Не замечая боли в порезанных о битое стекло ладонях и коленях, она упорно пробиралась через завал к небу... к маме. Ледяной ветер ударил в лицо, подхватывая рваный подол летнего платья, синего в желтый цветочек. Девочка запрокинула голову, ища в небе маму. Не замечая ничего вокруг, она шла вперед, пытаясь обогнать серые облака, закрывающие небо. Внезапно что-то блеснуло высоко наверху — девочка радостно взвизгнула, устремившись вперед, споткнувшись об осколок камня, и со слезами счастья на глазах упала.
Ополчение Рестании перешло в атаку едва на небе забрезжил рассвет, армия Ленаты не успела дать отпор, как в тыл им зашли взявшиеся словно из-под земли ликаны — целая стая из нескольких дюжин свирепых тварей. Лишь один залп стрел успели послать захватчики через Асдель, всего один, а потом их поглотила битва. Один...
Девочка лежала на грязной, пепельно-кровавой мостовой, а из ее горла торчало оперение стрелы.
За время осады армию Ленаты, по трезвому мнению Милы, успевшей в юности повидать бойни, и без того небольшую и не очень хорошо организованную заметно потрепали защитники города, но все же для изможденных, не привыкших к сражениям рестанийцам это был слишком серьезный враг. Если бы не ликаны, не Дель, уговоривший всех — абсолютно всех! — оставшихся в Рестании ликанов пройти по Катакомбам, проведший их, то они бы проиграли. Рассветное небо было кристально голубым — лишь привычный смог, висевший над городом застилал его — и было бесконечно далеким от того ужаса, что развернулся внизу, на земле. Мила понимала — или сейчас, или никогда. Это был пик, когда война поднялась на свой самый высокий уровень, почти сравняв шансы обеих сторон. И Мила, воодушевив всех пламенной речью, все слова которой прошли мимо ее сознания, полностью поглощенного переживаниями о Деле и других ликанах, подняла город в атаку. В предрассветной тьме позднего зимнего восхода солнца она провела воинов на плотах по практически неподвижной величественной реки, не замерзающей даже в лютые морозы. Они ударили по еще спящей армии Ленаты, сняв часовых. В первые полчаса, пока враг был в растерянности, им удалось перебить не меньше четверти, но совсем скоро численный перевес взял верх над неожиданностью. Именно в этот момент противника атаковали с тыла. Что значит горстка ликанов по сравнению с армией в четыре тысячи воинов (и это еще небольшая цифра! — голод и раздоры сыграли свою роль и у войска Доброго Проповедника)? Но те, кому не страшна сталь и пламя, от чьей шкуры отскакивают стрелы и ломаются булавы, способны не только дать достойный отпор, но и посеять панику в рядах врага.
Над горизонтом медленно поднималось солнце, но перед глазами людей и нелюдей была лишь кровь, а в ушах — крики и лязг мечей. Братья падали под ноги безвольными трупами, а враги наступали со всех сторон. Уже было не разобрать, где кровавое небо, а где — стылая земля, усыпанная телами, как пеплом...
Все закончилось внезапно, когда откуда-то сверху раздался пронзительный крик — с одной из башенок, руинах высокого особняка какого-то богача, сорвался человек в серой рясе, подпоясанной толстой золотой цепью, — и толпа расступилась, а потом... потом ленатийцы побежали. С внезапным воодушевлением за ними побежали оставшиеся в живых рестанийцы, а на верхушке, откуда и совершил свой полет с перерезанным горлом Добрый Проповедник, прислонившись спиной к ледяной стене и оперевшись руками о колени, хохотала Мила.
Война была выиграна.
