Наверное, способствовало этому то, что женщинами Рубио де Рей не интересовался вовсе и светские события посещал исключительно редко, только когда на них присутствовал король и отвертеться от приглашения не удавалось.
Ещё до начала бала было очевидно, что разговор с советником состоится. И пусть предсказать его ход никто не мог, но сходились в одном: не пристало королю искать общества подданных самостоятельно, он должен снисходить к просьбам. Особенно с такими людьми.
И Рубио де Рей не разочаровал, подошёл сам, и сам же завёл разговор о том, насколько его беспокоят тяжёлые для страны последствия отгремевшей войны. Эта на первый взгляд острая тема была самым безопасным из политических вопросов: все единодушно соглашались, что проблем много и их нужно решать, а до конкретных предложений и видения, как именно, в таких разговорах обычно и не доходило.
Советник польстил командному гению высшего офицерского состава, который позволил в сложных обстоятельствах одержать победу над сильным врагом, потом скромно попросил разрешения представить королю свои предложения по вопросу восстановления страны и видение общей картины. Рауль согласился, что это может быть полезно, и велел подготовить отчёт к завтрашнему вечеру.
— Будет исполнено, ваше величество, — всё ещё королевский советник вежливо склонил голову. — Разрешите задать вопрос? — продолжил он и, дождавшись кивка, проговорил: — Я могу надеяться сохранить своё место?
Этого вопроса Рауль ждал от собеседника, и наверняка тот подошёл именно ради него, так что ответ был готов заранее. И ответ, и пауза перед ним, и сомнение в голосе — простые и не такие уж сложные правила игры, которые легко соблюдать, если однажды уже понял: Рауль знал, что нужно Сальвадору, тот понимал, что Рауль знает, но оба вели этот светский разговор, демонстрируя собеседнику спокойствие, владение ситуацией и готовность сотрудничать на выгодных для себя условиях.
— Это будет зависеть от завтрашнего разговора.
В конце концов, разбрасываться опытными людьми глупо, вдруг Хорхе так ничего и не накопает и окажется, что Сальвадор Рубио де Рей просто любит свою службу?
Советник поблагодарил, попросил разрешения покинуть праздник, чтобы подготовиться к завтрашнему разговору лучше, и Браво де Кастильо не видел причин отказывать ему в этом. Обсуждать здесь и сейчас им было нечего, говорить с кем-то ещё Рубио де Рей, видимо, не хотел, так зачем задерживать человека?
Кое-кто, впрочем, попытался. Чуи, дождавшись, пока Сальвадор оставит общество короля, буквально бросился торопящемуся прочь гостю под ноги, так что тому невольно пришлось остановиться и даже отшатнуться, когда шут, встав на руки, захлопал подошвами сапог друг о друга.
— А вот и наш самый вёрткий из родовитых, самый скользкий из придворных, самый флюгероподобный из постоянных! — возвестил он, кульбитом вернулся на ноги и состроил умильную рожицу, от которой неподготовленных людей передёргивало, а иных впечатлительных девиц и вовсе приходилось приводить в чувство нюхательной солью. Сальвадор Рубио де Рей же не повёл и бровью, наблюдая за кривляньями со скучающим вежливым интересом. — Поделитесь рецептом незыблемости, советник! На чём цемент ставите? Кровь девственниц добавляете?
— Многоуважаемый Чуи, вы, кажется, потеряли где-то половину себя: был дурак, остался полудурок. Целый дурак вряд ли мог придумать такую несусветную глупость и предложить более неустойчивую и бесполезную субстанцию.
— Ну вы-то, надеюсь, целы? Не утратили в бою с нашим бравым королём лучшую часть себя?
— Я бы с удовольствием продолжил этот занимательный диалог, но увы, сейчас мне придётся лишить себя дивного общества. Попробуйте попрактиковаться, например, на его величестве, ему возможно будет интересно с вами познакомиться. Или развлекитесь с кем-нибудь из молодёжи. Всего доброго. — Рубио де Рей коротко склонил голову в знак уважения и решительно обошёл шута.
