— Я жду. Понятно? И не нервничаю! Просто очень долго!
Он сел в кресло, но уже через пару секунд поднялся и продолжить ходить вокруг. Вадерион выразительно посмотрел на Тейнола, тот тихо ответил:
— Кого-то он мне напоминает.
— Никого он тебе не напоминает, — раздраженно оборвал брата Император. Тот очень хорошо прятал улыбку, но недостаточно для того, кто знал его с детства.
— Так что там с Церианом и Джеттой? — напомнил Вадерион.
— Как ты и предсказывал, они растворились бесследно. Это не тяжело, учитывая, что они жили в богатой семье и имели немалые запасы золота.
— Тогда сосредоточимся на замке, благо его обитатели всегда под рукой. С кого думаешь начать?
— Мне интереснее послушать твои выводы, — честно признался Тейнол. — Ты ведь думал над словами ее величества?
— Безусловно. Котенок во многом права: в четкой схеме покушений и теневых игр видны несостыковки. У этого может быть причина, названная Элиэн, а может — и нет. Но я склоняюсь к версии моей дорогой хес'си, хотя она мне несколько непонятна. Если есть возможность убить, то почему ею не воспользоваться?
— Ты рассуждаешь разумно, но я помню, что однажды мой старший брат сказал мне, что он не убил противника, потому что хотел испытать его. Проверить на прочность их обоих.
— Тейнол, — цыкнул Вадерион. — Это было лет девятьсот назад. Я давно уже пережил эту юношеское ребячество, когда хочешь доказать всему миру, что ты можешь. Я и так знаю, что могу, — самодовольно усмехнулся он, а потом задумчиво добавил: — А кто-то, похоже, еще нет. Надо-ка поговорить с хес'си, она лучше их знает.
Тейнол на мгновение прищурился, догадываясь, о чем думает Вадерион. Он, как и Элиэн, умел "читать мысли".
— Давай, говори, а то в замке стало опасно, — рыкнул Велон и опять поглядел на часы. Он делал это каждые пять минут уже вторые сутки. Спать он не мог, сидеть спокойно — тоже, поэтому приходилось лихорадочно ходить по гостиной, думая сразу обо всем и ни о чем.
— Почему они так долго? — пробормотал он себе под нос.
— Это еще не долго, — со знанием дела заметил Вадерион, но его опять втянул в разговор Тейнол, и Велон смог не отвлекаться на отца, вечно лезущего со своими язвительными замечаниями. Принц и так переживал. Любовь к Эде принесла не только счастье (и духовное, и вполне осязаемое и приятное), но и повод для вечного беспокойства. Хес'си была слабее его, более уязвимая. Это он мог получить чистый магический заряд в лицо — или копье в плечо — и через неделю уже встать на ноги, а она оставалась женщиной, которую может убить практически что угодно. Чуть успокоился он, когда к ней вернулся дар (или что вообще произошло?). Маг все же способен за себя постоять — хотя бы иногда. Однако это не изменило того факта, что Эда подвергалась куда большей опасности, чем Велон — просто в силу своей уязвимости. Особенно остро принц почувствовал это, когда она ожидала ребенка. Так легко оказалось убить их обоих. Два самых дорогих существа могли умереть от падения, от яда, от магии, от ножа — воображение Велона успело нарисовать тысячи картин! Он старался оберегать их ото всего, защищать от любого огорчения, от внешнего мира, но понимал, что не сможет обеспечить им безопасность. Он чувствовал себя беспомощным, когда сидел и ждал вестей от Сайла, гадая, что происходит. Все ли будет хорошо? А если с Эдой что-нибудь случится? Или с ребенком? Сразу почему-то вспоминалась мама и как тяжело ей далось рождение Вэйзара. Папа тогда сильно переживал, и теперь Велон его понимал! И почему женщины вечно находят себе неприятности?!
Дверь открылась, и раньше чем Вадерион успел оторваться от седьмой чашки кофе, а Тейнол облегченно вздохнуть, Велон подскочил к Сайлу и чувствительно тряханул его за плечи:
— Что?!
К чести лекаря, он не стал возмущаться, а спокойно ответил:
— Все хорошо.