Мало кто из захватчиков смог выбраться из города, который они так старательно грабили и разрушали. Под командованием Милы они быстро окружили отступающих (откровенно бегущих) врагов и разбили их. Там же, у восточной черты города, от которой осталось лишь воспоминание да обломки крепостной стены, как редкие каменные клыки, растущие прямо из земли, они объединились с ликанами. Только воспитание и эльфийская кровь удержали Милу от того, чтобы повиснуть на шее Деля — его она узнала даже в волчьем обличье. А вот Лен, благо что не был ни леди, ни эльфом, сам облитый с ног до головы кровью обнял такого же "чистого" друга. Вокруг радовались воины: кто-то смеялся, кто-то плакал, кто-то молча смотрел на светлеющее небо, кто-то, откинув в стороны мечи, также обнимал друзей и родных, что пережили эту битву, а кто-то уже бежал обратно к реке, чтобы добраться до убежищ на западной стороне и сказать самым дорогим в мире людям и нелюдям, что война закончилась...
Тут же появилось множество раненных: кровь на морозе застывала, а раны почти не болели в пылу битвы, но когда все закончилось, то к ним вернулась и боль, и усталость. Мила незаметно оперлась о плечо Лена и уже собиралась перейти от разрушительной деятельности к созидательной, как превратившийся Дель вдруг дернул их обоих и указал на северо-восток, туда, где далеко вдали начинались земли Фелин'Сена. Там в свете вставшего солнца развевались флаги еще одной армии...
— Они... они ведь нам на помощь? — неуверенно произнес Лен, косясь на жену.
Мила пристально смотрела вдаль, и по ее недоверчиво поджатым губам и смурному взгляду было понятно, что что-то не так. Она прошла вперед, сквозь расступающуюся толпу и, оказавшись у самых осколков стен, встала, сложив руки на груди. До суетящихся вокруг людей и нелюдей не сразу дошло, что происходило — не все обладали острым эльфийским зрением, — но совсем скоро кто-то разглядел флаги на севере и с криком указал на приближающуюся армию.
Дель с Леном безликими и бесшумными тенями возникли по обе стороны от Милы.
— Это армия Фелин'Сена, — едва разжав губы, прошептал лис.
— Не меньше десяти тысяч, — так же тихо отозвался ликан.
— Как вовремя притащились помогать. — Лен сплюнул слюну, смешанную с кровью из разбитой губы, на пепельный снег.
— Фелин'Сен — оплот спасителей, — с несвойственной ему иронией поддержал Дель.
— Они идут не помогать, — напряженно заметила Мила.
Мужчины заткнулись и неверяще переглянулись.
— Они видели, чем закончился бой, им нет смысла вести сюда всю свою армию.
— То есть... — Лену не хватило сил закончить фразу, но Мила поняла его без слов.
— Да.
Спустя пару часов ее волнение передалось и окружающим: люди и нелюди, воины и женщины с детьми высыпали на улицы, шли к окраине, испуганно переглядывались, наблюдая за приближающейся армией. Все это время Мила продолжала стоять на небольшом возвышении — горки из каменных обломков — и смотреть на северо-восток. Лен с Делем замерли рядом неподвижными тенями: они оба не знали, что делать и какой план у их жены и подруги. В том, что Фелин'Сен пришел не с запоздалой помощью, вскоре убедились даже самые непоколебимые миротворцы, когда армия под синим флагом с белоснежными звездами подошла к самому городу — до нее оставалось несколько миль, — и все услышали трубный рев рога.
— Это сигнал атаки! — закричал кто-то знающий в толпе за спиной Милы. Между собравшимися, окровавленными и усталыми, голодающими и замерзающими, рестанийцам пробежал шепоток, но уверенная фигура Милы, прямо таки излучавшая спокойствие, на корню подавила зарождающуюся панику. Они верили в нее, в ту, что спасала их последние полгода, что победила, казалось непобедимого, врага...
И когда армия Фелин'Сена подошла на расстояние полета стрелы, на нее с неба обрушилась волна пламени, жар от которой почувствовали даже стоящие вдали рестанийцы. Огромный черный дракон заслонил небо своими крыльями, он словно поглотил солнце и сам стал извергать его палящие лучи на врагов Рестании. Пламя из его пасти сжигало стройные ряды воинов, плавило доспехи. Крики ужаса и боли горящих заживо людей потонул в треске огня, когда дракон, пролетев над войском, сделал круг, пронесся над ошеломленными рестанийцами, и вновь обрушился на врагов. Десять тысяч воинов — они были ничто перед мощью древнего бессмертного существа. Они пытались бежать, но драконье пламя выжигала все вокруг себя на много метров...
