— Я все исправлю, — уточнил он.
— Что ты там опять разнес? — поинтересовался Вадерион поднимаясь.
— Не все. То есть ничего… Ай! — зашипел принц, когда отец неласково уцепил его за волосы и поволок вперед. — Тиран!
— Любимый папа, — процедил Вадерион. — И не забывай стучаться.
— Буду, отпусти уже!
Элиэн только головой качала, глядя вслед своим мальчикам.
Несмотря на вечный ор, драки (Вадерион сразу же приучил сыновей выяснять отношения на тренировочном плаце) и ссоры, Император высоко оценивал способности детей и не давал им простаивать. С самой их юности он начинал привлекать их у управлению Империей. Причем доставалось всем одинаково, вне зависимости от возраста и порядка рождения. К примеру, то, что Велон считался наследником, не спасло Вэйзара от такого же объема обязанностей. Как-то раз он попробовал возмутиться, но получил от отца хлесткую отповедь, что они ничего не сделали, всего лишь родились у него, Темного Императора, и он не позволит своим детям вырасти неженками и лентяями. А кое-кому прямо сказали, что их обязанность помогать старшему брату и поддерживать престол. Так что пришлось принцам смириться — в этом вопросе Вадерион был непреклонен, он с детства вбивал эти прописные истины в головы отпрысков. Естественно, с близнецами все повторилось, они с пятнадцати лет на равных участвовали в делах Империи, и когда им исполнилось тридцать пять — возраст негласного совершеннолетия в Империи, — то отец сразу же отправил их в Рестанию. Со стороны это могло показаться странным, ведь своих сыновей он считал хоть и талантливыми, но легкомысленными личностями. Однако близнецы были все же другими. Из всех сыновей Вадерион и Элиэн тройняшки были самыми спокойными, уравновешенными и трезвомыслящими. Они редко искали приключения на свои филейные части, и большая часть проблем, связанная с ними проявлялась в детстве. Тогда они были настоящими маленькими демонятами, но с возрастом это ушло, и даже периодические выходки, продиктованные дурью в голове (понятно, чья это цитата), были все же не такими эпохальными, как у Велона и Вэйзара. Последний как-то пошутил, что у близнецов три головы на проблему, поэтому они такие разумные. Но так или иначе, а именно их Вадерион рискнул отпустить в Рестанию, да еще в столь юном, по меркам Темной Империи, возрасте. Конечно, у него давно назревала необходимость поставить там своих эльфов и из всех сыновей большего подходили именно младшие. Наследника отпускать за пределы Империи Вадерион бы не решился, а Вэйзар за пару дней разнес бы Рестанию. Так что это было взвешенное продуманное решение, о котором правитель темных и по совместительству отец пятерых невыносимых принцев не жалел. За пятнадцать лет близнецы ни разу не подвели его. Даже активность Ордена он простил сыновьям, быстро придя к выводу, что их могли вынудить обстоятельства. На самом деле, Вадерион очень полагался на них. К счастью, он был далеко и не знал, чем именно занимались младшие отпрыски, отчего оставался спокоен. Зря, конечно. Но сейчас его больше интересовал Вэйзар, проломивший крепостную стену (тысячу лет простояла, пока темный принц не родился и не решил ее снести!).
А где-то далеко, за тысячи тысяч миль от императорского замка, глава Теней ушел в свой мир, мир Тьмы, чтобы найти неизвестную девушку по едва различимым приметам. Давно ему не давали такого сложного задания, но разве это имело значение, когда он делал это ради своих племянников?
