— И подверг опасности Нейлина, — добавила Эстель.
— Нейлина спасла женитьба на принцессе. Не забывай, что он отец внука короля. Лестер чтит семейные ценности.
— Возможно, тогда король не будет дальше столь решителен и в отношении лорда Нареля? — с надеждой произнесла Эстель, так и не произнеся имя, которое постоянно рвалось с языка.
— Мне сомнительно это, — с тяжестью на сердце оборвал все чаяния дочери генерал. — Если уж королева находится в опале, значит, король не будет милостив ни к кому.
«Даже к собственному сыну?» — мысленно спросила сама себя Эстель, и в ней тут же вновь началась борьба. Так она и уехала из столицы, не решив, как же относиться ко второму принцу, к тому самому бездельнику и бунтарю Лидэлю, который в жизни своей не сделал ничего полезного и, пока его брат и отец служили на благо королевства, прожигал свою жизнь. Но, с другой стороны, он все равно не мог быть предателем, не заслужил общественного порицания.
Так размышляла Эстель, однако жизнь вскоре привнесла очередной, пугающий сюрприз.
Пока младшая леди Рисанэ больше заботилась о судьбе принца, старшая же печалилась о своей сестре. Авелис, наверное, была единственной, кто переживал за королеву. Для нее она оставалась сестрой, судьба которой все же сложилась неудачно. Леди Рисанэ всегда чувствовала, что Алеста несчастлива, что ее жизнь явно идет не по той тропе — и она пыталась это изменить, говорила с сестрой, но… Но теперь оставалось лишь пожинать плоды своих неразумных действий. К большому сожалению Авелис, она слишком хорошо знала сестру, чтобы не поверить в ее предательство. Алеста (как и Астера, кстати, это отличительная черта Феланэ) была уперта и не умела признавать ошибки. Она шла до конца, не замечая, что спускается в яму. Конечно, Авелис и в страшном сне не могла предположить, что Алеста станет серьезно вредить своей собственной семье, но ее достаточно подлый характер вкупе с высокомерностью и непомерной гордостью могли привести к чувству вседозволенности, а затем — и к ее предательству. Для Алесты титул королевы был высшим признанием, она не родилась с королевской кровью в венах, как Лестер, Лоренс, Лидэль, Линэль, Ловэль и даже Ирэйна. Все они с детства принадлежали к элите общества, к правителям, им уже некуда было подниматься, поэтому для них их королевский статус не был важен, тогда как для Алесты, боровшейся за него много лет, он был всем. А теперь она лишилась его. Даже плохо знакомая с королем Авелис знала, что тот очень терпеливый мужчины, такие не прощают, когда кто-то переходит черту их терпения. Судьба Алесты была теперь крайне незавидна. Хорошо еще, что они не в Темной Империи, где бы провинившуюся леди сразу же казнили.
Наверное, единственными, кто не поверил в виновность лорда Нареля Миратэ, кроме его семьи и Рисанэ, был Лоренс. Раньше он бы в открытую высказал отцу все, что думает об этой чуши, но теперь приходилось молчать. И не только из-за опасения быть разоблаченным настоящим предателем — необходимо было подыграть, — но и из-за отца. Тот больше не был терпим к протестам сына. Это, конечно, в серьезном вопросе не остановило бы Лоренса, но сейчас он предпочитал помалкивать. Слишком жутко даже для него сделалось во дворце. Отец принимал лишь короткие отчеты и деловой стиль беседы, все крохи доверия, что существовали между ними, исчезли. Обстановка во дворце, в столице и даже в королевстве напоминала натянутую тетиву: все силы, все возможности разума и души были сосредоточены до предела — еще немного и полетит стрела. Этот момент напряжения не отпускал Лоренса. А еще он думал о том, что не всегда исполнение мечты приносит радость. В детстве он часто размышлял о том, что однажды отец увидит, какая лживая и злая у него жена. Это было самой заветной мечтой маленького кронпринца. Потом Лоренс вырос и осознал, что жизнь далека от мечтаний. Со временем он даже смирился: Алеста стала привычным и безобидным злом. Что она могла ему сделать? Больно уколоть? Бросить в спину оскорбления? Распустить слухи? Неприятно, конечно, но когда тебя окружают любящие эльфы, ты можешь пережить такие мелочи.
