— Отчасти, — со смешком подтвердил полковник. — Наорать мне хотелось на вас всех, давно. А тут не сдержался.
Признание далось мужчине удручающе легко. Похоже, он и правда не видел в этом ничего ужасного и повышение голоса на окружающих полагал нормальным. Досадно. Но… что поделать, другого спутника у меня нет. Лучше пусть кричит, чем руки распускает, в самом деле. Потерплю как-нибудь.
— А как же серьёзная подготовка и боевое прошлое? — всё же спросила я, внутренне опасаясь лишиться ещё и этой надежды. Такие про него легенды рассказывали! Неужели окажется, что полковник — штабная крыса? Да нет, не должен, слишком уж уверенно себя ведёт...
— Потому и не сдержался. — Гаранин жестом велел следовать за ним и зашагал дальше вдоль реки. Проглотив тяжёлый вздох и поморщившись от оплетающей ноги усталости, я послушалась. — В боевом прошлом таких под трибунал отправляли за неподчинение приказам.
— То есть правду болтали, вы действительно во всех последних конфликтах участвовали? И награды имеете?
— Не во всех, — поправил полковник. Я подождала, но продолжения и пояснений не последовало. Похоже, вспоминать об этом сейчас начбезу не хотелось. Или дело в том, что он в принципе не очень общительный тип?
— А куда мы идём? — решила я сменить тему.
Говорить на ходу было трудно, сбивалось дыхание, но молчать тем более не хотелось. Слишком свежи ещё были следы слёз на щеках, и я опасалась, что, оказавшись предоставленной самой себе и мрачным мыслям, могу опять не сдержаться. Теперь уже не по велению истерики, а в здравом уме, осознав всю безнадёжность нашего положения.
— Туда, — Гаранин махнул рукой вниз по течению ручья. — Я, когда осматривался, нащупал там что-то интересное, похожее на следы цивилизации.
Осматривался он, надо полагать, не буквально, глазами, а с помощью какой-то техники.
— Нас что, выкинуло на обитаемую планету?! — не поверила в такую удачу.
— Дойдём — узнаем. Как тебя зовут-то хоть, лабораторная девочка?
— Василиса Аркадьевна, — ответила без особой надежды, что мужчина воспользуется полным именем. — А вас?..
— Захар. Можно Зар. И на ты, не на пленэре.
— При чём тут пленэр? — опешила я.
— Ну там же все друг другу выкают и вежливые, — нехотя ответил Гаранин, хмуро глянув через плечо.
— На пленэре рисуют, там не выкают, — пояснила осторожно. — Это живопись на открытом воздухе. Может, вы раут имели в виду?
— Да пёс с ним.
И опять — поговорили.
Насколько же сложный всё-таки человек. Не верится, что у них с Баевым есть что-то общее! Что значит разные рода войск, разные обстоятельства службы и разные характеры, а! Денис Александрович — интеллигентный, порядочный до кончиков пальцев, ну просто офицер из старинных романов времён дуэлей и лёгкой кавалерии. Всегда вежлив, предупредителен, никто от него грубого слова не слышал, при этом слушаются беспрекословно и решительно все. Был бы чуть помоложе и не так безнадёжно женат, я бы точно влюбилась.
А Гаранин… В общем, никакого сравнения.
Впрочем, я сама тоже не литр сахарозы. Ну резкий он, путает пленэр с раутом, зато про белые дыры слышал. Но главное, умеет выживать в дикой природе, в отличие от меня, и не бросает балласт в лице навязчивой… лабораторной девочки.
— Захар, а расскажите, что случилось на станции? Ну до того, как я запустила прототип. Что было нужно этим людям? Выкуп?
— Официально — да, — против этой темы Гаранин явно не возражал. И даже на удивление не стал напоминать о том, что в успешном захвате виноваты бестолковые гражданские. — Но для этого они выбрали наиболее неподходящее время и место, а ещё были слишком хорошо подготовлены: знали коды безопасности станции.
— И что это значит?
