Тем временем прекратили прибывать и грузовые, и пассажирские арении. Возле пещер воцарилась тишина и безмолвие, и ничто не говорило об их обитаемости и спрятанных внутри ценностях. Никаких детей я так и не увидела.
Ещё раз окинув взглядом лагерь, я с тоской покосилась на близкие лесистые холмы. Но от мысли о побеге отказалась прежде, чем она успела толком родиться. Нечего и пытаться. Одна, без Гаранина, я быстро стану добычей какого-нибудь местного хищника. Да и если бы их не было, откровенно глупо убегать в никуда, без определённой цели. Не говоря уже о том, что полковник наверняка будет искать меня, и искать здесь, а если я потащусь в лес — это только осложнит ему жизнь.
Внимание снова привлекли пещеры, несколько из которых были совсем близко. Заманчиво, я бы даже сказала — провокационно близко.
Любопытство — очень естественное и нужное человеческое чувство. От него, вопреки расхожему мнению, никто не умирает, умирают от попыток его удовлетворить. И если я буду смирно сидеть в лагере и никуда не лезть, скорее всего, никто, начиная с меня, не пострадает.
Проблема в том, что устоять было слишком сложно. В пещерах ещё получалось как-то сдерживаться, а здесь чувство свободы и возможность действовать явно ударили в голову.
Ну в самом деле, что тут может со мной случиться? В худшем случае попросят не лезть куда ни попадя и развернут обратно. Ну или я наткнусь на преграду, какая не пустила Гаранина во внутренние помещения «человейника», развернусь сама и пойду обратно.
В конце концов, мне ведь не запрещали туда ходить. Даже рекомендаций таких не озвучивали и пожеланий, а что не запрещено — то разрешено. К тому же я женщина, ценный объект, не убьют же они меня из-за подобного пустяка!
Единственное, что меня сдерживало от решительного шага, — это мысли о начбезе. Я в красках представляла, что он мне скажет, и уже заранее было стыдно. Но ещё немного потоптавшись на месте и взвесив все шансы, я решила попробовать.
Гаранин когда ещё придёт! Если его не привёз никто из аборигенов, значит, идти мужчине придётся пешком, а путь тут неблизкий. Я к тому времени уже давно вернусь. Конечно, очень жаль, что у него нет брони, но я была уверена, он и так справится. После новости о том, что город от извержения почти не страдает, сомневаться в полковнике не приходилось вовсе, наверняка он нашёл способ спастись.
Вероятность, что полковник вернётся именно в моё отсутствие в пещеры, я посчитала пренебрежимо малой. Вряд ли эта прогулка займёт больше получаса, наверняка не получится зайти достаточно далеко.
Да меня, собственно, интересовал сейчас процесс, а не результат. Можно было просто прогуляться вокруг озера, лишь бы только не сидеть без дела. Я и в спокойных обстоятельствах мучилась, а уж в отсутствие начбеза изведусь совсем.
И я решилась. Всё же скука — самое страшное проклятье деятельного человека.
Осталось выбрать момент.
Временное жильё соорудили из транспортного арения. Паук растопырил ноги, между ними натянули светло-серые плотные полотнища из какого-то нового материала — более грубого, чем шёл на одежду и простыни. Внутри бросили толстый матрац вроде тех, на каких мы спали в пещерах, — вот и всё жильё. Костёр не разводили, еду притащил маленький арений. Видимо, готовили её где-то централизованно на всех.
Кстати, я ни разу не видела у местных открытого огня. Правда, я тот ещё знаток здешнего быта, толком вообще ничего не видела и понятия не имею, откуда они берут решительно всё, начиная от еды и заканчивая вот этими матрацами, но... ещё одна странность в копилку. Аборигены всё-таки примитивные или высокоразвитые? Они не умеют добывать огонь или уже ушли от такого способа добычи тепла и света, отдав предпочтение другим, более совершенным?
