Сейчас Шарэт всего лишь решил отщипнуть кусок от богатой добычи противника. Но они точно не будут подставлять себя и бежать сейчас, когда их ждут. Однако Аран рисовал перед мысленным взором близнецов совершенно другую картину.
— Эти сведения верны?
— Я получил три подтверждения из надежных источников. Сомнений быть не может.
— И все же проверь, — приказал Веррсон, а братья подхватили:
— Отправь к нашим агентам на юге воронов, но сам оставайся здесь.
— Мы дадим тебя адреса, которые ты должен обойти.
— Возьми с собой Тиреста и Гайла. И набери темных для мяса.
— Но действуй осторожно.
— Свободен, — закончил Велиот, и Аран исчез.
— А он с нами не согласен! — фыркнул Веррсон, поднимаясь.
— Такой глупый волчонок.
— И за эту глупость он будет расплачиваться, — постановил Велиот и посмотрел на братьев. Связь близнецов была настолько сильна, настолько синхронно они мыслили, что часто обходились без слов (из-за чего Вэйзар звал их колдунами, а Велия завистливо вздыхала).
— Что будем делать? Мы по-прежнему ничего не знаем.
— Кроме того, что наша девочка-за-золото превратилась в девушку-по-любви.
— Не спеши делать выводы, Веррсон. Мы лишь знаем…
— Что она давно не торгует своим телом, не брала наше золото и ходила к нам, потому что хотела? — с улыбкой перечислил Винетт, а потом зажмурился. — Нет, Велиот, я считаю, что нам есть на что надеяться.
— А муж?
— А что муж? Убьем и заберем ее. Вдова свободна второй раз выйти замуж.
— А если она его любит?
— А нас это волнует?
— Нет, но это может волновать ее.
— Если бы ее это волновало, она бы так не рвалась в наши объятия.
— Ну и самодовольные у вас рожи!
— У тебя такая же!
Братья гулко рассмеялись, и Велиот все же вернул разговор в серьезное русло.
— Что мы будем делать? У нас до сих пор ни имени, ни адреса. Ничего.
— Пусти ищеек, на нас работает достаточно…
— Ты забыл слова хозяйки "Бархатной ночи" о том, что у Косичек были теневые покровители. Что если у нее до сих пор есть осведомители там? Если мы ее спугнем? Да и не нравится мне, давать повод другим знать, что мы ищем. Рестания не безобидна, а у нас полно врагов.
— Говоришь, как папа.
— То есть разумно, я с ним согласен.
— Ага, а искать тогда как? Бегать по улицам и надеяться на встречу?
— Начать с простого, — вдруг произнес Винетт. — Собрать слухи о рестанийской знати, а именно — кто из леди вышел замуж четырнадцать лет назад. Причем леди должна быть без прошлого — сомневаюсь, что даже ее муж знает.
— Думаешь, она все же замужем?
— А как иначе? Для этого и золото — ей нужно было обеспечить себе хорошую легенду. Согласись, Косички — удивительная, на нее много кто мог польститься.
— Убил бы.
— Я тоже.
— И я. Но Винетт прав, начнем с очевидного.
— Ты опять уходишь? — с надрывом спросила Мире, не поднимая головы и продолжая качать колыбель.
— Да, я опять ухожу, — раздраженно ответил Аран, собирая вещи. Он зашел домой лишь переодеться — ему предстояло несколько дней охоты — да поесть, но вместо этого на него, похоже, выльют ушат гнева.
— Надолго?
— Мире, не начинай. Надолго. Не знаю. Когда-нибудь я уйду навсегда, если ты так продолжишь!
Он резко обернулся и заметил боль, промелькнувшую в ее серебристых глазах.
— Мире, — намного мягче, даже почти нежно позвал он.
Обойдя стол, он опустился на колено перед своей любимой.
— Я никогда не брошу вас с Ардесом, но ты должна понять, что моя работа требует полной отдачи. Я не смогу вас обеспечить, если ты постоянно будешь трепать мне нервы.
