Принц помрачнел еще больше. Надо было не идти на поводу у практичности, решив извлечь выгоду из своей женитьбы, а плюнуть на все и сделать предложение одной из своих бывших любовниц — какой-нибудь особо молчаливой и неприметной.
Холод стал ее вечным спутником, но теперь он был порожден не только внутренним отчаянием, сковавшим ее при осознании своей судьбы, но и вполне реальной суровой погодой. Как только они пересекли границу пустыни, Эда начала мерзнуть. Служанки не были доброжелательны и дали ей лишь минимум одежды — пару простых платьев, — и чем дальше на север они продвигались, тем сильнее принцессу сковывал холод. В какой-то мере она была благодарна за это Забытым Богам, решившим отправить ее сюда — она меньше думала о будущем. Предстоящая женитьба пугала ее лишь первые пару месяцев, пока они ехали по пустыни, но уже несколько недель как Эда смирилась: страх остался, но был каким-то неразумным, животным — она не могла его победить, но могла отодвинуть в глубины разума, где он почти не мешал. Банальный холод и усталость от долгой дороги на время наконец пересилили душевные страдания. Все силы Эды уходили на то, чтобы не потерять лицо перед немногочисленными слугами и охраной, которые отправил с ней Эран. Поэтому когда их процессия въехала в огромные черные ворота такого же черного мрачного замка, она почувствовала лишь голод и желание хоть на полчаса скрыться от глаз наблюдателей. Но принцессы живут не для себя, поэтому она, не теряя ни капли достоинства, выплыла из кареты, чувствуя мучительную боль в прямой спине.
Первое, что она заметила, это холодный порывистый ветер. В пустыни он тоже был сильным и часто приносил бурю, но хотя бы не дарил столько холода. Здесь же, на дальнем севере, ветер бил не хуже меча: Эда едва не согнулась под его сильным порывом, полоснувшим ее тело ледяным клинком. Почти не чувствуя пальцев, она дошла до огромного черного (этот цвет, кажется, был везде) крыльца, на котором ее ждал темный эльф с парой орков. За время путешествия по Империи Эде удалось разглядеть этих существ, поэтому их вид не шокировал ее. Интуиция и здравый смысл подсказывали, что если зеленокожие монстры были лишь охраной, то хорошо одетый мрачный дроу — явно кем-то важным. Его неожиданно голубые, а не багровые (как им было положено) глаза смотрели с таким холодом, что ветра, завывающие вокруг замка, должны были завидовать со страшной силой.
Когда Эда приблизилась к крыльцу и остановилась, так и не решившись подняться на него, мужчина, не утратив равнодушного взгляда, произнес на плохом человеческом:
— Темной ночи, ваше высочество. Я принц Велон, ваш жених. Надеюсь, вы хорошо добрались. Позвольте, я провожу вас до ваших покоев.
Эда молчала на протяжении всей этой короткой речи, размышляя о том, как долго он ее учил. Худшие подозрения принцессы подтвердились, и ее жених не обладал ни красотой, ни вежливостью, ни манерами. Вел он себя с ней словно с рабыней — так и не дав ответить, направился к дверям замка, и ей, словно служанке пришлось поспешить за ним. Орки-стражники остались невозмутимы, а вот ее служанки засмеялись так громко, что, казалось, слышали все во дворе. За весь путь, который Эда едва ли заметила — такая путаница царила в ее голове и коридорах замка, — Велон так и не обратился к ней, даже спиной ухитряясь демонстрировать свое отношение к ней. Навязанная обязанность. Как она его в этом понимала! Если бы не желание двух правителей заключить союза, им не пришлось бы становиться мужем и женой. Вот только принцу этот брак всего лишь неприятен, а ей… Она потеряет все: дар, себя, свое достоинство. Она с дрожью представляла их первую брачную ночь, когда это властный мужчина с жестоким взглядом возьмет ее силой. Она станет его вещью, он сломает ее.
В этот момент ей стало так страшно и противно от того, что ждало ее, что от позорной слабости ее спасло лишь завершение их пути.