— Много вариантов, — пожал плечами полковник. — Дело точно в больших деньгах. Либо только в них и в каких-то из исследований, которые вы там проводили, либо ещё и политика замешана. Но оставлять персонал в живых явно было не в их интересах.
— Погодите, но тогда выходит, что персонал в спасательных капсулах должен был стать чьей-то добычей? И этой командой мы только поспособствовали исполнению плана?! — осознала я, и по спине пробежал противный холодок. — Не один же корабль был у нападающих!
— Не один. — И без того всегда кажущийся хмурым, Гаранин заметно помрачнел. Похоже, именно эти мысли и не давали ему покоя. Ладно мы, вроде как живы, повезло; но что с остальными? Я-то была уверена, что все в безопасности, а выходит…
А что — выходит? Можно подумать, были другие варианты!
Был. Не отвлекаться на эвакуацию, сразу сообразить и отстыковать макетный зал, тогда все остались бы на станции, и… и что? Вряд ли те, кто на нас напал, не предусмотрели и этот вариант.
— Захар, а если бы персонал остался на станции, у них было бы больше шансов? — тихо спросила я через десяток шагов.
— Не знаю. Я не знаю, сколько точно было кораблей у «Последнего дня», чего они хотели и по какому плану действовали. Высадились с одного транспортника, который прислал сигнал бедствия и попросил разрешения на стыковку. Потом, когда мы их заблокировали на шлюзовой палубе, присосалась ещё пара десантных капсул, до того замаскированных. Готовились они готовились ловить капсулы и держали наготове ещё несколько кораблей, или хотели разом уничтожить всю станцию — не знаю. Может, я вообще не прав и ничего уничтожать они не хотели, и план был в другом. Не знаю, Вась. Можно только гадать. Но у рассеянной группы шансов выжить обычно больше. В смысле, у какой-то её части. Так что… — он передёрнул плечами.
— Ясно. Не называй меня так, пожалуйста.
— Как? — не понял полковник.
— Хочешь сокращать — Леся, Лиса, Лися.
— Почему? — опешил мужчина.
— Потому что, если будешь называть меня Васей, имеешь все шансы при первом же удобном случае не проснуться.
— Какая ты свирепая, — рассмеялся Гаранин — также неприятно, лающе, как говорил. Но угрозу, кажется, всерьёз не воспринял. — Не, Вася больше подходит.
— А если я тебя Харей буду называть? — возмутилась я.
— Да плевать. Зато смотри, как ты сразу выкать перестала! Чем тебя Вася-то не устраивает?
— Не люблю, — коротко огрызнулась я.
— В детстве, что ли, дразнили?
— Если скажу «да», это что-то изменит?
— Нет.
Ну вот, и снова — поговорили. Определённо, мне с этим человеком лучше молчать. Не зря мы его всей станцией избегали. Скорее бы уже дойти и...
А что, собственно, «и»? Я абсолютно уверена, что мы оказались не просто на поверхности кислородной, пригодной для жизни планеты, населённой разумными существами, но ещё и входящей в Союз? И нас сейчас тепло встретят, обрадуются и отправят домой? И Гаранина я больше никогда не увижу, поэтому можно позволить себе не искать с ним общий язык?
Стыдно признаться, но, кажется, да, именно в этом я и уверена. Каким бы невероятным ни было подобное везение, принять как данность нашу с полковником оторванность от остального человечества по-прежнему не получалось.
Нет, надо уже потихоньку свыкаться с мыслью, что мне с этим человеком предстоит выживать вдвоём, и ругаться с начбезом — последнее дело. Надо искать подход.
Правда, что ли, переспать с ним для уменьшения взаимной неловкости?
Я оценивающе оглядела стриженый затылок полковника. Если смотреть непредвзято, Гаранин весьма неплох. В отличной физической форме, как минимум. Не красавец, да и обаятельным его назвать сложно, но и не противный. Никакой, честно говоря. Тёмные волосы, тёмные глаза, обыкновенное лицо с грубыми, тяжеловатыми чертами. Да у него, пожалуй, весь характер на этом лице написан, достаточно один раз взглянуть, чтобы понять: легко с ним не будет.
