Мне бы его радость!
Ни одна тварь не приблизится к человеческому жилищу. В деревне все дома освящённые и увешанные оберегами, да и без них запах человеческого жилья нечисти не нравится. Вот запах тёплой человеческой крови – вполне, а запах дома они ой как не любят.
Только одна тварь безбоязненно может войти в деревню. Человек. Или что-то, что когда-то им было…
Вспомнив карту боёв в этом районе, я едва не застонал от злости и обиды: догадка всё укреплялась и укреплялась. Два года назад, когда мы уже гнали некросов обратно к их логову, по крохам вырывая у них и исцеляя родную землю, в этих местах, чуть севернее, шли тяжелейшие бои у речки Орьки. Я в то время был на южном фронте; туда бросили самого Черепа с его отморозками, и огневики вроде меня были на вес золота, даже на телепорты не скупились – уж больно нас прижали. А здесь всё было достаточно обычно.
Десяток лет назад, когда я только начинал свою службу после окончания ГУБМ, к некромантам я относился вполне спокойно; у нас была целая кафедра, занимавшаяся этим разделом магии. Вроде, нормальные ребята. А сейчас, после войны, которую мы, хвала богам, выиграли, пусть и с огромными потерями, едва ли найдётся во всей стране человек, относящийся к ним с симпатией. Так что моим коллегам с Мёртвой кафедры не позавидуешь. Если уж даже я инстинктивно испытываю отвращение при упоминании одного только названия этого направления!
Наверное, просто не надо пускать некросов к власти. Власть развращает; и если большинство других магов и обычных людей, дорвавшись до нее, могут удариться во всяческие излишества и удовлетворение собственных маленьких жадных желаний, то некроманты жаждут лишь одного – ещё большей власти. Видимо, иллюзия владычества над смертью окончательно сносит им мозги. А уж когда некросы захватили власть в целом государстве…
Уже тогда находились умные люди, которые предсказывали большие проблемы в связи с подобной сменой власти в Домании. Даже начали предприниматься меры по борьбе: велась разведка, теоретики глаз не смыкали. Только, видимо, недостаточно старались.
С некромантами, способными поднять всех мёртвых солдат в виде нежити, очень трудно бороться. Хорошо действует магия огня, неплохо – магия воды, чуть хуже земля, а от воздуха, как правило, толку мало. А убить опытного некроманта и вовсе дело трудное. С тем же Черепом, одним из доманских генералов, еле справились. Его раз восемь убивали, а уж сколько провалившихся покушений было – не сосчитать! Только нежить она и есть нежить, а если настолько высокого уровня – вовсе страшно.
Но самое страшное не бои. Самое страшное - видеть следы войны, следы деятельности этих тварей, которых людьми-то назвать язык не поворачивается. Истощённую землю, мёртвые деревни; некросы почти не брали живых пленных. Зачем, если убитого потенциального врага можно поднять в виде своего же солдата? А ещё – самопроизвольное поднятие нежити поблизости от мест крупных боёв, затаившиеся потерявшие хозяев не-мёртвые… Даже не хочется думать, сколько лет мы будем выколупывать из лесов и болот всех этих тварей!
По этой причине и вышел приказ за номером 217 «О возвращении боевых офицеров». По которому не демобилизовавшимся офицерам полагается год отпуска – при условии, что добираться домой они будут на попутках и своим ходом, по примерно заданному маршруту. Чтобы хоть немного проредить поголовье оставшихся от войны тварей; всё потом легче будет. А то когда ещё связь опять наладится со всеми деревеньками и сёлами, чтобы можно было оперативно реагировать!
С этими мрачными мыслями я дошёл до места преступления. И обомлел.
Мать честная!
- И что, все остальные тела были найдены подобным образом? – я, медленно зверея, мрачно воззрился на сопровождающего меня призрака. Тот почуял неладное, но верно определить источник опасности не смог, поэтому начал говорить по существу, сверля меня настороженным взглядом.