Велон остановился перед довольно красивой, хоть и не слишком богато украшенной дверью и открыл ее.
— Ваши покои, ваше высочество, — холодно произнес он. — Если что-то будет нужно, позовите слуг.
И не говоря больше ни слова, он покинул ее.
«Вот и все», — подумала Эда, чувствуя, как страх возвращается, растет. Уже не помня себя, она вошла в предоставленные ей покои, равнодушно оглядывая стены, обитые бежевой тканью и подобранную под них мебель. Она не заметила, что ее комнаты были намного светлее общей обстановки замка, не заметила разожженный камин и горячий ужин на столе. Весь ее мир сузился до холода в кончиках пальцев и ледяных голубых глаз. Странно, она пыталась вспомнить, как выглядит мужчина, которому суждено отнять ее дар, сделать бесполезной — и не могла. Перед глазами вставало лишь его лицо, тоже размытое — он казался ей демоном, поднявшимся из Глубин. Мрачный, холодный и пугающий. На нее накатывало волной то отвращение — когда она представляла его руки на своем теле, — то страх, — когда она осознавала, что перед ней лишь пропасть из боли и унижения.
Эда до того ушла в себя, что не сразу услышала стук в дверь.
— Войдите, — приказала она на человеческом, только потом сообразив, что слуги могут его и не знать. В Темной Империи люди не жили, это Шарэт держал их как рабов.
Но Эду поняли. Вот только вошедшая не была ни ее служанкой, ни темной — невысокая миниатюрная женщина с каштановыми волосами, уложенными в высокую прическу, и в дорогом платье. Почему-то именно одежда привлекла внимание Эды, словно не было ничего важнее. Незнакомка не была безумно красива, но властность, сквозившая в каждом ее движении и жесте, а также истинно женская изящность и капля кокетства придавали ее вполне обычному облику какое волшебное очарование. За такой мужчины должны были толпами ходить — она точно знала, как их покорить, при этом не выглядела ни вульгарно, ни распущенно. Эде раньше не встречались такие женщины: наложницы чаще полагались на откровенность нарядов и искусность в постели. Эта же леди обладала умом и смогла превратить его в красоту. После этого роскошная одежда и драгоценности служили лишь дополнением к облику: черное не слишком пышное платье из мерейского шелка (только однажды Эде довелось его видеть) с умеренным декольте, по краю которого вилась алая лента, да сережки с ожерельем-паутинкой из белого золота с россыпью мелких алмазов. А вот перстень на руке привлекал внимание — кроваво-красный камень отливал странным светом. Эде мгновенно узнала его — вот на что пошла часть выкупа за жизнь отца. Украшение… кому?
Голубые глаза женщины дали ответ раньше, чем перстень, и Эда, за одну секунду прокрутившая в голове все варианты, мгновенно поднялась с дивана, на который не помнила, когда опустилась, и сделала реверанс. По южным правилам, естественно. Оставалось надеяться, что мать ее жениха будет милостива. Весь опыт Эды подсказывал прямо противоположное развитие событий, однако выбора у принцессы не было, и даже если старшей в семье женщине она не понравится, изменить это она не сможет. Остается лишь подчиняться и терпеть.
— Ваше величество, долгих лет вам, — поклонилась Эда, завершая реверанс и выпрямляясь, но не поднимая взгляда. Так следовало вести себя воспитанной южной леди — это с принцем она забылась, глазея на него, как какая-то рабыня.
— Темной ночи, Эда, — мягко (!) и доброжелательно (!!) произнесла Императрица, опускаясь на диван и приглашая ее присесть. — Предлагаю оставить бесполезные здесь нормы этикета. Для тебя я Элиэн.
— Благодарю вас.
— Тебя, — поправила ее Императрица. Эда не сдержалась и подняла на нее изумленный взгляд.
— Как ты доехала? Дорога утомляет. Может, поешь?