С другой стороны, во всём этом тоже есть определённая харизма. Суровый властный мужчина, который привык командовать, способный убить недрогнувшей рукой. Жаль только, что я всегда предпочитала совершенно других мужчин. Не люблю, когда мной командуют.
Тьфу, ну и глупости же в голову лезут! Даже если бы Гаранин мне очень нравился, обстановка всё равно не располагает к интиму. Ну не под ближайшим же кустом нам устраиваться, в самом деле!
Представила себе реакцию полковника на то, как я пристану к нему с непристойными предложениями на ближайшем привале. Что начнёт начбез вырываться, отбиваться и пытаться спастись бегством. С визгом.
Развеселилась, даже идти стало легче.
Про бегство я, конечно, утрирую, Гаранин — мужик сильный и подготовленный, скрутит только так. Но точно решит, что я умом тронулась от страха. Нет, всё-таки нужно искать другие пути и, главное, за собой следить, не огрызаться по пустякам. В общем, постараться привыкнуть к его манере и — смириться.
Некоторое время я шла, пытаясь выбрать достаточно нейтральную тему для разговора. О службе расспрашивать не стоит, если воевал — скорее всего, воспоминания будут не из приятных. Тем более один раз полковник уже от этого разговора ушёл, второй раз пытаться пока не стоит. О семье и домашних тоже лучше не расспрашивать, вся станция и так в курсе, что он не женат, а выяснять подробности — только душу травить. Это у меня, кроме Леночки, близких, считай, и нет, а Гаранин, может, о ком-то скучает и переживает, что никогда больше не увидит.
Окажись тут кто-то из моих, можно было бы обсудить происшествие, построить теории. Но я догадывалась, что на это ответит полковник: или что мне виднее, моя установка, или что нет смысла гадать, всё равно никаких данных. И планету эту тоже толком не обсудишь, мы о ней ничего не знаем. И опять, как ни обидно, будет прав.
А впрочем...
— Захар, а у тебя в броне есть какие-то полезные приборы? — Я снова догнала мужчину и зашагала рядом, чтобы не разговаривать с его затылком. — Откуда ты знаешь, что воздух тут пригоден для дыхания, а воду можно пить?
— Своевременный вопрос, — усмехнулся полковник.
— Ну, лучше поздно, чем никогда. — Я твёрдо намеревалась следовать своему решению и не ввязываться в глупые споры, поэтому ответила спокойно и уклончиво. Пока он на не кричит, я точно способна держать себя в руках, как бы ни хотелось ответить колкостью. Проверено.
— Есть, — кивнул мужчина. — Это стандартный комплект, он при необходимости выполняет функции лёгкого скафандра в вакууме и при высадке в не очень агрессивные среды. Тут и радиацию есть чем померить, и микробов, и обеззаразить тоже.
— А террористы в таких же были? Мне не показалось?
— У них следующая модель. Но контора та же. Их вообще по Союзу и за пределами как пыли, удачная получилась.
— А почему вам новые не выдали? — полюбопытствовала я. За службу безопасности станции стало немного обидно.
— А зачем? — он пожал плечами. — Да там уже лет двадцать отличие только в дизайне и свистоперделках разных, которые на работоспособность не влияют.
— И она не тяжёлая? Или там какие-то усилители есть?
— Ну ты бы, пожалуй, далеко не ушла, — Гаранин окинул меня скептическим взглядом. — С другой стороны, детских размеров у неё в принципе не бывает.
— А если в килограммах?
— В половину тебя, — не изменил он собственной манере. — Около двадцатки.
— Слушай, скажи честно, зачем ты меня дразнишь? — спросила я со вздохом. — Ну ведь намеренно же. Взрослый мужик, а ведёшь себя как малолетний хулиган, который не знает, как девочке симпатию выразить.
Захар покосился с насмешливой полуулыбкой, неопределённо повёл плечами.
— Ты забавная, — наконец решил полковник. — На воробья похожа. Сердитый воробей — это весело.
— Прекрасно. Единственный человек в округе на многие миллиарды световых лет не может придумать ничего умнее, кроме как веселиться за мой счёт!