- Ну да, товарищ офицер. Истинный крест – так! Ну, кроме первых трёх, зверушек да бабки Нюхи… А что случилось?
- Что случилось?! – рявкнул я. – Да тебя за такой доклад обстановки расстрелять надо! С последующим принудительным развоплощением! Ты вообще, часом, не вредитель, мил человек? – от злости я не кричал, а издавал хриплое шипение. Бедный призрак шарахнулся, испуганно сжался и мелко-мелко тряс головой. Мысленно досчитав до пяти, я решил отпустить перепуганного мужика, пока он меня до греха не довёл. – Пшёл вон! – сквозь зубы процедил я, и призрак с радостью ретировался, от волнения срезав путь сквозь забор.
Ох уж эти мне гражданские! Я всё понимаю, да, человек невоенный, без образования. Да, он не должен замечать обрывки ауры и следы заклинаний, не должен знать специфическую терминологию и уметь отличать упыря от вампира. Но, мать вашу, как можно, имея в наличии глаза, вот это назвать «нет следов»?!
Кровь была везде. На траве, на стенах дома, на заборе… Мелкие брызги и капли, местами сложившиеся уже в потёки, среди которых угадывались вполне чёткие очертания букв сакрического алфавита. Выбеленный и совершенно чистый скелет лежал посередине, ничком, раскинув руки и ноги в символе косого креста.
Я ещё раз непечатно выругался и приступил к осмотру.
- Как интересно, - через пару минут раздалось из тени под забором. – Признайся, ты ведь сперва подумал, что это какие-то лесные твари шалят, а?
- С таким объяснением? Удивительно, что я не предположил массового самоубийства, - мрачно пробормотал я. – Наверное, от этого меня предостерегла смерть козлёнка.
- Да ладно, не горячись, - он хихикнул. – Он же мёртвый, да ещё и гражданский. Какие-нибудь идеи есть?
- Есть, - я вздохнул, присаживаясь на корточки рядом со скелетом и внимательно его разглядывая. И уже сердясь на себя за то, что нарычал на призрака. Тень прав, какой с него спрос! – Но они мне не нравятся.
- Ещё бы нравилось! Семь трупов с перерывом на зиму, да ещё шесть из них ритуальные!
- Ага. Только сожрал он их отнюдь не ритуально, - задумчиво откликнулся я и выпрямился. – Но надо же было ляпнуть – «нет следов»! – успокоиться толком всё никак не получалось. – А что, по его мнению, означает присутствие следов? И после этого меня называют солдафоном. Вот как с ними по-другому?
- Он по-своему логичен. Отпечатков обуви или лап действительно нет, - хмыкнул Тень, улучив момент и перебравшись уже ко мне под сапог. – Оставь его в покое, лучше скажи, что ты придумал?
Мне часто кажется, что единственный мотив, удерживающий это существо в моей компании, любопытство. Любопытен он порой до крайности, и ведётся на простейшие шутки, как ребёнок. А если долго не рассказывать ему чего-то, что он пытается узнать, становится нетерпелив, капризен и очень суетлив. Хотя причинить мне в отместку вред не пытался ещё ни разу, если он вообще такое умеет. Но что-то подсказывает мне, при желании это существо может очень многое, хотя за время нашего знакомства максимум, что он делал, помимо болтовни и брожения из тени в Тень, так это разведка. И то, если ему самому любопытно. Но в подобных случаях он просто незаменим: засечь в тени Тень не способна никакая магия.
- Если бы я был азартным человеком, я был бы готов поставить своё жалованье на то, что это псарня. Я понимаю, название незнакомое, но ты же знаешь, я не буду сейчас тратить время на получасовую лекцию. Если это действительно оно, вдоволь налюбуешься, надоест ещё.
- Утешь меня и скажи, что ты справишься.
- Если это действительно псарня, я бы лучше вызвал подмогу. Но откуда её возьмёшь в это время в этой глуши? – я вздохнул. – Тем более, медлить не стоит. Сейчас допросим горе-осведомителя, и окончательно определимся с диагнозом.