Оба озабоченных моим благополучием соискателя на руку, сердце и прочие органы неотлучно торчали рядом, готовые исполнить любой каприз. Наверное, по меркам местных это было нормально, и я могла назвать несколько знакомых женщин, которые точно растаяли бы от подобной услужливости. Но меня навязчивое внимание быстро начало раздражать, даже безотносительно желания потихоньку удрать. Терпеть не могу, когда сидят над душой.
Отчаявшись избавиться от назойливого общества естественным путём, я сначала попыталась вежливо намекнуть обоим мужчинам, что они надоели. Они в ответ с искренним недоумением предлагали спрятаться в шатёр, предназначенный лично для меня. А здесь, мол, они не могут меня оставить, это же опасно!
Пришлось рявкнуть и потребовать освободить пространство прямым текстом. Послушались.
Выждав для порядка ещё немного, я убедилась, что парочка действительно ушла и больше никто моего общества не жаждет. И решительно двинулась на приступ.
Где-то я то ли читала, то ли слышала такой совет: если хочешь в незнакомом людном месте пройти незамеченным, не привлекая внимания охраны, действуй уверенно. Конечно, в современных земных реалиях всё это не работало, потому что обмануть таким нехитрым способом автоматику не удастся, но здесь — стоило попробовать. Поэтому я спокойно, с решительным видом двинулась на прогулку.
Напрямую к пещерам, конечно, не пошла — так из местных никто не делал, и это неизбежно привлекло бы внимание. Сначала двинулась от своей полянки в сторону, по касательной к озеру. Потом приблизилась к узкому ручью, сбегавшему по камням, и умыла холодной водой лицо. Бояться микробов после всех этих дней на планете было уже поздно.
Возле ручья ко мне прилип один из местных с навязчивым предложением помощи, но избавиться от него удалось без труда.
Прошлась вдоль ручья с независимым видом, наклонилась к нему в ещё одном месте — и обнаружила, что в этой точке меня со стороны озера не видно, от любопытных взглядов закрывали нагромождения камней. Немного выждала у воды, проверяя наличие погони: если кто-то наблюдал за моим брожением, то сейчас было самое время вернуть блудную овцу в стадо.
Показательно, что в этот момент безделье совсем не тяготило. Сидя на камушке, я искренне любовалась диким, первозданным пейзажем и слушала тишину, разбитую плеском порожистого ручья. Небо пестрело пунцовыми и фиолетовыми проплешинами облаков, над самым горизонтом из-под туч выглядывал густо-оранжевый диск солнца. Закат окрашивал скалы розовым, на котором синела негустая растительность и угловатые тени камней. Яркий, красочный, совершенно земной пейзаж. Где-то неподалёку протяжным свистом перекликались то ли звери, то ли птицы.
Всё-таки какое же это наслаждение — побыть в одиночестве вне пустого и скучного каменного мешка, и как сильно меня допекла чрезмерная услужливость аборигенов, их навязчиво-совершенный облик, простые желания и небогатый эмоциональный диапазон. Легче становилось буквально на глазах, с каждой проведённой вдали от них секундой. Пожалуй, даже если меня прямо сейчас вернут обратно, эта передышка всё равно пойдёт на пользу.
Лагерь аборигенов был пугающе тих: ни громких голосов, ни других звуков. Меня так и подмывало выглянуть из-за камней, убедиться, что он всё ещё на месте, что жизнь продолжается. А то начало казаться, будто все жители человейника замерли сломанными роботами — как тогда, при взрыве, — и в отсутствие наблюдателя жизни в этом месте просто нет. Один раз даже не выдержала, высунулась; конечно, всё там было нормально.
В мою сторону никто не смотрел и возвращать меня в лагерь не спешил. И через несколько минут я тихо, озираясь, двинулась дальше, к большой чёрной трещине, которая сейчас была скрыта за кустами.