— А почему нет? — Мужчина вновь пожал плечами, и я подумала, что разговор на этом опять окончен. Но полковник неожиданно продолжил, очень спокойно и серьёзно: — Когда сердишься или смеёшься — не до лишних мыслей и не до паники. Ты держишься хорошо, но не верю я, что не сорвёшься. Это пока ещё не дошло, в какой мы заднице.
— Да уж дошло, — поморщилась я. — Давай ты лучше будешь считать меня шизоидом, чем вот это всё, ладно? Раз уж мы с тобой обречены на совместные скитания, вероятно, до конца жизни, не хочется ругаться, а я тебя такими темпами скоро ненавидеть начну.
— Считать могу кем угодно, на возможности истерики это не скажется.
— Скажется, потому что это близко к истине. Я по жизни немного эмоционально заторможенная и очень рациональная, — пояснила терпеливо. — И муж со мной из-за этого развёлся, и после я предпочитала в долгие отношения не вступать. С любовниками проще, им внимание за пределами постели не нужно.
— А зачем он тогда женился вообще?
— Да я откуда знаю? Наверное, думал, что ради мужа брошу работу и перестану там дневать и ночевать. Это вы только на словах грозные и хочется вам такую жену, которая не мешается под ногами. А по факту нужна та, которая окружит заботой и сопли подтирать... Стоп, нет, я несправедлива. Такая нужна была Антону, с другими я уже не проверяла.
— А ты зачем замуж пошла?
— Молодая была, глупая, влюбилась. Надеялась, что не придётся выбирать.
Гаранин покосился с каким-то очень странным выражением в глазах, малость стеклянным, задумчиво кивнул.
— Вась, а лет-то тебе сколько?
— Сорок шесть, — призналась честно.
Полковник запнулся буквально на ровном месте. Я качнулась подхватить его под локоть, но вовремя опомнилась и отдёрнула руки. Ну да, удержу я его, как же! Только сверху прилечу, если отцепиться не успею.
И правильно не полезла, мужчина и так устоял.
— Серьёзно? Я думал, лет двадцать...
— Мелкая собака до старости щенок, — улыбнулась ему. — Но вообще-то я начальник лаборатории.
— Извини, — после короткой паузы хмыкнул Гаранин. — Это кое-что объясняет. Мне, выходит, ещё и с попутчиком повезло.
— Мне тоже, — кивнула, подтверждая перемирие. — Ты... извини, что мы там, на станции, не слушались. Всегда сложно поверить, что подобное действительно может случиться.
— Да ладно, с вас какой спрос, гражданские! — великодушно простил полковник. — Начальника вашего, вот его точно прибить хотелось. Идиот. Военный вроде, должен понимать! Да хрен там. А с таким его отношением глупо ожидать сознательности от остальных.
— Не трогай Баева, — нахмурилась я. — Он золотой человек, умница, вся станция на нём держалась!
— Если бы у него звания не было, с него и спроса никакого. Надел погоны — обязан соответствовать, — отрезал чёрный полковник.
Я открыла рот, чтобы возмутиться... но закрыла. Не надо с ним спорить, без толку. Баеву никакой разницы, а я только опять с Гараниным поругаюсь. У него своя правда и система ценностей, которую выбить из взрослого мужика не стоит даже и пытаться. Хорошо ещё, гражданские у него занимают место неразумных детей, от которых не стоит ждать взрослых поступков и за некоторые вещи, конечно, можно поругать, но без надежды на правильные выводы.
Но, учитывая события, которые привели нас на эту планету, спорить с точкой зрения Гаранина, пожалуй, не просто сложно, а бессмысленно. Прав-то в итоге оказался он со своими инструкциями. Такая вот жизненная несправедливость.
Ещё хотелось высказаться, что надетые погоны совсем не означают грубых манер и сомнительного лексикона вкупе с уставом вместо мозга, но тут я уже сдержалась волевым усилием.
На этом разговор опять прервался и возобновлять я его не стала. Случилось то, чего до сих пор удавалось счастливо избегать: дорогу пересёк глубокий овраг с обрывистыми берегами, кажется слишком длинный, чтобы можно было быстро обойти, и полковник решил форсировать преграду.