И вот, спустя много лет, его мечта исполнилась: отец узнал все. Даже больше, чем предполагал Лоренс. Вот только ни радости, ни даже облегчения кронпринц не испытывал: он был в ужасе. Все обернулось совсем не так, как он ожидал. Отец озлобился, пострадал невиновный эльф — Нарель Миратэ, — его семья и друзья были в растерянности, столица полнилась тревожных слухов, а родной брат исчез, и оставалось только догадываться, где он сейчас и что с ним. Да-а, не о таком Лоренс мечтал. Ведь казалось: убери из их семьи Алесту, и все будет хорошо, ведь они любят друг друга, ладят друг с другом, и лишь она нарушала эту гармонию. Вот только для всех, кроме Лоренса (и даже для его отца), она стала слишком важна. Она мать, она жена. Они не могли так легко и быстро ее забыть, так просто смириться, как это сделал он. Его почти не волновала ее судьба, но печаль Ловэля, смятение Линэль, побег Лидэля и, самое главное, боль отца — все это заставляло и Лоренса жалеть о таком повороте событий.
— Не кори себя. — Ирэйна обняла его со спины. Он невольно улыбнулся: теперь она была его светом, луной или солнцем, он не знал, но она освещала его день и его жизнь. В ней рос их ребенок, и все, что было связано с ним, приносило радость. Любые тучи бежали от одной мысли о нем. Поэтому сейчас Лоренс обернулся и заключил Ирэйну в объятия — не крепкие, как раньше, а нежные, полные тепла и заботы. Он не знал, как еще передать ей и ребенку свою любовь. Пока не знал.
Пока все волновались, тревожились и сплетничали, генерал Рисанэ, хоть и переживающий за друга, но не лишенный здравого смысла и некоторого цинизма, продолжал жить и решать насущные проблемы. К примеру, думать, что делать с племянником, который еще и был его наследником. Этот вопрос стал тем более актуален, чем ближе подступала война. Конечно, любящий отец, лорд Рисанэ, мог и должен был назначить своей преемницей дочь, однако убежденный, что она вечно будет хранить верность погибшему Фельелу, он с тяжестью в сердце выбрал сына младшего брата. Сатиэль был… обычным. И уж ни разу не воином. Он не унаследовал ни таланты, ни стремления отца. Младший брат генерала Рисанэ едва ли на полшага отставал от него: и в бою, и на тренировке, и на военном совете ему не было равных. Единственным его слабым место был его вспыльчивый характер. Именно он и погубил младшего лорда Рисанэ, который нарвался на гнев короля Линэлиона. А прославленный генерал остался с мальчишкой тринадцати весен, который совсем не желал жить с "невыносимым стариком". В конце концов лорд Рисанэ отправил Сатиэль в воинское учение, но там он не достиг особых успехов. Племянник сбежал и несколько лет, пока шла начавшаяся с северными орками война, находился вне поля зрения дяди. Встреча спустя полвека получилась скомканная и напряженная — Сатиэль был все таким же молодым и вспыльчивым, а генерал Рисанэ — "старым" и "занудливым". Отношения наладить не удалось, к тому же, лорд Селон женился, и у него родилась дочь. Сатиэль перестал быть его наследником и с радостью скрылся от дядиного внимания. Вот только его нрав проявлялся везде, и очень скоро до генерала дошли тревожащие слухи. Когда волна недовольства добропорядочных эльфов достигла своего пика, лорд Рисанэ вызвал к себе племянника и поставил условие: либо он тут же находит себе полезное и нужное занятие — хоть идет учеником к целителям, хоть работать в поля, — либо уже завтра он будет маршировать в дядином гарнизоне. Естественно, Сатиэль вспылил, наговорил лишнего и, собрав вещи, уехал в Рестанию, учиться в Академии Трех Солнц. Генерал лишь облегченно выдохнул и благословил племянника. И вот теперь тот вернулся. Сначала лорд Рисанэ даже обрадовался, а потом вспомнил, почему они так мало общались с Сатиэлем: прошедшие года и учеба ни на дюйм не уменьшили его вспыльчивость и драчливость. Да и само обучение… В общем, племянник отучился на архитектора.