Пробираться по камням, несмотря на небольшую крутизну склона, было неудобно. Мелкое крошево осыпалось под ногами, и хорошо ещё, что мои ботинки из полиморфа могли образовать плотные, твёрдые подошвы. Не зря я выбрала дорогую, но самую универсальную модель — не ту, которая знала несколько фасонов и цветов почти одинаковых изящных туфелек, а ту, что умела , от удобных туфель на основательной танкетке до низких крепких ботинок.
Из пещеры дохнуло прохладой и сыростью. После закатного солнца глаза не сразу привыкли к сумраку, и я, осторожно пробравшись внутрь, некоторое время стояла вблизи выхода, таращась в темноту. Кажется, моя вылазка заканчивается, не успев начаться: фонаря-то нет! И осветительный камень я прихватить не догадалась.
Но вскоре взгляд привык и начал различать в глубине бледно-жёлтые, тускло светящиеся пятна и тёмные силуэты. Осторожно ощупывая ногой пол и выбирая место для следующего шага, я медленно двинулась дальше.
Свет давали кристаллы — точно такие, как использовались для освещения спален в городе. Включать их на полную яркость я не стала, чтобы не привлекать внимания, осторожно вынула ближайший из подставки и легко погладила.
Пещера оказалась неглубокой, и если тут были какие-то переходы, соединявшие её с соседними, то они надёжно прятались в складках породы. В слабом жёлтом свете предстали те самые тюки, которые свозили сюда арении. Вблизи оказалось, что они имели очень разную форму и размер и хранились тоже по-разному. Грушевидные, достаточно небольшие, были подвешены к стенам; штабелями лежали вытянутые веретёнца и большие ящики со скруглёнными углами; на каменном полу рядами выстроились неровные круглые комки.
Как-то совсем это не похоже на запасы продовольствия, вообще ни на что не похоже. И мысли в голову лезут всё больше неприятные, пугающие, на уровне нелепых ужастиков. Поддаваться им не хотелось: окажется, что это действительно еда, просто аборигены так хитро упаковывают её для сохранности, вот позорище будет!
Охраны почти не было. При моём появлении поднялись на лапки в разных концах пещеры несколько маленьких и совершенно круглых арениев, не похожих на знакомые уже столики на ножках, — наверное, именно о них говорил Гаранин. Но больше никакого беспокойства паучки не проявили, они явно не восприняли женщину как угрозу.
Спешно отступать я, конечно, не стала. Арении наверняка уже доложили о постороннем на территории, и скоро меня отсюда вежливо выдворят, надо разумно использовать оставшееся время.
Поэтому я подошла к ближайшему комку. Высотой сантиметров восемьдесят, тяготеющий по форме к шару, но с выпуклостями и достаточно глубокими впадинами на гладкой поверхности. Непрерывно дифференцируемой то есть, без острых углов и изломов.
Мысль зацепилась за привычное понятие и радостно поскакала придумывать уравнение для описания поверхности.
Я шёпотом ругнулась на этот дурацкий мир, в котором у меня мозги потихоньку спекаются до состояния чёрного карлика, и на себя — за неуместные отвлечения. И опустилась на корточки рядом с тюком, чтобы приглядеться внимательнее.
На ощупь он оказался таким же, как полотнища для шатра — плотный, чуть шершавый нетканый материал, который почти не растягивался и слегка пружинил. Рвать его я, конечно, не стала, да и нечем было, но через материал попыталась ощупать содержимое. Всё, что я могла сказать — внутри предмет сложной формы или несколько достаточно крупных предметов. Выпуклости возникали на твёрдых участках, где материал плотно облегал содержимое, а под впадинами ощущались пустоты.
Я начала остро жалеть об отсутствии ножа и решимости вскрыть оболочку, чтобы заглянуть внутрь, когда тюк под пальцами вдруг дёрнулся.
С судорожным вздохом я отшатнулась, упала, отползла на метр. Осветительный кристалл запрыгал по камням, жутковатые ломаные тени — по стенам. Не отводя взгляда от тюка, попыталась нашарить какое-нибудь оружие: это же пещера, должны же тут быть хоть какие-то камни!