Месяц после встречи с Бегром и Милым прошел спокойно. Даже с кафе больше ничего не случалось: не было не плесени или иной гадости от конкурентов, не появлялись скандальные посетительницы, не пропадали поставки вместе с поставщиками. Все хорошо, тихо и спокойно. Только малыш совсем распоясался и принялся пинаться, кажется, круглые сутки. Но несмотря на неудобства, доставляемые его ожиданием, Лисари была невероятно счастлива. По прогнозам Алисии уже через пару месяцев у нее родится ее малыш, и они теперь всегда будут вместе. Каждый вечер она поднималась в обустроенную детскую (мастер постарался на славу, да и она не жалела золота) и, сидя в кресле, перебирала вещички. Лягушонок занял свое почетное место в новой кроватке, туда же легло вышитое одеяла и плед. Лисари мечтательно вздыхала, бродя по дому, и даже на работе она иногда теряла понятие реальности. Словно она спасалась от всего того, что окружала ее ежедневно, что постоянно давило на нее. Бегр пока не давал о себе знать, но это было лишь временное явление. Дарет крутился рядом постоянно, но если раньше Лисари относилась к нему ровно, то теперь он стал раздражать ее. Особенно сейчас, когда ее подозрения на его счет подтвердились. А ведь был еще Вифт, который стал совершенно невыносимым, и дроу, грозившие появиться в любой момент. Чтобы не сойти с ума, Лисари начинала думать о ребенке: он был единственным светлым пятном в ее жизни. Он и, конечно, кафе. Ее детище радовало ее пусть и меньше, чем маленькая жизнь внутри нее, но являлось неплохой отдушиной: за работой не замечались неприятности. И все же Лисари не расслаблялась.
Одним совершенно не прекрасным утром она проснулась от того, что в ее окно прилетел камень с привязанной к нему запиской. Бегр ждал ее и, судя по почерку и характеру послания, вовсе не для секса. Неужели догадался, отчего пошло его мужское бессилие?
Лисари спокойно собралась, оделась и отправилась в кафе, где ее уже ждал держащий осаду Дарет. Неожиданно для него она не только не сбежала, едва заприметив, но и согласилась сходить в достаточно дорогой ресторан, скинув свое собственное кафе на перекосившегося Вифта. В зале было немноголюдно, все-таки разгар рабочего дня.
Они мило разговаривали, ели, пили, но с каждой минутой Лисари становилась все более замкнутой и мрачной. Естественно, ее собеседник не мог этого не заметить.
— Лисари, я понимаю, что это не мое дело, но у тебя что-то случилось? — заботливо поинтересовался он.
— Дарет, я… — комкая носовой платок, неуверенно произнесла Лисари. — Я должна тебе кое-что сказать… Нет! Это неважно.
— Лисари, ты можешь мне довериться. — Он осторожно коснулся ее руки, тон его мог растопить даже сердце ледяного великана. — Я готов выслушать тебя и помочь.
— Ты такой… — Она шмыгнула носом и промокнула глаза платком. — Ты такой добрый и заботливый, от этого я чувствую себя еще несчастнее.
— Но почему? — беспомощно спросил Дарет. Так ему!
— Потому что… потому что… я люблю тебя!
О, как это было красиво! Дарет расцвел, принялся убеждать ее в своей любви, а она рассказывала ему, как скрывала свои чувства, боясь быть отвергнутой и считая себя недостойной возлюбленного. Наконец страсти немного поутихли, и Лисари, счастливо сверкая глазами, сообщила:
— Ты станешь моим мужем? Знаю, так не делается, это право мужчины звать женщину в брак, но я не могу больше терпеть, скрывать все это.
— Конечно, я с радостью сделаю все для тебя! Для нас, — тут же поправился он, не веря своему счастью.
А Лисари смеялась и плакала. Они весь обед обсуждали свою будущую жизнь. Немного помявшись, Лисари призналась, что устала вести кафе и хочет отдохнуть, в чем Дарет ее тут же поддержал. Еще она выразила опасения насчет ребенка: примет ли ее возлюбленный чужое дитя. Но тот тут же успокоил ее, заверив, что уже любит малыша, как своего. После этого она не меньше часа рассказывала Дарету про ребенка, каким он будет замечательным, как она его любит. К концу обеда они так разошлись, что не желали расставаться, и в итоге Дарет проводил Лисари до дома и даже остался на ночь. Правда, ничего не было, ведь несчастная молодая мама опять плохо себя чувствовала. Зато утром она накормила на совесть голодного оборотня безумно вкусными оладьями, и жизнь вновь заиграла яркими красками. Лишь к вечеру они расстались: Дарету необходимо было на работу, а Лисари — в кафе. Вот только пробыла она там совсем недолго, после чего отправилась в Квартал Бедняков. Она хорошо запомнила путь, и с последней встречи ничего тут не изменилось, разве что сейчас здесь было находиться еще невыносимее, чем раньше. В Рестанию пришла настоящая летняя жара, солнце пекло нещадно, и даже ночью мостовая была настолько горячая, что это чувствовалось через подошву туфель. Естественно, внутри ситуация была еще хуже, но если в уютном и чистом домике Лисари можно было жить, то в грязном вонючем притоне, где обосновался Бегр, даже дышать было проблематично. Однако Лисари, не менее ошалевшее-счастливого выражения лица, решительно вошла. Ее уже ждали. Естественно, ведь она должна была явиться еще вчера!