— Слава Тьме, — искренне произнес Вадерион, поднимаясь с просиженного дивана. В отличие от сына, он не вел себя как идиот. Следом гостиную покинул Тейнол, который пытался скрыть тонкую улыбку: ему было забавно наблюдать эту преемственность поколений.
А Сайлриус в это время продолжал:
— У вас сын, ваше высочество.
— А Эда?! — Велон все же удержался и не стал второй раз трясти более худощавого Сайла.
— С ее высочеством тоже все хорошо. Роды были тяжелыми, но она быстро поправится. Я дал ей сонных трав, думаю, вы успеет сказать ей пару слов прежде, чем она уснет. Вам я тоже советую лечь спать…
Последнюю фразу Велон даже не услышал — он направлялся к Эде. В спальне было душно и пахло кровью, но он ничего не замечал — только ее. Подошел к постели, упал на колени, хватая ее смуглую ладонь.
— Ты побледнел, — тихо произнесла она. Волосы ее спутались и слиплись, на лбу выступала испарина, но лицо было умиротворенным и счастливым. Велон поцеловал ее ладонь, а она нежно погладила его по щеке. Он чувствовал, как мало осталось в ней сил, как ослабела она.
— У нас мальчик. Велон, мальчик, — повторила она, пытаясь улыбнуться.
Он пропустил ее слова мимо ушей.
— Как ты? Ты молодец, — похвалил он, чувствуя, как изменяет ему выдержка. В тысячу раз легче управлять городом или остановить разбушевавшуюся толпу орков.
— Поспи, ты устал, — произнесла Эда мягко, как могла только она. Велон хотел было возразить (он совершенно не устал и спать не желал!), но ее веки дрогнули, и глаза закрылись. Спустя пару секунд дыхание ее выровнялось, и он, осторожно положив ее руку на постель, поднялся. В давно подготовленной детской его ждала кроватка, вокруг которой столпились служанки. Увидев принца, они тут же поклонились и исчезли. Велон подошел ближе, слушая тихое хныканье своего сына. Маленький сверток, внутри которого лежал сморщенный младенец — черная, как у любого дроу, кожа, белый пушок на голове и голубые глазки, которыми он взирал на этот мир и плакал. Он был прекрасен, самый лучший. Велон стоял, держал на руках сына и не мог вымолвить и слова. Надо, наверное, было его успокоить как-нибудь — или он не поймет? Но Велон был не в силах разрушить этот странный момент осознания: он отец. Папа.
К счастью, сын оказался поумнее него и успокоился сам. Пару раз еще хныкнул и стал засыпать. А Велон все стоял и смотрел на него…
— Как назовешь? — тихо поинтересовалась мама. Принцу не нужно было видеть ее, чтобы сказать, что она улыбается.
— Вейкар.
Велон глаз не мог оторвать от спящего младенца, утопающего в черном одеялке, и слышал лишь шуршание юбок. Мама подошла ближе, все также улыбаясь. Ее голубые глаза наверняка светились тем редким теплом, которое она дарила только своим близким. Велон слегка нахмурился, и она тут же отреагировала:
— Что-то не так?
— Он не похож на Эду. — Велон понимал, что это звучит как детская жалоба, но не мог отделаться от огорчения, что в их с Эдой сыне нет ничего от нее. — Как думаешь, со временем проявятся какие-нибудь ее черты?
— Конечно, — заверила мама. — Главное, чтобы это был характер.
Велон поднял на нее возмущенный взгляд.
— Мама! — шепотом шикнул он на нее, но мама совершенно не раскаялась — она явно пыталась не рассмеяться.
— Иди спать, — посоветовала она. — К тому моменту, как Эда проснется, ты должен быть готов. Ты нужен ей. А уж Вейкар тебе точно не даст пощады.
Юный принц мирно дремал на руках отца и пока не мог ни подтвердить, ни оспорить бабушкины слова.