Признание далось мужчине удручающе легко. Похоже, он и правда не видел в этом ничего ужасного и повышение голоса на окружающих полагал нормальным. Досадно. Но… что поделать, другого спутника у меня нет. Лучше пусть кричит, чем руки распускает, в самом деле. Потерплю как-нибудь.
— А как же серьёзная подготовка и боевое прошлое? — всё же спросила я, внутренне опасаясь лишиться ещё и этой надежды. Такие про него легенды рассказывали! Неужели окажется, что полковник — штабная крыса? Да нет, не должен, слишком уж уверенно себя ведёт...
— Потому и не сдержался. — Гаранин жестом велел следовать за ним и зашагал дальше вдоль реки. Проглотив тяжёлый вздох и поморщившись от оплетающей ноги усталости, я послушалась. — В боевом прошлом таких под трибунал отправляли за неподчинение приказам.
— То есть правду болтали, вы действительно во всех последних конфликтах участвовали? И награды имеете?
— Не во всех, — поправил полковник. Я подождала, но продолжения и пояснений не последовало. Похоже, вспоминать об этом сейчас начбезу не хотелось. Или дело в том, что он в принципе не очень общительный тип?
— А куда мы идём? — решила я сменить тему.
Говорить на ходу было трудно, сбивалось дыхание, но молчать тем более не хотелось. Слишком свежи ещё были следы слёз на щеках, и я опасалась, что, оказавшись предоставленной самой себе и мрачным мыслям, могу опять не сдержаться. Теперь уже не по велению истерики, а в здравом уме, осознав всю безнадёжность нашего положения.
— Туда, — Гаранин махнул рукой вниз по течению ручья. — Я, когда осматривался, нащупал там что-то интересное, похожее на следы цивилизации.
Осматривался он, надо полагать, не буквально, глазами, а с помощью какой-то техники.
— Нас что, выкинуло на обитаемую планету?! — не поверила в такую удачу.
— Дойдём — узнаем. Как тебя зовут-то хоть, лабораторная девочка?
— Василиса Аркадьевна, — ответила без особой надежды, что мужчина воспользуется полным именем. — А вас?..
— Захар. Можно Зар. И на ты, не на пленэре.
— При чём тут пленэр? — опешила я.
— Ну там же все друг другу выкают и вежливые, — нехотя ответил Гаранин, хмуро глянув через плечо.
— На пленэре рисуют, там не выкают, — пояснила осторожно. — Это живопись на открытом воздухе. Может, вы раут имели в виду?
— Да пёс с ним.
И опять — поговорили.
Насколько же сложный всё-таки человек. Не верится, что у них с Баевым есть что-то общее! Что значит разные рода войск, разные обстоятельства службы и разные характеры, а! Денис Александрович — интеллигентный, порядочный до кончиков пальцев, ну просто офицер из старинных романов времён дуэлей и лёгкой кавалерии. Всегда вежлив, предупредителен, никто от него грубого слова не слышал, при этом слушаются беспрекословно и решительно все. Был бы чуть помоложе и не так безнадёжно женат, я бы точно влюбилась.
А Гаранин… В общем, никакого сравнения.
Впрочем, я сама тоже не литр сахарозы. Ну резкий он, путает пленэр с раутом, зато про белые дыры слышал. Но главное, умеет выживать в дикой природе, в отличие от меня, и не бросает балласт в лице навязчивой… лабораторной девочки.
— Захар, а расскажите, что случилось на станции? Ну до того, как я запустила прототип. Что было нужно этим людям? Выкуп?
— Официально — да, — против этой темы Гаранин явно не возражал. И даже на удивление не стал напоминать о том, что в успешном захвате виноваты бестолковые гражданские. — Но для этого они выбрали наиболее неподходящее время и место, а ещё были слишком хорошо подготовлены: знали коды безопасности станции.
— И что это значит?
— Много вариантов, — пожал плечами полковник. — Дело точно в больших деньгах. Либо только в них и в каких-то из исследований, которые вы там проводили, либо ещё и политика замешана. Но оставлять персонал в живых явно было не в их интересах.