Булыжник действительно подвернулся под руку. Хороший, удобный, вытянутый, с три моих кулака размером. Я замерла на полу, сжав холодный и колкий кусок породы, продолжая напряжённо следить за непонятным мешком. Потом сообразила, что он здесь такой не один, поспешно вскочила. Быстрым взглядом окинула пещеру, хаотически выхватывая отдельные объекты.
Сердце торопливо колотилось в горле
Тюки оставались неподвижными. Что остальные, что тот, первый.
Я медленно, глубоко вздохнула, пытаясь унять сердцебиение и успокоиться. Убеждать себя, что почудилось, не стала. Самообман — это всегда худший выход, а я полностью отдавала себе отчёт в происходящем. Достаточно того, что никто не собирается меня жрать, даже если оно там, внутри, действительно живое. Ну сидит и сидит, и наверняка просидит ещё долго.
Может, там просто хранятся какие-то большие круглые овощи, один из которых сместился от моего прикосновения? Бывает такое, лежал неудобно. Иначе...
Иначе я просто сбегу в лес. Вот прямо сейчас и прямо отсюда, потому что не смогу заставить себя вернуться к этим людям, если они вообще люди. Потому что я поняла, что напоминали мне эти тюки: коконы. Большие, плотные коконы с едой или личинками.
Ненавижу насекомых! Нет во Вселенной ничего столь же мерзкого, столь... фу!
Но ни успокоиться, ни окончательно впасть в панику я не успела. По глазам ударил яркий свет, за спиной прозвучал спокойный, знакомый голос:
— Зачем ты сюда пришла?
Я, сощурившись, резко развернулась, отступила на шаг. Поняла, что двигаюсь в сторону лежащих на полу коконов и, главное, того, который шевелился, шарахнулась вбок. Крепче сжала камень, рефлекторно спрятав его за подолом юбки. Древнейшее оружие придавало уверенности, но почему-то смущало. Наверное, той самой примитивностью: в эпоху ручных высокоэнергетических излучателей, способных ровнять с землёй горы, не верилось, что булыжник способен помочь.
Марий стоял в проходе, перегораживая его своей внушительной фигурой. Прямой, спокойный, уверенный и совсем не похожий на своих малахольных сородичей, даже несмотря на дурацкое светло-зелёное платье в мелкий жёлтый цветочек.
Именно сейчас его отличие от остальных совсем не радовало.
— Просто гуляла, — ответила как могла твёрдо. — Не знала, что сюда нельзя заходить, никто не предупреждал.
— Сюда можно заходить. После слияния, — ответил Марий. Сделал несколько шагов в моём направлении. Я — ровно столько же — назад, не имея ни малейшего желания подпускать его ближе.
С тоской покосилась на освобождённый мужчиной выход. Вроде бы и рядом, но не стоит даже пытаться проскочить.
— Хорошо, я учту, и до слияния больше — ни-ни, — покладисто согласилась я.
— Не будет слияния, — продолжил наступать Марий. — Ты ашути. Я с самого начала это подозревал.
— Ашути — это как ашук, только женщина? — спросила для поддержания разговора, пятясь осторожно, стараясь не споткнуться.
— Непригодная к слиянию. Бесполезная для размножения.
— Ну раз я бесполезная, я пойду? — предложила ровно. Хотя по лицу и поведению мужчины было очевидно, что просто так меня не отпустят.
— Нет, — подтвердил опасения Марий.
Поздравляю, Василиса Аркадьевна, ты всё же нашла себе приключений! Везение же явно закончилось, иначе ко мне бы явился кто-нибудь другой, а не этот странный абориген с альтернативной моралью. Может, он из числа ренегатов? Преступников, с которыми пытался связаться Гаранин?
Но главный вопрос, конечно, что ему вообще от меня надо?!
— Но я же бесполезна, — возразила логично. Всё-таки запнулась о камень, но — не упала, уткнулась спиной в стену.
Всё, отступать дальше некуда. Расстояние неумолимо сокращалось.