— Ты!
— Я тоже вас рад видеть! — Реб хлопнул ро спине Милу, подмигнул хохочущему Лену и важно кивнул Делю, старающемуся сдержать улыбку.
— Прилетел?!
— Ты же позвала.
Вокруг творилось что-то невообразимое. Все бегали, кричали, радовались и плакали. Второй раз за день они спаслись, и последний — был настоящим чудом. Не успели четверо друзей хоть что-то сделать, как кто-то из толпы грохнулся на колени и воскликнул:
— Крейл — королева!
Его тут же подхватили другие, и толпа принялась скандировать "Крейл — королева!", падая на колени перед своей спасительницей. Мила незаметно бросила раздраженный взгляд на хрюкающего в стороне Реба — тварь, смешно ему, ей вот не смешно! — и, повернувшись к восторженным рестанийцам, улыбнулась и махнула рукой.
— Ты попал, — шепнул Реб на ухо Лену, стоящему с каменным лицом. Он ответил другу выразительным взглядом: «Я уже это понял!». И, наверное, только Дель считал весь происходящий абсурд вполне естественным и искренне порадовался за Милу, которой наконец-то досталось заслуженное признание.
Над руинами Рестании поднимались тонкие столбы дыма, а с голубого, почти белого, неба падали маленькие красавицы-снежинки. Сегодня у сотен людей и нелюдей в сердцах возродилась надежда на будущее.
Поместье Рэмэла Остерфальда было не самым приглядным — титул лорда, который давали всем паладинам, вынуждал Орден делиться с самыми младшими своими братьями тем, что было. Это земли Верховного паладина поражали своей красотой и богатством, а какой-нибудь новоиспеченный паладин мог жить на паре сотен метров в разваливающемся доме. Конечно, Рэмэл постарался, чтобы жене было комфортно, и рабочие неплохо здесь потрудились, но после блеска Рестании, где семья де Шелон буквально купалась в золоте и шелках, для Кэтрин дом мужа был не лучше лачуги землепашца. Поэтому нет ничего удивительного в том, что скука стала главным мучением для молодой леди Остерфальд, и она часто слонялась, как самая настоящая героиня романа, по своим покоям, то останавливаясь у окна, то замирая у зеркала. Именно по этой причине о визите лорда де Тиаля она узнала раньше всех — даже раньше своего мужа. Фигуру наставника Рэмэла она заприметила еще тогда, когда он только выехал из леса. Немногочисленные слуги — еще один недостаток поместья — бросились открывать поржавевшие ворота. Всадник изящной тенью слетел с коня и, бросив поводья конюху, тут же направился к дому.
— Что-то срочное? — Рэмэл посмотрел на наставника, понял все без слов и, поднявшись, закрыл дверь кабинета. Сломанная ручка громко лязгнула, но позволила запереть створку, и только после этого хозяин поместья повернулся к гостю и спросил: — Что произошло?
— Наше полнейшее поражение, — ответил лорд де Тиаль, проходя к столу и присаживаясь на него, откинув свой белоснежный плащ с синим крестом. — Рестания разгромила Ленату, а почти всю армию Фелин'Сена уничтожил король Керианы и давний друг Крейлов. В результате чего все преисполнились такого благоговения, что избрали Амелию своей королевой.
По мере того, как наставник обрисовывал ситуацию, лицо Рэмэла менялось с недовольства до изумления и неверия.
— Этого не может быть! — воскликнул он, как только лорд де Тиаль закончил. — Это безумие!