— Трепать нервы? — сглотнув ком в горле, переспросила Мире. — Вот как ты это называешь? Ты так изменился…
— Опять! — рявкнул Аран, поднимаясь. От его крики проснулся в колыбели малыш Ардес. Маленький ликан заголосил не хуже отца, и Арану пришлось, скривившись, уйти на кухню. Комнатка эта была достаточно большой и с крепкими дверьми, чтобы хоть несколько минут отдохнуть от семьи. Если бы Мире была поумнее, она бы поняла… А так Аран сидел в одиночестве и быстро закидывал в себя что-то съедобное. Что — он не знал. Что-то, что приготовила Мире в перерывах между укачиванием Ардеса и скандалами с ним. Зачем она стоит у плиты? Они могли позволить себе и горничную, и кухарку, но жена продолжала, как нищенка, все делать сама. И ради чего он тогда старается! Ведь ради них, чтобы его любимые жили счастливо и в достатке!
— Не уходи, Аран, — тихо попросила Мире, войдя в кухню. Видимо, сегодня Ардес решил долго не третировать родительницу. А вот она такой лояльности к собственному мужу проявлять не собиралась.
— Мире, я работаю. Или ты хочешь, чтобы мы жили на улице и хлебали из лужи?
— Я хочу, — шепотом призналась она, опускаясь напротив, — чтобы мы были вместе и чтобы все у нас было хорошо.
— У нас все хорошо! Посмотри вокруг! У нас собственный дом в Старом Квартале, дорогая мебель, всегда есть еда, у тебя красивые платья…
— Да зачем мне эти платья! — Вновь в серебристых глазах появились слезы. — Ты — вот, что самое главное! Аран, я боюсь за тебя!
— Со мной все будет хорошо.
— Ты ведь врешь, я вижу. Все изменилось, когда ты перестал говорить мне, куда уходишь. Когда в твоей жизни вдруг появились тайны. Когда ты стал нервным и раздражительным. У нас появилось золото, но пропал покой. Аран, а последние месяцы? Ты словно похоронил всех нас.
— У меня большие проблемы на работе, Мире, — обтекаемо ответил Аран, ища глазами свой плащ: следовало как можно скорее приступить к выполнению задания повелителей, хоть оно и было странным. Сам ликан не терял уверенности, что золото уже исчезло из Рестании — это очень плохо, однако его вины здесь не было даже косвенной. Он так надеялся на это, потому что иначе его жестоко покарают.
— Так уйди оттуда!
Он не удержался от смешка: уйди! Его милая малышка не знала, что есть те, от кого нельзя уйти. Это служба до конца, до самой смерти, и ты либо получаешь все, о чем только мог мечтать, либо расплачиваешься жизнью за свои желания. Аран готов был рискнуть, чтобы подарить любимым то, на что они даже не смели надеяться.
— Это очень хорошее место, Мире, — принялся увещевать супругу ликан, протягивая руку за плащом, висящим на спинке соседнего стула. — Я получаю столько, что могу вас обеспечить…
— Золото того не стоит, Аран, — проникновенно произнесла она, сделав шаг к нему. На миг он утонул в ее серебристых глазах — прямо как тогда, в день их встречи, — но потом его душу затопила злость на ее глупые слова.
— Золото не стоит? Ты хочешь, чтобы все было как раньше?! Когда мы жили на чердаке, мерзли от холода и копили весь месяц на кусок мяса? Когда меня выгоняли со всех работ, потому что я ликан?! Или когда ты плакала по ночам, потому тебе избили досужие сплетники — ты ведь вышла замуж за ликана?! Ты этого хочешь?! — он орал, уже не сдерживаясь. Из спальни ему начал вторить разбуженный Ардес. — Ты хочешь вновь стать нищей?! Я наконец-то смог тебя обеспечить! Мы родили сына! Мы настоящая семья! А не пара оборванцев из Квартала Бедняков! Это все стало возможно благодаря золоту! Я рискую жизнью ради него, ради вашего с сыном благополучия! А ты смеешь упрекать меня! Ты не поддерживаешь меня, ты лишь терзаешь! Из-за тебя я делаю ошибки, оступаюсь!
— Аран…
— Ты вечно треплешь мне нервы! — рявкнул он, сбрасывая ее руку со своей. — Как ты меня достала! Если бы не твои нотации, я бы уже все сделал! И тогда меня бы наградили!