— Для размножения, — поправил Марий. — Я долго за тобой наблюдал. Мне нравится твой запах.
Ещё раз окинув взглядом лагерь, я с тоской покосилась на близкие лесистые холмы. Но от мысли о побеге отказалась прежде, чем она успела толком родиться. Нечего и пытаться. Одна, без Гаранина, я быстро стану добычей какого-нибудь местного хищника. Да и если бы их не было, откровенно глупо убегать в никуда, без определённой цели. Не говоря уже о том, что полковник наверняка будет искать меня, и искать здесь, а если я потащусь в лес — это только осложнит ему жизнь.
Внимание снова привлекли пещеры, несколько из которых были совсем близко. Заманчиво, я бы даже сказала — провокационно близко.
Любопытство — очень естественное и нужное человеческое чувство. От него, вопреки расхожему мнению, никто не умирает, умирают от попыток его удовлетворить. И если я буду смирно сидеть в лагере и никуда не лезть, скорее всего, никто, начиная с меня, не пострадает.
Проблема в том, что устоять было слишком сложно. В пещерах ещё получалось как-то сдерживаться, а здесь чувство свободы и возможность действовать явно ударили в голову.
Ну в самом деле, что тут может со мной случиться? В худшем случае попросят не лезть куда ни попадя и развернут обратно. Ну или я наткнусь на преграду, какая не пустила Гаранина во внутренние помещения «человейника», развернусь сама и пойду обратно.
В конце концов, мне ведь не запрещали туда ходить. Даже рекомендаций таких не озвучивали и пожеланий, а что не запрещено — то разрешено. К тому же я женщина, ценный объект, не убьют же они меня из-за подобного пустяка!
Единственное, что меня сдерживало от решительного шага, — это мысли о начбезе. Я в красках представляла, что он мне скажет, и уже заранее было стыдно. Но ещё немного потоптавшись на месте и взвесив все шансы, я решила попробовать.
Гаранин когда ещё придёт! Если его не привёз никто из аборигенов, значит, идти мужчине придётся пешком, а путь тут неблизкий. Я к тому времени уже давно вернусь. Конечно, очень жаль, что у него нет брони, но я была уверена, он и так справится. После новости о том, что город от извержения почти не страдает, сомневаться в полковнике не приходилось вовсе, наверняка он нашёл способ спастись.
Вероятность, что полковник вернётся именно в моё отсутствие в пещеры, я посчитала пренебрежимо малой. Вряд ли эта прогулка займёт больше получаса, наверняка не получится зайти достаточно далеко.
Да меня, собственно, интересовал сейчас процесс, а не результат. Можно было просто прогуляться вокруг озера, лишь бы только не сидеть без дела. Я и в спокойных обстоятельствах мучилась, а уж в отсутствие начбеза изведусь совсем.
И я решилась. Всё же скука — самое страшное проклятье деятельного человека.
Осталось выбрать момент.
Временное жильё соорудили из транспортного арения. Паук растопырил ноги, между ними натянули светло-серые плотные полотнища из какого-то нового материала — более грубого, чем шёл на одежду и простыни. Внутри бросили толстый матрац вроде тех, на каких мы спали в пещерах, — вот и всё жильё. Костёр не разводили, еду притащил маленький арений. Видимо, готовили её где-то централизованно на всех.
Кстати, я ни разу не видела у местных открытого огня. Правда, я тот ещё знаток здешнего быта, толком вообще ничего не видела и понятия не имею, откуда они берут решительно всё, начиная от еды и заканчивая вот этими матрацами, но... ещё одна странность в копилку. Аборигены всё-таки примитивные или высокоразвитые? Они не умеют добывать огонь или уже ушли от такого способа добычи тепла и света, отдав предпочтение другим, более совершенным?