Никакое поведение Темной Императрицы не насторожило бы девушку больше, чем подобное. Но хамить и даже высказывать недоверие было нельзя — теперь Эда подчинялась правилам семьи, в которой жила. На юге существовала жесткая иерархия как среди мужчин, так и среди женщин. Элиэн была старшей, а такие леди редко относились терпимо к младшим. Ее мягкость и расположение могли скрывать многое — но ничего хорошего.
Эда, только сейчас заметившая, что небольшой столик между диваном и креслами был накрыт, осторожно взяла в руки столовые приборы.
— Если ты не возражаешь, я присоединюсь к тебе, — произнесла Элиэн, улыбаясь. У нее это получалось очень красиво — не только губами, но и глазами. Эда против воли почувствовала, как внутри нее разгорается маленький огонек признательности. Как бы потом не поступила Элиэн, как бы не стала унижать ее, чужачку и всего лишь жену сына, сейчас она проявила сострадание. Эда была благодарна — ей казалось, что любой толчок сломает ее, так она устала от страха, волнения и долгой дороги.
— Твои служанки сказали, что у тебя нет вещей, — заметила Императрица, когда они перешли к десерту. Эда мгновенно насторожилась: до этого все фразы женщины относились к еде — она рассказывала про неизвестные принцессе блюда (а таких было немало) и советовала что с чем есть. Теперь же беседа резко поменяла русло.
«Началось», — подумала Эда, напрягаясь и готовясь отразить удар. Она тысячу раз видела, как матери и старшие сестры мужей общаются с невестками, а она еще и была чужачкой. Одна — как и всегда. Хотелось бы сказать, что скоро лишится последней защиты — магии, — но дар и сейчас ей не очень помогал — из-за угрозы брата она в любом случае выйдет замуж, так что борьба не имеет смысла.
— Да, — бесцветным голосом заметила Эда, внутренне корчась от унижения: замужество лишило ее не только свободы и дара, но и более мелких, казалось бы неважных, вещей. У нее теперь даже не было одежды — и не будет, если будущий муж не расщедрится. А принц Велон вряд ли ей кусок хлеба даст.
— Надеюсь, тебя не оскорбит мой вопрос. Почему так получилось?
Эда бросила на нее подозрительный взгляд, но пояснила:
— Согласно нашим традициям, девушка, выходя замуж, оставляет вещи в семье — ведь они ей не принадлежат, — приходя в дом к жениху без всего.
— Понимаю, — произнесла Элиэн, окидывая взглядом ее простое платье — хорошо, что не рубище.
— Служанки дали, — тихо ответила Эда, чувствуя себя униженной.
— Значит, вопрос с гардеробом будем решать первым, — кивнула больше сама себе Императрица, что-то обдумывая. — Сейчас прикажу слугам принести для тебя пару готовых платьев. Они не самые красивые, но по твоей фигуре у нас никого нет — мои тебе будут малы, Велии — велики, а у Лисари свой стиль, тебе не пойдет. Зато завтра я приглашу мою портниху, она снимет мерки, и мы обсудим, что ты хочешь. Надеюсь, ты примешь мою помощь и совет по части стилей и фасонов.
Элиэн замолчала, вопросительно посмотрев на Эду, а та мучительно пыталась придумать что сказать на это безумное предложение, не оскорбив при этом Императрицу и ее сына.
— А его высочество как к этому отнесется? — осторожно поинтересовалась она, памятуя о правилах игры и не обращаясь к Элиэн согласно этикету.
— Велон? — уточнила Императрица. — Его, как и большинство мужчин, не интересуют женские дела.
— Но ведь я потрачу его золото…
Элиэн посмотрела на нее с болезненным пониманием.
— Не переживай. Теперь обязанность Велона тебя содержать. Можешь не переживать по поводу трат.
Эду терзали сомнения насчет разумности предложения Императрицы. Вполне возможно, что она специально хочет поссорить ее с сыном. По наблюдениям самой Эды мужчины совсем не были равнодушны к тому, сколько золото тратит их жена. А темный принц…
Воспоминания о Велоне заставили Эду замкнуться в себе. Она все же кивнула, соглашаясь с Императрицей, и едва заметно сглотнула. Аппетит пропал, и она смотрела на милые корзиночки с фруктами как на самую горькую отраву.