Я вышел из двора на улицу, несколько секунд постоял в задумчивости. Потом махнул рукой и достал папиросу. Помял в пальцах, прикурил.
Даже учитывая, что медлить не стоило, спешить мне тоже не хотелось. И так устал как… собака. А тут ещё – никак в порядке компенсации за испорченный сон! – впервые за столько времени показывают голубое небо.
Наша планета – она живая. Сколько об этом говорят, сколько об этом поют, но почему-то до многих упорно не доходит. И земля наша – живая. Самые лучшие в мире края… Наверное, потому, что Родина.
Миф, что некроманты и вся нежить поголовно боятся солнца. Примерно треть – просто не любит, а боятся и вовсе единицы. Но почти вся нежить не любит холода и влажности: почему-то именно при такой погоде им труднее всего функционировать, нарушаются какие-то связи в поддерживающих заклинаниях. И я вот так сходу не вспомню за всю войну ни одного солнечного тёплого дня на фронте. Наверное, сама земля испытывала отвращение к не-живым тварям, помогая по мере сил.
А ещё я очень хотел бы посмотреть на лица проклятых некросов, когда они увидели, что эта земля не так-то просто отпускает покойников, и на их призывы откликаются хорошо если каждый третий! Да и люди, намеренно убитые, поднимались далеко не всегда. Мы и сами такие истории первое время принимали за байки и сказки, пока не были получены письменные свидетельства – переписка и доклады доманских офицеров.
Неторопливо куря и наслаждаясь коротким отдыхом, я внимательно прислушивался к окружающей жизни. Если это псарня, доказательства найти достаточно просто.
На соседнем заборе заливисто кукарекал петух, ему вторил ещё один с противоположной стороны улицы, и другие товарищи – дальше. Я с наслаждением прищурился на солнце, показавшееся в проёме между домами сквозь листья деревьев. Судя по всему, здесь уже была самая околица, и за теми домами в конце улицы начиналось поле.
Деревенские давно проснулись, и сейчас спешили по своим делам. Приличное стадо коров, голов в тридцать, гнали к водопою два босоногих чумазых мальчишки лет тринадцати, с гиканьем и хохотом. Как им только удалось сохранить скотину в войну?
На завалинке одного из ближайших домов сидели три совсем уж древние старушки, а на подоконнике открытого окна над ними неторопливо вылизывалась кошка. Я рассеянно улыбнулся двум проходящим мимо девушкам в красных платках; они кокетливо опустили очи долу, прошли мимо и через несколько секунд зашушукались, хихикая и оглядываясь.
Лишь одна мелочь выбивалась из общей пасторальной картины живого рабочего утра уютной деревушки. Не было звонкого собачьего лая. У мальчишек-пастухов не путалась под ногами мелкая прикормленная дворняга, не бежал рядом серьёзный пёс-овчар. Никто не крутился возле занятого своей работой мясника. Вернее, нет, крутились; три крупных кошака сидели в рядочек несколько в отдалении и делали вид, что они совершенно случайно проходили мимо, а вот тут вдруг вздумалось посидеть и отдохнуть.
В деревне не было ни одной собаки. И сразу становилась понятна наглость и даже какая-то демонстративность смертей, и зажиточность местных, и живые коровы. Противно только становилось. Гадко. Но это потом.
Я бросил окурок в подсыхающую грязь под ногами, придавил его каблуком и, заложив большие пальцы за ремень, без особой спешки отправился обратно на постоялый двор. Предстоял неприятный разговор, и очень хотелось оттянуть его начало. Только сколько верёвочка ни вейся…
- Мне кажется, или ты действительно настолько сильно боишься этой твари? - поинтересовались снизу, очевидно, заметив моё нежелание куда-либо идти.
- Не настолько, - я поморщился. – Сейчас ты сам всё поймёшь.
Он решил оставить меня в покое и замолчал. Насколько я успел заметить, при всём его любопытстве, Тень предпочитал наблюдать за естественным ходом событий, относясь к происходящему как к интересному спектаклю и стараясь не забегать вперёд.
