижав к лицу платок, смоченный ментоловым маслом. Запах становится все сильнее, почти до тошноты. Запах смерти, разложения, противоестественного посмертного существования. Запах сгнивающего времени.
Господи! Меня тошнит!
Фонарик, помаргивая, освещает лестницу, затем каменный пол. И я наступаю на кровь, сгущенную, начавшую сворачиваться, но еще не успевшую засохнуть.
- Хвалите Бога во святыне Его, - забормотала я полузабытый псалом. – Хвалите его на тверди силы Его. Хвалите Его по могуществу Его…*
Идти становилось все тяжелее. Ноги вязли в крови, прилипали к полу, и я принималась молиться с удвоенной энергией.
- Хвалите Его со звуком трубным, хвалите его на псалтири и на гуслях.
Погреб походил на лабиринт, и я шла, ожидая, что за каждым поворотом меня ждет нечто нечеловечески ужасное.
- Хвалите Его на звучных кимвалах, хвалите его на кимвалах громогласных.
Я миную еще одну лестницу, задыхаясь от запахов бойни, от тошноты, от ужаса. Платок мой пахнет не ментолом, а смертью. Спускаясь вниз, я медленно умираю.
- Все дышащее да хвалит Господа!
- Аллилуйя, - саркастически отозвался сухой, ломкий, больной голос.
- Бэзил?
Темнота разразилась сухим, кашляющим, мерзостным смехом. Это был жуткий звук, наводящий на самые неприятные мысли.
- Бэзил!
Свет фонарика метнулся по комнате и осветил кучу костей и тряпья в углу. И волны длинных седых волос. Отвратительного старика. «Он стоял неподвижно, как статуя, будто жест приветствия превратил его в камень…»*
- Бэзил!
- Стой, где стоишь, - Бэзил хихикнул. – Если, конечно, хочешь жить. Какое сейчас число.
- Двадцать восьмое. Двадцать восьмое декабря 1998 года.
- Юбилей, - Бэзил снова болезненно хихикнул. Голос его был сухим и ломким, как прошлогодний лист.
- Позволь помочь тебе… - я сделала шаг вперед.
- Стой где стоишь, дура! – голос сорвался на визг.
- Бэзил… пожалуйста, прошу…
Что – пожалуйста? О чем прошу?
Бэзил пошевелился, длинные ногти со скрежетом царапнули стену. Вот тут я испугалась. По-настоящему испугалась. Здесь, наедине с оголодавшим вампиром. Матерь Божья!
Бэзил шагнул вперед. У меня задрожали руки. Ну все, Виктория, дорогая. Доискалась. Бэзил сделала еще один шаг. Я выронила фонарик и зажмурилась, усугубляя темноту. «его рука была холодна, как лёд, и напоминала скорее руку мертвеца…»* Ногти вонзились мне в плечи, разодрав пальто и блузку. Кровь потекла мне за шиворот тонкими горячими струйками, и сердце закипело, и темнота обернулась сосущей, пульсирующей пустотой.
Небытие было алчно.
- Все равно, что пить прокисшее молоко.
Я открыла глаза. Кругом была кромешная, наполненная вонью и шорохом крысиных шажков темнота. Щелчок. Вспыхивает свет, на самом деле весьма тусклый, но кажущийся мне нестерпимо ярким.
- Та-дам! Чудесное достижение прогресса: электричество.
Я лежу в лужах спекшейся, застывающей и еще совсем свежей кровь, и вся ею перемазана. Рядом мистер Иоганн с перегрызенным, просто разорванным горлом. Синий и обескровленный. Совсем рядом с его рукой – снятый с предохранителя пистолет. Прошей меня эта пуля, выжила бы я?
- Господи! Господи!
Вскочив на ноги, я бегу прочь и останавливаюсь только у стойки портье какого-то отеля, с трудом соображаю, отвожу девушке глаза. Делаю это совершенно машинально, не думая. В голове бухает молот. Ему вторит сердце.
Votre cle, s’il vous plait.*
Я взлетаю наверх на третий этаж, сдираю с себя одежду и швыряю на пол, отпихиваю от себя, как лохмотья прокаженного.
Горячая вода. Гель для душа пахнет миндалём, а шампунь – молоком и мёдом. Какие у меня, оказывается, длинные волосы; спускаются ниже лопаток и щекочут концами спину. Я нервно хихикаю. На дно ванной стекает розовая от крови вода.
Стук сердца все тише, все ровнее. Возвращайся, возвращайся к реальности, Виктория. Сюда. Ко мне. Воздух, заполненный паром, пахнет миндалём и мёдом.