Элиэн вдруг придвинулась ближе и даже приобняла ее.
— Я знаю, ты не доверяешь мне и боишься. Я тоже боялась, когда только приехала сюда. Мрачный замок, мрачный муж, мрачные слуги. Мне было тяжело, я была одна. Сейчас все иначе. У нас большая семья, позже ты познакомишься со всеми, а пока запомни и постарайся поверить: мы не враги.
Рука Элиэн, легшая ей на спину, грела больше, чем разожженный камин. Теперь Эда поняла, что это ее рук дело — это Императрица позаботилась о ней еще до ее приезда.
— Я благодарна вам.
— Тебе, — мягко поправила женщина, а потом тихо произнесла: — Велон не добрый и не милый, я понимаю, но верю Тьме и своему мужу, он не причинит тебе вреда. Будет тяжело. Если он… обидит тебя, приходи. Я всегда выслушаю тебя и, если ты захочешь, помогу. Жизнь жестока, и бывает что очень хочется поделиться с кем-нибудь своей болью. Со мной можешь. Это тебе, — она положила в руку Эде тяжелую жестяную банку приятного зеленого цвета. — Это мазь, хорошо заживляет раны и убирает боль.
На этом Элиэн поднялась и улыбнулась ей — печально и слишком понимающе, словно действительно знала, что ее ждет и что она чувствует. Знала ли? Принцесса светлых эльфов, выданная когда-то замуж за Темного Императора? Знала.
— Благодарю, — уже увереннее ответила Эда. Сомнения не исчезли бесследно, но она уже не подозревала в каждой фразе Элиэн двойной смысл. Наоборот ей казалось, что она наконец нашла союзника. Друга?
— Поешь еще, — с материнской заботой посоветовала Элиэн. — Не переживай. Свадьба только через месяц, а пока ты можешь осваиваться. В твоем распоряжении три служанки, они все оборотни, знают человеческий, хоть и не так хорошо, как мы с Велоном. Они помогут тебе со всем. К вечеру я пришлю тебе платья, а завтра после обеда вплотную займемся твоим гардеробом.
— Благодарю… тебя, — осторожно ответила Эда, словно ступала по краю зыбучих песков. — Могу ли я чем-нибудь отплатить за доброе отношение?
Вот теперь взгляд Элиэн стал похож на тот, которым встретил принцессу Велон.
— Следуй моему совету.
— Какому?
— Если мужчина тебя обижает — бей со всей силы. Словом или ближайшим романом в обитой железом обложке. Они понимают только так.
Черное платье с темно-малиновым кантом на рукавах и подоле сидело неплохо. По сравнению с тем ужасом, в который ее обрядили служанки — и вовсе невероятный наряд. Эда заплела волосы в сложную косу, с неожиданной болью вспоминая о своих оставленных в Байокре бусах — безделушках, которые так красиво смотрелись средь почти черных локонов.
Утро было странным — или она так себя чувствовала? Страх немного притупился, вчера она даже смогла поесть, а ночью неплохо поспала, хоть поначалу долго не получалось заснуть. Доброжелательность Элиэн перебила холодность Велона и ее собственный испуг. Эда смогла заставить себя думать о чем-нибудь, не связанном с той страшной ночью, когда муж лишит ее невинности и дара. Свадьба только через месяц — повторяла она себе. В слова Элиэн о том, что Велон не причинит ей вреда, она не верила, но уже радовалась тому, что ей позволяют такие нужные мелочи, как поесть, выспаться или красиво одеться. Вдруг оказалось, что на все на это она должна спрашивать чужого разрешения. До этого жизнь ее была полна свободы, брату она не нужна, отцу — тоже, а теперь она принадлежит мужу и его семье. Что он скажет? Как будет обходиться с нею? Что ей придется делать? Кроме, конечно, очевидного. Смешно! Она так долго боролась за свою независимость — первая красавица Шарэта, недоступная ни одному мужчине, — а теперь вынуждена лечь под того, кто ей совершенно не нравился, более того — пугал.