Оба озабоченных моим благополучием соискателя на руку, сердце и прочие органы неотлучно торчали рядом, готовые исполнить любой каприз. Наверное, по меркам местных это было нормально, и я могла назвать несколько знакомых женщин, которые точно растаяли бы от подобной услужливости. Но меня навязчивое внимание быстро начало раздражать, даже безотносительно желания потихоньку удрать. Терпеть не могу, когда сидят над душой.
Отчаявшись избавиться от назойливого общества естественным путём, я сначала попыталась вежливо намекнуть обоим мужчинам, что они надоели. Они в ответ с искренним недоумением предлагали спрятаться в шатёр, предназначенный лично для меня. А здесь, мол, они не могут меня оставить, это же опасно!
Пришлось рявкнуть и потребовать освободить пространство прямым текстом. Послушались.
Выждав для порядка ещё немного, я убедилась, что парочка действительно ушла и больше никто моего общества не жаждет. И решительно двинулась на приступ.
Где-то я то ли читала, то ли слышала такой совет: если хочешь в незнакомом людном месте пройти незамеченным, не привлекая внимания охраны, действуй уверенно. Конечно, в современных земных реалиях всё это не работало, потому что обмануть таким нехитрым способом автоматику не удастся, но здесь — стоило попробовать. Поэтому я спокойно, с решительным видом двинулась на прогулку.
Напрямую к пещерам, конечно, не пошла — так из местных никто не делал, и это неизбежно привлекло бы внимание. Сначала двинулась от своей полянки в сторону, по касательной к озеру. Потом приблизилась к узкому ручью, сбегавшему по камням, и умыла холодной водой лицо. Бояться микробов после всех этих дней на планете было уже поздно.
Возле ручья ко мне прилип один из местных с навязчивым предложением помощи, но избавиться от него удалось без труда.
Прошлась вдоль ручья с независимым видом, наклонилась к нему в ещё одном месте — и обнаружила, что в этой точке меня со стороны озера не видно, от любопытных взглядов закрывали нагромождения камней. Немного выждала у воды, проверяя наличие погони: если кто-то наблюдал за моим брожением, то сейчас было самое время вернуть блудную овцу в стадо.
Показательно, что в этот момент безделье совсем не тяготило. Сидя на камушке, я искренне любовалась диким, первозданным пейзажем и слушала тишину, разбитую плеском порожистого ручья. Небо пестрело пунцовыми и фиолетовыми проплешинами облаков, над самым горизонтом из-под туч выглядывал густо-оранжевый диск солнца. Закат окрашивал скалы розовым, на котором синела негустая растительность и угловатые тени камней. Яркий, красочный, совершенно земной пейзаж. Где-то неподалёку протяжным свистом перекликались то ли звери, то ли птицы.
Всё-таки какое же это наслаждение — побыть в одиночестве вне пустого и скучного каменного мешка, и как сильно меня допекла чрезмерная услужливость аборигенов, их навязчиво-совершенный облик, простые желания и небогатый эмоциональный диапазон. Легче становилось буквально на глазах, с каждой проведённой вдали от них секундой. Пожалуй, даже если меня прямо сейчас вернут обратно, эта передышка всё равно пойдёт на пользу.
Лагерь аборигенов был пугающе тих: ни громких голосов, ни других звуков. Меня так и подмывало выглянуть из-за камней, убедиться, что он всё ещё на месте, что жизнь продолжается. А то начало казаться, будто все жители человейника замерли сломанными роботами — как тогда, при взрыве, — и в отсутствие наблюдателя жизни в этом месте просто нет. Один раз даже не выдержала, высунулась; конечно, всё там было нормально.
В мою сторону никто не смотрел и возвращать меня в лагерь не спешил. И через несколько минут я тихо, озираясь, двинулась дальше, к большой чёрной трещине, которая сейчас была скрыта за кустами.
Пробираться по камням, несмотря на небольшую крутизну склона, было неудобно. Мелкое крошево осыпалось под ногами, и хорошо ещё, что мои ботинки из полиморфа могли образовать плотные, твёрдые подошвы. Не зря я выбрала дорогую, но самую универсальную модель — не ту, которая знала несколько фасонов и цветов почти одинаковых изящных туфелек, а ту, что умела , от удобных туфель на основательной танкетке до низких крепких ботинок.