— После войны будет кому отстраивать королевство, — философски заметила Линэль, когда Авелис с хорошо скрываемой улыбкой рассказала о мучениях мужа.
— Так прикажите ему, вы ведь военачальник, а сейчас военное время, король же издал указ, — недоумевал Нейлин, качая Наэвиля. Тому хоть и шла третья весна, но избавиться от привычки засыпать на руках у родителей он еще не успел.
— Проще управлять армией, чем собственными детьми. Или, как в моем случае, племянником.
— Умная мысль, — хмыкнула Линэль, неодобрительно косясь на мужа с сыном: вот зачем баловать?! — Сами придумали?
— Нет, твой отец как-то сказал.
Авелис с Нейлином переглянулись, не выдержали и улыбнулись — впервые после приезда из столицы.
— Тогда терпите, — посоветовала мрачная леди Миратэ.
Но даже терпение не могло помочь генералу, потому что вопреки ожиданиям Сатиэль пожелал сражаться за свое королевство в грядущей войне. Вообще-то, согласно указу королю, он и так обязан был вступить в формирующуюся армию, но лорд Рисанэ решился сделать исключение для племянника — не из большой любви, хотя он тепло относился к сыну брата (несмотря на все его причуды), а из чувства самосохранения. Сатиэль приносил лишь раздор, а ему в армии не нужно было это. Только вот объяснить все племяннику он не мог, тот бы еще больше вспылил, поэтому генерал Рисанэ зачислил его в отряд к одному из старых товарищей — тот был строгим командиром, как раз такой и нужен Сатиэлю.
Так закончился этот небольшой и единственный мирный эпизод в это тревожное предвоенное время.
— Что? — неверяще переспросил Лоренс, глядя в неподписанный, но уже полностью составленный приказ. Сказать, что кронпринц опешил, было бы слишком громко — он просчитал и этот вариант, но до последнего не хотел верить, что его отец способен на такое.
— Ты не можешь этого сделать! — гневно воскликнул Лоренс, опираясь на стол. Король — не отец — поднял на него тяжелый взгляд.
— И кто мне запретит? Ты? Не знал, что вы вправе, ваше высочество.
Последняя фраза резанула больнее ножа. И только увидев реакцию сына, Лестер смягчился. На несколько мгновений с его лица упала маска ледяного короля, показывая брешь в, казалось бы, непробиваемой обороне. Он выглядел таким усталым и измученным… А Лоренс хотел лишь продолжать бой, но разум все же пробился через чувства. Или это было первое проявление приобретенного семейного опыта? Тем не менее Лоренсу вдруг подумалось, что бы сказала Ирэйна? Наверняка посоветовала бы быть помягче. Она постоянное повторяла Лоренсу, что упорство хорошо в делах, а в семье оно лишь мешает. Хотя их отношения тоже нельзя было назвать тихими! Как они с ней иногда ругались! Но потом мирились. А вот с отцом Лоренс мириться не умел. Не умел он с ним и разговаривать. Но теперь это было необходимо, если он хотел спасти брата.
— Пап, не делай этого, — тихо попросил Лоренс и опустился на краешек кресла. Их с отцом разделял стол — плохой предвестник, — но сейчас принц полагался на то, что родительская любовь перевесит все условности.
— Не делай этого, — повторил Лоренс. Отец смотрел на него с болью и усталостью. Принц видел, как тяжело ему дается это решение. Лоренс еще раз посмотрел на готовый приказ: отречение. От одного из своих сыновей.
— Лидэль — не предатель, — продолжил увещевать кронпринц. — Разве ты можешь отречься от него?
— Могу, — глухо подтвердил Лестер. — И должен.