На этот раз Бегр не был пьян и смотрел зло. Его охранники вышли, заперев дверь, и он жестом приказал Лисари сесть.
— Что ты сделала, шваль? — неожиданно прошипел он, склоняясь. В руках у него был коротких хлыст, таким иногда подгоняют лошадей. Лисари очень не нравилось, как Бегр поигрывал им.
— Я ничего не делала, — пролепетала она.
— Правда?! — вскричал он, вскакивая и замахиваясь. Она рефлекторно прикрыла живот, и хлыст обжег правую сторону лица. Слезы боли выступили на глазах, когда Лисари рухнула на пол, прерывисто дыша и боясь поднять взгляд — ведь тогда бы Бегр прочитал не страх, а ненависть в ее глазах.
— Я не виновата, это он мне приказал! — заходясь рыданиями (рестанийский театр нашел бы в ней свою звезду), пролепетала эльфийка. — Это он мне приказал!
— Кто?! — рявкнул Бегр, хватая ее за волосы и насильно поднимая с пола. — Кто? Говори, тварь!
— Мой… мой жени-и-их! — сквозь слезы провыла Лисари.
— Дрянь! — Он швырнул ее на пол, она едва успела выставить руки, чтобы не навредить ребенку. — Кто он, твой женишок?!
— Дарет, он важный господин, — всхлипывая, ответила она. — Он помог мне с Управлением и с ратушей. У него… у него важные друзья… Он ничего… ничего не боится!
Она вновь взвыла, и Бегр, не в силах больше выносить ее визги, наотмашь ударил. Лисари повалилась на пол, голова ее безвольно откинулась. Больше она не издала ни звука. И только когда мечущийся и сыплющий проклятиями Бегр выбежал из комнаты, она перестала изображать обморок и, быстро поднявшись, направилась к окну. Она справедливо рассудила, что сейчас, лишившись интереса главаря, она станет беззащитна перед членами его шайки. Однако она недооценила их прыть, потому что не успел Бегр выйти из дома, прихватив с собой большую часть своих прихлебателей, а Лисари — открыть тугую раму, как в комнату уже вошел старый знакомый с базара.
— Собралась куда-то, птичка?
— Да, — презрительно фыркнула Лисари и бросила ему в лицо зажатую в кулаке горсть песка. А пока бандит орал от боли — не будь она эльфийкой, если бы не попала в глаза уроду, — она быстро выбралась через окно. Ну как быстро — для ее положения. Однако жажда жизни бывает настолько сильна, что кажется, нет ничего невозможного. Несколько мгновений просто выпали у нее из памяти, а очнулась она уже стоя на мостовой и слыша сверху мужскую ругань. Руки и ноги дрожали — теперь по-настоящему, — но нельзя было расслабляться. Что есть мочи она побежала (опять же относительно) прочь. Спустя несколько улиц резкая боль в животе заставила ее буквально упасть на камни…
…Они лежали на огромной, застеленной почему ослепительно желтым бельем кровати и целовались. Сначала ее целовал Милый — нежно и сладко, как карамельный торт, потом Боец — терпко и резко, как миндальные пирожные, и только после Вожак — сдержанно и безумно, как шоколадный фонтан. Она тонула в их объятиях, в их поцелуях.
Неожиданно Милый рассмеялся.
— Что?
— У тебя губа в сахарной пудре, — с улыбкой произнес Боец, а Вожак нежно стер с нижней губы белую пыльцу, а потом облизнул.