Надев халат, кипенно белый с вышитым на груди логотипом гостиницы, я босиком, мягко ступая по теплому полу, выхожу в комнату.
- Я могу воспользоваться твоей ванной?
- Иди к черту, - посоветовала я Бэзилу и склонилась над баром. Мне нужно выпить.
- Не знал, что ты пьешь виски… залпом.
Я поставила стакан на стол и повернулась. Из-за белизны халата его кожа кажется неимоверно бледной, а волосы наоборот – угольно, сажево черными. И у него серые глаза, о чем я раньше не задумывалась. И мне нужно прикоснуться к нему, чтобы убедиться: вот он, настоящий.
Я налила себе еще виски.
- Получила мою посылку?
- Дерьмовая книга. Дешевка.
Бэзил поднял брови. Да, полвека назад я не говорила слово «дерьмовая». А ты меня еще на полвека брось.
- Строго между нами: о вампирах сносно писал один лишь Ле Фаню. Если ты, конечно, не фанатка Полидори. Ах, да, еще есть «Кристабель»*. Так, если ты получила мою посылку, что ты здесь делаешь?
- Гроб у Клеве, - нехотя призналась я.
- Это я понял, - Бэзил подошел, взял у меня из рук стакан и сделал щедрый глоток. – Я дал недостаточно четкие инструкции?
- Расплывчатые.
Я упала на постель, скрестила руки на груди и переплела пальцы. Халат распахнулся, и Бэзил педантично поправил его. Сел рядом.
- Когда полнолуние?
- Двенадцатое января.
- У него есть ключ?
- Что?
- Значит нет, - Бэзил тряхнул головой, длинными волосами, неожиданно рыжеватыми на концах. – У тебя ножниц нет?
- Кто?
- Ножниц. Постричься. Я такие длинные волосы с четырнадцати лет не ношу. А это, поверь, было давно.
- Нет, извини.
Бэхил принялся неловко заплетать косу. Я подняла руку, чтобы помочь ему, но тотчас же ее уронила.
- Прости. За гроб. Я сделала все, что смогла.
- Знаю. В любом случае, у Клеве нет ключа. Потому что он был найден гораздо раньше.
- Ключ? – глупо переспрашиваю я.
Бэзил ложится рядом, закинув руки за голову; волосы разметались по персиковому покрывалу. Я могу, если вдруг взбредет в голову, прикоснуться к ним, намотать на палец. Я только крепче переплетаю пальцы.
- Я писал, кажется, что у меня был друг.
- Ани.
- Ани. Хороший друг для мертвеца.
- Для мёртвого бога? – уточнила я.
Бэзил покосился на меня, улыбнулся.
- Схватываешь все на лету, мой бойцовый воробей. Итак, наш достойный мёртворожденный Ани. Стараниями добрых друзей он был уложен в гроб из слоновой кости (ее доставили из Индии) и запечатан, заперт золотым ключом. Это суеверие, конечно, но многие из нас верят, что золото, олицетворяя солнце, серьезно вредит вампирам.
- Ани поклонялся солнцу, - напомнила я.
- Но ключ есть ключ, - повернувшись на бок, Бэзил подпер щеку рукой, отчего-то лукаво посмотрел на меня и продолжил. – Ключ был найден в тринадцатом или четырнадцатом. Мы бросили его в море, но, увы, никто не мог предсказать подводные раскопки. Дайвинг, чтоб его!
- Где этот ключ сейчас?
- Его нашел в окрестностях Санторина немецкий археолог Людвиг Берн. Он был до того странным, этот ключ, что Берн не решился показать его другим членам экспедиции, оставил себе, увёз в Штутгарт, оттуда в Берлин. После войны ключ был украден и перевезен в Америку.
- Значит, он в Америке?
- Был там лет пятнадцать назад. Но его выставили на аукцион, и покупатель пожелала остаться анонимным. Нужно отыскать ключ. Завтра.
Легко соскочив с постели, он погасил свет.
- Спи, мой бойцовый воробей. И, кстати, спасибо.
Мне снилось, что кто-то перебирает мои волосы, путает и снова расплетает. Раскладывает на пряди. Я лежу, укрытая по пояс одеялом, а волосы мои веером разложены по подушке. Холодные пальцы прикасаются к моему лбу.
Спи. Спи. Спи, мой маленький бойцовый воробей.
--------------
* Здесь и далее 150 псалом. По народным поверьям последними словами из него «Всякое дыхание да славит Господа» надо было начинать беседу с призраками
* Брэм Стокер «Дракула»
* Там же
* «Будьте любезны, ваш ключ» (франц.)