Я поднялся на две ступени по дощатому крыльцу к настежь распахнутой двери, оббил у порога грязь с обуви и вошёл. Хозяин обретался за старомодной деревянной стойкой и что-то аккуратно писал в толстую амбарную книгу.
- А скажи-ка, мил человек, где у вас все собаки? – с порога поинтересовался я. Призрак вздрогнул от неожиданности, внимательно посмотрел на меня, но не нашёл никаких признаков недовольства и расплылся в улыбке.
- Так говорю я, зима лютая была, волки их всех порвали.
- Так вот прям всех и порвали? – я удивлённо вскинул бровь.
- Всех подчистую, нечисть проклятая! – он замахнулся сотворить крёстное знамение, но передумал. – Да их и было-то семь штук да хромой Жулик, вот его первого и пожрали.
Я несколько секунд рассеянно разглядывал хозяина, после чего прошёл к стойке и присел.
- Какая неприятность. Очень я собак люблю, - я покачал головой.
- Да кто ж их не любит? – тут же подхватил призрак. – Уж так тоскливо без них, так тоскливо!
- Да, - я кивнул и замолчал. – А папирос у вас не будет? А то у меня всё что было - кончилось.
- Откуда? – он развёл руками. – Только если самосад поспрошать, авось и есть у кого.
- Обидно, - я вновь вздохнул. Потом всё-таки взял себя в руки и с нескрываемым уже отвращением посмотрел на мужика. – Кто?
- Не понял? – искренне опешил он. – Вы о чем, товарищ гвардии обермастер? – засуетился призрак.
- Я спрашиваю, кто. Кто в обмен на спокойствие отдал всех собак некросам и дал место под ритуал памяти? – опять получилось злобное шипение. От моей ярости затлел ближайший уголок амбарной книги. Я раздражённо прихлопнул его ладонью. – Я не уполномочен наказывать за измену, я просто доложу командованию. Но эту тварь я должен поймать, а без поводка это будет очень трудно. Последний раз спрашиваю, кто это сделал?!
- К-как-кой рит-туал? – прозаикался побледневший и ставший совершенно прозрачным призрак. – Не было никакого ритуала, честное слово! Да нежели бы мы позволили этим безбожникам ритуалы их проводить? – он опять перекрестился и теперь уже сам надсадно закашлялся от пошедшего густого дыма.
- Твою мать! – не выдержал я. - Собак кто предложил некросам отдать?!
- Так собак это… собак Нулька, старостина жена предложила. Дескать, они тогда ни скотину, ни дома не тронут. Ведь не тронули же!
- Идиоты, - простонал я одновременно с расположившимся под столом Тенью. – Не тронули! А деревенские так просто что ли мрут?! Сами по себе? И сами же себя до костей обгладывают?! Где живёт эта… женщина, - я удержал рвущееся с языка куда менее лестное слово. – И когда это было?
- Так почитай как к нам некросы проклятые пришли, - мужик, кажется, понял, что сегодня его развоплощать не будут, зол я не на него, и несколько успокоился, даже уплотнился до своего обычного состояния. – А Нулька в старостином доме живёт, вместе с дитями, двое у них мальчишек. А староста, Самон, как о войне объявили, так сразу на фронт и подался. Без вести пропал, так и не знаем, что с ним.
Я выскочил на улицу. Собак было восемь. А жертв пока ещё только семь. И что-то подсказывает мне, долго тянуть эта дрянь не будет, тем более если поводок – старостина жена, а в доме есть дети.
До дома пропавшего без вести старосты я добирался бегом: всё-таки, выдержки не хватило. Интересно, что бы сказал этот Самон, ушедший воевать, узнай он о поступке жены? Наверное, к лучшему, что он скорее всего погиб.
Тень всю дорогу помалкивал; не из солидарности, просто не хотел портить себе впечатление.
Деревенские провожали меня полными недоумения взглядами. Уже виденные бабки о чём-то зашушукались, а практически на подходе к месту назначения меня окликнул звонкий девичий голос.