Старший паладин дождался, пока младший унялся, и неестественно спокойно ответил:
— И все же это правда. Я... был у Верховного паладина, он... недоволен нами. — Лорд де Тиаль прошелся по кабинету, заложив руки за спину. Рэмэл внимательно следил за ним взглядом и не заметил, как сломанная ручка все же соскользнула и дверь бесшумно приоткрылась. — Все наши планы пошли прахом. Рестания не только не была повержена, она отвоевала свою независимость, династия де Шелонов пала, а правительницей стала Крейл, за которой стоит поднимающая голову Кериана, оплот драконов и гномов. Да, они, оказывается, заключили союз. Если Рестания позаботится и договорится с Феранией, то мы получим серьезную оппозицию... Это крушение всего, всего... Рестания больше остальных подвержена влиянию темных, слишком много живет в ней... нелюдей... Это плохо.
— Что мы будем делать? — Рэмэл поднял пытливый взгляд на наставника, оставалось лишь хвостом повилять.
Лорд де Тиаль посмотрел поверх его плеча и отстраненно заметил:
— Закрой дверь.
Рэмэл дернулся, обернулся и спешно закрыл дверь. Только тогда паладин ответил:
— Возвращать веру рестанийцев в Свет. Этот бой мы проиграли, но войну можем выиграть. Лорд де Шелон погиб по время осады, леди де Шелон скончалась от болезни, твоя жена, Рэмэл, последняя представительница их рода, на этом можно сыграть. Война сотрет воспоминания, Крейл не будет вечно идеалом для всех, как только она оступится, мы начнем действовать.
Рэмэл согласно кивнул.
Когда мужчины вышли из кабинета, солнце уже давным-давно скрылось за горизонтом — а ведь лорд де Тиаль приехал ранним вечером, — и на небе сверкали звезды. Несмотря на уговоры, гость не остался на ночь и, отказавшись от ужина, уехал. Рэмэл проводил его до крыльца, а вернувшись в покои, обнаружил Кэтрин, безмолвно сидящую на диване. По ее глазам он понял, что что-то произошло.
— Кэтрин? — Он шагнул к ней.
— В Рестании была война? — едва сдерживая слезы, спросила она. Рэмэл остановился и, закусив губу, промолчал. Она все поняла правильно. — Что с моей семьей? Почему лорд де Тиаль сказал... сказал, что "династия де Шелонов пала"?
— Ты все слышала? — невпопад поинтересовался Рэмэл, запоздало вспомнив о вечно открывающейся двери в кабинет — мелочи, на которую в обычное время он, не привыкший таить секреты от домочадцев, не обращал внимания.
— Я слышала достаточно, — в глазах Кэтрин стояли слезы, но голос звучал громко и звонко. — Что. С моим. Отцом. И. Матерью?
— Кэтрин, они... — Рэмэл запнулся, неосознанно отступая от жены. Когда началась осада Рестании и верхушкой Ордена было принято решение не вмешиваться, лорд Хенрик даже намекнул ему, что в случае непредвиденных обстоятельств Фелин'Сен выступит на их стороне. Поэтому Рэмэл не стал беспокоить Кэтрин тревожными новостями, желая оградить ее хоть так. Но сейчас, когда дело приняло столь скверный оборот, он не знал, что делать и как объяснить жене, что он думал, что поступает правильно.
— Кэтрин, они... — он так и не смог выговорить это роковое слово, но она все и так поняла.
— Нет! — Она рухнула на колени, прямо на ковер, сминая свое шелковое платье и захлебываясь рыданиями.
— Кэтрин... — Он шагнул было к ней, желая успокоить, но наткнулся на ледяной взгляд и отступил. А Кэтрин вновь опустила лицо в ладони, чувствуя, как сердце разбивается на тысячи осколков. Но сильнее этого, сильнее боли потерь, было еще одно чувство, ясное, как льдинки на зимнем солнце. Одиночество.
За те многие тысячи лет, что он прожил, он научился принимать поражения: уметь проигрывать — первое и самое необходимое качество для генерала демонов. Пусть и бывшего...