Удерживать советника вновь тот не стал — пикировки с ним были интересны и доставляли удовольствие, но в таком настроении бессмысленны. Чуи ясно дали понять, что обсуждать с ним короля не собираются ни сейчас, ни в ближайшем будущем, и намерены решать собственные задачи на основе собственного плана. А значит, тратить время на советника было глупо и стоило поискать других интересных лиц. Стараясь, конечно, избегать короля и его соратников, чтобы не дай Близнецы не задались вопросом, зачем вообще во дворце нужен шут.
Остаток вечера прошёл исключительно спокойно, на чей-то взгляд — даже слишком скучно. Скептики и хулители «жестокого тирана» были разочарованы, редкий камерный вечер в каком-нибудь из модных салонов проходил с меньшим треском, и пришлось говорить уже об ужасных солдафонах и том, что весь двор скоро станет ходить строем. Но путной страшилки из этого не вышло: слишком велико было ожидание кровавой расправы, и её отсутствие оставило смешанный осадок облегчения, обиды и разочарования, поэтому бояться по ещё менее значительным поводам мало у кого получалось.
Венценосная чета оставила подданных за час до полуночи. Альба к тому времени успела от души натанцеваться и устать, так что с воодушевлением приняла предложение оставить гостей веселиться дальше.
Которое, однако, заметно сдулось, когда зал остался позади, и они в сопровождении небольшой молчаливой свиты направились в покои. Альба вспомнила подзабытое за танцами обстоятельство, что сегодня день её свадьбы, и теперь ей предстоит закономерное завершение обряда — брачная ночь.
И хотя она прекрасно понимала, что по сути ничего страшного в этом нет, её муж — мужчина опытный и явно не склонный к каким-то гадостям, всё равно с каждым шагом становилось всё больше не по себе и всё сильнее холодели руки от волнения. Да, он привлекателен, и первый и единственный поцелуй в церкви она вспоминала со сладким трепетом, но… как же так? Вот этот вот посторонний малознакомый мужчина увидит её обнажённой, будет трогать и.. всё остальное?..
Всю дорогу Альбу качало от любопытства и тревожного предвкушения к страху и малодушному желанию запереться в комнате и подпереть дверь чем-то тяжёлым, а если вдруг муж попытается её открыть, то непременно кричать и звать на помощь, и пусть только попробует не остановиться! И к концу дороги её до того раскачало, что едва держали ноги. А когда свита у двери в покои раскланялась и супруг своей рукой открыл дверь, пропуская Альбу внутрь, она сделала шаг, но тут же от неожиданности отпрянула назад, лишь чудом не вскрикнув. Налетев на идущего следом генерала, а когда тот машинально поймал её за талию и на мгновение прижал к себе, — испугалась ещё больше и отшатнулась уже от него.
— Бруно, ты бы ещё из-за угла выскочил, — неодобрительно выговорил Рауль причине испуга, выпустив жену, но проводив её насторожённым взглядом — не упала бы всё-таки, а то она как-то подозрительно вновь побледнела.
— Виноват, дон Рауль! — браво гаркнул тот, отчего Альба снова дёрнулась. Здоровяк в скучной, тёмно-серой военной форме был ростом с генерала и по меньшей мере вдвое крупнее. Седой, грузный, с густыми усами и непонятного цвета глазами, полуприкрытыми набрякшими веками и тенью от кустистых бровей, он походил на старого матёрого медведя и откровенно пугал.
Но, видимо, только Альбу, потому что Чита, замеченная ею погодя, откровенно потешалась в стороне, а кормилица глядела на свою воспитанницу с тревогой и сочувствием, явно не опасаясь незнакомца.
— Ваше величество, помните, мы говорили про окружение? Не беспокойтесь, это вот оно, — обратился Рауль к юной королеве. — Бруно на первый взгляд впечатляет, но ему можно доверять. Он мой ординарец, считайте камердинер. Ещё есть его помощник Николас, шустрый парень, которого вечно нет под рукой, и адъютант Флавио, вы его видели, — перечислил он, сглаживая неловкость и стараясь немного успокоить разволновавшуюся супругу. — Бруно?