По пустой мокрой от недавнего дождя дороге брела женщина. Волосы ее были грязные, завязанные в пучок на затылке. Темный платок едва прикрывал их. Лицо ее посерело и осунулось, а подол платья давно и безнадежно был испачкан. Всадники не обращали на нее внимания, поднимая тучи брызг. Эльфийка, словно не замечая непогоды, шла вперед. Это был опасный путь для одинокой женщины, даже дроу. Но вот что удивительно — ее так никто и не тронул. Пару раз шайка грабителей приближалась, но встретив тяжелый взгляд из-под платка, тут же исчезала. Даже пьяные завсегдатаи придорожных трактиров не решались приставать к одинокой путнице, когда та ела свою похлебку за пару медяков. Определенно, это была странная женщина. Взгляд ее, тяжелый, казался пустым…
…Джетта думала о семье. Могла ли она ее спасти? Был ли шанс все изменить? Марет, Этарий, Риген, отец, папа, мать — могла ли Джетта спасти хоть кого-нибудь? Или все ее старания с самого начала были обречены на провал? Она всю жизнь только и делала, что боролась с Судьбой за жизни близких, но сейчас, когда все они умерли, она отчетливо поняла, что ее сражение было не с мифической невидимой силой, а с родными. Они сами затачивали мечи, которыми им потом рубили головы. Разве можно спасти тех, кто сам шагает в пропасть? Оправдывает ли это ее беспомощность? Или Джетта ищет удобный предлог, чтобы скинуть вину на мертвецов?
Она так устала. Это единственное чувство, которое одолевало ее. Устала и ничего больше не хотела: ни думать, ни планировать, ни желать. Просто жить. Существовать. Она потратила все силы, вместо нее теперь одна телесная оболочка, а душа, кажется, истерлась до прозрачных нитей. Невозможно столько пережить и сохранить себя. А была ли она? Оглядываясь назад, Джетта видела, что в ее жизни никогда не было покоя — вечная тревога за родных, попытки остановить колесо Судьбы, спасти близких, сохранить хоть каплю тепла. Нет, она не жила. Всегда было что-то или кто-то более важный, чем она. И Джетта забывала обо всем, бросаясь в омут с головой — спасти, уберечь, предостеречь. Она устала, выгорела. Не было сил думать. Как странно. Идти были силы, а думать — нет. Посмеяться бы, да она уже не может.
Ноги в сапогах чавкают по грязи, едущая впереди телега тихо поскрипывает. Правое колесо треснуло, надо бы заменить. Джетта идет по дороге. Ей все равно, куда она ее приведет.
Когда Велон вошел в гостиную, солнце уже клонилось к закату, но бодрые члены их семьи вовсе не собирались ложиться спать. Вейкар, к примеру, кушал, благо женщинам наконец удалось научить его сосать грудь.
— С Вэйзаром я мучилась дольше, — тихо поделилась мама.
— Не сомневаюсь, — улыбнулась Эда и вновь посмотрела на сына.
— Темной ночи, маленькая моя, — приветствовал ее Велон. — И ты мам.
— Я уже все поняла, — спрятала улыбку Элиэн и удалилась.
— Ты встала? — недовольно поинтересовался Велон у Эды, почти не заметив уход родительницы.
— Сайл советовал больше ходить, — примирительно ответила Эда. — Отдохнул?
— Да. Я заснул, — нахмурился он и, не выдержав, пересел поближе к любимой. — Кормитесь?
— Пытаемся, — вздохнула Эда.
— Вейкару бы радоваться: ближайший год твоя грудь принадлежит полностью ему, — с каплей досады произнес Велон.
— Вы еще подеритесь за нее! — не удержалась от восклицания Эда и тут же пожалела об этом, потому что Вейкару перестала быть интересна мамина грудь, и захотелось поорать.
— Давай мне.
— Бери. Кормить будешь?
— Как я скучал по твоей иронии. Сейчас разберемся с ним по-мужски.
— Ты бы видел свое выражение лица — такое милое.
— Эда!
Вейкар чуть притих, слушая голоса родителей.
— Вот так лучше, — постановил Велон, и сын тут же разошелся еще сильнее.
Эда поправила халат и мстительно заметила:
— Похоже, Вейкара моя грудь успокаивает не так хорошо, как тебя.