— Что стоит твоей жизни, скажи мне! — со слезами на глазах воскликнула Мире. Ее хрупкое тело била дрожь, и она едва могла стоять на ногах, но муж уже этого не замечал. В повисшей между ними тишине особенно громко звучал плач Ардеса.
Аран, уже стоящий на пороге, вернулся к ней, склонился и прошептал:
— Жизнь в Темной Империи. Вот что стоит всего.
Ее серебристые глаза широко распахнулись.
— Так вот на кого… — потерянно прошептала она, но он закрыл ей рот рукой.
— Молчи. Ты этого не слышала. А теперь иди и успокой ребенка. Будь хорошей матерью, если не можешь быть хорошей женой.
С этими словами он вышел за дверь.
Рестания… Огромный город, населенный самыми разными существами. Здесь жили люди — самая слабая и многочисленная раса мира, эльфы — гордые и всесильные, оборотни — жизнерадостные и несгибаемые, гномы — трудолюбивые весельчаки. В Рестании жили разные народы, но все они подчинялись одним законам — законам выживания. Жить хорошо можно было лишь имея две вещи: либо золото, либо власть. И обычно они шли рука об руку. Знати везло, от рождения они получали больше других. Но история Рестании была не про них, а про тысячи судеб маленьких людей и нелюдей, которые влачили свое жалкое существование на обочине жизни. Они взлетали как мотыльки, тянулись к свету, а потом сгорали в пламени свечей.
Мире была дочерью торговца травами и разными лечебными зельями. Сама она не унаследовала ни таланта отца, ни способностей матери, полукровки дриады и нимфы. К тому же родители ее погибли рано, и с юности девушка привыкла зарабатывать на жизнь своим трудом, часто тяжелым, но никогда — неправедным.
Колыбель мерно раскачивалась, отчего висящие в изголовье игрушки приходили в движения, медленно кружась друг вокруг друга. Их делал на заказ мастер, как и почти все в их доме. Таком красивом и таком пустом.
Оперевшись о край кроватки, Мире беззвучно плакала, глядя на сына. Ардес так был похож на своего отца и не только из-за крови ликана, которую унаследовал малыш. Каждая черточка маленького личика напоминала Мире об Аране. Она так боялась за него, сердце ее разрывалось от тревоги. Ей постоянно казалось, что счастье их, такое нерушимое раньше, сейчас живо лишь в ее мыслях, а на самом деле оно давно растаяло, как облако дыма. Что злой холодный ветер Рестании разметал их чувства, разорвал надежды, оставив одинокие души доживать свой век. И правда, иногда она просыпалась посреди ночи и часами вглядывалась в потолок, пытаясь понять, существует ли она или уже давно погибла? Чтобы хоть немного успокоиться, она бежала в детскую, где мирно спал ее малыш. Ардес стал смыслом ее жизни. Особенно сейчас, когда она почувствовала, что муж отдаляется. Раньше она и мысли не допускала, что Аран может исчезнуть, а теперь, когда страх за него достиг своего пика, она лишь молила Забытых Богов, чтобы дали им еще пару мгновений счастья.
Ардес недовольно завозился в колыбели и расплакался. Мире тут же подхватила сына на руки, прижимая к груди и шепча в серый пушок на макушке:
— Тихо, мой милый, тихо. Мама тебя любит, папа тебя любит, ты никогда не будешь один. Я никогда тебя не оставлю. Тебе не нужно плакать. Тише…
Лисари, признаться, всегда было смешно, когда ее знакомые, у которых их лавки едва отличались от какого-то склада старьевщика, вздыхая, говорили: "Мы сейчас переживаем трудное время". Вот же странные! У них дело не налажено, а они вместо работы над этим, прикрываются глупыми оправданиями. Трудное время — это когда в твоем успехе появляются темные пятна, дни или даже недели. Как у Лисари сейчас. Сколько раз за последние пять месяцев ее кафе переживало падение, а затем взлет? Не сосчитать! Но все равно каждый раз она упорно поднимала свое детище из ямы, в которую ее загнала чужая воля. Вот она могла сказать, что у нее трудные времена!