— А! Виноват! Рад служить, ваше величество, — поклонился он.
— Очень приятно, — сумела ответить Альба на удивление ровно, с тем спокойствием, которого не испытывала.
Повинуясь какому-то неуловимому жесту командира, ординарец, вновь поклонившись, молча скрылся за дверью на мужскую половину. Только после этого Рауль обернулся к жене, с коротким поклоном поцеловал её руку и проговорил мягко:
— Доброй ночи, ваше величество.
Альба едва нашла в себе силы кивнуть — в сказанном ей послышалась нешуточная угроза или даже издёвка.
— Пойдём, милая, — кормилица сообразительно подхватила воспитанницу под локоть и увлекла к нужной двери, следом, бросив назад исполненный любопытства взгляд, юркнула служанка.
После этого Рауль на несколько секунд выглянул, чтобы переговорить с караульным, стоящим в декоративной нише чуть в стороне, и только потом прошёл в покои. В общей гостиной повисла тишина.
— Ох, Альбитта, милая, как же я рада, что тебе достался такой замечательный муж! — ворковала Паула, пока они с дочерью в четыре руки сноровисто снимали с королевы платье. — То есть его-то я знать не могу, — одёрнула она себя, — но по этому его слуге можно судить верно, хороший человек, не лжёт молва. Этот впрямь не обидит, будешь за ним как за каменной стеной…
— Кстати, о слугах, — опомнилась Альба и попыталась отвлечь себя от переживаний. — Чита, присмотрись к горничным здесь, в Большом дворце. Мне нужна свита, а по служанкам…
— И то правда! — подхватила Паула. — Верно говоришь, милая, это ты славно придумала. Я и сама пригляжусь, и Читу научу, как правильно.
— Ой ладно, я и сама прекрасно справлюсь! — отмахнулась та.
— Поговори ещё, — попеняла ей мать. — Ну да это мы после решим. Пойдём, Альбитта, у нас уж всё готово, отдохнёшь в ванне с твоим любимым жасминовым маслом, а я пока причешу тебя, будешь красавица…
Именно сейчас Альба совершенно не хотела быть красавицей, она бы предпочла тишину собственной любимой комнаты в Малом дворце. Но оставалось молчать и терпеть, тревожно поглядывая на дверь в смежную ванну. Мерещилось ей или правда оттуда слышался шум воды? Её супруг наверняка тоже решил освежиться после долгого напряжённого дня, но настолько ли тонкой была дверь?..
Что она ясно видела, так это незапертую задвижку, и вид этот заставлял едва ли не трястись от волнения. Чудилось, что распахнётся дверь и муж явится исполнять супружеский долг вот прямо сейчас. И она тогда, наверное, на месте умрёт от стыда или разобьёт о его голову тот низкий стульчик, на котором сейчас сидит Пуппа...
Конечно, в ванную никто не вломился. Безо всякой спешки, мурлыча себе под нос народные свадебные песни, Паула долго и тщательно расчёсывала длинные шелковистые волосы воспитанницы, потом они с Читой в четыре руки помогли Альбе вымыться так, чтобы не намочить волосы. Потом, также в четыре руки, нанесли на кожу драгоценный косметический эликсир с нежным цветочным запахом…
Всё это было привычно и обычно не вызывало никаких переживаний. Обычно она наслаждалась запахами и ощущениями, болтала без умолку, расспрашивала о чём-то кормилицу, спорила с Читой, а сейчас — тряслась. Верная горничная поглядывала на свою госпожу озадаченно, а кормилица — с пониманием и теплотой. А когда в спальне одела Альбу в тончайшую ночную сорочку из нежного шёлка с шёлковыми кружевами, не удержалась от умильного вздоха.
— Какая ты у нас всё же красавица!