Велон смерил ее высокомерным взглядом и отправился в детскую укладывать чадушко. Еще полчаса из комнаты доносились младенческий ор и воркование взрослого мужчины. Эда даже сначала не поверила, встала посмотреть. Но нет, Велон, и правда, трепетал над сыном, словно тот был хрустальным. Вспомнились сразу мамины рассказы о папе и его "маленьких принцах". Эда улыбнулась и, закрыв дверь детской, отправилась в спальню — прилечь. Все же она еще не очень хорошо себя чувствовала. Но боль, усталость — это все мелочи. Душою она была счастлива. Мама оказалась права: в тот момент, когда Эда впервые взяла на руки сына, ей словно стерли память обо всем плохом — о тяжелой беременности, о боли, о родах, о собственных криках до хрипоты. Ничего больше не имело значения, кроме ее дорого ребенка, ее маленького чуда. И если когда Эда носила Вейкара под сердцем, она сомневалась в том, что решится на второго или даже третьего ребенка, то сейчас была уверена: она готова родить и четверых. Это настоящее чудо — быть матерью. Как же она радовалась, что решилась тогда быть с Велоном. Она жила, и жизнь ее была прекрасна — с ее любимыми.
В постели одного достаточно дорого трактира, в котором останавливались леди и лорды, не желающие привлекать внимание к своему путешествию, лежали двое. Оба были оборотнями. Женщина могла похвастаться великолепной фигурой и копной каштановых волос. Мужчина был достаточно строен и красив, правда, волосы его словно испачкали в чернилах — такими слипшимися и грязными они казались.
— Краска — дрянь, — постановила Марэй. — Мы это исправим. Я договорилась с сапожником из соседнего села, у него жена алхимик — покрасим тебя заново, чтобы было правдоподобно.
— У тебя все уже распланировано, — хохотнул Цериан и потянулся за поцелуем.
— Конечно, — промурлыкала его супруга, откидываясь на подушки. — Такие мы, женщины.
— Да, мама тоже любила долгие игры.
— Что ты имеешь в виду? — поинтересовалась Марэй, приподнимаясь на локте. В ее темно-карих глазах промелькнул жадный огонек, но польщенный Цериан не заметил.
— Вот, смотри. — Он протянул ей ладонь, на которой покоилась простенькая металлическая подвеска.
Марэй осторожно коснулась ее пальцем и почувствовала странный холод, словно безделушка не могла перенять тепло тела, на котором лежала.
— Что это? — заворожено спросила она, чуя своим медвежьим нюхом, что эта вещь ой как непроста.
— Это артефакт. Очень древний и очень могущественный. У мамы таких было два. Один она спрятала в нашем старом саду, который заброшенный, у дома. Она только недавно вытащила эту подвеску — и если бы она этого не сделала, — размеренно произнес Цериан, — то Одера бы уже не было.
— Мощная вещица, — одобрила Марэй. Жадный огонь в ее глазах усилился. — Ты сказал, что их две. Где вторая?
Цериан холодно улыбнулся:
— Там, где ей самое место. У моих милых родственников, да сожрут их души демоны. Почти два столетия мама планировала эту месть. Ей, правда, не стоило отвлекаться на более мелкие дела — тогда бы она была с нами.
— Ты ведь знаешь, что она перестала нам доверять, — ласково заметила Марэй, закрывая ладонь Цериана. — А это мы оставим на будущее. Нам ведь поможет наш друг, как он сделал с той милой ловушкой?
— Возможно… Он пока не знает об артефакте.
— Как так? Я думала, что твоя мать все делала через него?
— Двести лет назад — нет.
— Понимаю, — улыбнулась Марэй. — Мы пока подождем?
— Немного. Может, десятилетие. Может, два. Надо дать Теням успокоиться. Слишком близко они подобрались. Пусть потеряют нас, поверят, что угроза миновала. Мать столетиями проделывала этот трюк с моим дядей.
Марэй сильно сомневалась, что Темный Император позволит подобное своему племяннику, которого не желал знать, но спорить с мужем не стала. У нее была иная тактика убеждения, и она с легкостью ее применяла.
У них с Церианом будет все, стоит лишь немного уменьшить императорскую семью. По мнению Марэй, их было слишком много.
Пять лет спустя
— У меня получилось! Ты видел? — Вейкар с радостным криком кинулся на шею отцу. Велон подхватил его на руки и поднялся.