И в этот раз он лишь скрипнул зубами, наблюдая за тем, как огромный черный дракон выжигает хитрых фелин'сенцев, собирающихся нажиться на чужой беде. Да, в этот раз он вновь потерпел поражение. Что ж, ему уже доводилось проигрывать — самые великие победы бывают лишь после сотен поражений, он знал это не понаслышке. А еще он знал, что сполна отыграется. Оставалась лишь самая малость — убедить в этом ша'анис...
Ополчение Рестании перешло в атаку едва на небе забрезжил рассвет, армия Ленаты не успела дать отпор, как в тыл им зашли взявшиеся словно из-под земли ликаны — целая стая из нескольких дюжин свирепых тварей. Лишь один залп стрел успели послать захватчики через Асдель, всего один, а потом их поглотила битва. Один...
Девочка лежала на грязной, пепельно-кровавой мостовой, а из ее горла торчало оперение стрелы.
***
За время осады армию Ленаты, по трезвому мнению Милы, успевшей в юности повидать бойни, и без того небольшую и не очень хорошо организованную заметно потрепали защитники города, но все же для изможденных, не привыкших к сражениям рестанийцам это был слишком серьезный враг. Если бы не ликаны, не Дель, уговоривший всех — абсолютно всех! — оставшихся в Рестании ликанов пройти по Катакомбам, проведший их, то они бы проиграли. Рассветное небо было кристально голубым — лишь привычный смог, висевший над городом застилал его — и было бесконечно далеким от того ужаса, что развернулся внизу, на земле. Мила понимала — или сейчас, или никогда. Это был пик, когда война поднялась на свой самый высокий уровень, почти сравняв шансы обеих сторон. И Мила, воодушевив всех пламенной речью, все слова которой прошли мимо ее сознания, полностью поглощенного переживаниями о Деле и других ликанах, подняла город в атаку. В предрассветной тьме позднего зимнего восхода солнца она провела воинов на плотах по практически неподвижной величественной реки, не замерзающей даже в лютые морозы. Они ударили по еще спящей армии Ленаты, сняв часовых. В первые полчаса, пока враг был в растерянности, им удалось перебить не меньше четверти, но совсем скоро численный перевес взял верх над неожиданностью. Именно в этот момент противника атаковали с тыла. Что значит горстка ликанов по сравнению с армией в четыре тысячи воинов (и это еще небольшая цифра! — голод и раздоры сыграли свою роль и у войска Доброго Проповедника)? Но те, кому не страшна сталь и пламя, от чьей шкуры отскакивают стрелы и ломаются булавы, способны не только дать достойный отпор, но и посеять панику в рядах врага.
Над горизонтом медленно поднималось солнце, но перед глазами людей и нелюдей была лишь кровь, а в ушах — крики и лязг мечей. Братья падали под ноги безвольными трупами, а враги наступали со всех сторон. Уже было не разобрать, где кровавое небо, а где — стылая земля, усыпанная телами, как пеплом...
Все закончилось внезапно, когда откуда-то сверху раздался пронзительный крик — с одной из башенок, руинах высокого особняка какого-то богача, сорвался человек в серой рясе, подпоясанной толстой золотой цепью, — и толпа расступилась, а потом... потом ленатийцы побежали. С внезапным воодушевлением за ними побежали оставшиеся в живых рестанийцы, а на верхушке, откуда и совершил свой полет с перерезанным горлом Добрый Проповедник, прислонившись спиной к ледяной стене и оперевшись руками о колени, хохотала Мила.
Война была выиграна.
Мало кто из захватчиков смог выбраться из города, который они так старательно грабили и разрушали. Под командованием Милы они быстро окружили отступающих (откровенно бегущих) врагов и разбили их. Там же, у восточной черты города, от которой осталось лишь воспоминание да обломки крепостной стены, как редкие каменные клыки, растущие прямо из земли, они объединились с ликанами. Только воспитание и эльфийская кровь удержали Милу от того, чтобы повиснуть на шее Деля — его она узнала даже в волчьем обличье. А вот Лен, благо что не был ни леди, ни эльфом, сам облитый с ног до головы кровью обнял такого же "чистого" друга. Вокруг радовались воины: кто-то смеялся, кто-то плакал, кто-то молча смотрел на светлеющее небо, кто-то, откинув в стороны мечи, также обнимал друзей и родных, что пережили эту битву, а кто-то уже бежал обратно к реке, чтобы добраться до убежищ на западной стороне и сказать самым дорогим в мире людям и нелюдям, что война закончилась...