А Лисари было так легко сейчас, словно они не лежали в постели, а летели сквозь облака. Так просто, вместе, навсегда. Хотелось вечно парить в этом состоянии эйфории, но тут темная туча заслонила безоблачный полет Лисари.
— Не хмурься, любимая, — попросил Боец, целуя ее в обнаженное плечо.
— Вы не понимаете, я… — Она потерянным взглядом посмотрела на свой живот — он был абсолютно плоский, словно… — Я ношу ребенка. Вашего.
Стоило только ей выдохнуть это признание, как лица близнецов изменились. Они помрачнели, стали чернеть, словно сама Тьма смотрела теперь на нее, и лишь голубые глаза продолжали сверкать огнями.
— Зачем тогда ты нам? — холодно спросил Вожак, а Боец с Милым кивнули. А в следующий момент она упала с кровати, но не на пол. Она полетела в пропасть, голова все кружилась, она беспомощно махала руками, пытаясь уцепиться хоть за что-то.
«Я не должна умереть. Я должна спасти его. Моего ребенка. Нет!» — лихорадочно билось в ее голове, пока она летела через вечность. Вдруг ее живот отяжелел, и она практически увидела, как в ней вновь бьется еще одна жизнь. Слезы на миг закрыли ей глаза, а потом она увидела мужское лицо. Это были не ее дроу, не Дарет и не Бегр…
…— Вифт? — сипло спросила Лисари и тут же закашлялась. Она сидела прямо на грязной мостовой, среди вонючих тряпок и нечистот. Рядом, чуть дальше, примостились двое нищих попрошаек. Судя по тому, что колец на ней нет, ее уже успели обчистить. Удивительно, как не изнасиловали. Видимо, живот отпугивает всех мужчин.
— Госпожа Лисари, что с вами? Вас не было в кафе, когда…
— Плевать на кафе! — в сердцах воскликнула Лисари. — Помоги мне подняться.
Она только сейчас сообразила, что сидит уже Боги знают сколько мостовой. Хорошо еще, что за день она нагревается, а то Лисари уже отморозила бы все и себе, и ребенку.
Вифт послушно помог ей подняться, придержал и закидал ее кучей вопросов. Но его поток красноречия она быстро и грубо оборвала.
— Помоги мне дойти до Академии.
— До Академии Трех Солнц?
— Да, Вифт! Именно туда, — раздраженно ответила она. Щека пульсировала, руки и ноги болели, голова продолжала кружиться, а живот неприятно тянул. Больше всего она сейчас боялась, что с ее малышом что-то случилось. Страх настолько охватил ее, что парализовал волю и мысли. Поэтому Вифту досталась лишь грязная ругань.
— Но ведь уже ночь!
— Мне плевать! Заткнись и веди меня!
Кажется, он обиделся, но чувства управляющего — это последнее, что ее сейчас интересовало.
Путь до Академии, учитывая состояние Лисари, вышел долгим. Она плелись туда через всю Рестанию почти три часа. Уже луна взошла на небе, а они только-только подходили к воротам прославленного учебного заведения.
— Благодарю, дальше я сама, — решительно сбросив руку Вифта, произнесла Лисари и, не оглядываясь, побрела по знакомой аллее к Академии. Она не видела лица управляющего, иначе бежала бы от него быстрее, чем от дружков Бегра.
— Я все понимаю, но это… Это уже перебор, — заявила Алисия, в ночнушке и накинутом поверх нее халате хлопоча вокруг сестры. — Что у тебя с лицом? А с ребенком? Лисари, ты его убить решила?
— Мне надо было убежать!
— Убежать! Какой бег! Тебе два месяца до родов! Тихий спокойный шаг, никаких резких движений и стресса. Хоть что-нибудь ты из этого выполняла?
— Нет, — покаянно ответила Лисари и нерешительно коснулась живота. — Ты ведь спасешь его?
— Спасать его надо от дурной мамаши! — в сердцах воскликнула Алисия, рывком выдвигая ящики с лекарствами. А Лисари уже ничего не интересовало: силы ее были на исходе. Постепенно сознание покидало ее.