Из пещеры дохнуло прохладой и сыростью. После закатного солнца глаза не сразу привыкли к сумраку, и я, осторожно пробравшись внутрь, некоторое время стояла вблизи выхода, таращась в темноту. Кажется, моя вылазка заканчивается, не успев начаться: фонаря-то нет! И осветительный камень я прихватить не догадалась.
Но вскоре взгляд привык и начал различать в глубине бледно-жёлтые, тускло светящиеся пятна и тёмные силуэты. Осторожно ощупывая ногой пол и выбирая место для следующего шага, я медленно двинулась дальше.
Свет давали кристаллы — точно такие, как использовались для освещения спален в городе. Включать их на полную яркость я не стала, чтобы не привлекать внимания, осторожно вынула ближайший из подставки и легко погладила.
Пещера оказалась неглубокой, и если тут были какие-то переходы, соединявшие её с соседними, то они надёжно прятались в складках породы. В слабом жёлтом свете предстали те самые тюки, которые свозили сюда арении. Вблизи оказалось, что они имели очень разную форму и размер и хранились тоже по-разному. Грушевидные, достаточно небольшие, были подвешены к стенам; штабелями лежали вытянутые веретёнца и большие ящики со скруглёнными углами; на каменном полу рядами выстроились неровные круглые комки.
Как-то совсем это не похоже на запасы продовольствия, вообще ни на что не похоже. И мысли в голову лезут всё больше неприятные, пугающие, на уровне нелепых ужастиков. Поддаваться им не хотелось: окажется, что это действительно еда, просто аборигены так хитро упаковывают её для сохранности, вот позорище будет!
Охраны почти не было. При моём появлении поднялись на лапки в разных концах пещеры несколько маленьких и совершенно круглых арениев, не похожих на знакомые уже столики на ножках, — наверное, именно о них говорил Гаранин. Но больше никакого беспокойства паучки не проявили, они явно не восприняли женщину как угрозу.
Спешно отступать я, конечно, не стала. Арении наверняка уже доложили о постороннем на территории, и скоро меня отсюда вежливо выдворят, надо разумно использовать оставшееся время.
Поэтому я подошла к ближайшему комку. Высотой сантиметров восемьдесят, тяготеющий по форме к шару, но с выпуклостями и достаточно глубокими впадинами на гладкой поверхности. Непрерывно дифференцируемой то есть, без острых углов и изломов.
Мысль зацепилась за привычное понятие и радостно поскакала придумывать уравнение для описания поверхности.
Я шёпотом ругнулась на этот дурацкий мир, в котором у меня мозги потихоньку спекаются до состояния чёрного карлика, и на себя — за неуместные отвлечения. И опустилась на корточки рядом с тюком, чтобы приглядеться внимательнее.
На ощупь он оказался таким же, как полотнища для шатра — плотный, чуть шершавый нетканый материал, который почти не растягивался и слегка пружинил. Рвать его я, конечно, не стала, да и нечем было, но через материал попыталась ощупать содержимое. Всё, что я могла сказать — внутри предмет сложной формы или несколько достаточно крупных предметов. Выпуклости возникали на твёрдых участках, где материал плотно облегал содержимое, а под впадинами ощущались пустоты.
Я начала остро жалеть об отсутствии ножа и решимости вскрыть оболочку, чтобы заглянуть внутрь, когда тюк под пальцами вдруг дёрнулся.
С судорожным вздохом я отшатнулась, упала, отползла на метр. Осветительный кристалл запрыгал по камням, жутковатые ломаные тени — по стенам. Не отводя взгляда от тюка, попыталась нашарить какое-нибудь оружие: это же пещера, должны же тут быть хоть какие-то камни!