* «Кристабель» - поэма С. Т. Кольриджа, героиня которой считается одной из первых вампиров в английской литературе
Глава V
(Вместо открытки – кусок обложки пластинки Скипа Джеймса )
1959 год, Новый Орлеан
В двадцатые мне довелось послушать Сиднея Беше*. О, как чертовски прав был Кокто. «Его музыка не была бездумной болтовней. Она говорила». В двадцать шестом я рванул за ним в Москву. А в тридцать восьмом этот дивный «Саммертайм». Стоило жить так долго хотя бы ради джаза.
Или, знаешь, воробей, ради хорошего блюза.
I’d rather be the devil, to be that woman man
I’d rather be the devil, to be that woman man*
Растворяюсь в тишине, воробей, как хорошее саксофонное соло.
Б.
- Наверное мне нужно стать дьяволом, чтобы быть ее мужчиной,
О, мне нужно стать дьяволом, чтобы быть ее мужчиной…
Вампиры. Много-много хуже всех жаворонков вместе взятых. Они могут вообще не спать!
- Просыпайся, La Belle ou bois dormant*.
Никто, кроме дьявола не заставит ее передумать.
О, никто, никто кроме дьявола на заставит ее передумать.
Я села.
- Твой чай. A la anglaise, как меня клятвенно заверили.
Бэзил был прекрасен, молод, чисто выбрит и аккуратно подстрижен в своей излюбленной романтической манере. И одет с иголочки. Если нам случится встретиться в Аду, на нем и там будет надет лучший сюртук, и сам Сатана будет спрашивать у демонов шепотом имя его портного. О, Бэзил, раздражающее воплощение элегантности.
- Поскольку я опять испортил кровью твое платье, то купил новое.
Я посмотрела на вишнево-красные брюки и пепельно-серый свитер. Платьем это можно было назвать только в самом общем смысле.
- Я это не надену.
- Даже чтобы доставить мне удовольствие? – лукаво улыбнулся Бэзил.
- Пошел к черту, - посоветовала я. – Сгинь.
Со смехом Бэзил исчез. Я выбралась из постели, потянулась и обнаружила, что совершенно счастлива. Просто непристойно. У меня есть друзья, такие как сэр Персиваль и Натаниэль. У меня есть крестница. И Бэзил вернулся и больше не улизнет от меня.
Я оделась, поправила высокий воротник и села за столик, накрытый к завтраку. Буквально материализовавшись в соседнем кресле, Бэзил отхлебнул кофе.
- Мне нужно в Бостон.
- Ключ там?
Бэзил кивнул.
- Значит, едем в Бостон?
Бэзил покачал головой.
- Не мы, воробей. Я. А с тебя хватит одного испорченного платья. Да, я купил тебе пальто. Извини, оно тоже красное. Ты, кажется, не любишь этот цвет.
Я поставила чашку на блюдце и подалась вперед.
- Первое. Мне нравится красный цвет, в разумных пределах, конечно. Второе. Я еду с тобой. Безусловно, я еду с тобой.
- Чудно, - поморщился Бэзил. – У нас как всегда проблемы с сотрудничеством и взаимопониманием. Ты собралась ехать туда, где тебе – это не фигура речи – запросто могут оторвать голову.
- Тогда, наверное, хорошо, что пальто красное, - неуклюже пошутила я.
- Может быть ты расскажешь мне больше об этом Ани? – я откинулась на спинку, устраиваясь поудобнее в кресле. Мы летели в Бостон, потому что Бэзил, упырь проклятый, отказался воспользоваться мелом.
- Он стар и мёртв. Что ты еще хочешь знать?
- Зачем он Клеве?
Бэзил, подняв руки, изучил свои запястья. Только сейчас я увидела на них старые белые шрамы, словно намотанные вокруг седые волосы. И снова я не смогла протянуть руку и коснуться его.
- Позволишь, воробей, я расскажу тебе сказку? Жил был король… назовем его Томашем. И была у него дочь, скажем, Илона. И в один далеко не прекрасный день девушка слегла с неизвестной болезнью. Король созвал лучших врачей, но они только разводили руками. Тогда король объявил, что отдаст дочь в жены тому, кто ее исцелит. В ту же ночь разразилась буря, и в ворота замка постучался человек в черном. Он заявил, что знает, как вылечить принцессу. Черного человека привели в спальню, он взял Илону за руку и сказал: За тридевять земель в глухом лесу есть колодец с мертвой водой и источник – с живой. Если напоить принцессу сначала мертвой, а затем живой водой, она излечится. Если же не поторопиться, Илона умрет в самом скором времени. Король запер Черного человека в башне на всякий случай, и отправил во все стороны гонцов искать глухой лес, колодец и источник.