— Что ты там опять разнес? — поинтересовался Вадерион поднимаясь.
— Не все. То есть ничего… Ай! — зашипел принц, когда отец неласково уцепил его за волосы и поволок вперед. — Тиран!
— Любимый папа, — процедил Вадерион. — И не забывай стучаться.
— Буду, отпусти уже!
Элиэн только головой качала, глядя вслед своим мальчикам.
Несмотря на вечный ор, драки (Вадерион сразу же приучил сыновей выяснять отношения на тренировочном плаце) и ссоры, Император высоко оценивал способности детей и не давал им простаивать. С самой их юности он начинал привлекать их у управлению Империей. Причем доставалось всем одинаково, вне зависимости от возраста и порядка рождения. К примеру, то, что Велон считался наследником, не спасло Вэйзара от такого же объема обязанностей. Как-то раз он попробовал возмутиться, но получил от отца хлесткую отповедь, что они ничего не сделали, всего лишь родились у него, Темного Императора, и он не позволит своим детям вырасти неженками и лентяями. А кое-кому прямо сказали, что их обязанность помогать старшему брату и поддерживать престол. Так что пришлось принцам смириться — в этом вопросе Вадерион был непреклонен, он с детства вбивал эти прописные истины в головы отпрысков. Естественно, с близнецами все повторилось, они с пятнадцати лет на равных участвовали в делах Империи, и когда им исполнилось тридцать пять — возраст негласного совершеннолетия в Империи, — то отец сразу же отправил их в Рестанию. Со стороны это могло показаться странным, ведь своих сыновей он считал хоть и талантливыми, но легкомысленными личностями. Однако близнецы были все же другими. Из всех сыновей Вадерион и Элиэн тройняшки были самыми спокойными, уравновешенными и трезвомыслящими. Они редко искали приключения на свои филейные части, и большая часть проблем, связанная с ними проявлялась в детстве. Тогда они были настоящими маленькими демонятами, но с возрастом это ушло, и даже периодические выходки, продиктованные дурью в голове (понятно, чья это цитата), были все же не такими эпохальными, как у Велона и Вэйзара. Последний как-то пошутил, что у близнецов три головы на проблему, поэтому они такие разумные. Но так или иначе, а именно их Вадерион рискнул отпустить в Рестанию, да еще в столь юном, по меркам Темной Империи, возрасте. Конечно, у него давно назревала необходимость поставить там своих эльфов и из всех сыновей большего подходили именно младшие. Наследника отпускать за пределы Империи Вадерион бы не решился, а Вэйзар за пару дней разнес бы Рестанию. Так что это было взвешенное продуманное решение, о котором правитель темных и по совместительству отец пятерых невыносимых принцев не жалел. За пятнадцать лет близнецы ни разу не подвели его. Даже активность Ордена он простил сыновьям, быстро придя к выводу, что их могли вынудить обстоятельства. На самом деле, Вадерион очень полагался на них. К счастью, он был далеко и не знал, чем именно занимались младшие отпрыски, отчего оставался спокоен. Зря, конечно. Но сейчас его больше интересовал Вэйзар, проломивший крепостную стену (тысячу лет простояла, пока темный принц не родился и не решил ее снести!).
А где-то далеко, за тысячи тысяч миль от императорского замка, глава Теней ушел в свой мир, мир Тьмы, чтобы найти неизвестную девушку по едва различимым приметам. Давно ему не давали такого сложного задания, но разве это имело значение, когда он делал это ради своих племянников?