Новобрачная в ответ недовольно скривилась и ничего не сказала. Она вообще боялась открывать сейчас рот, потому что чувствовала, что наговорит такого… Чудо вообще, что до сих пор не наговорила, а умудрялась сдерживаться! Хотелось разбить фиалы с притираниями и маслами, закатить безобразную истерику, запереть все двери и потребовать прекратить всё это.
Но Альба молчала. И от понимания, что ничему этим не поможет, и — от предвкушения, пусть не хотела признаваться в этом самой себе. Если бы не любопытство и тот единственный поцелуй, никакие рациональные соображения её бы не остановили, а сейчас…
— Не бойся, Альбитта. Твой муж — хороший человек, он тебя не обидит. Доверься ему!
Паула осторожно, кончиками пальцев обняла её лицо, вынудила наклонить голову и поцеловала в лоб, после чего осенила воспитанницу крёстным знамением, поклонилась распятию на стене, поцеловала нательный крест и выскользнула прочь из спальни, тихим шипением понукая дочь.
И Альба осталась одна стоять посреди сумрачной спальни, освещённой несколькими канделябрами. Пламя свечей мерцало и трепетало, и девушка на мгновение ощутила своё родство с ним: дунешь — не станет. Она не знала, кто так расстарался и зачем принёс живой огонь, но последнее сравнение разозлило. Сравнение, и какая-то особенно тревожная атмосфера, которую создавали тёплые огоньки.
— Вот ещё! — тихо шикнула она и топнула ногой. — Не хочу!
Решительно подошла к стене, где при входе в комнату к потолку тянулась пара длинных витых шнурков — один совмещал половинки артефактов в хрустальной люстре и заставлял их светиться, а второй — размыкал. Комнату залил яркий свет, и Альба задула свечи. Проводила взглядом тонкие белые дымки, протянувшиеся к потолку, покосилась на дверь в смежную спальню.
Хороший человек или нет, а посещать супругу генерал явно не спешил.
Пытаясь успокоиться, Альба подошла к занявшей дальний угол этажерке с любимыми куклами. Расправила локоны, пышные юбки. Современные и старинные, в богатых платьях разных эпох, классические и необычные, в древних народных нарядах ближних и дальних земель. Иные выглядели словно дети, с мягкими чертами округлых фарфоровых личиков, другие — скорее как статуэтки взрослых девушек. Игрушками они никогда не были — произведения искусства, и хотя маленькой принцессе никто не запрещал с ними играть, за всё своё детство она разбила только одну. Это была страшная трагедия, и отец потом принёс точно такую же, сказав, что кукольный доктор её вылечил. Альба не стала спорить, но не поверила: кукла была другой. С тех пор она попросту опасалась брать хрупкую красоту в руки, лишь изредка устраивала с ними чаепития.
Обычно вид фарфоровых подружек успокаивал, но не сегодня. Сейчас взгляды цветных стеклянных или вовсе драгоценных глаз злили, казались насмешливыми.
Альба отвернулась от них и подошла к зеркалу, осмотрела своё отражение. Немного покрасовалась, встряхнула волосами, потом в негодовании дёрнула головой и отошла в сторону. Она красива, она прекрасно это знала, и некуда больше прихорашиваться! Он обязан восхититься ею и так!
Злясь на собственное волнение и ожидание, Альба плюхнулась на край кровати. Та мягко спружинила, и юная королева, пока никто не видел, несколько раз невысоко подпрыгнула. Потом дёрнулась и испуганно замерла, когда от двери послышался шорох. Мгновение, другое — та оставалась запертой.
Несколько секунд Альба пристально всматривалась в ручку двери, ожидая, что она двинется, но так и не дождалась. Опять решительно встала, сделала несколько шагов ко входу в соседнюю комнату. Замерла, вновь отступила к постели, постояла и со второй попытки решительно подошла к двери, даже взялась за ручку. Но всего через мгновение отдёрнула ладонь и отшатнулось — показалось, что начищенная медь дёрнулась под пальцами.
Показалось. Негодующе закусив губу, Альба решительно прижалась к двери ухом, но с той стороны царила тишина.