— Госпожа, — тихонько позвала Фейра, когда они остались на кухне одни. Последнюю неделю Лисари с утра до ночи стояла у плиты — мало кто из ее работников решил вернуться после двухнедельного перерыва. Зато она набрала новых разносчиков, стайку весьма симпатичных и улыбчивых девчонок, а то, что они любили сплетничать о хозяйке за ее спиной, так это пустяки. Пусть трепят языками, главное, чтобы клиентов обслуживали быстро и хорошо. А вот с поварами была проблема. Если еще помощников можно было набрать из числа начинающих и подающих надежды кулинаров, то в повара нужны были лучшие. Лисари в своих "Десертах…" задрала планку очень высоко, и мало кто мог ей соответствовать. Вот и приходилось хозяйке самой стоять за плитой, несмотря на ноющую боль в спине, отекающие ноги и периодические приступы тошноты. Последние, к счастью, почти сошли на нет, но на общее состояние это уже не влияло. Лисари уставала, как дюжина гоблинов, вкалывающих в шахтах, но ни разу не опустила руки.
— Что такое, Фейра? — Она загрузила в печь яблочный пирог и обернулась к второму повару. Дриада старалась не отставать от хозяйки, ее сладости выходили ничуть не менее вкусными, однако все равно немного, но не дотягивали до уровня Лисари. Это была объективная оценка — клиенты чаще передавали похвалу и благодарность именно за ее творения. Но присутствие Лисари явно подстегивало Фейру, и эльфийка с любопытством наблюдала за дриадой, из кожи вон лезущей, чтобы доказать, что она может не хуже. Вот и сейчас она говорила и одновременно наносила шоколадный крем на вафельные розочки, над котором работала весь час до этого.
— Вам не кажется, что Вифт к вам неравнодушен?
— Вифт? Ко мне? — удивилась Лисари столь странной теме для разговора. Фейра не относилась к категории девушек-болтушек, как ее разносчицы и две новые помощницы, которые сейчас выбежали на улицу через черный вход, чтобы немного отдохнуть и посплетничать.
— Да, — подтвердила дриада, осторожно нанося крем. Узор у нее выходил весьма сносный, но у Лисари чесались руки, чтобы отнять посуду и сделать все самой. Десерты — это такая вещь, к которой нельзя подходить с усердием. Они не терпят тяжелой руки. У Фейры не было той легкости, с которой Лисари могла рассыпать пудру по пирогу, выводя причудливые узоры, что посетители даже не хотели портить такую красоту. У дриады была душа всего лишь повара, а не повара-творца. Жаль, так ведь неплохая девочка.
Последняя мысль заставила Лисари задумчиво хмыкнуть и все же ответить влезшей не в свое дело Фейре:
— Вифт влюблен в свою работу. К сожалению, сердце его уже занято.
Улыбнувшись шутке, дриада нанесла крем на последнюю розочку и принялась расставлять их на тарелках. Лисари прошла к двери, ведущей на улицу, и, распахнув ее, звонко крикнула:
— А ну все внутрь! Перерыв окончен!
Стайка девиц посыпала на кухню, натягивая передники и весело улыбаясь. Глядя на них, таких юных и беззаботных, Лисари почувствовала себя древней старухой. Не по возрасту — что до него бессмертной эльфийке, — а по состоянию души. Последние месяцы борьбы вытянули из нее все соки, и все чаще ей хотелось одного — исчезнуть из Рестании хоть на месяц и где-нибудь отдохнуть, подальше от городской суеты (или наоборот в самом ее центре). Раньше, до появления у нее перспективы стать матерью и безработной, она планировала перевесить все дела на Вифта и устроить себе двухнедельный отпуск. Теперь-то об этом можно было только мечтать. Работы было на несколько лет вперед. Хотя Вифт никуда не делся — один из самых верных работников. И доставая из печи готовый пирог, Лисари мысленно гадала, почему это вдруг Фейру заинтересовал ее управляющий? То, что Вифт влюблен в нее, Лисари знала давно: это не заметила бы только слепая, а уж она, с ее опытом общения с мужчинами, раскусила человека за раз. Вот только предпринимать ничего не стала, ведь чувства — лучшая гарантия от предательства. Но вот с каких пор целеустремленную и деловую Фейру интересует личная жизнь хозяйки? А она имелась, хоть Лисари и пыталась поставить на ней крест.
