Но последних вряд ли было много: при местном коммунизме и отсутствии понятия «роскошь» привередничать просто не в чем. Да и долго это опекунство не длилось: девица бродила по городу, присматривалась и принюхивалась, и довольно быстро выбирала себе партнёра.
       В моём случае сделали исключение. Вела я себя, на взгляд аборигенов, странно — знакомиться не рвалась, к слиянию совсем не стремилась, — и местных это очень нервировало. Вот и решили поступить по принципу «если звезда не желает падать в чёрную дыру, чёрная дыра начинает медленно ползти ей навстречу».
       Поскольку увильнуть от выбора мне не дали, я остановилась на русоволосом пареньке, назвавшемся Тавием. Он был чуть поменьше остальных собратьев, обладал выразительными зелёными глазами с по-детски открытым взглядом. Но, главное, вёл себя скромно, послушно и ненавязчиво. Именно его я в итоге отправила за обедом.
       С ума сойти, докатилась... Выбрала себе компанию по степени смирения и послушания. Но с другой стороны, а чему удивляться, если воспринимать аборигенов как полноценных людей не получается совсем? Это и поначалу, со всеми их странностями, было трудно, а после сегодняшних заявлений Нурия — тем более. И за такое отношение уже даже почти не стыдно.
       Однако практика показала, что с выбором новенького я всё-таки промахнулась. Молчал он, кажется, не от застенчивости, а от... мягко говоря, неумности. Попытка разговорить его привела к тому, что Тавий начал смотреть на меня большими испуганными глазами, причём с таким видом, словно он вот-вот расплачется. Почти на все вопросы он неуверенно отвечал «не знаю» и «что?»
       К ужину его непрошибаемость окончательно утомила. Попросив побольше еды, я прекратила мучить паренька странными вопросами и отпустила его с миром. Ну его. Скоро Гаранин вернётся, голодный и, надеюсь, с новостями.
       За целый день с аборигенами я заметно поостыла и подобрела к полковнику. Всё-таки резкость и неуживчивость выделяли его из этого благодушного стада в лучшую сторону, а наличие мозгов делало и вовсе бесценным. А я утром была слишком категорична и здорово погорячилась. Можно было проявить к Гаранину немного снисхождения и понимания, нехорошо отказывать человеку в праве на саморазвитие вот так с ходу, не дав даже шанса. Может, он вполне способен делать выводы и работать над собой, если спокойно объяснить, что не так.
       Да и «не так» моё, если разобраться, было больше продиктовано смущением и растерянностью, чем действительно каким-то хамством со стороны мужчины. Я ведь умом понимала, что он не собирался меня оскорблять, просто произошло недопонимание.
       В общем, я была настроена на переговоры, даже готова извиниться за свою вспыльчивость... Одна проблема: возвращаться мужчина не спешил.
       Вскоре я начала всерьёз нервничать, не вляпался ли Гаранин в какие-то неприятности. Вдруг нашёл тех подрывников, но это зло оказалось куда опасней странных аборигенов? Вдруг ему нужна помощь? Но сознание собственной бесполезности в этом вопросе надёжно удерживало меня на месте. Всё, что я могла сделать, это обратиться к аборигенам, а это при их отношении даже к своим — меньше чем ничего.
       Добавил тревоги и новый толчок землетрясения. Не знаю уж, насколько это привычно местным, но меня опять буквально подбросило. Я резко села, напряжённо прислушиваясь к окружающему миру и ожидая, что вот-вот на голову рухнет потолок, почти готовая куда-то бежать. Однако земля успокоилась. Через пару секунд и я взяла себя в руки. Лишь отчасти: время между толчками явно сокращалось и впереди мерещился неизбежный жуткий итог этой раскачки.
       Гаранина по-прежнему не было.
       Потом я всё же забылась тревожным поверхностным сном. Следующее пробуждение опять оказалось резким, неожиданным, словно кто-то потряс за плечо или громко окликнул. Решила, что это очередное землетрясение, но тревога оказалась ложной. Просто наконец-то вернулся полковник, живой и вроде бы совершенно целый, и именно его появление заставило меня очнуться.