***
Холод стал ее вечным спутником, но теперь он был порожден не только внутренним отчаянием, сковавшим ее при осознании своей судьбы, но и вполне реальной суровой погодой. Как только они пересекли границу пустыни, Эда начала мерзнуть. Служанки не были доброжелательны и дали ей лишь минимум одежды — пару простых платьев, — и чем дальше на север они продвигались, тем сильнее принцессу сковывал холод. В какой-то мере она была благодарна за это Забытым Богам, решившим отправить ее сюда — она меньше думала о будущем. Предстоящая женитьба пугала ее лишь первые пару месяцев, пока они ехали по пустыни, но уже несколько недель как Эда смирилась: страх остался, но был каким-то неразумным, животным — она не могла его победить, но могла отодвинуть в глубины разума, где он почти не мешал. Банальный холод и усталость от долгой дороги на время наконец пересилили душевные страдания. Все силы Эды уходили на то, чтобы не потерять лицо перед немногочисленными слугами и охраной, которые отправил с ней Эран. Поэтому когда их процессия въехала в огромные черные ворота такого же черного мрачного замка, она почувствовала лишь голод и желание хоть на полчаса скрыться от глаз наблюдателей. Но принцессы живут не для себя, поэтому она, не теряя ни капли достоинства, выплыла из кареты, чувствуя мучительную боль в прямой спине.
Первое, что она заметила, это холодный порывистый ветер. В пустыни он тоже был сильным и часто приносил бурю, но хотя бы не дарил столько холода. Здесь же, на дальнем севере, ветер бил не хуже меча: Эда едва не согнулась под его сильным порывом, полоснувшим ее тело ледяным клинком. Почти не чувствуя пальцев, она дошла до огромного черного (этот цвет, кажется, был везде) крыльца, на котором ее ждал темный эльф с парой орков. За время путешествия по Империи Эде удалось разглядеть этих существ, поэтому их вид не шокировал ее. Интуиция и здравый смысл подсказывали, что если зеленокожие монстры были лишь охраной, то хорошо одетый мрачный дроу — явно кем-то важным. Его неожиданно голубые, а не багровые (как им было положено) глаза смотрели с таким холодом, что ветра, завывающие вокруг замка, должны были завидовать со страшной силой.
Когда Эда приблизилась к крыльцу и остановилась, так и не решившись подняться на него, мужчина, не утратив равнодушного взгляда, произнес на плохом человеческом:
— Темной ночи, ваше высочество. Я принц Велон, ваш жених. Надеюсь, вы хорошо добрались. Позвольте, я провожу вас до ваших покоев.
Эда молчала на протяжении всей этой короткой речи, размышляя о том, как долго он ее учил. Худшие подозрения принцессы подтвердились, и ее жених не обладал ни красотой, ни вежливостью, ни манерами. Вел он себя с ней словно с рабыней — так и не дав ответить, направился к дверям замка, и ей, словно служанке пришлось поспешить за ним. Орки-стражники остались невозмутимы, а вот ее служанки засмеялись так громко, что, казалось, слышали все во дворе. За весь путь, который Эда едва ли заметила — такая путаница царила в ее голове и коридорах замка, — Велон так и не обратился к ней, даже спиной ухитряясь демонстрировать свое отношение к ней. Навязанная обязанность. Как она его в этом понимала! Если бы не желание двух правителей заключить союза, им не пришлось бы становиться мужем и женой. Вот только принцу этот брак всего лишь неприятен, а ей… Она потеряет все: дар, себя, свое достоинство. Она с дрожью представляла их первую брачную ночь, когда это властный мужчина с жестоким взглядом возьмет ее силой. Она станет его вещью, он сломает ее.
В этот момент ей стало так страшно и противно от того, что ждало ее, что от позорной слабости ее спасло лишь завершение их пути.
Велон остановился перед довольно красивой, хоть и не слишком богато украшенной дверью и открыл ее.