— Эти сведения верны?
— Я получил три подтверждения из надежных источников. Сомнений быть не может.
— И все же проверь, — приказал Веррсон, а братья подхватили:
— Отправь к нашим агентам на юге воронов, но сам оставайся здесь.
— Мы дадим тебя адреса, которые ты должен обойти.
— Возьми с собой Тиреста и Гайла. И набери темных для мяса.
— Но действуй осторожно.
— Свободен, — закончил Велиот, и Аран исчез.
— А он с нами не согласен! — фыркнул Веррсон, поднимаясь.
— Такой глупый волчонок.
— И за эту глупость он будет расплачиваться, — постановил Велиот и посмотрел на братьев. Связь близнецов была настолько сильна, настолько синхронно они мыслили, что часто обходились без слов (из-за чего Вэйзар звал их колдунами, а Велия завистливо вздыхала).
— Что будем делать? Мы по-прежнему ничего не знаем.
— Кроме того, что наша девочка-за-золото превратилась в девушку-по-любви.
— Не спеши делать выводы, Веррсон. Мы лишь знаем…
— Что она давно не торгует своим телом, не брала наше золото и ходила к нам, потому что хотела? — с улыбкой перечислил Винетт, а потом зажмурился. — Нет, Велиот, я считаю, что нам есть на что надеяться.
— А муж?
— А что муж? Убьем и заберем ее. Вдова свободна второй раз выйти замуж.
— А если она его любит?
— А нас это волнует?
— Нет, но это может волновать ее.
— Если бы ее это волновало, она бы так не рвалась в наши объятия.
— Ну и самодовольные у вас рожи!
— У тебя такая же!
Братья гулко рассмеялись, и Велиот все же вернул разговор в серьезное русло.
— Что мы будем делать? У нас до сих пор ни имени, ни адреса. Ничего.
— Пусти ищеек, на нас работает достаточно…
— Ты забыл слова хозяйки "Бархатной ночи" о том, что у Косичек были теневые покровители. Что если у нее до сих пор есть осведомители там? Если мы ее спугнем? Да и не нравится мне, давать повод другим знать, что мы ищем. Рестания не безобидна, а у нас полно врагов.
— Говоришь, как папа.
— То есть разумно, я с ним согласен.
— Ага, а искать тогда как? Бегать по улицам и надеяться на встречу?
— Начать с простого, — вдруг произнес Винетт. — Собрать слухи о рестанийской знати, а именно — кто из леди вышел замуж четырнадцать лет назад. Причем леди должна быть без прошлого — сомневаюсь, что даже ее муж знает.
— Думаешь, она все же замужем?
— А как иначе? Для этого и золото — ей нужно было обеспечить себе хорошую легенду. Согласись, Косички — удивительная, на нее много кто мог польститься.
— Убил бы.
— Я тоже.
— И я. Но Винетт прав, начнем с очевидного.
***
— Ты опять уходишь? — с надрывом спросила Мире, не поднимая головы и продолжая качать колыбель.
— Да, я опять ухожу, — раздраженно ответил Аран, собирая вещи. Он зашел домой лишь переодеться — ему предстояло несколько дней охоты — да поесть, но вместо этого на него, похоже, выльют ушат гнева.
— Надолго?
— Мире, не начинай. Надолго. Не знаю. Когда-нибудь я уйду навсегда, если ты так продолжишь!
Он резко обернулся и заметил боль, промелькнувшую в ее серебристых глазах.
— Мире, — намного мягче, даже почти нежно позвал он.
Обойдя стол, он опустился на колено перед своей любимой.
— Я никогда не брошу вас с Ардесом, но ты должна понять, что моя работа требует полной отдачи. Я не смогу вас обеспечить, если ты постоянно будешь трепать мне нервы.