— Погодите, но тогда выходит, что персонал в спасательных капсулах должен был стать чьей-то добычей? И этой командой мы только поспособствовали исполнению плана?! — осознала я, и по спине пробежал противный холодок. — Не один же корабль был у нападающих!
— Не один. — И без того всегда кажущийся хмурым, Гаранин заметно помрачнел. Похоже, именно эти мысли и не давали ему покоя. Ладно мы, вроде как живы, повезло; но что с остальными? Я-то была уверена, что все в безопасности, а выходит…
А что — выходит? Можно подумать, были другие варианты!
Был. Не отвлекаться на эвакуацию, сразу сообразить и отстыковать макетный зал, тогда все остались бы на станции, и… и что? Вряд ли те, кто на нас напал, не предусмотрели и этот вариант.
— Захар, а если бы персонал остался на станции, у них было бы больше шансов? — тихо спросила я через десяток шагов.
— Не знаю. Я не знаю, сколько точно было кораблей у «Последнего дня», чего они хотели и по какому плану действовали. Высадились с одного транспортника, который прислал сигнал бедствия и попросил разрешения на стыковку. Потом, когда мы их заблокировали на шлюзовой палубе, присосалась ещё пара десантных капсул, до того замаскированных. Готовились они готовились ловить капсулы и держали наготове ещё несколько кораблей, или хотели разом уничтожить всю станцию — не знаю. Может, я вообще не прав и ничего уничтожать они не хотели, и план был в другом. Не знаю, Вась. Можно только гадать. Но у рассеянной группы шансов выжить обычно больше. В смысле, у какой-то её части. Так что… — он передёрнул плечами.
— Ясно. Не называй меня так, пожалуйста.
— Как? — не понял полковник.
— Хочешь сокращать — Леся, Лиса, Лися.
— Почему? — опешил мужчина.
— Потому что, если будешь называть меня Васей, имеешь все шансы при первом же удобном случае не проснуться.
— Какая ты свирепая, — рассмеялся Гаранин — также неприятно, лающе, как говорил. Но угрозу, кажется, всерьёз не воспринял. — Не, Вася больше подходит.
— А если я тебя Харей буду называть? — возмутилась я.
— Да плевать. Зато смотри, как ты сразу выкать перестала! Чем тебя Вася-то не устраивает?
— Не люблю, — коротко огрызнулась я.
— В детстве, что ли, дразнили?
— Если скажу «да», это что-то изменит?
— Нет.
Ну вот, и снова — поговорили. Определённо, мне с этим человеком лучше молчать. Не зря мы его всей станцией избегали. Скорее бы уже дойти и...
А что, собственно, «и»? Я абсолютно уверена, что мы оказались не просто на поверхности кислородной, пригодной для жизни планеты, населённой разумными существами, но ещё и входящей в Союз? И нас сейчас тепло встретят, обрадуются и отправят домой? И Гаранина я больше никогда не увижу, поэтому можно позволить себе не искать с ним общий язык?
Стыдно признаться, но, кажется, да, именно в этом я и уверена. Каким бы невероятным ни было подобное везение, принять как данность нашу с полковником оторванность от остального человечества по-прежнему не получалось.
Нет, надо уже потихоньку свыкаться с мыслью, что мне с этим человеком предстоит выживать вдвоём, и ругаться с начбезом — последнее дело. Надо искать подход.
Правда, что ли, переспать с ним для уменьшения взаимной неловкости?
Я оценивающе оглядела стриженый затылок полковника. Если смотреть непредвзято, Гаранин весьма неплох. В отличной физической форме, как минимум. Не красавец, да и обаятельным его назвать сложно, но и не противный. Никакой, честно говоря. Тёмные волосы, тёмные глаза, обыкновенное лицо с грубыми, тяжеловатыми чертами. Да у него, пожалуй, весь характер на этом лице написан, достаточно один раз взглянуть, чтобы понять: легко с ним не будет.