Ни одна тварь не приблизится к человеческому жилищу. В деревне все дома освящённые и увешанные оберегами, да и без них запах человеческого жилья нечисти не нравится. Вот запах тёплой человеческой крови – вполне, а запах дома они ой как не любят.
Только одна тварь безбоязненно может войти в деревню. Человек. Или что-то, что когда-то им было…
Вспомнив карту боёв в этом районе, я едва не застонал от злости и обиды: догадка всё укреплялась и укреплялась. Два года назад, когда мы уже гнали некросов обратно к их логову, по крохам вырывая у них и исцеляя родную землю, в этих местах, чуть севернее, шли тяжелейшие бои у речки Орьки. Я в то время был на южном фронте; туда бросили самого Черепа с его отморозками, и огневики вроде меня были на вес золота, даже на телепорты не скупились – уж больно нас прижали. А здесь всё было достаточно обычно.
Десяток лет назад, когда я только начинал свою службу после окончания ГУБМ, к некромантам я относился вполне спокойно; у нас была целая кафедра, занимавшаяся этим разделом магии. Вроде, нормальные ребята. А сейчас, после войны, которую мы, хвала богам, выиграли, пусть и с огромными потерями, едва ли найдётся во всей стране человек, относящийся к ним с симпатией. Так что моим коллегам с Мёртвой кафедры не позавидуешь. Если уж даже я инстинктивно испытываю отвращение при упоминании одного только названия этого направления!
Наверное, просто не надо пускать некросов к власти. Власть развращает; и если большинство других магов и обычных людей, дорвавшись до нее, могут удариться во всяческие излишества и удовлетворение собственных маленьких жадных желаний, то некроманты жаждут лишь одного – ещё большей власти. Видимо, иллюзия владычества над смертью окончательно сносит им мозги. А уж когда некросы захватили власть в целом государстве…
Уже тогда находились умные люди, которые предсказывали большие проблемы в связи с подобной сменой власти в Домании. Даже начали предприниматься меры по борьбе: велась разведка, теоретики глаз не смыкали. Только, видимо, недостаточно старались.
С некромантами, способными поднять всех мёртвых солдат в виде нежити, очень трудно бороться. Хорошо действует магия огня, неплохо – магия воды, чуть хуже земля, а от воздуха, как правило, толку мало. А убить опытного некроманта и вовсе дело трудное. С тем же Черепом, одним из доманских генералов, еле справились. Его раз восемь убивали, а уж сколько провалившихся покушений было – не сосчитать! Только нежить она и есть нежить, а если настолько высокого уровня – вовсе страшно.
Но самое страшное не бои. Самое страшное - видеть следы войны, следы деятельности этих тварей, которых людьми-то назвать язык не поворачивается. Истощённую землю, мёртвые деревни; некросы почти не брали живых пленных. Зачем, если убитого потенциального врага можно поднять в виде своего же солдата? А ещё – самопроизвольное поднятие нежити поблизости от мест крупных боёв, затаившиеся потерявшие хозяев не-мёртвые… Даже не хочется думать, сколько лет мы будем выколупывать из лесов и болот всех этих тварей!
По этой причине и вышел приказ за номером 217 «О возвращении боевых офицеров». По которому не демобилизовавшимся офицерам полагается год отпуска – при условии, что добираться домой они будут на попутках и своим ходом, по примерно заданному маршруту. Чтобы хоть немного проредить поголовье оставшихся от войны тварей; всё потом легче будет. А то когда ещё связь опять наладится со всеми деревеньками и сёлами, чтобы можно было оперативно реагировать!
С этими мрачными мыслями я дошёл до места преступления. И обомлел.
Мать честная!
- И что, все остальные тела были найдены подобным образом? – я, медленно зверея, мрачно воззрился на сопровождающего меня призрака. Тот почуял неладное, но верно определить источник опасности не смог, поэтому начал говорить по существу, сверля меня настороженным взглядом.
- Ну да, товарищ офицер. Истинный крест – так! Ну, кроме первых трёх, зверушек да бабки Нюхи… А что случилось?