— Трепать нервы? — сглотнув ком в горле, переспросила Мире. — Вот как ты это называешь? Ты так изменился…
— Опять! — рявкнул Аран, поднимаясь. От его крики проснулся в колыбели малыш Ардес. Маленький ликан заголосил не хуже отца, и Арану пришлось, скривившись, уйти на кухню. Комнатка эта была достаточно большой и с крепкими дверьми, чтобы хоть несколько минут отдохнуть от семьи. Если бы Мире была поумнее, она бы поняла… А так Аран сидел в одиночестве и быстро закидывал в себя что-то съедобное. Что — он не знал. Что-то, что приготовила Мире в перерывах между укачиванием Ардеса и скандалами с ним. Зачем она стоит у плиты? Они могли позволить себе и горничную, и кухарку, но жена продолжала, как нищенка, все делать сама. И ради чего он тогда старается! Ведь ради них, чтобы его любимые жили счастливо и в достатке!
— Не уходи, Аран, — тихо попросила Мире, войдя в кухню. Видимо, сегодня Ардес решил долго не третировать родительницу. А вот она такой лояльности к собственному мужу проявлять не собиралась.
— Мире, я работаю. Или ты хочешь, чтобы мы жили на улице и хлебали из лужи?
— Я хочу, — шепотом призналась она, опускаясь напротив, — чтобы мы были вместе и чтобы все у нас было хорошо.
— У нас все хорошо! Посмотри вокруг! У нас собственный дом в Старом Квартале, дорогая мебель, всегда есть еда, у тебя красивые платья…
— Да зачем мне эти платья! — Вновь в серебристых глазах появились слезы. — Ты — вот, что самое главное! Аран, я боюсь за тебя!
— Со мной все будет хорошо.
— Ты ведь врешь, я вижу. Все изменилось, когда ты перестал говорить мне, куда уходишь. Когда в твоей жизни вдруг появились тайны. Когда ты стал нервным и раздражительным. У нас появилось золото, но пропал покой. Аран, а последние месяцы? Ты словно похоронил всех нас.
— У меня большие проблемы на работе, Мире, — обтекаемо ответил Аран, ища глазами свой плащ: следовало как можно скорее приступить к выполнению задания повелителей, хоть оно и было странным. Сам ликан не терял уверенности, что золото уже исчезло из Рестании — это очень плохо, однако его вины здесь не было даже косвенной. Он так надеялся на это, потому что иначе его жестоко покарают.
— Так уйди оттуда!
Он не удержался от смешка: уйди! Его милая малышка не знала, что есть те, от кого нельзя уйти. Это служба до конца, до самой смерти, и ты либо получаешь все, о чем только мог мечтать, либо расплачиваешься жизнью за свои желания. Аран готов был рискнуть, чтобы подарить любимым то, на что они даже не смели надеяться.
— Это очень хорошее место, Мире, — принялся увещевать супругу ликан, протягивая руку за плащом, висящим на спинке соседнего стула. — Я получаю столько, что могу вас обеспечить…
— Золото того не стоит, Аран, — проникновенно произнесла она, сделав шаг к нему. На миг он утонул в ее серебристых глазах — прямо как тогда, в день их встречи, — но потом его душу затопила злость на ее глупые слова.
— Золото не стоит? Ты хочешь, чтобы все было как раньше?! Когда мы жили на чердаке, мерзли от холода и копили весь месяц на кусок мяса? Когда меня выгоняли со всех работ, потому что я ликан?! Или когда ты плакала по ночам, потому тебе избили досужие сплетники — ты ведь вышла замуж за ликана?! Ты этого хочешь?! — он орал, уже не сдерживаясь. Из спальни ему начал вторить разбуженный Ардес. — Ты хочешь вновь стать нищей?! Я наконец-то смог тебя обеспечить! Мы родили сына! Мы настоящая семья! А не пара оборванцев из Квартала Бедняков! Это все стало возможно благодаря золоту! Я рискую жизнью ради него, ради вашего с сыном благополучия! А ты смеешь упрекать меня! Ты не поддерживаешь меня, ты лишь терзаешь! Из-за тебя я делаю ошибки, оступаюсь!
— Аран…
— Ты вечно треплешь мне нервы! — рявкнул он, сбрасывая ее руку со своей. — Как ты меня достала! Если бы не твои нотации, я бы уже все сделал! И тогда меня бы наградили!
— Что стоит твоей жизни, скажи мне! — со слезами на глазах воскликнула Мире. Ее хрупкое тело била дрожь, и она едва могла стоять на ногах, но муж уже этого не замечал. В повисшей между ними тишине особенно громко звучал плач Ардеса.