Он сел в кресло, но уже через пару секунд поднялся и продолжить ходить вокруг. Вадерион выразительно посмотрел на Тейнола, тот тихо ответил:
— Кого-то он мне напоминает.
— Никого он тебе не напоминает, — раздраженно оборвал брата Император. Тот очень хорошо прятал улыбку, но недостаточно для того, кто знал его с детства.
— Так что там с Церианом и Джеттой? — напомнил Вадерион.
— Как ты и предсказывал, они растворились бесследно. Это не тяжело, учитывая, что они жили в богатой семье и имели немалые запасы золота.
— Тогда сосредоточимся на замке, благо его обитатели всегда под рукой. С кого думаешь начать?
— Мне интереснее послушать твои выводы, — честно признался Тейнол. — Ты ведь думал над словами ее величества?
— Безусловно. Котенок во многом права: в четкой схеме покушений и теневых игр видны несостыковки. У этого может быть причина, названная Элиэн, а может — и нет. Но я склоняюсь к версии моей дорогой хес'си, хотя она мне несколько непонятна. Если есть возможность убить, то почему ею не воспользоваться?
— Ты рассуждаешь разумно, но я помню, что однажды мой старший брат сказал мне, что он не убил противника, потому что хотел испытать его. Проверить на прочность их обоих.
— Тейнол, — цыкнул Вадерион. — Это было лет девятьсот назад. Я давно уже пережил эту юношеское ребячество, когда хочешь доказать всему миру, что ты можешь. Я и так знаю, что могу, — самодовольно усмехнулся он, а потом задумчиво добавил: — А кто-то, похоже, еще нет. Надо-ка поговорить с хес'си, она лучше их знает.
Тейнол на мгновение прищурился, догадываясь, о чем думает Вадерион. Он, как и Элиэн, умел "читать мысли".
— Давай, говори, а то в замке стало опасно, — рыкнул Велон и опять поглядел на часы. Он делал это каждые пять минут уже вторые сутки. Спать он не мог, сидеть спокойно — тоже, поэтому приходилось лихорадочно ходить по гостиной, думая сразу обо всем и ни о чем.
— Почему они так долго? — пробормотал он себе под нос.
— Это еще не долго, — со знанием дела заметил Вадерион, но его опять втянул в разговор Тейнол, и Велон смог не отвлекаться на отца, вечно лезущего со своими язвительными замечаниями. Принц и так переживал. Любовь к Эде принесла не только счастье (и духовное, и вполне осязаемое и приятное), но и повод для вечного беспокойства. Хес'си была слабее его, более уязвимая. Это он мог получить чистый магический заряд в лицо — или копье в плечо — и через неделю уже встать на ноги, а она оставалась женщиной, которую может убить практически что угодно. Чуть успокоился он, когда к ней вернулся дар (или что вообще произошло?). Маг все же способен за себя постоять — хотя бы иногда. Однако это не изменило того факта, что Эда подвергалась куда большей опасности, чем Велон — просто в силу своей уязвимости. Особенно остро принц почувствовал это, когда она ожидала ребенка. Так легко оказалось убить их обоих. Два самых дорогих существа могли умереть от падения, от яда, от магии, от ножа — воображение Велона успело нарисовать тысячи картин! Он старался оберегать их ото всего, защищать от любого огорчения, от внешнего мира, но понимал, что не сможет обеспечить им безопасность. Он чувствовал себя беспомощным, когда сидел и ждал вестей от Сайла, гадая, что происходит. Все ли будет хорошо? А если с Эдой что-нибудь случится? Или с ребенком? Сразу почему-то вспоминалась мама и как тяжело ей далось рождение Вэйзара. Папа тогда сильно переживал, и теперь Велон его понимал! И почему женщины вечно находят себе неприятности?!
Дверь открылась, и раньше чем Вадерион успел оторваться от седьмой чашки кофе, а Тейнол облегченно вздохнуть, Велон подскочил к Сайлу и чувствительно тряханул его за плечи:
— Что?!
К чести лекаря, он не стал возмущаться, а спокойно ответил:
— Все хорошо.