С другой стороны, во всём этом тоже есть определённая харизма. Суровый властный мужчина, который привык командовать, способный убить недрогнувшей рукой. Жаль только, что я всегда предпочитала совершенно других мужчин. Не люблю, когда мной командуют.
Тьфу, ну и глупости же в голову лезут! Даже если бы Гаранин мне очень нравился, обстановка всё равно не располагает к интиму. Ну не под ближайшим же кустом нам устраиваться, в самом деле!
Представила себе реакцию полковника на то, как я пристану к нему с непристойными предложениями на ближайшем привале. Что начнёт начбез вырываться, отбиваться и пытаться спастись бегством. С визгом.
Развеселилась, даже идти стало легче.
Про бегство я, конечно, утрирую, Гаранин — мужик сильный и подготовленный, скрутит только так. Но точно решит, что я умом тронулась от страха. Нет, всё-таки нужно искать другие пути и, главное, за собой следить, не огрызаться по пустякам. В общем, постараться привыкнуть к его манере и — смириться.
Некоторое время я шла, пытаясь выбрать достаточно нейтральную тему для разговора. О службе расспрашивать не стоит, если воевал — скорее всего, воспоминания будут не из приятных. Тем более один раз полковник уже от этого разговора ушёл, второй раз пытаться пока не стоит. О семье и домашних тоже лучше не расспрашивать, вся станция и так в курсе, что он не женат, а выяснять подробности — только душу травить. Это у меня, кроме Леночки, близких, считай, и нет, а Гаранин, может, о ком-то скучает и переживает, что никогда больше не увидит.
Окажись тут кто-то из моих, можно было бы обсудить происшествие, построить теории. Но я догадывалась, что на это ответит полковник: или что мне виднее, моя установка, или что нет смысла гадать, всё равно никаких данных. И планету эту тоже толком не обсудишь, мы о ней ничего не знаем. И опять, как ни обидно, будет прав.
А впрочем...
— Захар, а у тебя в броне есть какие-то полезные приборы? — Я снова догнала мужчину и зашагала рядом, чтобы не разговаривать с его затылком. — Откуда ты знаешь, что воздух тут пригоден для дыхания, а воду можно пить?
— Своевременный вопрос, — усмехнулся полковник.
— Ну, лучше поздно, чем никогда. — Я твёрдо намеревалась следовать своему решению и не ввязываться в глупые споры, поэтому ответила спокойно и уклончиво. Пока он на не кричит, я точно способна держать себя в руках, как бы ни хотелось ответить колкостью. Проверено.
— Есть, — кивнул мужчина. — Это стандартный комплект, он при необходимости выполняет функции лёгкого скафандра в вакууме и при высадке в не очень агрессивные среды. Тут и радиацию есть чем померить, и микробов, и обеззаразить тоже.
— А террористы в таких же были? Мне не показалось?
— У них следующая модель. Но контора та же. Их вообще по Союзу и за пределами как пыли, удачная получилась.
— А почему вам новые не выдали? — полюбопытствовала я. За службу безопасности станции стало немного обидно.
— А зачем? — он пожал плечами. — Да там уже лет двадцать отличие только в дизайне и свистоперделках разных, которые на работоспособность не влияют.
— И она не тяжёлая? Или там какие-то усилители есть?
— Ну ты бы, пожалуй, далеко не ушла, — Гаранин окинул меня скептическим взглядом. — С другой стороны, детских размеров у неё в принципе не бывает.
— А если в килограммах?
— В половину тебя, — не изменил он собственной манере. — Около двадцатки.
— Слушай, скажи честно, зачем ты меня дразнишь? — спросила я со вздохом. — Ну ведь намеренно же. Взрослый мужик, а ведёшь себя как малолетний хулиган, который не знает, как девочке симпатию выразить.
Захар покосился с насмешливой полуулыбкой, неопределённо повёл плечами.
— Ты забавная, — наконец решил полковник. — На воробья похожа. Сердитый воробей — это весело.
— Прекрасно. Единственный человек в округе на многие миллиарды световых лет не может придумать ничего умнее, кроме как веселиться за мой счёт!