Аран, уже стоящий на пороге, вернулся к ней, склонился и прошептал:
— Жизнь в Темной Империи. Вот что стоит всего.
Ее серебристые глаза широко распахнулись.
— Так вот на кого… — потерянно прошептала она, но он закрыл ей рот рукой.
— Молчи. Ты этого не слышала. А теперь иди и успокой ребенка. Будь хорошей матерью, если не можешь быть хорошей женой.
С этими словами он вышел за дверь.
***
Рестания… Огромный город, населенный самыми разными существами. Здесь жили люди — самая слабая и многочисленная раса мира, эльфы — гордые и всесильные, оборотни — жизнерадостные и несгибаемые, гномы — трудолюбивые весельчаки. В Рестании жили разные народы, но все они подчинялись одним законам — законам выживания. Жить хорошо можно было лишь имея две вещи: либо золото, либо власть. И обычно они шли рука об руку. Знати везло, от рождения они получали больше других. Но история Рестании была не про них, а про тысячи судеб маленьких людей и нелюдей, которые влачили свое жалкое существование на обочине жизни. Они взлетали как мотыльки, тянулись к свету, а потом сгорали в пламени свечей.
Мире была дочерью торговца травами и разными лечебными зельями. Сама она не унаследовала ни таланта отца, ни способностей матери, полукровки дриады и нимфы. К тому же родители ее погибли рано, и с юности девушка привыкла зарабатывать на жизнь своим трудом, часто тяжелым, но никогда — неправедным.
Колыбель мерно раскачивалась, отчего висящие в изголовье игрушки приходили в движения, медленно кружась друг вокруг друга. Их делал на заказ мастер, как и почти все в их доме. Таком красивом и таком пустом.
Оперевшись о край кроватки, Мире беззвучно плакала, глядя на сына. Ардес так был похож на своего отца и не только из-за крови ликана, которую унаследовал малыш. Каждая черточка маленького личика напоминала Мире об Аране. Она так боялась за него, сердце ее разрывалось от тревоги. Ей постоянно казалось, что счастье их, такое нерушимое раньше, сейчас живо лишь в ее мыслях, а на самом деле оно давно растаяло, как облако дыма. Что злой холодный ветер Рестании разметал их чувства, разорвал надежды, оставив одинокие души доживать свой век. И правда, иногда она просыпалась посреди ночи и часами вглядывалась в потолок, пытаясь понять, существует ли она или уже давно погибла? Чтобы хоть немного успокоиться, она бежала в детскую, где мирно спал ее малыш. Ардес стал смыслом ее жизни. Особенно сейчас, когда она почувствовала, что муж отдаляется. Раньше она и мысли не допускала, что Аран может исчезнуть, а теперь, когда страх за него достиг своего пика, она лишь молила Забытых Богов, чтобы дали им еще пару мгновений счастья.
Ардес недовольно завозился в колыбели и расплакался. Мире тут же подхватила сына на руки, прижимая к груди и шепча в серый пушок на макушке:
— Тихо, мой милый, тихо. Мама тебя любит, папа тебя любит, ты никогда не будешь один. Я никогда тебя не оставлю. Тебе не нужно плакать. Тише…
Глава 5. Детям здесь не место
Лисари, признаться, всегда было смешно, когда ее знакомые, у которых их лавки едва отличались от какого-то склада старьевщика, вздыхая, говорили: "Мы сейчас переживаем трудное время". Вот же странные! У них дело не налажено, а они вместо работы над этим, прикрываются глупыми оправданиями. Трудное время — это когда в твоем успехе появляются темные пятна, дни или даже недели. Как у Лисари сейчас. Сколько раз за последние пять месяцев ее кафе переживало падение, а затем взлет? Не сосчитать! Но все равно каждый раз она упорно поднимала свое детище из ямы, в которую ее загнала чужая воля. Вот она могла сказать, что у нее трудные времена!