— Он ведь твой сын! — не выдержал Лоренс. Он не мог представить, что должно произойти, чтобы родной отец решил отречься от сына. Он бы не смог, теперь он это знал.
— Я должен его казнить! — вскричал Лестер: в голосе его отчетливо слышалась боль и отчаяние. Никогда еще Лоренс не видел отца таким разбитым… Нет, даже убитым. — Но я не могу. Но и принять обратно его я не в силах.
Король устало опустился в кресло, принц тоже сел — он и не заметил, как они оба вскочили. Что делать? Формально отец прав: для предателей и их пособников путь один — смертная казнь. На лорда Нареля Миратэ его величество подписал приказ еще тем же утром, когда отправил к нему Лидэля, а вот сын… Статус принца не спасет от гнева короны, перед ней все равны, и с этой точки зрения отречение, и правда, не такой плохой вариант. Но с другой стороны — это ужасно. Отречение от собственного сына. И хуже всего — Лоренс сам в этом виноват. Это он подставил брата. Знал, что тот ради маскировки портит отношения с отцом — должен же он был как-то объяснять свои отлучки, а для второго принца, и до этого славившегося небезупречной репутацией, проще было имитировать загулы. Но теперь дело зашло слишком далеко: речь идет не о провинившемся блудном сыне, а об отречении. Один росчерк пера отца — и Лидэль потеряет семью, титул и последнее уважение сородичей.
— Пап, — позвал Лоренс. — Не делай этого. Я умоляю тебя не как кронпринц короля, а как сын отца.
— Он предал нас всех. Он предал тебя, — устало повторил Лестер, уронив лицо в ладони.
— Нет, — твердо ответил кронпринц. — Я знаю Лидэля. Он спас меня, помог, когда я был совсем один…
Лоренс прикусил язык, но было поздно. Отец резко поднял голову, в его взгляды было слишком много сильных эмоций, чтобы принц смог разобрать реакцию на свои неосторожные слова. И все же он смог продолжить этот непростой разговор.
— Лидэль никогда бы не поступил так. Он не такой.
— А какой он? — неожиданно спросил отец. — Какой мой второй сын? Мой старший — моя гордость и мой наследник, мой младший — не по веснам умный, пусть и иногда увлекающийся ребенок. Моя дочь — примерная мать и жена. А какой мой второй сын?
Ответ на этот вопрос мог быть только неутешительный, хотя Лоренс-то знал обратную сторону брата, знал, каким был настоящий Лидэль. Но вот отец его истинную натуру не видел… Или не смог увидеть. Он отнял у старшего сына приказ и обмакнул перо в чернила.
— Пап, я прошу тебя…
— Лоренс, замолчи!
Замолчи! Он ведь во всем этом виноват. И плевать, что Лидэль сам согласился, плевать, что Лоренс предупреждал его о последствиях. Совесть не могла перестать мучить его: ведь именно он толкнул брата на этот путь. Единственное — от безысходности, — но разве будет это волновать Лидэля, когда он лишится всего: положения, репутации и — самое главное — семьи. Разве мог младший брат предположить, что выполняя поручение старшего он не только рискнет жизнью, но и потеряет все самое ценное? Конечно, он не мог этого предвидеть, а вот Лоренс… Лоренс знал, что все закончится намного более трагично, чем мог представить Лидэль. Все же как бы младший брат не был ближе к "земле", "по-настоящему проживая жизнь" (прямая цитата), но старшему в силу своего титула кронпринца доводилось видеть намного больше жестокой реальности. Какими бы миролюбивыми и возвышенными не были светлые эльфы, и их Свет не лишил пороков, а власть всегда была и будет окружена интригами, результатом которых могут стать несколько жизней. Теперь на чаше весов находилась жизнь Лидэля, и Лоренсу за те несколько мгновений, что отец опускал перо, нужно было решить, что ему дороже: закончить свою теневую игру, вычислив предателя, или спасти брата? Сердце единогласно выступало за последний вариант, но вот разум… Разум шептал, что все тогда будет зря.