- Что случилось?! – рявкнул я. – Да тебя за такой доклад обстановки расстрелять надо! С последующим принудительным развоплощением! Ты вообще, часом, не вредитель, мил человек? – от злости я не кричал, а издавал хриплое шипение. Бедный призрак шарахнулся, испуганно сжался и мелко-мелко тряс головой. Мысленно досчитав до пяти, я решил отпустить перепуганного мужика, пока он меня до греха не довёл. – Пшёл вон! – сквозь зубы процедил я, и призрак с радостью ретировался, от волнения срезав путь сквозь забор.
Ох уж эти мне гражданские! Я всё понимаю, да, человек невоенный, без образования. Да, он не должен замечать обрывки ауры и следы заклинаний, не должен знать специфическую терминологию и уметь отличать упыря от вампира. Но, мать вашу, как можно, имея в наличии глаза, вот это назвать «нет следов»?!
Кровь была везде. На траве, на стенах дома, на заборе… Мелкие брызги и капли, местами сложившиеся уже в потёки, среди которых угадывались вполне чёткие очертания букв сакрического алфавита. Выбеленный и совершенно чистый скелет лежал посередине, ничком, раскинув руки и ноги в символе косого креста.
Я ещё раз непечатно выругался и приступил к осмотру.
- Как интересно, - через пару минут раздалось из тени под забором. – Признайся, ты ведь сперва подумал, что это какие-то лесные твари шалят, а?
- С таким объяснением? Удивительно, что я не предположил массового самоубийства, - мрачно пробормотал я. – Наверное, от этого меня предостерегла смерть козлёнка.
- Да ладно, не горячись, - он хихикнул. – Он же мёртвый, да ещё и гражданский. Какие-нибудь идеи есть?
- Есть, - я вздохнул, присаживаясь на корточки рядом со скелетом и внимательно его разглядывая. И уже сердясь на себя за то, что нарычал на призрака. Тень прав, какой с него спрос! – Но они мне не нравятся.
- Ещё бы нравилось! Семь трупов с перерывом на зиму, да ещё шесть из них ритуальные!
- Ага. Только сожрал он их отнюдь не ритуально, - задумчиво откликнулся я и выпрямился. – Но надо же было ляпнуть – «нет следов»! – успокоиться толком всё никак не получалось. – А что, по его мнению, означает присутствие следов? И после этого меня называют солдафоном. Вот как с ними по-другому?
- Он по-своему логичен. Отпечатков обуви или лап действительно нет, - хмыкнул Тень, улучив момент и перебравшись уже ко мне под сапог. – Оставь его в покое, лучше скажи, что ты придумал?
Мне часто кажется, что единственный мотив, удерживающий это существо в моей компании, любопытство. Любопытен он порой до крайности, и ведётся на простейшие шутки, как ребёнок. А если долго не рассказывать ему чего-то, что он пытается узнать, становится нетерпелив, капризен и очень суетлив. Хотя причинить мне в отместку вред не пытался ещё ни разу, если он вообще такое умеет. Но что-то подсказывает мне, при желании это существо может очень многое, хотя за время нашего знакомства максимум, что он делал, помимо болтовни и брожения из тени в Тень, так это разведка. И то, если ему самому любопытно. Но в подобных случаях он просто незаменим: засечь в тени Тень не способна никакая магия.
- Если бы я был азартным человеком, я был бы готов поставить своё жалованье на то, что это псарня. Я понимаю, название незнакомое, но ты же знаешь, я не буду сейчас тратить время на получасовую лекцию. Если это действительно оно, вдоволь налюбуешься, надоест ещё.
- Утешь меня и скажи, что ты справишься.
- Если это действительно псарня, я бы лучше вызвал подмогу. Но откуда её возьмёшь в это время в этой глуши? – я вздохнул. – Тем более, медлить не стоит. Сейчас допросим горе-осведомителя, и окончательно определимся с диагнозом.