— Ваши покои, ваше высочество, — холодно произнес он. — Если что-то будет нужно, позовите слуг.
И не говоря больше ни слова, он покинул ее.
«Вот и все», — подумала Эда, чувствуя, как страх возвращается, растет. Уже не помня себя, она вошла в предоставленные ей покои, равнодушно оглядывая стены, обитые бежевой тканью и подобранную под них мебель. Она не заметила, что ее комнаты были намного светлее общей обстановки замка, не заметила разожженный камин и горячий ужин на столе. Весь ее мир сузился до холода в кончиках пальцев и ледяных голубых глаз. Странно, она пыталась вспомнить, как выглядит мужчина, которому суждено отнять ее дар, сделать бесполезной — и не могла. Перед глазами вставало лишь его лицо, тоже размытое — он казался ей демоном, поднявшимся из Глубин. Мрачный, холодный и пугающий. На нее накатывало волной то отвращение — когда она представляла его руки на своем теле, — то страх, — когда она осознавала, что перед ней лишь пропасть из боли и унижения.
Эда до того ушла в себя, что не сразу услышала стук в дверь.
— Войдите, — приказала она на человеческом, только потом сообразив, что слуги могут его и не знать. В Темной Империи люди не жили, это Шарэт держал их как рабов.
Но Эду поняли. Вот только вошедшая не была ни ее служанкой, ни темной — невысокая миниатюрная женщина с каштановыми волосами, уложенными в высокую прическу, и в дорогом платье. Почему-то именно одежда привлекла внимание Эды, словно не было ничего важнее. Незнакомка не была безумно красива, но властность, сквозившая в каждом ее движении и жесте, а также истинно женская изящность и капля кокетства придавали ее вполне обычному облику какое волшебное очарование. За такой мужчины должны были толпами ходить — она точно знала, как их покорить, при этом не выглядела ни вульгарно, ни распущенно. Эде раньше не встречались такие женщины: наложницы чаще полагались на откровенность нарядов и искусность в постели. Эта же леди обладала умом и смогла превратить его в красоту. После этого роскошная одежда и драгоценности служили лишь дополнением к облику: черное не слишком пышное платье из мерейского шелка (только однажды Эде довелось его видеть) с умеренным декольте, по краю которого вилась алая лента, да сережки с ожерельем-паутинкой из белого золота с россыпью мелких алмазов. А вот перстень на руке привлекал внимание — кроваво-красный камень отливал странным светом. Эде мгновенно узнала его — вот на что пошла часть выкупа за жизнь отца. Украшение… кому?
Голубые глаза женщины дали ответ раньше, чем перстень, и Эда, за одну секунду прокрутившая в голове все варианты, мгновенно поднялась с дивана, на который не помнила, когда опустилась, и сделала реверанс. По южным правилам, естественно. Оставалось надеяться, что мать ее жениха будет милостива. Весь опыт Эды подсказывал прямо противоположное развитие событий, однако выбора у принцессы не было, и даже если старшей в семье женщине она не понравится, изменить это она не сможет. Остается лишь подчиняться и терпеть.
— Ваше величество, долгих лет вам, — поклонилась Эда, завершая реверанс и выпрямляясь, но не поднимая взгляда. Так следовало вести себя воспитанной южной леди — это с принцем она забылась, глазея на него, как какая-то рабыня.
— Темной ночи, Эда, — мягко (!) и доброжелательно (!!) произнесла Императрица, опускаясь на диван и приглашая ее присесть. — Предлагаю оставить бесполезные здесь нормы этикета. Для тебя я Элиэн.
— Благодарю вас.
— Тебя, — поправила ее Императрица. Эда не сдержалась и подняла на нее изумленный взгляд.
— Как ты доехала? Дорога утомляет. Может, поешь?
Никакое поведение Темной Императрицы не насторожило бы девушку больше, чем подобное. Но хамить и даже высказывать недоверие было нельзя — теперь Эда подчинялась правилам семьи, в которой жила. На юге существовала жесткая иерархия как среди мужчин, так и среди женщин. Элиэн была старшей, а такие леди редко относились терпимо к младшим. Ее мягкость и расположение могли скрывать многое — но ничего хорошего.