Глава 2. Любовь бывает разная
Месяц после встречи с Бегром и Милым прошел спокойно. Даже с кафе больше ничего не случалось: не было не плесени или иной гадости от конкурентов, не появлялись скандальные посетительницы, не пропадали поставки вместе с поставщиками. Все хорошо, тихо и спокойно. Только малыш совсем распоясался и принялся пинаться, кажется, круглые сутки. Но несмотря на неудобства, доставляемые его ожиданием, Лисари была невероятно счастлива. По прогнозам Алисии уже через пару месяцев у нее родится ее малыш, и они теперь всегда будут вместе. Каждый вечер она поднималась в обустроенную детскую (мастер постарался на славу, да и она не жалела золота) и, сидя в кресле, перебирала вещички. Лягушонок занял свое почетное место в новой кроватке, туда же легло вышитое одеяла и плед. Лисари мечтательно вздыхала, бродя по дому, и даже на работе она иногда теряла понятие реальности. Словно она спасалась от всего того, что окружала ее ежедневно, что постоянно давило на нее. Бегр пока не давал о себе знать, но это было лишь временное явление. Дарет крутился рядом постоянно, но если раньше Лисари относилась к нему ровно, то теперь он стал раздражать ее. Особенно сейчас, когда ее подозрения на его счет подтвердились. А ведь был еще Вифт, который стал совершенно невыносимым, и дроу, грозившие появиться в любой момент. Чтобы не сойти с ума, Лисари начинала думать о ребенке: он был единственным светлым пятном в ее жизни. Он и, конечно, кафе. Ее детище радовало ее пусть и меньше, чем маленькая жизнь внутри нее, но являлось неплохой отдушиной: за работой не замечались неприятности. И все же Лисари не расслаблялась.
Одним совершенно не прекрасным утром она проснулась от того, что в ее окно прилетел камень с привязанной к нему запиской. Бегр ждал ее и, судя по почерку и характеру послания, вовсе не для секса. Неужели догадался, отчего пошло его мужское бессилие?
Лисари спокойно собралась, оделась и отправилась в кафе, где ее уже ждал держащий осаду Дарет. Неожиданно для него она не только не сбежала, едва заприметив, но и согласилась сходить в достаточно дорогой ресторан, скинув свое собственное кафе на перекосившегося Вифта. В зале было немноголюдно, все-таки разгар рабочего дня.
Они мило разговаривали, ели, пили, но с каждой минутой Лисари становилась все более замкнутой и мрачной. Естественно, ее собеседник не мог этого не заметить.
— Лисари, я понимаю, что это не мое дело, но у тебя что-то случилось? — заботливо поинтересовался он.
— Дарет, я… — комкая носовой платок, неуверенно произнесла Лисари. — Я должна тебе кое-что сказать… Нет! Это неважно.
— Лисари, ты можешь мне довериться. — Он осторожно коснулся ее руки, тон его мог растопить даже сердце ледяного великана. — Я готов выслушать тебя и помочь.
— Ты такой… — Она шмыгнула носом и промокнула глаза платком. — Ты такой добрый и заботливый, от этого я чувствую себя еще несчастнее.
— Но почему? — беспомощно спросил Дарет. Так ему!
— Потому что… потому что… я люблю тебя!
О, как это было красиво! Дарет расцвел, принялся убеждать ее в своей любви, а она рассказывала ему, как скрывала свои чувства, боясь быть отвергнутой и считая себя недостойной возлюбленного. Наконец страсти немного поутихли, и Лисари, счастливо сверкая глазами, сообщила:
— Ты станешь моим мужем? Знаю, так не делается, это право мужчины звать женщину в брак, но я не могу больше терпеть, скрывать все это.
— Конечно, я с радостью сделаю все для тебя! Для нас, — тут же поправился он, не веря своему счастью.
А Лисари смеялась и плакала. Они весь обед обсуждали свою будущую жизнь. Немного помявшись, Лисари призналась, что устала вести кафе и хочет отдохнуть, в чем Дарет ее тут же поддержал. Еще она выразила опасения насчет ребенка: примет ли ее возлюбленный чужое дитя. Но тот тут же успокоил ее, заверив, что уже любит малыша, как своего. После этого она не меньше часа рассказывала Дарету про ребенка, каким он будет замечательным, как она его любит. К концу обеда они так разошлись, что не желали расставаться, и в итоге Дарет проводил Лисари до дома и даже остался на ночь. Правда, ничего не было, ведь несчастная молодая мама опять плохо себя чувствовала. Зато утром она накормила на совесть голодного оборотня безумно вкусными оладьями, и жизнь вновь заиграла яркими красками. Лишь к вечеру они расстались: Дарету необходимо было на работу, а Лисари — в кафе. Вот только пробыла она там совсем недолго, после чего отправилась в Квартал Бедняков. Она хорошо запомнила путь, и с последней встречи ничего тут не изменилось, разве что сейчас здесь было находиться еще невыносимее, чем раньше. В Рестанию пришла настоящая летняя жара, солнце пекло нещадно, и даже ночью мостовая была настолько горячая, что это чувствовалось через подошву туфель. Естественно, внутри ситуация была еще хуже, но если в уютном и чистом домике Лисари можно было жить, то в грязном вонючем притоне, где обосновался Бегр, даже дышать было проблематично. Однако Лисари, не менее ошалевшее-счастливого выражения лица, решительно вошла. Ее уже ждали. Естественно, ведь она должна была явиться еще вчера!