— Нейлина спасла женитьба на принцессе. Не забывай, что он отец внука короля. Лестер чтит семейные ценности.
— Возможно, тогда король не будет дальше столь решителен и в отношении лорда Нареля? — с надеждой произнесла Эстель, так и не произнеся имя, которое постоянно рвалось с языка.
— Мне сомнительно это, — с тяжестью на сердце оборвал все чаяния дочери генерал. — Если уж королева находится в опале, значит, король не будет милостив ни к кому.
«Даже к собственному сыну?» — мысленно спросила сама себя Эстель, и в ней тут же вновь началась борьба. Так она и уехала из столицы, не решив, как же относиться ко второму принцу, к тому самому бездельнику и бунтарю Лидэлю, который в жизни своей не сделал ничего полезного и, пока его брат и отец служили на благо королевства, прожигал свою жизнь. Но, с другой стороны, он все равно не мог быть предателем, не заслужил общественного порицания.
Так размышляла Эстель, однако жизнь вскоре привнесла очередной, пугающий сюрприз.
***
Пока младшая леди Рисанэ больше заботилась о судьбе принца, старшая же печалилась о своей сестре. Авелис, наверное, была единственной, кто переживал за королеву. Для нее она оставалась сестрой, судьба которой все же сложилась неудачно. Леди Рисанэ всегда чувствовала, что Алеста несчастлива, что ее жизнь явно идет не по той тропе — и она пыталась это изменить, говорила с сестрой, но… Но теперь оставалось лишь пожинать плоды своих неразумных действий. К большому сожалению Авелис, она слишком хорошо знала сестру, чтобы не поверить в ее предательство. Алеста (как и Астера, кстати, это отличительная черта Феланэ) была уперта и не умела признавать ошибки. Она шла до конца, не замечая, что спускается в яму. Конечно, Авелис и в страшном сне не могла предположить, что Алеста станет серьезно вредить своей собственной семье, но ее достаточно подлый характер вкупе с высокомерностью и непомерной гордостью могли привести к чувству вседозволенности, а затем — и к ее предательству. Для Алесты титул королевы был высшим признанием, она не родилась с королевской кровью в венах, как Лестер, Лоренс, Лидэль, Линэль, Ловэль и даже Ирэйна. Все они с детства принадлежали к элите общества, к правителям, им уже некуда было подниматься, поэтому для них их королевский статус не был важен, тогда как для Алесты, боровшейся за него много лет, он был всем. А теперь она лишилась его. Даже плохо знакомая с королем Авелис знала, что тот очень терпеливый мужчины, такие не прощают, когда кто-то переходит черту их терпения. Судьба Алесты была теперь крайне незавидна. Хорошо еще, что они не в Темной Империи, где бы провинившуюся леди сразу же казнили.
***
Наверное, единственными, кто не поверил в виновность лорда Нареля Миратэ, кроме его семьи и Рисанэ, был Лоренс. Раньше он бы в открытую высказал отцу все, что думает об этой чуши, но теперь приходилось молчать. И не только из-за опасения быть разоблаченным настоящим предателем — необходимо было подыграть, — но и из-за отца. Тот больше не был терпим к протестам сына. Это, конечно, в серьезном вопросе не остановило бы Лоренса, но сейчас он предпочитал помалкивать. Слишком жутко даже для него сделалось во дворце. Отец принимал лишь короткие отчеты и деловой стиль беседы, все крохи доверия, что существовали между ними, исчезли. Обстановка во дворце, в столице и даже в королевстве напоминала натянутую тетиву: все силы, все возможности разума и души были сосредоточены до предела — еще немного и полетит стрела. Этот момент напряжения не отпускал Лоренса. А еще он думал о том, что не всегда исполнение мечты приносит радость. В детстве он часто размышлял о том, что однажды отец увидит, какая лживая и злая у него жена. Это было самой заветной мечтой маленького кронпринца. Потом Лоренс вырос и осознал, что жизнь далека от мечтаний. Со временем он даже смирился: Алеста стала привычным и безобидным злом. Что она могла ему сделать? Больно уколоть? Бросить в спину оскорбления? Распустить слухи? Неприятно, конечно, но когда тебя окружают любящие эльфы, ты можешь пережить такие мелочи.