Тут же появилось множество раненных: кровь на морозе застывала, а раны почти не болели в пылу битвы, но когда все закончилось, то к ним вернулась и боль, и усталость. Мила незаметно оперлась о плечо Лена и уже собиралась перейти от разрушительной деятельности к созидательной, как превратившийся Дель вдруг дернул их обоих и указал на северо-восток, туда, где далеко вдали начинались земли Фелин'Сена. Там в свете вставшего солнца развевались флаги еще одной армии...
— Они... они ведь нам на помощь? — неуверенно произнес Лен, косясь на жену.
Мила пристально смотрела вдаль, и по ее недоверчиво поджатым губам и смурному взгляду было понятно, что что-то не так. Она прошла вперед, сквозь расступающуюся толпу и, оказавшись у самых осколков стен, встала, сложив руки на груди. До суетящихся вокруг людей и нелюдей не сразу дошло, что происходило — не все обладали острым эльфийским зрением, — но совсем скоро кто-то разглядел флаги на севере и с криком указал на приближающуюся армию.
Дель с Леном безликими и бесшумными тенями возникли по обе стороны от Милы.
— Это армия Фелин'Сена, — едва разжав губы, прошептал лис.
— Не меньше десяти тысяч, — так же тихо отозвался ликан.
— Как вовремя притащились помогать. — Лен сплюнул слюну, смешанную с кровью из разбитой губы, на пепельный снег.
— Фелин'Сен — оплот спасителей, — с несвойственной ему иронией поддержал Дель.
— Они идут не помогать, — напряженно заметила Мила.
Мужчины заткнулись и неверяще переглянулись.
— Они видели, чем закончился бой, им нет смысла вести сюда всю свою армию.
— То есть... — Лену не хватило сил закончить фразу, но Мила поняла его без слов.
— Да.
Спустя пару часов ее волнение передалось и окружающим: люди и нелюди, воины и женщины с детьми высыпали на улицы, шли к окраине, испуганно переглядывались, наблюдая за приближающейся армией. Все это время Мила продолжала стоять на небольшом возвышении — горки из каменных обломков — и смотреть на северо-восток. Лен с Делем замерли рядом неподвижными тенями: они оба не знали, что делать и какой план у их жены и подруги. В том, что Фелин'Сен пришел не с запоздалой помощью, вскоре убедились даже самые непоколебимые миротворцы, когда армия под синим флагом с белоснежными звездами подошла к самому городу — до нее оставалось несколько миль, — и все услышали трубный рев рога.
— Это сигнал атаки! — закричал кто-то знающий в толпе за спиной Милы. Между собравшимися, окровавленными и усталыми, голодающими и замерзающими, рестанийцам пробежал шепоток, но уверенная фигура Милы, прямо таки излучавшая спокойствие, на корню подавила зарождающуюся панику. Они верили в нее, в ту, что спасала их последние полгода, что победила, казалось непобедимого, врага...
И когда армия Фелин'Сена подошла на расстояние полета стрелы, на нее с неба обрушилась волна пламени, жар от которой почувствовали даже стоящие вдали рестанийцы. Огромный черный дракон заслонил небо своими крыльями, он словно поглотил солнце и сам стал извергать его палящие лучи на врагов Рестании. Пламя из его пасти сжигало стройные ряды воинов, плавило доспехи. Крики ужаса и боли горящих заживо людей потонул в треске огня, когда дракон, пролетев над войском, сделал круг, пронесся над ошеломленными рестанийцами, и вновь обрушился на врагов. Десять тысяч воинов — они были ничто перед мощью древнего бессмертного существа. Они пытались бежать, но драконье пламя выжигала все вокруг себя на много метров...
— Ты!