На этот раз Бегр не был пьян и смотрел зло. Его охранники вышли, заперев дверь, и он жестом приказал Лисари сесть.
— Что ты сделала, шваль? — неожиданно прошипел он, склоняясь. В руках у него был коротких хлыст, таким иногда подгоняют лошадей. Лисари очень не нравилось, как Бегр поигрывал им.
— Я ничего не делала, — пролепетала она.
— Правда?! — вскричал он, вскакивая и замахиваясь. Она рефлекторно прикрыла живот, и хлыст обжег правую сторону лица. Слезы боли выступили на глазах, когда Лисари рухнула на пол, прерывисто дыша и боясь поднять взгляд — ведь тогда бы Бегр прочитал не страх, а ненависть в ее глазах.
— Я не виновата, это он мне приказал! — заходясь рыданиями (рестанийский театр нашел бы в ней свою звезду), пролепетала эльфийка. — Это он мне приказал!
— Кто?! — рявкнул Бегр, хватая ее за волосы и насильно поднимая с пола. — Кто? Говори, тварь!
— Мой… мой жени-и-их! — сквозь слезы провыла Лисари.
— Дрянь! — Он швырнул ее на пол, она едва успела выставить руки, чтобы не навредить ребенку. — Кто он, твой женишок?!
— Дарет, он важный господин, — всхлипывая, ответила она. — Он помог мне с Управлением и с ратушей. У него… у него важные друзья… Он ничего… ничего не боится!
Она вновь взвыла, и Бегр, не в силах больше выносить ее визги, наотмашь ударил. Лисари повалилась на пол, голова ее безвольно откинулась. Больше она не издала ни звука. И только когда мечущийся и сыплющий проклятиями Бегр выбежал из комнаты, она перестала изображать обморок и, быстро поднявшись, направилась к окну. Она справедливо рассудила, что сейчас, лишившись интереса главаря, она станет беззащитна перед членами его шайки. Однако она недооценила их прыть, потому что не успел Бегр выйти из дома, прихватив с собой большую часть своих прихлебателей, а Лисари — открыть тугую раму, как в комнату уже вошел старый знакомый с базара.
— Собралась куда-то, птичка?
— Да, — презрительно фыркнула Лисари и бросила ему в лицо зажатую в кулаке горсть песка. А пока бандит орал от боли — не будь она эльфийкой, если бы не попала в глаза уроду, — она быстро выбралась через окно. Ну как быстро — для ее положения. Однако жажда жизни бывает настолько сильна, что кажется, нет ничего невозможного. Несколько мгновений просто выпали у нее из памяти, а очнулась она уже стоя на мостовой и слыша сверху мужскую ругань. Руки и ноги дрожали — теперь по-настоящему, — но нельзя было расслабляться. Что есть мочи она побежала (опять же относительно) прочь. Спустя несколько улиц резкая боль в животе заставила ее буквально упасть на камни…
…Они лежали на огромной, застеленной почему ослепительно желтым бельем кровати и целовались. Сначала ее целовал Милый — нежно и сладко, как карамельный торт, потом Боец — терпко и резко, как миндальные пирожные, и только после Вожак — сдержанно и безумно, как шоколадный фонтан. Она тонула в их объятиях, в их поцелуях.
Неожиданно Милый рассмеялся.
— Что?
— У тебя губа в сахарной пудре, — с улыбкой произнес Боец, а Вожак нежно стер с нижней губы белую пыльцу, а потом облизнул.