Булыжник действительно подвернулся под руку. Хороший, удобный, вытянутый, с три моих кулака размером. Я замерла на полу, сжав холодный и колкий кусок породы, продолжая напряжённо следить за непонятным мешком. Потом сообразила, что он здесь такой не один, поспешно вскочила. Быстрым взглядом окинула пещеру, хаотически выхватывая отдельные объекты.
Сердце торопливо колотилось в горле
Тюки оставались неподвижными. Что остальные, что тот, первый.
Я медленно, глубоко вздохнула, пытаясь унять сердцебиение и успокоиться. Убеждать себя, что почудилось, не стала. Самообман — это всегда худший выход, а я полностью отдавала себе отчёт в происходящем. Достаточно того, что никто не собирается меня жрать, даже если оно там, внутри, действительно живое. Ну сидит и сидит, и наверняка просидит ещё долго.
Может, там просто хранятся какие-то большие круглые овощи, один из которых сместился от моего прикосновения? Бывает такое, лежал неудобно. Иначе...
Иначе я просто сбегу в лес. Вот прямо сейчас и прямо отсюда, потому что не смогу заставить себя вернуться к этим людям, если они вообще люди. Потому что я поняла, что напоминали мне эти тюки: коконы. Большие, плотные коконы с едой или личинками.
Ненавижу насекомых! Нет во Вселенной ничего столь же мерзкого, столь... фу!
Но ни успокоиться, ни окончательно впасть в панику я не успела. По глазам ударил яркий свет, за спиной прозвучал спокойный, знакомый голос:
— Зачем ты сюда пришла?
Я, сощурившись, резко развернулась, отступила на шаг. Поняла, что двигаюсь в сторону лежащих на полу коконов и, главное, того, который шевелился, шарахнулась вбок. Крепче сжала камень, рефлекторно спрятав его за подолом юбки. Древнейшее оружие придавало уверенности, но почему-то смущало. Наверное, той самой примитивностью: в эпоху ручных высокоэнергетических излучателей, способных ровнять с землёй горы, не верилось, что булыжник способен помочь.
Марий стоял в проходе, перегораживая его своей внушительной фигурой. Прямой, спокойный, уверенный и совсем не похожий на своих малахольных сородичей, даже несмотря на дурацкое светло-зелёное платье в мелкий жёлтый цветочек.
Именно сейчас его отличие от остальных совсем не радовало.
— Просто гуляла, — ответила как могла твёрдо. — Не знала, что сюда нельзя заходить, никто не предупреждал.
— Сюда можно заходить. После слияния, — ответил Марий. Сделал несколько шагов в моём направлении. Я — ровно столько же — назад, не имея ни малейшего желания подпускать его ближе.
С тоской покосилась на освобождённый мужчиной выход. Вроде бы и рядом, но не стоит даже пытаться проскочить.
— Хорошо, я учту, и до слияния больше — ни-ни, — покладисто согласилась я.
— Не будет слияния, — продолжил наступать Марий. — Ты ашути. Я с самого начала это подозревал.
— Ашути — это как ашук, только женщина? — спросила для поддержания разговора, пятясь осторожно, стараясь не споткнуться.
— Непригодная к слиянию. Бесполезная для размножения.
— Ну раз я бесполезная, я пойду? — предложила ровно. Хотя по лицу и поведению мужчины было очевидно, что просто так меня не отпустят.
— Нет, — подтвердил опасения Марий.
Поздравляю, Василиса Аркадьевна, ты всё же нашла себе приключений! Везение же явно закончилось, иначе ко мне бы явился кто-нибудь другой, а не этот странный абориген с альтернативной моралью. Может, он из числа ренегатов? Преступников, с которыми пытался связаться Гаранин?
Но главный вопрос, конечно, что ему вообще от меня надо?!
— Но я же бесполезна, — возразила логично. Всё-таки запнулась о камень, но — не упала, уткнулась спиной в стену.
Всё, отступать дальше некуда. Расстояние неумолимо сокращалось.
— Для размножения, — поправил Марий. — Я долго за тобой наблюдал. Мне нравится твой запах.