И вот, спустя много лет, его мечта исполнилась: отец узнал все. Даже больше, чем предполагал Лоренс. Вот только ни радости, ни даже облегчения кронпринц не испытывал: он был в ужасе. Все обернулось совсем не так, как он ожидал. Отец озлобился, пострадал невиновный эльф — Нарель Миратэ, — его семья и друзья были в растерянности, столица полнилась тревожных слухов, а родной брат исчез, и оставалось только догадываться, где он сейчас и что с ним. Да-а, не о таком Лоренс мечтал. Ведь казалось: убери из их семьи Алесту, и все будет хорошо, ведь они любят друг друга, ладят друг с другом, и лишь она нарушала эту гармонию. Вот только для всех, кроме Лоренса (и даже для его отца), она стала слишком важна. Она мать, она жена. Они не могли так легко и быстро ее забыть, так просто смириться, как это сделал он. Его почти не волновала ее судьба, но печаль Ловэля, смятение Линэль, побег Лидэля и, самое главное, боль отца — все это заставляло и Лоренса жалеть о таком повороте событий.
— Не кори себя. — Ирэйна обняла его со спины. Он невольно улыбнулся: теперь она была его светом, луной или солнцем, он не знал, но она освещала его день и его жизнь. В ней рос их ребенок, и все, что было связано с ним, приносило радость. Любые тучи бежали от одной мысли о нем. Поэтому сейчас Лоренс обернулся и заключил Ирэйну в объятия — не крепкие, как раньше, а нежные, полные тепла и заботы. Он не знал, как еще передать ей и ребенку свою любовь. Пока не знал.
***
Пока все волновались, тревожились и сплетничали, генерал Рисанэ, хоть и переживающий за друга, но не лишенный здравого смысла и некоторого цинизма, продолжал жить и решать насущные проблемы. К примеру, думать, что делать с племянником, который еще и был его наследником. Этот вопрос стал тем более актуален, чем ближе подступала война. Конечно, любящий отец, лорд Рисанэ, мог и должен был назначить своей преемницей дочь, однако убежденный, что она вечно будет хранить верность погибшему Фельелу, он с тяжестью в сердце выбрал сына младшего брата. Сатиэль был… обычным. И уж ни разу не воином. Он не унаследовал ни таланты, ни стремления отца. Младший брат генерала Рисанэ едва ли на полшага отставал от него: и в бою, и на тренировке, и на военном совете ему не было равных. Единственным его слабым место был его вспыльчивый характер. Именно он и погубил младшего лорда Рисанэ, который нарвался на гнев короля Линэлиона. А прославленный генерал остался с мальчишкой тринадцати весен, который совсем не желал жить с "невыносимым стариком". В конце концов лорд Рисанэ отправил Сатиэль в воинское учение, но там он не достиг особых успехов. Племянник сбежал и несколько лет, пока шла начавшаяся с северными орками война, находился вне поля зрения дяди. Встреча спустя полвека получилась скомканная и напряженная — Сатиэль был все таким же молодым и вспыльчивым, а генерал Рисанэ — "старым" и "занудливым". Отношения наладить не удалось, к тому же, лорд Селон женился, и у него родилась дочь. Сатиэль перестал быть его наследником и с радостью скрылся от дядиного внимания. Вот только его нрав проявлялся везде, и очень скоро до генерала дошли тревожащие слухи. Когда волна недовольства добропорядочных эльфов достигла своего пика, лорд Рисанэ вызвал к себе племянника и поставил условие: либо он тут же находит себе полезное и нужное занятие — хоть идет учеником к целителям, хоть работать в поля, — либо уже завтра он будет маршировать в дядином гарнизоне. Естественно, Сатиэль вспылил, наговорил лишнего и, собрав вещи, уехал в Рестанию, учиться в Академии Трех Солнц. Генерал лишь облегченно выдохнул и благословил племянника. И вот теперь тот вернулся. Сначала лорд Рисанэ даже обрадовался, а потом вспомнил, почему они так мало общались с Сатиэлем: прошедшие года и учеба ни на дюйм не уменьшили его вспыльчивость и драчливость. Да и само обучение… В общем, племянник отучился на архитектора.