— Слава Тьме, — искренне произнес Вадерион, поднимаясь с просиженного дивана. В отличие от сына, он не вел себя как идиот. Следом гостиную покинул Тейнол, который пытался скрыть тонкую улыбку: ему было забавно наблюдать эту преемственность поколений.
А Сайлриус в это время продолжал:
— У вас сын, ваше высочество.
— А Эда?! — Велон все же удержался и не стал второй раз трясти более худощавого Сайла.
— С ее высочеством тоже все хорошо. Роды были тяжелыми, но она быстро поправится. Я дал ей сонных трав, думаю, вы успеет сказать ей пару слов прежде, чем она уснет. Вам я тоже советую лечь спать…
Последнюю фразу Велон даже не услышал — он направлялся к Эде. В спальне было душно и пахло кровью, но он ничего не замечал — только ее. Подошел к постели, упал на колени, хватая ее смуглую ладонь.
— Ты побледнел, — тихо произнесла она. Волосы ее спутались и слиплись, на лбу выступала испарина, но лицо было умиротворенным и счастливым. Велон поцеловал ее ладонь, а она нежно погладила его по щеке. Он чувствовал, как мало осталось в ней сил, как ослабела она.
— У нас мальчик. Велон, мальчик, — повторила она, пытаясь улыбнуться.
Он пропустил ее слова мимо ушей.
— Как ты? Ты молодец, — похвалил он, чувствуя, как изменяет ему выдержка. В тысячу раз легче управлять городом или остановить разбушевавшуюся толпу орков.
— Поспи, ты устал, — произнесла Эда мягко, как могла только она. Велон хотел было возразить (он совершенно не устал и спать не желал!), но ее веки дрогнули, и глаза закрылись. Спустя пару секунд дыхание ее выровнялось, и он, осторожно положив ее руку на постель, поднялся. В давно подготовленной детской его ждала кроватка, вокруг которой столпились служанки. Увидев принца, они тут же поклонились и исчезли. Велон подошел ближе, слушая тихое хныканье своего сына. Маленький сверток, внутри которого лежал сморщенный младенец — черная, как у любого дроу, кожа, белый пушок на голове и голубые глазки, которыми он взирал на этот мир и плакал. Он был прекрасен, самый лучший. Велон стоял, держал на руках сына и не мог вымолвить и слова. Надо, наверное, было его успокоить как-нибудь — или он не поймет? Но Велон был не в силах разрушить этот странный момент осознания: он отец. Папа.
К счастью, сын оказался поумнее него и успокоился сам. Пару раз еще хныкнул и стал засыпать. А Велон все стоял и смотрел на него…
— Как назовешь? — тихо поинтересовалась мама. Принцу не нужно было видеть ее, чтобы сказать, что она улыбается.
— Вейкар.
Велон глаз не мог оторвать от спящего младенца, утопающего в черном одеялке, и слышал лишь шуршание юбок. Мама подошла ближе, все также улыбаясь. Ее голубые глаза наверняка светились тем редким теплом, которое она дарила только своим близким. Велон слегка нахмурился, и она тут же отреагировала:
— Что-то не так?
— Он не похож на Эду. — Велон понимал, что это звучит как детская жалоба, но не мог отделаться от огорчения, что в их с Эдой сыне нет ничего от нее. — Как думаешь, со временем проявятся какие-нибудь ее черты?
— Конечно, — заверила мама. — Главное, чтобы это был характер.
Велон поднял на нее возмущенный взгляд.
— Мама! — шепотом шикнул он на нее, но мама совершенно не раскаялась — она явно пыталась не рассмеяться.
— Иди спать, — посоветовала она. — К тому моменту, как Эда проснется, ты должен быть готов. Ты нужен ей. А уж Вейкар тебе точно не даст пощады.
Юный принц мирно дремал на руках отца и пока не мог ни подтвердить, ни оспорить бабушкины слова.