       — Разбудил? Извини, — заметил Гаранин моё движение.
       Тихо прокравшись в комнату, Захар предсказуемо клюнул на оставленную наживку, то есть первым делом сосредоточился на еде. И сейчас сидел за столом, торопливо уминая содержимое серых плошек. Свет я так и не погасила.
       — Ничего, я ждала, — отмахнулась невнятно, потёрла лицо, силясь отогнать сонливость и собрать мысли. — Есть новости?
       — И да и нет, — невнятно отозвался Гаранин, тщетно пытаясь не говорить с набитым ртом.
       — Ладно, поешь сначала, — сжалилась над ним и для начала сама рассказала о брухах, отношении местных к потерям в своих рядах, о феромонах и нашествии претендентов на моё внимание. Начбез хмурился, никак не комментируя поведение аборигенов и моё негодование, но это не смущало. Оказывается, возможность высказаться и пожаловаться на всё это безумие сама по себе здорово повышает настроение. — Но куда больше меня волнуют землетрясения. Может, пора отсюда выбираться? Аборигены, конечно, поразительно спокойны на их счёт, но...
       В том, насколько дрожь земли пугает меня, я так и не смогла признаться. Полковник неопределённо махнул рукой, прожевал и ответил:
       — Завтра определимся. Надо ещё кое-что проверить. Кажется, я нашёл замаскированный лаз.
       Мужчина утолил первый голод, а потом, порой прерываясь на новый кусок, рассказал, что сумел выяснить за сегодня, обойдя внушительную часть города.
       Жилые и общественные помещения располагались ближе к поверхности и верхушке пирамиды, а вот в ту часть, что лежала в центре, Гаранину без боя пробраться не удалось. Ведущие туда перекрывались очень прочными непрозрачными плёнками,. Которые расступались сами собой при появлении допущенных аборигенов. Просочиться следом не вышло: полковника тут же заметили и выдворили обратно. Вежливо, без членовредительства, но непреклонно и без объяснений.
       Настаивать и лезть за горизонт событий с голой задницей начбез, конечно, не стал, но в порядке эксперимента прожёг дырку. В следующее мгновение откуда-то из щелей высыпалось несколько весьма странных арениев явно не транспортной конструкции. Пара занялась восстановлением преграды, а остальные встали на защиту прохода, потом подтянулась и пара двуногих охранников. Паучки плевались весьма едкой кислотой, и в этом состояло их единственное оружие.
       Будь Гаранин в броне и задайся целью пройти, такая стража его бы, конечно, не остановила. Но ломиться мужчина не стал: во-первых, не видел смысла, а во-вторых, неизвестно, нет ли у аборигенов какого-то более эффективного оружия. И вообще непонятно, к каким последствиям может привести такое вторжение.
       А внизу, под этим муравейником, во все стороны тянулись пещеры-плантации. Которые действительно совсем не охранялись.
       — Погоди, выходит, подрывники настолько ленивы, что не могут спокойно собрать еду и самостоятельно приготовить? Надо воровать сразу готовое?
       — Это разумно, — пожал плечами Гаранин. — Мы же не знаем, сколько их. Может, там двадцать человек и не до готовки. Кстати. Ты не спросила хахаля своего, как именно они готовят свои кораллы?
       — Которого из них, нового или старого? — нервно хмыкнула я. — Нет, про кораллы я вообще не вспомнила. Да вряд ли бы они ответили! А что с ними не так?
       — Аппаратура уверяет, что они несъедобны. Не ядовиты, просто несъедобны, как песок, и простыми способами вроде варки превратить это в еду нельзя. Наши умники-то и не такое умеют, вот только у местных дикарей не видать серьёзных химкомбинатов. Вообще никакой промышленности, и мне до сих пор интересно, как они одежду изготавливают. Ни одного стыка!
       — Да? — удивилась я и принялась ощупывать собственный подол. — Не замечала… Вернее, даже не подумала об этом, у нас-то почти так же. Но то у нас! А как такое можно сделать руками?