Ещё до начала бала было очевидно, что разговор с советником состоится. И пусть предсказать его ход никто не мог, но сходились в одном: не пристало королю искать общества подданных самостоятельно, он должен снисходить к просьбам. Особенно с такими людьми.
И Рубио де Рей не разочаровал, подошёл сам, и сам же завёл разговор о том, насколько его беспокоят тяжёлые для страны последствия отгремевшей войны. Эта на первый взгляд острая тема была самым безопасным из политических вопросов: все единодушно соглашались, что проблем много и их нужно решать, а до конкретных предложений и видения, как именно, в таких разговорах обычно и не доходило.
Советник польстил командному гению высшего офицерского состава, который позволил в сложных обстоятельствах одержать победу над сильным врагом, потом скромно попросил разрешения представить королю свои предложения по вопросу восстановления страны и видение общей картины. Рауль согласился, что это может быть полезно, и велел подготовить отчёт к завтрашнему вечеру.
— Будет исполнено, ваше величество, — всё ещё королевский советник вежливо склонил голову. — Разрешите задать вопрос? — продолжил он и, дождавшись кивка, проговорил: — Я могу надеяться сохранить своё место?
Этого вопроса Рауль ждал от собеседника, и наверняка тот подошёл именно ради него, так что ответ был готов заранее. И ответ, и пауза перед ним, и сомнение в голосе — простые и не такие уж сложные правила игры, которые легко соблюдать, если однажды уже понял: Рауль знал, что нужно Сальвадору, тот понимал, что Рауль знает, но оба вели этот светский разговор, демонстрируя собеседнику спокойствие, владение ситуацией и готовность сотрудничать на выгодных для себя условиях.
— Это будет зависеть от завтрашнего разговора.
В конце концов, разбрасываться опытными людьми глупо, вдруг Хорхе так ничего и не накопает и окажется, что Сальвадор Рубио де Рей просто любит свою службу?
Прода от 14.10.2021, 21:34
Советник поблагодарил, попросил разрешения покинуть праздник, чтобы подготовиться к завтрашнему разговору лучше, и Браво де Кастильо не видел причин отказывать ему в этом. Обсуждать здесь и сейчас им было нечего, говорить с кем-то ещё Рубио де Рей, видимо, не хотел, так зачем задерживать человека?
Кое-кто, впрочем, попытался. Чуи, дождавшись, пока Сальвадор оставит общество короля, буквально бросился торопящемуся прочь гостю под ноги, так что тому невольно пришлось остановиться и даже отшатнуться, когда шут, встав на руки, захлопал подошвами сапог друг о друга.
— А вот и наш самый вёрткий из родовитых, самый скользкий из придворных, самый флюгероподобный из постоянных! — возвестил он, кульбитом вернулся на ноги и состроил умильную рожицу, от которой неподготовленных людей передёргивало, а иных впечатлительных девиц и вовсе приходилось приводить в чувство нюхательной солью. Сальвадор Рубио де Рей же не повёл и бровью, наблюдая за кривляньями со скучающим вежливым интересом. — Поделитесь рецептом незыблемости, советник! На чём цемент ставите? Кровь девственниц добавляете?
— Многоуважаемый Чуи, вы, кажется, потеряли где-то половину себя: был дурак, остался полудурок. Целый дурак вряд ли мог придумать такую несусветную глупость и предложить более неустойчивую и бесполезную субстанцию.
— Ну вы-то, надеюсь, целы? Не утратили в бою с нашим бравым королём лучшую часть себя?
— Я бы с удовольствием продолжил этот занимательный диалог, но увы, сейчас мне придётся лишить себя дивного общества. Попробуйте попрактиковаться, например, на его величестве, ему возможно будет интересно с вами познакомиться. Или развлекитесь с кем-нибудь из молодёжи. Всего доброго. — Рубио де Рей коротко склонил голову в знак уважения и решительно обошёл шута.