***
По пустой мокрой от недавнего дождя дороге брела женщина. Волосы ее были грязные, завязанные в пучок на затылке. Темный платок едва прикрывал их. Лицо ее посерело и осунулось, а подол платья давно и безнадежно был испачкан. Всадники не обращали на нее внимания, поднимая тучи брызг. Эльфийка, словно не замечая непогоды, шла вперед. Это был опасный путь для одинокой женщины, даже дроу. Но вот что удивительно — ее так никто и не тронул. Пару раз шайка грабителей приближалась, но встретив тяжелый взгляд из-под платка, тут же исчезала. Даже пьяные завсегдатаи придорожных трактиров не решались приставать к одинокой путнице, когда та ела свою похлебку за пару медяков. Определенно, это была странная женщина. Взгляд ее, тяжелый, казался пустым…
…Джетта думала о семье. Могла ли она ее спасти? Был ли шанс все изменить? Марет, Этарий, Риген, отец, папа, мать — могла ли Джетта спасти хоть кого-нибудь? Или все ее старания с самого начала были обречены на провал? Она всю жизнь только и делала, что боролась с Судьбой за жизни близких, но сейчас, когда все они умерли, она отчетливо поняла, что ее сражение было не с мифической невидимой силой, а с родными. Они сами затачивали мечи, которыми им потом рубили головы. Разве можно спасти тех, кто сам шагает в пропасть? Оправдывает ли это ее беспомощность? Или Джетта ищет удобный предлог, чтобы скинуть вину на мертвецов?
Она так устала. Это единственное чувство, которое одолевало ее. Устала и ничего больше не хотела: ни думать, ни планировать, ни желать. Просто жить. Существовать. Она потратила все силы, вместо нее теперь одна телесная оболочка, а душа, кажется, истерлась до прозрачных нитей. Невозможно столько пережить и сохранить себя. А была ли она? Оглядываясь назад, Джетта видела, что в ее жизни никогда не было покоя — вечная тревога за родных, попытки остановить колесо Судьбы, спасти близких, сохранить хоть каплю тепла. Нет, она не жила. Всегда было что-то или кто-то более важный, чем она. И Джетта забывала обо всем, бросаясь в омут с головой — спасти, уберечь, предостеречь. Она устала, выгорела. Не было сил думать. Как странно. Идти были силы, а думать — нет. Посмеяться бы, да она уже не может.
Ноги в сапогах чавкают по грязи, едущая впереди телега тихо поскрипывает. Правое колесо треснуло, надо бы заменить. Джетта идет по дороге. Ей все равно, куда она ее приведет.
***
Когда Велон вошел в гостиную, солнце уже клонилось к закату, но бодрые члены их семьи вовсе не собирались ложиться спать. Вейкар, к примеру, кушал, благо женщинам наконец удалось научить его сосать грудь.
— С Вэйзаром я мучилась дольше, — тихо поделилась мама.
— Не сомневаюсь, — улыбнулась Эда и вновь посмотрела на сына.
— Темной ночи, маленькая моя, — приветствовал ее Велон. — И ты мам.
— Я уже все поняла, — спрятала улыбку Элиэн и удалилась.
— Ты встала? — недовольно поинтересовался Велон у Эды, почти не заметив уход родительницы.
— Сайл советовал больше ходить, — примирительно ответила Эда. — Отдохнул?
— Да. Я заснул, — нахмурился он и, не выдержав, пересел поближе к любимой. — Кормитесь?
— Пытаемся, — вздохнула Эда.
— Вейкару бы радоваться: ближайший год твоя грудь принадлежит полностью ему, — с каплей досады произнес Велон.
— Вы еще подеритесь за нее! — не удержалась от восклицания Эда и тут же пожалела об этом, потому что Вейкару перестала быть интересна мамина грудь, и захотелось поорать.
— Давай мне.
— Бери. Кормить будешь?
— Как я скучал по твоей иронии. Сейчас разберемся с ним по-мужски.
— Ты бы видел свое выражение лица — такое милое.
— Эда!
Вейкар чуть притих, слушая голоса родителей.
— Вот так лучше, — постановил Велон, и сын тут же разошелся еще сильнее.
Эда поправила халат и мстительно заметила:
— Похоже, Вейкара моя грудь успокаивает не так хорошо, как тебя.