       — Без понятия, говорю же. Если у них есть какие-то производства, то они тоже расположены внутри горы, в закрытой зоне. И кухни, вполне возможно, тоже, потому что я так ни одну и не нашёл. Впрочем, если еду таскают арении, может, там вход такой, что нужно восемь ног и умение лазать по вертикальным стенкам. Всё-таки кухня — не завод, её легко можно спрятать между комнатами.
       — А если попросить местных показать? Я могу попробовать, пока ты будешь ход изучать. Вряд ли они, конечно, согласятся, но чем чёрт не шутит!
       — Не надо, не нарывайся, — поморщился Гаранин. — Сиди тут, отдыхай.
       — Ещё пара дней такого отдыха, и я начну задумываться, что местное слияние — это не самый худший способ самоубийства. Хотя бы приятный, — мрачно ответила на это.
       — А что не так?
       Я бросила на полковника хмурый взгляд исподлобья. Но нет, мужчина был вполне серьёзен и, кажется, действительно не понимал.
       — Сам попробуй просидеть на месте целый день. Просто сидеть. Без работы, без какого-то дела, без развлечений, без впечатлений и смены декораций. Нет, ну ты, может, настолько суров и выдержан, что способен часами сидеть изваянием без цели и надежды на перемены, а я уже по лесу соскучилась. Сегодня меня хоть претенденты развлекали, а что делать завтра — не представляю. Хоть продолжай их перебирать, пока не кончатся...
       Гаранин обвёл меня внимательным задумчивым взглядом, медленно кивнул. Заговорил после короткой паузы, тщательно прожевав.
       — Отдохну пару часов, ещё раз проверю коридор. В любом случае завтра попроси побольше еды и собери её. Пойдём.
       — Да ладно, я могу ещё потерпеть, если надо, — стушевалась я, всерьёз не ожидавшая именно такой реакции. Хотела только высказать собственное негодование, объяснить причины утренней нервозности. Может, в глубине души надеялась, что полковник подскажет, как себя развлечь.
       Умеет он озадачить.
       — Верю, — уголками губ улыбнулся Гаранин. — Но здесь впрямь незачем задерживаться. В местных есть подвох, это очевидно. Странные люди, странная жизнь, странное место. Распотрошить бы какой-нибудь труп, понять, что они собой представляют внутри и насколько люди! Только готовый взять негде. А сделать… Чёрт знает, как они отреагируют. Неоправданный риск. Вот когда найдём надёжный выход, можно попробовать.
       — Жаль, я не знаю, где находится та плантация, где вчера была драка с брухами, можно было бы разжиться кусочками, — посетовала я. — А вообще интересно, куда они девают своих мертвецов?
       — Ничего похожего на знакомые варианты захоронений я не встречал, но это не показатель, — туманно отозвался полковник. — Вариантов масса.
       Мы некоторое время помолчали, пока Гаранин заканчивал с едой.
       — Честно говоря, мне тоже хочется убить кого-нибудь из них. Ну, для эксперимента, — призналась я со вздохом. — Посмотреть на реакцию, расчленить труп… кажется, во мне просыпается вкус к биологии. Пристрелишь кого-нибудь, когда будем уходить?
       — Как они тебя достали-то! — рассмеялся Гаранин. — Посмотрим по обстоятельствам, кровожадная женщина.
       — То есть с боем прорываться не станет? — прозвучало очень разочарованно.
       — Я бы и один подобное оставил на крайний случай, а с тобой тем более! — отмахнулся полковник.
       — А в меня они стрелять не будут, я же женщина!
       — И ты готова поставить на это свою жизнь? — мужчина насмешливо вскинул бровь. — Вась, не дури. Кстати, я не уверен, что у них есть чем стрелять. Ничего похожего на привычное оружие я не видел.
       — Кстати да! Даже на примитивное, вроде дубин, — сообразила я. — Может, им хватает плюющихся кислотой арениев? Они вон даже с брухами сражались только с их помощью.
       — Может быть. Но это тем более странно, учитывая наличие нитроглицерина у их врагов. С другой стороны, чему удивляться, если они явно не знают, что такое взрывчатка!