Удерживать советника вновь тот не стал — пикировки с ним были интересны и доставляли удовольствие, но в таком настроении бессмысленны. Чуи ясно дали понять, что обсуждать с ним короля не собираются ни сейчас, ни в ближайшем будущем, и намерены решать собственные задачи на основе собственного плана. А значит, тратить время на советника было глупо и стоило поискать других интересных лиц. Стараясь, конечно, избегать короля и его соратников, чтобы не дай Близнецы не задались вопросом, зачем вообще во дворце нужен шут.
Остаток вечера прошёл исключительно спокойно, на чей-то взгляд — даже слишком скучно. Скептики и хулители «жестокого тирана» были разочарованы, редкий камерный вечер в каком-нибудь из модных салонов проходил с меньшим треском, и пришлось говорить уже об ужасных солдафонах и том, что весь двор скоро станет ходить строем. Но путной страшилки из этого не вышло: слишком велико было ожидание кровавой расправы, и её отсутствие оставило смешанный осадок облегчения, обиды и разочарования, поэтому бояться по ещё менее значительным поводам мало у кого получалось.
Венценосная чета оставила подданных за час до полуночи. Альба к тому времени успела от души натанцеваться и устать, так что с воодушевлением приняла предложение оставить гостей веселиться дальше.
Которое, однако, заметно сдулось, когда зал остался позади, и они в сопровождении небольшой молчаливой свиты направились в покои. Альба вспомнила подзабытое за танцами обстоятельство, что сегодня день её свадьбы, и теперь ей предстоит закономерное завершение обряда — брачная ночь.
И хотя она прекрасно понимала, что по сути ничего страшного в этом нет, её муж — мужчина опытный и явно не склонный к каким-то гадостям, всё равно с каждым шагом становилось всё больше не по себе и всё сильнее холодели руки от волнения. Да, он привлекателен, и первый и единственный поцелуй в церкви она вспоминала со сладким трепетом, но… как же так? Вот этот вот посторонний малознакомый мужчина увидит её обнажённой, будет трогать и.. всё остальное?..
Всю дорогу Альбу качало от любопытства и тревожного предвкушения к страху и малодушному желанию запереться в комнате и подпереть дверь чем-то тяжёлым, а если вдруг муж попытается её открыть, то непременно кричать и звать на помощь, и пусть только попробует не остановиться! И к концу дороги её до того раскачало, что едва держали ноги. А когда свита у двери в покои раскланялась и супруг своей рукой открыл дверь, пропуская Альбу внутрь, она сделала шаг, но тут же от неожиданности отпрянула назад, лишь чудом не вскрикнув. Налетев на идущего следом генерала, а когда тот машинально поймал её за талию и на мгновение прижал к себе, — испугалась ещё больше и отшатнулась уже от него.
— Бруно, ты бы ещё из-за угла выскочил, — неодобрительно выговорил Рауль причине испуга, выпустив жену, но проводив её насторожённым взглядом — не упала бы всё-таки, а то она как-то подозрительно вновь побледнела.
— Виноват, дон Рауль! — браво гаркнул тот, отчего Альба снова дёрнулась. Здоровяк в скучной, тёмно-серой военной форме был ростом с генерала и по меньшей мере вдвое крупнее. Седой, грузный, с густыми усами и непонятного цвета глазами, полуприкрытыми набрякшими веками и тенью от кустистых бровей, он походил на старого матёрого медведя и откровенно пугал.
Но, видимо, только Альбу, потому что Чита, замеченная ею погодя, откровенно потешалась в стороне, а кормилица глядела на свою воспитанницу с тревогой и сочувствием, явно не опасаясь незнакомца.
— Ваше величество, помните, мы говорили про окружение? Не беспокойтесь, это вот оно, — обратился Рауль к юной королеве. — Бруно на первый взгляд впечатляет, но ему можно доверять. Он мой ординарец, считайте камердинер. Ещё есть его помощник Николас, шустрый парень, которого вечно нет под рукой, и адъютант Флавио, вы его видели, — перечислил он, сглаживая неловкость и стараясь немного успокоить разволновавшуюся супругу. — Бруно?