— Я тоже вас рад видеть! — Реб хлопнул ро спине Милу, подмигнул хохочущему Лену и важно кивнул Делю, старающемуся сдержать улыбку.
— Прилетел?!
— Ты же позвала.
Вокруг творилось что-то невообразимое. Все бегали, кричали, радовались и плакали. Второй раз за день они спаслись, и последний — был настоящим чудом. Не успели четверо друзей хоть что-то сделать, как кто-то из толпы грохнулся на колени и воскликнул:
— Крейл — королева!
Его тут же подхватили другие, и толпа принялась скандировать "Крейл — королева!", падая на колени перед своей спасительницей. Мила незаметно бросила раздраженный взгляд на хрюкающего в стороне Реба — тварь, смешно ему, ей вот не смешно! — и, повернувшись к восторженным рестанийцам, улыбнулась и махнула рукой.
— Ты попал, — шепнул Реб на ухо Лену, стоящему с каменным лицом. Он ответил другу выразительным взглядом: «Я уже это понял!». И, наверное, только Дель считал весь происходящий абсурд вполне естественным и искренне порадовался за Милу, которой наконец-то досталось заслуженное признание.
Над руинами Рестании поднимались тонкие столбы дыма, а с голубого, почти белого, неба падали маленькие красавицы-снежинки. Сегодня у сотен людей и нелюдей в сердцах возродилась надежда на будущее.
***
Поместье Рэмэла Остерфальда было не самым приглядным — титул лорда, который давали всем паладинам, вынуждал Орден делиться с самыми младшими своими братьями тем, что было. Это земли Верховного паладина поражали своей красотой и богатством, а какой-нибудь новоиспеченный паладин мог жить на паре сотен метров в разваливающемся доме. Конечно, Рэмэл постарался, чтобы жене было комфортно, и рабочие неплохо здесь потрудились, но после блеска Рестании, где семья де Шелон буквально купалась в золоте и шелках, для Кэтрин дом мужа был не лучше лачуги землепашца. Поэтому нет ничего удивительного в том, что скука стала главным мучением для молодой леди Остерфальд, и она часто слонялась, как самая настоящая героиня романа, по своим покоям, то останавливаясь у окна, то замирая у зеркала. Именно по этой причине о визите лорда де Тиаля она узнала раньше всех — даже раньше своего мужа. Фигуру наставника Рэмэла она заприметила еще тогда, когда он только выехал из леса. Немногочисленные слуги — еще один недостаток поместья — бросились открывать поржавевшие ворота. Всадник изящной тенью слетел с коня и, бросив поводья конюху, тут же направился к дому.
— Что-то срочное? — Рэмэл посмотрел на наставника, понял все без слов и, поднявшись, закрыл дверь кабинета. Сломанная ручка громко лязгнула, но позволила запереть створку, и только после этого хозяин поместья повернулся к гостю и спросил: — Что произошло?
— Наше полнейшее поражение, — ответил лорд де Тиаль, проходя к столу и присаживаясь на него, откинув свой белоснежный плащ с синим крестом. — Рестания разгромила Ленату, а почти всю армию Фелин'Сена уничтожил король Керианы и давний друг Крейлов. В результате чего все преисполнились такого благоговения, что избрали Амелию своей королевой.
По мере того, как наставник обрисовывал ситуацию, лицо Рэмэла менялось с недовольства до изумления и неверия.
— Этого не может быть! — воскликнул он, как только лорд де Тиаль закончил. — Это безумие!
Старший паладин дождался, пока младший унялся, и неестественно спокойно ответил:
— И все же это правда. Я... был у Верховного паладина, он... недоволен нами. — Лорд де Тиаль прошелся по кабинету, заложив руки за спину. Рэмэл внимательно следил за ним взглядом и не заметил, как сломанная ручка все же соскользнула и дверь бесшумно приоткрылась. — Все наши планы пошли прахом. Рестания не только не была повержена, она отвоевала свою независимость, династия де Шелонов пала, а правительницей стала Крейл, за которой стоит поднимающая голову Кериана, оплот драконов и гномов. Да, они, оказывается, заключили союз. Если Рестания позаботится и договорится с Феранией, то мы получим серьезную оппозицию... Это крушение всего, всего... Рестания больше остальных подвержена влиянию темных, слишком много живет в ней... нелюдей... Это плохо.