Эда, только сейчас заметившая, что небольшой столик между диваном и креслами был накрыт, осторожно взяла в руки столовые приборы.
— Если ты не возражаешь, я присоединюсь к тебе, — произнесла Элиэн, улыбаясь. У нее это получалось очень красиво — не только губами, но и глазами. Эда против воли почувствовала, как внутри нее разгорается маленький огонек признательности. Как бы потом не поступила Элиэн, как бы не стала унижать ее, чужачку и всего лишь жену сына, сейчас она проявила сострадание. Эда была благодарна — ей казалось, что любой толчок сломает ее, так она устала от страха, волнения и долгой дороги.
— Твои служанки сказали, что у тебя нет вещей, — заметила Императрица, когда они перешли к десерту. Эда мгновенно насторожилась: до этого все фразы женщины относились к еде — она рассказывала про неизвестные принцессе блюда (а таких было немало) и советовала что с чем есть. Теперь же беседа резко поменяла русло.
«Началось», — подумала Эда, напрягаясь и готовясь отразить удар. Она тысячу раз видела, как матери и старшие сестры мужей общаются с невестками, а она еще и была чужачкой. Одна — как и всегда. Хотелось бы сказать, что скоро лишится последней защиты — магии, — но дар и сейчас ей не очень помогал — из-за угрозы брата она в любом случае выйдет замуж, так что борьба не имеет смысла.
— Да, — бесцветным голосом заметила Эда, внутренне корчась от унижения: замужество лишило ее не только свободы и дара, но и более мелких, казалось бы неважных, вещей. У нее теперь даже не было одежды — и не будет, если будущий муж не расщедрится. А принц Велон вряд ли ей кусок хлеба даст.
— Надеюсь, тебя не оскорбит мой вопрос. Почему так получилось?
Эда бросила на нее подозрительный взгляд, но пояснила:
— Согласно нашим традициям, девушка, выходя замуж, оставляет вещи в семье — ведь они ей не принадлежат, — приходя в дом к жениху без всего.
— Понимаю, — произнесла Элиэн, окидывая взглядом ее простое платье — хорошо, что не рубище.
— Служанки дали, — тихо ответила Эда, чувствуя себя униженной.
— Значит, вопрос с гардеробом будем решать первым, — кивнула больше сама себе Императрица, что-то обдумывая. — Сейчас прикажу слугам принести для тебя пару готовых платьев. Они не самые красивые, но по твоей фигуре у нас никого нет — мои тебе будут малы, Велии — велики, а у Лисари свой стиль, тебе не пойдет. Зато завтра я приглашу мою портниху, она снимет мерки, и мы обсудим, что ты хочешь. Надеюсь, ты примешь мою помощь и совет по части стилей и фасонов.
Элиэн замолчала, вопросительно посмотрев на Эду, а та мучительно пыталась придумать что сказать на это безумное предложение, не оскорбив при этом Императрицу и ее сына.
— А его высочество как к этому отнесется? — осторожно поинтересовалась она, памятуя о правилах игры и не обращаясь к Элиэн согласно этикету.
— Велон? — уточнила Императрица. — Его, как и большинство мужчин, не интересуют женские дела.
— Но ведь я потрачу его золото…
Элиэн посмотрела на нее с болезненным пониманием.
— Не переживай. Теперь обязанность Велона тебя содержать. Можешь не переживать по поводу трат.
Эду терзали сомнения насчет разумности предложения Императрицы. Вполне возможно, что она специально хочет поссорить ее с сыном. По наблюдениям самой Эды мужчины совсем не были равнодушны к тому, сколько золото тратит их жена. А темный принц…
Воспоминания о Велоне заставили Эду замкнуться в себе. Она все же кивнула, соглашаясь с Императрицей, и едва заметно сглотнула. Аппетит пропал, и она смотрела на милые корзиночки с фруктами как на самую горькую отраву.