— После войны будет кому отстраивать королевство, — философски заметила Линэль, когда Авелис с хорошо скрываемой улыбкой рассказала о мучениях мужа.
— Так прикажите ему, вы ведь военачальник, а сейчас военное время, король же издал указ, — недоумевал Нейлин, качая Наэвиля. Тому хоть и шла третья весна, но избавиться от привычки засыпать на руках у родителей он еще не успел.
— Проще управлять армией, чем собственными детьми. Или, как в моем случае, племянником.
— Умная мысль, — хмыкнула Линэль, неодобрительно косясь на мужа с сыном: вот зачем баловать?! — Сами придумали?
— Нет, твой отец как-то сказал.
Авелис с Нейлином переглянулись, не выдержали и улыбнулись — впервые после приезда из столицы.
— Тогда терпите, — посоветовала мрачная леди Миратэ.
Но даже терпение не могло помочь генералу, потому что вопреки ожиданиям Сатиэль пожелал сражаться за свое королевство в грядущей войне. Вообще-то, согласно указу королю, он и так обязан был вступить в формирующуюся армию, но лорд Рисанэ решился сделать исключение для племянника — не из большой любви, хотя он тепло относился к сыну брата (несмотря на все его причуды), а из чувства самосохранения. Сатиэль приносил лишь раздор, а ему в армии не нужно было это. Только вот объяснить все племяннику он не мог, тот бы еще больше вспылил, поэтому генерал Рисанэ зачислил его в отряд к одному из старых товарищей — тот был строгим командиром, как раз такой и нужен Сатиэлю.
Так закончился этот небольшой и единственный мирный эпизод в это тревожное предвоенное время.
***
— Что? — неверяще переспросил Лоренс, глядя в неподписанный, но уже полностью составленный приказ. Сказать, что кронпринц опешил, было бы слишком громко — он просчитал и этот вариант, но до последнего не хотел верить, что его отец способен на такое.
— Ты не можешь этого сделать! — гневно воскликнул Лоренс, опираясь на стол. Король — не отец — поднял на него тяжелый взгляд.
— И кто мне запретит? Ты? Не знал, что вы вправе, ваше высочество.
Последняя фраза резанула больнее ножа. И только увидев реакцию сына, Лестер смягчился. На несколько мгновений с его лица упала маска ледяного короля, показывая брешь в, казалось бы, непробиваемой обороне. Он выглядел таким усталым и измученным… А Лоренс хотел лишь продолжать бой, но разум все же пробился через чувства. Или это было первое проявление приобретенного семейного опыта? Тем не менее Лоренсу вдруг подумалось, что бы сказала Ирэйна? Наверняка посоветовала бы быть помягче. Она постоянное повторяла Лоренсу, что упорство хорошо в делах, а в семье оно лишь мешает. Хотя их отношения тоже нельзя было назвать тихими! Как они с ней иногда ругались! Но потом мирились. А вот с отцом Лоренс мириться не умел. Не умел он с ним и разговаривать. Но теперь это было необходимо, если он хотел спасти брата.
— Пап, не делай этого, — тихо попросил Лоренс и опустился на краешек кресла. Их с отцом разделял стол — плохой предвестник, — но сейчас принц полагался на то, что родительская любовь перевесит все условности.
— Не делай этого, — повторил Лоренс. Отец смотрел на него с болью и усталостью. Принц видел, как тяжело ему дается это решение. Лоренс еще раз посмотрел на готовый приказ: отречение. От одного из своих сыновей.
— Лидэль — не предатель, — продолжил увещевать кронпринц. — Разве ты можешь отречься от него?
— Могу, — глухо подтвердил Лестер. — И должен.