Я вышел из двора на улицу, несколько секунд постоял в задумчивости. Потом махнул рукой и достал папиросу. Помял в пальцах, прикурил.
Даже учитывая, что медлить не стоило, спешить мне тоже не хотелось. И так устал как… собака. А тут ещё – никак в порядке компенсации за испорченный сон! – впервые за столько времени показывают голубое небо.
Наша планета – она живая. Сколько об этом говорят, сколько об этом поют, но почему-то до многих упорно не доходит. И земля наша – живая. Самые лучшие в мире края… Наверное, потому, что Родина.
Миф, что некроманты и вся нежить поголовно боятся солнца. Примерно треть – просто не любит, а боятся и вовсе единицы. Но почти вся нежить не любит холода и влажности: почему-то именно при такой погоде им труднее всего функционировать, нарушаются какие-то связи в поддерживающих заклинаниях. И я вот так сходу не вспомню за всю войну ни одного солнечного тёплого дня на фронте. Наверное, сама земля испытывала отвращение к не-живым тварям, помогая по мере сил.
А ещё я очень хотел бы посмотреть на лица проклятых некросов, когда они увидели, что эта земля не так-то просто отпускает покойников, и на их призывы откликаются хорошо если каждый третий! Да и люди, намеренно убитые, поднимались далеко не всегда. Мы и сами такие истории первое время принимали за байки и сказки, пока не были получены письменные свидетельства – переписка и доклады доманских офицеров.
Неторопливо куря и наслаждаясь коротким отдыхом, я внимательно прислушивался к окружающей жизни. Если это псарня, доказательства найти достаточно просто.
На соседнем заборе заливисто кукарекал петух, ему вторил ещё один с противоположной стороны улицы, и другие товарищи – дальше. Я с наслаждением прищурился на солнце, показавшееся в проёме между домами сквозь листья деревьев. Судя по всему, здесь уже была самая околица, и за теми домами в конце улицы начиналось поле.
Деревенские давно проснулись, и сейчас спешили по своим делам. Приличное стадо коров, голов в тридцать, гнали к водопою два босоногих чумазых мальчишки лет тринадцати, с гиканьем и хохотом. Как им только удалось сохранить скотину в войну?
На завалинке одного из ближайших домов сидели три совсем уж древние старушки, а на подоконнике открытого окна над ними неторопливо вылизывалась кошка. Я рассеянно улыбнулся двум проходящим мимо девушкам в красных платках; они кокетливо опустили очи долу, прошли мимо и через несколько секунд зашушукались, хихикая и оглядываясь.
Лишь одна мелочь выбивалась из общей пасторальной картины живого рабочего утра уютной деревушки. Не было звонкого собачьего лая. У мальчишек-пастухов не путалась под ногами мелкая прикормленная дворняга, не бежал рядом серьёзный пёс-овчар. Никто не крутился возле занятого своей работой мясника. Вернее, нет, крутились; три крупных кошака сидели в рядочек несколько в отдалении и делали вид, что они совершенно случайно проходили мимо, а вот тут вдруг вздумалось посидеть и отдохнуть.
В деревне не было ни одной собаки. И сразу становилась понятна наглость и даже какая-то демонстративность смертей, и зажиточность местных, и живые коровы. Противно только становилось. Гадко. Но это потом.
Я бросил окурок в подсыхающую грязь под ногами, придавил его каблуком и, заложив большие пальцы за ремень, без особой спешки отправился обратно на постоялый двор. Предстоял неприятный разговор, и очень хотелось оттянуть его начало. Только сколько верёвочка ни вейся…
- Мне кажется, или ты действительно настолько сильно боишься этой твари? - поинтересовались снизу, очевидно, заметив моё нежелание куда-либо идти.
- Не настолько, - я поморщился. – Сейчас ты сам всё поймёшь.
Он решил оставить меня в покое и замолчал. Насколько я успел заметить, при всём его любопытстве, Тень предпочитал наблюдать за естественным ходом событий, относясь к происходящему как к интересному спектаклю и стараясь не забегать вперёд.