       — Почему ты так решил?
       — А ты не заметила? Они же на землетрясения реагируют точно так же, как на тот взрыв. Ну только ещё позу устойчивую стараются принять перед тем, как замереть, — легко пояснил Гаранин.
       — Думаешь, они настолько тупые и вообще не поняли, что тогда произошло? — с сомнением предположила я.
       — Да чёрт знает. Ладно, давай спать. — Гаранин поднялся, стянул рубашку, покрутил головой, разминая шею. Потом поднял и легко переставил столик-арений в угол, нас эти аппараты не слушались.
       — А может, мне завтра с тобой на разведку пойти? Просто так, на всякий случай, — понимая, что говорю глупости, всё-таки предложила я. И добавила совсем уж жалко: — У меня плохое предчувствие.
       — Не ерунди, — коротко отмахнулся Захар. Проходя мимо, отечески потрепал меня по макушке. Я настолько опешила от неожиданности этого жеста, что даже отшатнуться не сообразила. А потом стало поздно возмущаться, мужчина уже присел на край постели со своей стороны и принялся разуваться. — Мы выберемся.
       — А есть куда выбираться? — спросила совсем уж тоскливо.
       — Отставить панику, — велел полковник. — Отбой.
       Не повышая голоса, даже как будто не меняя интонации, спокойно и чётко. Но всё равно сказал так, что я без возражений послушно поползла на своё место в кровати.
       — Захар, — тихо позвала, когда свет погас.
       — Ну что ещё? — со вздохом отозвался он.
       — Извини за утро. Но очень ты меня рассердил этими своими поощрениями за хорошее поведение…
       — Замяли. Я тоже был не прав. Думать надо, с кем тупые шутки шутить.
       — То есть ты не обиделся? — продолжила допытываться я. Не то чтобы всерьёз сомневалась — в его голосе слишком отчетливо слышалась улыбка, да и не такой человек Гаранин, чтобы дуться из-за нескольких сказанных в споре слов. Просто…
       Хотелось поговорить. Хоть немного. Послушать рваный, каркающий тембр, такой восхитительно неблагозвучный на фоне музыкальных, словно профессионально поставленных голосов аборигенов. Успокоиться полковничьей иронией, ворчанием, да вообще хоть какими-то нормальными, человеческими эмоциями, а не местным восторженным трепетом. Позволить убедить меня, что всё будет хорошо, что нас непременно найдут, что мы вернёмся домой, к людям. Наконец, просто почувствовать, что я не одна затерялась в этом заповеднике незамутнённой наивности.
       — Вась, уймись, — не понял моих надежд Гаранин.
       Я уже было набрала воздуха, чтобы задать ещё какой-то вопрос и продолжить дёргать мужчину, но тот опять разрушил все планы неожиданным поступком. Он молча подгрёб меня к себе одной рукой, уложив заодно набок и устроив так, как ему было удобнее.
       От неожиданности я опешила и лишилась дара речи, замерла под тяжёлой рукой. Однако полковник больше не издал ни звука, а спустя несколько секунд и вовсе задышал спокойным, медленным дыханием крепко спящего человека.
       Я же долго ещё лежала, тараща глаза в плотный желтоватый сумрак. Слишком мало устал разум, чтобы быстро уснуть, и слишком сильно меня сейчас занимали непривычные телесные ощущения.
       Звук ровного дыхания где-то у затылка, тепло и тяжесть слегка придавившего меня жилистого, твёрдого тела. Рука поперёк талии. Запах. Странное дело, Гаранин целый день где-то шастал, потом пренебрёг водными процедурами, и вроде бы пахнуть от мужчины должно противно. Но запах не просто не раздражал, он казался приятным.
       Какая низкая непоследовательность и переменчивость с моей стороны! Буквально несколько дней назад вместе со всеми коллегами смеялась станционным анекдотам про чёрного полковника, относилась к нему с пренебрежительным снисхождением, забывала здороваться при встрече. А стоило попасть в беду — и сразу начбез стал казаться отличным мужиком. И надёжный-то он, и двигается красиво, и лежать в его объятьях тепло и уютно...