— Он ведь твой сын! — не выдержал Лоренс. Он не мог представить, что должно произойти, чтобы родной отец решил отречься от сына. Он бы не смог, теперь он это знал.
— Я должен его казнить! — вскричал Лестер: в голосе его отчетливо слышалась боль и отчаяние. Никогда еще Лоренс не видел отца таким разбитым… Нет, даже убитым. — Но я не могу. Но и принять обратно его я не в силах.
Король устало опустился в кресло, принц тоже сел — он и не заметил, как они оба вскочили. Что делать? Формально отец прав: для предателей и их пособников путь один — смертная казнь. На лорда Нареля Миратэ его величество подписал приказ еще тем же утром, когда отправил к нему Лидэля, а вот сын… Статус принца не спасет от гнева короны, перед ней все равны, и с этой точки зрения отречение, и правда, не такой плохой вариант. Но с другой стороны — это ужасно. Отречение от собственного сына. И хуже всего — Лоренс сам в этом виноват. Это он подставил брата. Знал, что тот ради маскировки портит отношения с отцом — должен же он был как-то объяснять свои отлучки, а для второго принца, и до этого славившегося небезупречной репутацией, проще было имитировать загулы. Но теперь дело зашло слишком далеко: речь идет не о провинившемся блудном сыне, а об отречении. Один росчерк пера отца — и Лидэль потеряет семью, титул и последнее уважение сородичей.
— Пап, — позвал Лоренс. — Не делай этого. Я умоляю тебя не как кронпринц короля, а как сын отца.
— Он предал нас всех. Он предал тебя, — устало повторил Лестер, уронив лицо в ладони.
— Нет, — твердо ответил кронпринц. — Я знаю Лидэля. Он спас меня, помог, когда я был совсем один…
Лоренс прикусил язык, но было поздно. Отец резко поднял голову, в его взгляды было слишком много сильных эмоций, чтобы принц смог разобрать реакцию на свои неосторожные слова. И все же он смог продолжить этот непростой разговор.
— Лидэль никогда бы не поступил так. Он не такой.
— А какой он? — неожиданно спросил отец. — Какой мой второй сын? Мой старший — моя гордость и мой наследник, мой младший — не по веснам умный, пусть и иногда увлекающийся ребенок. Моя дочь — примерная мать и жена. А какой мой второй сын?
Ответ на этот вопрос мог быть только неутешительный, хотя Лоренс-то знал обратную сторону брата, знал, каким был настоящий Лидэль. Но вот отец его истинную натуру не видел… Или не смог увидеть. Он отнял у старшего сына приказ и обмакнул перо в чернила.
— Пап, я прошу тебя…
— Лоренс, замолчи!
Замолчи! Он ведь во всем этом виноват. И плевать, что Лидэль сам согласился, плевать, что Лоренс предупреждал его о последствиях. Совесть не могла перестать мучить его: ведь именно он толкнул брата на этот путь. Единственное — от безысходности, — но разве будет это волновать Лидэля, когда он лишится всего: положения, репутации и — самое главное — семьи. Разве мог младший брат предположить, что выполняя поручение старшего он не только рискнет жизнью, но и потеряет все самое ценное? Конечно, он не мог этого предвидеть, а вот Лоренс… Лоренс знал, что все закончится намного более трагично, чем мог представить Лидэль. Все же как бы младший брат не был ближе к "земле", "по-настоящему проживая жизнь" (прямая цитата), но старшему в силу своего титула кронпринца доводилось видеть намного больше жестокой реальности. Какими бы миролюбивыми и возвышенными не были светлые эльфы, и их Свет не лишил пороков, а власть всегда была и будет окружена интригами, результатом которых могут стать несколько жизней. Теперь на чаше весов находилась жизнь Лидэля, и Лоренсу за те несколько мгновений, что отец опускал перо, нужно было решить, что ему дороже: закончить свою теневую игру, вычислив предателя, или спасти брата? Сердце единогласно выступало за последний вариант, но вот разум… Разум шептал, что все тогда будет зря.