— Госпожа, — тихонько позвала Фейра, когда они остались на кухне одни. Последнюю неделю Лисари с утра до ночи стояла у плиты — мало кто из ее работников решил вернуться после двухнедельного перерыва. Зато она набрала новых разносчиков, стайку весьма симпатичных и улыбчивых девчонок, а то, что они любили сплетничать о хозяйке за ее спиной, так это пустяки. Пусть трепят языками, главное, чтобы клиентов обслуживали быстро и хорошо. А вот с поварами была проблема. Если еще помощников можно было набрать из числа начинающих и подающих надежды кулинаров, то в повара нужны были лучшие. Лисари в своих "Десертах…" задрала планку очень высоко, и мало кто мог ей соответствовать. Вот и приходилось хозяйке самой стоять за плитой, несмотря на ноющую боль в спине, отекающие ноги и периодические приступы тошноты. Последние, к счастью, почти сошли на нет, но на общее состояние это уже не влияло. Лисари уставала, как дюжина гоблинов, вкалывающих в шахтах, но ни разу не опустила руки.
— Что такое, Фейра? — Она загрузила в печь яблочный пирог и обернулась к второму повару. Дриада старалась не отставать от хозяйки, ее сладости выходили ничуть не менее вкусными, однако все равно немного, но не дотягивали до уровня Лисари. Это была объективная оценка — клиенты чаще передавали похвалу и благодарность именно за ее творения. Но присутствие Лисари явно подстегивало Фейру, и эльфийка с любопытством наблюдала за дриадой, из кожи вон лезущей, чтобы доказать, что она может не хуже. Вот и сейчас она говорила и одновременно наносила шоколадный крем на вафельные розочки, над котором работала весь час до этого.
— Вам не кажется, что Вифт к вам неравнодушен?
— Вифт? Ко мне? — удивилась Лисари столь странной теме для разговора. Фейра не относилась к категории девушек-болтушек, как ее разносчицы и две новые помощницы, которые сейчас выбежали на улицу через черный вход, чтобы немного отдохнуть и посплетничать.
— Да, — подтвердила дриада, осторожно нанося крем. Узор у нее выходил весьма сносный, но у Лисари чесались руки, чтобы отнять посуду и сделать все самой. Десерты — это такая вещь, к которой нельзя подходить с усердием. Они не терпят тяжелой руки. У Фейры не было той легкости, с которой Лисари могла рассыпать пудру по пирогу, выводя причудливые узоры, что посетители даже не хотели портить такую красоту. У дриады была душа всего лишь повара, а не повара-творца. Жаль, так ведь неплохая девочка.
Последняя мысль заставила Лисари задумчиво хмыкнуть и все же ответить влезшей не в свое дело Фейре:
— Вифт влюблен в свою работу. К сожалению, сердце его уже занято.
Улыбнувшись шутке, дриада нанесла крем на последнюю розочку и принялась расставлять их на тарелках. Лисари прошла к двери, ведущей на улицу, и, распахнув ее, звонко крикнула:
— А ну все внутрь! Перерыв окончен!
Стайка девиц посыпала на кухню, натягивая передники и весело улыбаясь. Глядя на них, таких юных и беззаботных, Лисари почувствовала себя древней старухой. Не по возрасту — что до него бессмертной эльфийке, — а по состоянию души. Последние месяцы борьбы вытянули из нее все соки, и все чаще ей хотелось одного — исчезнуть из Рестании хоть на месяц и где-нибудь отдохнуть, подальше от городской суеты (или наоборот в самом ее центре). Раньше, до появления у нее перспективы стать матерью и безработной, она планировала перевесить все дела на Вифта и устроить себе двухнедельный отпуск. Теперь-то об этом можно было только мечтать. Работы было на несколько лет вперед. Хотя Вифт никуда не делся — один из самых верных работников. И доставая из печи готовый пирог, Лисари мысленно гадала, почему это вдруг Фейру заинтересовал ее управляющий? То, что Вифт влюблен в нее, Лисари знала давно: это не заметила бы только слепая, а уж она, с ее опытом общения с мужчинами, раскусила человека за раз. Вот только предпринимать ничего не стала, ведь чувства — лучшая гарантия от предательства. Но вот с каких пор целеустремленную и деловую Фейру интересует личная жизнь хозяйки? А она имелась, хоть Лисари и пыталась поставить на ней крест.