Велон смерил ее высокомерным взглядом и отправился в детскую укладывать чадушко. Еще полчаса из комнаты доносились младенческий ор и воркование взрослого мужчины. Эда даже сначала не поверила, встала посмотреть. Но нет, Велон, и правда, трепетал над сыном, словно тот был хрустальным. Вспомнились сразу мамины рассказы о папе и его "маленьких принцах". Эда улыбнулась и, закрыв дверь детской, отправилась в спальню — прилечь. Все же она еще не очень хорошо себя чувствовала. Но боль, усталость — это все мелочи. Душою она была счастлива. Мама оказалась права: в тот момент, когда Эда впервые взяла на руки сына, ей словно стерли память обо всем плохом — о тяжелой беременности, о боли, о родах, о собственных криках до хрипоты. Ничего больше не имело значения, кроме ее дорого ребенка, ее маленького чуда. И если когда Эда носила Вейкара под сердцем, она сомневалась в том, что решится на второго или даже третьего ребенка, то сейчас была уверена: она готова родить и четверых. Это настоящее чудо — быть матерью. Как же она радовалась, что решилась тогда быть с Велоном. Она жила, и жизнь ее была прекрасна — с ее любимыми.
***
В постели одного достаточно дорого трактира, в котором останавливались леди и лорды, не желающие привлекать внимание к своему путешествию, лежали двое. Оба были оборотнями. Женщина могла похвастаться великолепной фигурой и копной каштановых волос. Мужчина был достаточно строен и красив, правда, волосы его словно испачкали в чернилах — такими слипшимися и грязными они казались.
— Краска — дрянь, — постановила Марэй. — Мы это исправим. Я договорилась с сапожником из соседнего села, у него жена алхимик — покрасим тебя заново, чтобы было правдоподобно.
— У тебя все уже распланировано, — хохотнул Цериан и потянулся за поцелуем.
— Конечно, — промурлыкала его супруга, откидываясь на подушки. — Такие мы, женщины.
— Да, мама тоже любила долгие игры.
— Что ты имеешь в виду? — поинтересовалась Марэй, приподнимаясь на локте. В ее темно-карих глазах промелькнул жадный огонек, но польщенный Цериан не заметил.
— Вот, смотри. — Он протянул ей ладонь, на которой покоилась простенькая металлическая подвеска.
Марэй осторожно коснулась ее пальцем и почувствовала странный холод, словно безделушка не могла перенять тепло тела, на котором лежала.
— Что это? — заворожено спросила она, чуя своим медвежьим нюхом, что эта вещь ой как непроста.
— Это артефакт. Очень древний и очень могущественный. У мамы таких было два. Один она спрятала в нашем старом саду, который заброшенный, у дома. Она только недавно вытащила эту подвеску — и если бы она этого не сделала, — размеренно произнес Цериан, — то Одера бы уже не было.
— Мощная вещица, — одобрила Марэй. Жадный огонь в ее глазах усилился. — Ты сказал, что их две. Где вторая?
Цериан холодно улыбнулся:
— Там, где ей самое место. У моих милых родственников, да сожрут их души демоны. Почти два столетия мама планировала эту месть. Ей, правда, не стоило отвлекаться на более мелкие дела — тогда бы она была с нами.
— Ты ведь знаешь, что она перестала нам доверять, — ласково заметила Марэй, закрывая ладонь Цериана. — А это мы оставим на будущее. Нам ведь поможет наш друг, как он сделал с той милой ловушкой?
— Возможно… Он пока не знает об артефакте.
— Как так? Я думала, что твоя мать все делала через него?
— Двести лет назад — нет.
— Понимаю, — улыбнулась Марэй. — Мы пока подождем?
— Немного. Может, десятилетие. Может, два. Надо дать Теням успокоиться. Слишком близко они подобрались. Пусть потеряют нас, поверят, что угроза миновала. Мать столетиями проделывала этот трюк с моим дядей.
Марэй сильно сомневалась, что Темный Император позволит подобное своему племяннику, которого не желал знать, но спорить с мужем не стала. У нее была иная тактика убеждения, и она с легкостью ее применяла.
У них с Церианом будет все, стоит лишь немного уменьшить императорскую семью. По мнению Марэй, их было слишком много.
Эпилог
Пять лет спустя
— У меня получилось! Ты видел? — Вейкар с радостным криком кинулся на шею отцу. Велон подхватил его на руки и поднялся.