Элиэн вдруг придвинулась ближе и даже приобняла ее.
— Я знаю, ты не доверяешь мне и боишься. Я тоже боялась, когда только приехала сюда. Мрачный замок, мрачный муж, мрачные слуги. Мне было тяжело, я была одна. Сейчас все иначе. У нас большая семья, позже ты познакомишься со всеми, а пока запомни и постарайся поверить: мы не враги.
Рука Элиэн, легшая ей на спину, грела больше, чем разожженный камин. Теперь Эда поняла, что это ее рук дело — это Императрица позаботилась о ней еще до ее приезда.
— Я благодарна вам.
— Тебе, — мягко поправила женщина, а потом тихо произнесла: — Велон не добрый и не милый, я понимаю, но верю Тьме и своему мужу, он не причинит тебе вреда. Будет тяжело. Если он… обидит тебя, приходи. Я всегда выслушаю тебя и, если ты захочешь, помогу. Жизнь жестока, и бывает что очень хочется поделиться с кем-нибудь своей болью. Со мной можешь. Это тебе, — она положила в руку Эде тяжелую жестяную банку приятного зеленого цвета. — Это мазь, хорошо заживляет раны и убирает боль.
На этом Элиэн поднялась и улыбнулась ей — печально и слишком понимающе, словно действительно знала, что ее ждет и что она чувствует. Знала ли? Принцесса светлых эльфов, выданная когда-то замуж за Темного Императора? Знала.
— Благодарю, — уже увереннее ответила Эда. Сомнения не исчезли бесследно, но она уже не подозревала в каждой фразе Элиэн двойной смысл. Наоборот ей казалось, что она наконец нашла союзника. Друга?
— Поешь еще, — с материнской заботой посоветовала Элиэн. — Не переживай. Свадьба только через месяц, а пока ты можешь осваиваться. В твоем распоряжении три служанки, они все оборотни, знают человеческий, хоть и не так хорошо, как мы с Велоном. Они помогут тебе со всем. К вечеру я пришлю тебе платья, а завтра после обеда вплотную займемся твоим гардеробом.
— Благодарю… тебя, — осторожно ответила Эда, словно ступала по краю зыбучих песков. — Могу ли я чем-нибудь отплатить за доброе отношение?
Вот теперь взгляд Элиэн стал похож на тот, которым встретил принцессу Велон.
— Следуй моему совету.
— Какому?
— Если мужчина тебя обижает — бей со всей силы. Словом или ближайшим романом в обитой железом обложке. Они понимают только так.
Глава 4. Свадебный подарок
Черное платье с темно-малиновым кантом на рукавах и подоле сидело неплохо. По сравнению с тем ужасом, в который ее обрядили служанки — и вовсе невероятный наряд. Эда заплела волосы в сложную косу, с неожиданной болью вспоминая о своих оставленных в Байокре бусах — безделушках, которые так красиво смотрелись средь почти черных локонов.
Утро было странным — или она так себя чувствовала? Страх немного притупился, вчера она даже смогла поесть, а ночью неплохо поспала, хоть поначалу долго не получалось заснуть. Доброжелательность Элиэн перебила холодность Велона и ее собственный испуг. Эда смогла заставить себя думать о чем-нибудь, не связанном с той страшной ночью, когда муж лишит ее невинности и дара. Свадьба только через месяц — повторяла она себе. В слова Элиэн о том, что Велон не причинит ей вреда, она не верила, но уже радовалась тому, что ей позволяют такие нужные мелочи, как поесть, выспаться или красиво одеться. Вдруг оказалось, что на все на это она должна спрашивать чужого разрешения. До этого жизнь ее была полна свободы, брату она не нужна, отцу — тоже, а теперь она принадлежит мужу и его семье. Что он скажет? Как будет обходиться с нею? Что ей придется делать? Кроме, конечно, очевидного. Смешно! Она так долго боролась за свою независимость — первая красавица Шарэта, недоступная ни одному мужчине, — а теперь вынуждена лечь под того, кто ей совершенно не нравился, более того — пугал.