Я поднялся на две ступени по дощатому крыльцу к настежь распахнутой двери, оббил у порога грязь с обуви и вошёл. Хозяин обретался за старомодной деревянной стойкой и что-то аккуратно писал в толстую амбарную книгу.
- А скажи-ка, мил человек, где у вас все собаки? – с порога поинтересовался я. Призрак вздрогнул от неожиданности, внимательно посмотрел на меня, но не нашёл никаких признаков недовольства и расплылся в улыбке.
- Так говорю я, зима лютая была, волки их всех порвали.
- Так вот прям всех и порвали? – я удивлённо вскинул бровь.
- Всех подчистую, нечисть проклятая! – он замахнулся сотворить крёстное знамение, но передумал. – Да их и было-то семь штук да хромой Жулик, вот его первого и пожрали.
Я несколько секунд рассеянно разглядывал хозяина, после чего прошёл к стойке и присел.
- Какая неприятность. Очень я собак люблю, - я покачал головой.
- Да кто ж их не любит? – тут же подхватил призрак. – Уж так тоскливо без них, так тоскливо!
- Да, - я кивнул и замолчал. – А папирос у вас не будет? А то у меня всё что было - кончилось.
- Откуда? – он развёл руками. – Только если самосад поспрошать, авось и есть у кого.
- Обидно, - я вновь вздохнул. Потом всё-таки взял себя в руки и с нескрываемым уже отвращением посмотрел на мужика. – Кто?
- Не понял? – искренне опешил он. – Вы о чем, товарищ гвардии обермастер? – засуетился призрак.
- Я спрашиваю, кто. Кто в обмен на спокойствие отдал всех собак некросам и дал место под ритуал памяти? – опять получилось злобное шипение. От моей ярости затлел ближайший уголок амбарной книги. Я раздражённо прихлопнул его ладонью. – Я не уполномочен наказывать за измену, я просто доложу командованию. Но эту тварь я должен поймать, а без поводка это будет очень трудно. Последний раз спрашиваю, кто это сделал?!
- К-как-кой рит-туал? – прозаикался побледневший и ставший совершенно прозрачным призрак. – Не было никакого ритуала, честное слово! Да нежели бы мы позволили этим безбожникам ритуалы их проводить? – он опять перекрестился и теперь уже сам надсадно закашлялся от пошедшего густого дыма.
- Твою мать! – не выдержал я. - Собак кто предложил некросам отдать?!
- Так собак это… собак Нулька, старостина жена предложила. Дескать, они тогда ни скотину, ни дома не тронут. Ведь не тронули же!
- Идиоты, - простонал я одновременно с расположившимся под столом Тенью. – Не тронули! А деревенские так просто что ли мрут?! Сами по себе? И сами же себя до костей обгладывают?! Где живёт эта… женщина, - я удержал рвущееся с языка куда менее лестное слово. – И когда это было?
- Так почитай как к нам некросы проклятые пришли, - мужик, кажется, понял, что сегодня его развоплощать не будут, зол я не на него, и несколько успокоился, даже уплотнился до своего обычного состояния. – А Нулька в старостином доме живёт, вместе с дитями, двое у них мальчишек. А староста, Самон, как о войне объявили, так сразу на фронт и подался. Без вести пропал, так и не знаем, что с ним.
Я выскочил на улицу. Собак было восемь. А жертв пока ещё только семь. И что-то подсказывает мне, долго тянуть эта дрянь не будет, тем более если поводок – старостина жена, а в доме есть дети.
До дома пропавшего без вести старосты я добирался бегом: всё-таки, выдержки не хватило. Интересно, что бы сказал этот Самон, ушедший воевать, узнай он о поступке жены? Наверное, к лучшему, что он скорее всего погиб.
Тень всю дорогу помалкивал; не из солидарности, просто не хотел портить себе впечатление.
Деревенские провожали меня полными недоумения взглядами. Уже виденные бабки о чём-то зашушукались, а практически на подходе к месту назначения меня окликнул звонкий девичий голос.