А Лисари было так легко сейчас, словно они не лежали в постели, а летели сквозь облака. Так просто, вместе, навсегда. Хотелось вечно парить в этом состоянии эйфории, но тут темная туча заслонила безоблачный полет Лисари.
— Не хмурься, любимая, — попросил Боец, целуя ее в обнаженное плечо.
— Вы не понимаете, я… — Она потерянным взглядом посмотрела на свой живот — он был абсолютно плоский, словно… — Я ношу ребенка. Вашего.
Стоило только ей выдохнуть это признание, как лица близнецов изменились. Они помрачнели, стали чернеть, словно сама Тьма смотрела теперь на нее, и лишь голубые глаза продолжали сверкать огнями.
— Зачем тогда ты нам? — холодно спросил Вожак, а Боец с Милым кивнули. А в следующий момент она упала с кровати, но не на пол. Она полетела в пропасть, голова все кружилась, она беспомощно махала руками, пытаясь уцепиться хоть за что-то.
«Я не должна умереть. Я должна спасти его. Моего ребенка. Нет!» — лихорадочно билось в ее голове, пока она летела через вечность. Вдруг ее живот отяжелел, и она практически увидела, как в ней вновь бьется еще одна жизнь. Слезы на миг закрыли ей глаза, а потом она увидела мужское лицо. Это были не ее дроу, не Дарет и не Бегр…
…— Вифт? — сипло спросила Лисари и тут же закашлялась. Она сидела прямо на грязной мостовой, среди вонючих тряпок и нечистот. Рядом, чуть дальше, примостились двое нищих попрошаек. Судя по тому, что колец на ней нет, ее уже успели обчистить. Удивительно, как не изнасиловали. Видимо, живот отпугивает всех мужчин.
— Госпожа Лисари, что с вами? Вас не было в кафе, когда…
— Плевать на кафе! — в сердцах воскликнула Лисари. — Помоги мне подняться.
Она только сейчас сообразила, что сидит уже Боги знают сколько мостовой. Хорошо еще, что за день она нагревается, а то Лисари уже отморозила бы все и себе, и ребенку.
Вифт послушно помог ей подняться, придержал и закидал ее кучей вопросов. Но его поток красноречия она быстро и грубо оборвала.
— Помоги мне дойти до Академии.
— До Академии Трех Солнц?
— Да, Вифт! Именно туда, — раздраженно ответила она. Щека пульсировала, руки и ноги болели, голова продолжала кружиться, а живот неприятно тянул. Больше всего она сейчас боялась, что с ее малышом что-то случилось. Страх настолько охватил ее, что парализовал волю и мысли. Поэтому Вифту досталась лишь грязная ругань.
— Но ведь уже ночь!
— Мне плевать! Заткнись и веди меня!
Кажется, он обиделся, но чувства управляющего — это последнее, что ее сейчас интересовало.
Путь до Академии, учитывая состояние Лисари, вышел долгим. Она плелись туда через всю Рестанию почти три часа. Уже луна взошла на небе, а они только-только подходили к воротам прославленного учебного заведения.
— Благодарю, дальше я сама, — решительно сбросив руку Вифта, произнесла Лисари и, не оглядываясь, побрела по знакомой аллее к Академии. Она не видела лица управляющего, иначе бежала бы от него быстрее, чем от дружков Бегра.
***
— Я все понимаю, но это… Это уже перебор, — заявила Алисия, в ночнушке и накинутом поверх нее халате хлопоча вокруг сестры. — Что у тебя с лицом? А с ребенком? Лисари, ты его убить решила?
— Мне надо было убежать!
— Убежать! Какой бег! Тебе два месяца до родов! Тихий спокойный шаг, никаких резких движений и стресса. Хоть что-нибудь ты из этого выполняла?
— Нет, — покаянно ответила Лисари и нерешительно коснулась живота. — Ты ведь спасешь его?
— Спасать его надо от дурной мамаши! — в сердцах воскликнула Алисия, рывком выдвигая ящики с лекарствами. А Лисари уже ничего не интересовало: силы ее были на исходе. Постепенно сознание покидало ее.