— А! Виноват! Рад служить, ваше величество, — поклонился он.
— Очень приятно, — сумела ответить Альба на удивление ровно, с тем спокойствием, которого не испытывала.
Повинуясь какому-то неуловимому жесту командира, ординарец, вновь поклонившись, молча скрылся за дверью на мужскую половину. Только после этого Рауль обернулся к жене, с коротким поклоном поцеловал её руку и проговорил мягко:
— Доброй ночи, ваше величество.
Альба едва нашла в себе силы кивнуть — в сказанном ей послышалась нешуточная угроза или даже издёвка.
— Пойдём, милая, — кормилица сообразительно подхватила воспитанницу под локоть и увлекла к нужной двери, следом, бросив назад исполненный любопытства взгляд, юркнула служанка.
После этого Рауль на несколько секунд выглянул, чтобы переговорить с караульным, стоящим в декоративной нише чуть в стороне, и только потом прошёл в покои. В общей гостиной повисла тишина.
— Ох, Альбитта, милая, как же я рада, что тебе достался такой замечательный муж! — ворковала Паула, пока они с дочерью в четыре руки сноровисто снимали с королевы платье. — То есть его-то я знать не могу, — одёрнула она себя, — но по этому его слуге можно судить верно, хороший человек, не лжёт молва. Этот впрямь не обидит, будешь за ним как за каменной стеной…
— Кстати, о слугах, — опомнилась Альба и попыталась отвлечь себя от переживаний. — Чита, присмотрись к горничным здесь, в Большом дворце. Мне нужна свита, а по служанкам…
— И то правда! — подхватила Паула. — Верно говоришь, милая, это ты славно придумала. Я и сама пригляжусь, и Читу научу, как правильно.
— Ой ладно, я и сама прекрасно справлюсь! — отмахнулась та.
— Поговори ещё, — попеняла ей мать. — Ну да это мы после решим. Пойдём, Альбитта, у нас уж всё готово, отдохнёшь в ванне с твоим любимым жасминовым маслом, а я пока причешу тебя, будешь красавица…
Прода от 18.10.2021, 20:39
Именно сейчас Альба совершенно не хотела быть красавицей, она бы предпочла тишину собственной любимой комнаты в Малом дворце. Но оставалось молчать и терпеть, тревожно поглядывая на дверь в смежную ванну. Мерещилось ей или правда оттуда слышался шум воды? Её супруг наверняка тоже решил освежиться после долгого напряжённого дня, но настолько ли тонкой была дверь?..
Что она ясно видела, так это незапертую задвижку, и вид этот заставлял едва ли не трястись от волнения. Чудилось, что распахнётся дверь и муж явится исполнять супружеский долг вот прямо сейчас. И она тогда, наверное, на месте умрёт от стыда или разобьёт о его голову тот низкий стульчик, на котором сейчас сидит Пуппа...
Конечно, в ванную никто не вломился. Безо всякой спешки, мурлыча себе под нос народные свадебные песни, Паула долго и тщательно расчёсывала длинные шелковистые волосы воспитанницы, потом они с Читой в четыре руки помогли Альбе вымыться так, чтобы не намочить волосы. Потом, также в четыре руки, нанесли на кожу драгоценный косметический эликсир с нежным цветочным запахом…
Всё это было привычно и обычно не вызывало никаких переживаний. Обычно она наслаждалась запахами и ощущениями, болтала без умолку, расспрашивала о чём-то кормилицу, спорила с Читой, а сейчас — тряслась. Верная горничная поглядывала на свою госпожу озадаченно, а кормилица — с пониманием и теплотой. А когда в спальне одела Альбу в тончайшую ночную сорочку из нежного шёлка с шёлковыми кружевами, не удержалась от умильного вздоха.
— Какая ты у нас всё же красавица!