— Что мы будем делать? — Рэмэл поднял пытливый взгляд на наставника, оставалось лишь хвостом повилять.
Лорд де Тиаль посмотрел поверх его плеча и отстраненно заметил:
— Закрой дверь.
Рэмэл дернулся, обернулся и спешно закрыл дверь. Только тогда паладин ответил:
— Возвращать веру рестанийцев в Свет. Этот бой мы проиграли, но войну можем выиграть. Лорд де Шелон погиб по время осады, леди де Шелон скончалась от болезни, твоя жена, Рэмэл, последняя представительница их рода, на этом можно сыграть. Война сотрет воспоминания, Крейл не будет вечно идеалом для всех, как только она оступится, мы начнем действовать.
Рэмэл согласно кивнул.
Когда мужчины вышли из кабинета, солнце уже давным-давно скрылось за горизонтом — а ведь лорд де Тиаль приехал ранним вечером, — и на небе сверкали звезды. Несмотря на уговоры, гость не остался на ночь и, отказавшись от ужина, уехал. Рэмэл проводил его до крыльца, а вернувшись в покои, обнаружил Кэтрин, безмолвно сидящую на диване. По ее глазам он понял, что что-то произошло.
— Кэтрин? — Он шагнул к ней.
— В Рестании была война? — едва сдерживая слезы, спросила она. Рэмэл остановился и, закусив губу, промолчал. Она все поняла правильно. — Что с моей семьей? Почему лорд де Тиаль сказал... сказал, что "династия де Шелонов пала"?
— Ты все слышала? — невпопад поинтересовался Рэмэл, запоздало вспомнив о вечно открывающейся двери в кабинет — мелочи, на которую в обычное время он, не привыкший таить секреты от домочадцев, не обращал внимания.
— Я слышала достаточно, — в глазах Кэтрин стояли слезы, но голос звучал громко и звонко. — Что. С моим. Отцом. И. Матерью?
— Кэтрин, они... — Рэмэл запнулся, неосознанно отступая от жены. Когда началась осада Рестании и верхушкой Ордена было принято решение не вмешиваться, лорд Хенрик даже намекнул ему, что в случае непредвиденных обстоятельств Фелин'Сен выступит на их стороне. Поэтому Рэмэл не стал беспокоить Кэтрин тревожными новостями, желая оградить ее хоть так. Но сейчас, когда дело приняло столь скверный оборот, он не знал, что делать и как объяснить жене, что он думал, что поступает правильно.
— Кэтрин, они... — он так и не смог выговорить это роковое слово, но она все и так поняла.
— Нет! — Она рухнула на колени, прямо на ковер, сминая свое шелковое платье и захлебываясь рыданиями.
— Кэтрин... — Он шагнул было к ней, желая успокоить, но наткнулся на ледяной взгляд и отступил. А Кэтрин вновь опустила лицо в ладони, чувствуя, как сердце разбивается на тысячи осколков. Но сильнее этого, сильнее боли потерь, было еще одно чувство, ясное, как льдинки на зимнем солнце. Одиночество.
Эпилог
За те многие тысячи лет, что он прожил, он научился принимать поражения: уметь проигрывать — первое и самое необходимое качество для генерала демонов. Пусть и бывшего...
И в этот раз он лишь скрипнул зубами, наблюдая за тем, как огромный черный дракон выжигает хитрых фелин'сенцев, собирающихся нажиться на чужой беде. Да, в этот раз он вновь потерпел поражение. Что ж, ему уже доводилось проигрывать — самые великие победы бывают лишь после сотен поражений, он знал это не понаслышке. А еще он знал, что сполна отыграется. Оставалась лишь самая малость — убедить в этом ша'анис...