— А почему нет? — Мужчина вновь пожал плечами, и я подумала, что разговор на этом опять окончен. Но полковник неожиданно продолжил, очень спокойно и серьёзно: — Когда сердишься или смеёшься — не до лишних мыслей и не до паники. Ты держишься хорошо, но не верю я, что не сорвёшься. Это пока ещё не дошло, в какой мы заднице.
— Да уж дошло, — поморщилась я. — Давай ты лучше будешь считать меня шизоидом, чем вот это всё, ладно? Раз уж мы с тобой обречены на совместные скитания, вероятно, до конца жизни, не хочется ругаться, а я тебя такими темпами скоро ненавидеть начну.
— Считать могу кем угодно, на возможности истерики это не скажется.
— Скажется, потому что это близко к истине. Я по жизни немного эмоционально заторможенная и очень рациональная, — пояснила терпеливо. — И муж со мной из-за этого развёлся, и после я предпочитала в долгие отношения не вступать. С любовниками проще, им внимание за пределами постели не нужно.
— А зачем он тогда женился вообще?
— Да я откуда знаю? Наверное, думал, что ради мужа брошу работу и перестану там дневать и ночевать. Это вы только на словах грозные и хочется вам такую жену, которая не мешается под ногами. А по факту нужна та, которая окружит заботой и сопли подтирать... Стоп, нет, я несправедлива. Такая нужна была Антону, с другими я уже не проверяла.
— А ты зачем замуж пошла?
— Молодая была, глупая, влюбилась. Надеялась, что не придётся выбирать.
Гаранин покосился с каким-то очень странным выражением в глазах, малость стеклянным, задумчиво кивнул.
— Вась, а лет-то тебе сколько?
— Сорок шесть, — призналась честно.
Полковник запнулся буквально на ровном месте. Я качнулась подхватить его под локоть, но вовремя опомнилась и отдёрнула руки. Ну да, удержу я его, как же! Только сверху прилечу, если отцепиться не успею.
И правильно не полезла, мужчина и так устоял.
— Серьёзно? Я думал, лет двадцать...
— Мелкая собака до старости щенок, — улыбнулась ему. — Но вообще-то я начальник лаборатории.
— Извини, — после короткой паузы хмыкнул Гаранин. — Это кое-что объясняет. Мне, выходит, ещё и с попутчиком повезло.
— Мне тоже, — кивнула, подтверждая перемирие. — Ты... извини, что мы там, на станции, не слушались. Всегда сложно поверить, что подобное действительно может случиться.
— Да ладно, с вас какой спрос, гражданские! — великодушно простил полковник. — Начальника вашего, вот его точно прибить хотелось. Идиот. Военный вроде, должен понимать! Да хрен там. А с таким его отношением глупо ожидать сознательности от остальных.
— Не трогай Баева, — нахмурилась я. — Он золотой человек, умница, вся станция на нём держалась!
— Если бы у него звания не было, с него и спроса никакого. Надел погоны — обязан соответствовать, — отрезал чёрный полковник.
Я открыла рот, чтобы возмутиться... но закрыла. Не надо с ним спорить, без толку. Баеву никакой разницы, а я только опять с Гараниным поругаюсь. У него своя правда и система ценностей, которую выбить из взрослого мужика не стоит даже и пытаться. Хорошо ещё, гражданские у него занимают место неразумных детей, от которых не стоит ждать взрослых поступков и за некоторые вещи, конечно, можно поругать, но без надежды на правильные выводы.
Но, учитывая события, которые привели нас на эту планету, спорить с точкой зрения Гаранина, пожалуй, не просто сложно, а бессмысленно. Прав-то в итоге оказался он со своими инструкциями. Такая вот жизненная несправедливость.
Ещё хотелось высказаться, что надетые погоны совсем не означают грубых манер и сомнительного лексикона вкупе с уставом вместо мозга, но тут я уже сдержалась волевым усилием.
На этом разговор опять прервался и возобновлять я его не стала. Случилось то, чего до сих пор удавалось счастливо избегать: дорогу пересёк глубокий овраг с обрывистыми берегами, кажется слишком длинный, чтобы можно было быстро обойти, и полковник решил форсировать преграду.