Новобрачная в ответ недовольно скривилась и ничего не сказала. Она вообще боялась открывать сейчас рот, потому что чувствовала, что наговорит такого… Чудо вообще, что до сих пор не наговорила, а умудрялась сдерживаться! Хотелось разбить фиалы с притираниями и маслами, закатить безобразную истерику, запереть все двери и потребовать прекратить всё это.
Но Альба молчала. И от понимания, что ничему этим не поможет, и — от предвкушения, пусть не хотела признаваться в этом самой себе. Если бы не любопытство и тот единственный поцелуй, никакие рациональные соображения её бы не остановили, а сейчас…
— Не бойся, Альбитта. Твой муж — хороший человек, он тебя не обидит. Доверься ему!
Паула осторожно, кончиками пальцев обняла её лицо, вынудила наклонить голову и поцеловала в лоб, после чего осенила воспитанницу крёстным знамением, поклонилась распятию на стене, поцеловала нательный крест и выскользнула прочь из спальни, тихим шипением понукая дочь.
И Альба осталась одна стоять посреди сумрачной спальни, освещённой несколькими канделябрами. Пламя свечей мерцало и трепетало, и девушка на мгновение ощутила своё родство с ним: дунешь — не станет. Она не знала, кто так расстарался и зачем принёс живой огонь, но последнее сравнение разозлило. Сравнение, и какая-то особенно тревожная атмосфера, которую создавали тёплые огоньки.
— Вот ещё! — тихо шикнула она и топнула ногой. — Не хочу!
Решительно подошла к стене, где при входе в комнату к потолку тянулась пара длинных витых шнурков — один совмещал половинки артефактов в хрустальной люстре и заставлял их светиться, а второй — размыкал. Комнату залил яркий свет, и Альба задула свечи. Проводила взглядом тонкие белые дымки, протянувшиеся к потолку, покосилась на дверь в смежную спальню.
Хороший человек или нет, а посещать супругу генерал явно не спешил.
Пытаясь успокоиться, Альба подошла к занявшей дальний угол этажерке с любимыми куклами. Расправила локоны, пышные юбки. Современные и старинные, в богатых платьях разных эпох, классические и необычные, в древних народных нарядах ближних и дальних земель. Иные выглядели словно дети, с мягкими чертами округлых фарфоровых личиков, другие — скорее как статуэтки взрослых девушек. Игрушками они никогда не были — произведения искусства, и хотя маленькой принцессе никто не запрещал с ними играть, за всё своё детство она разбила только одну. Это была страшная трагедия, и отец потом принёс точно такую же, сказав, что кукольный доктор её вылечил. Альба не стала спорить, но не поверила: кукла была другой. С тех пор она попросту опасалась брать хрупкую красоту в руки, лишь изредка устраивала с ними чаепития.
Обычно вид фарфоровых подружек успокаивал, но не сегодня. Сейчас взгляды цветных стеклянных или вовсе драгоценных глаз злили, казались насмешливыми.
Альба отвернулась от них и подошла к зеркалу, осмотрела своё отражение. Немного покрасовалась, встряхнула волосами, потом в негодовании дёрнула головой и отошла в сторону. Она красива, она прекрасно это знала, и некуда больше прихорашиваться! Он обязан восхититься ею и так!
Злясь на собственное волнение и ожидание, Альба плюхнулась на край кровати. Та мягко спружинила, и юная королева, пока никто не видел, несколько раз невысоко подпрыгнула. Потом дёрнулась и испуганно замерла, когда от двери послышался шорох. Мгновение, другое — та оставалась запертой.
Несколько секунд Альба пристально всматривалась в ручку двери, ожидая, что она двинется, но так и не дождалась. Опять решительно встала, сделала несколько шагов ко входу в соседнюю комнату. Замерла, вновь отступила к постели, постояла и со второй попытки решительно подошла к двери, даже взялась за ручку. Но всего через мгновение отдёрнула ладонь и отшатнулось — показалось, что начищенная медь дёрнулась под пальцами.
Показалось. Негодующе закусив губу, Альба решительно прижалась к двери ухом, но с той стороны царила тишина.
