Пролог
В День своего рождения положено склоняться перед древним алтарем Первопредка, вознося слова благодарности за собственную жизнь и за процветание клана.
Алтарная комната, выстроенная руками далеких предков, сохранила свой первоначальный облик до сегодняшнего дня: стены из неровных необработанных досок, щели, замазанные глиной, пол, устланный сухой соломой. Никто не трогал изначальное, не переиначивал на свой лад. Наследие хранилось и береглось. Изо дня в день, из года в год, из века в век здесь шептали заветные слова, и хрупкие стены, пропитанные силой всеобщей веры, оставались несокрушимы перед стихиями и временем.
Кьялга села посреди комнаты, подогнув под себя ноги, напротив грубо обтесанного каменного пьедестала, возраст которого исчислялся столетиями. Пьедестал покрывала простая серая ткань. В центре на равном расстоянии друг от друга стояли ритуальные предметы – единственные атрибуты, что менялись время от времени: блюдце, кубок и широкий горшок с землей. На четырех каменных углах обгорали толстые восковые свечи, отталкивающие полумрак комнаты ближе к стенам.
Женщина положила ладони рядом с коленями, ощущая кожей тепло от пола. Даже самый лютый холод не имел сил выстудить хрупкое строение. Кьялга улыбнулась и склонила голову перед алтарем. Низко, один раз. В продолжение ритуала, случавшегося в ее жизни уже десятки раз, она поранила ладонь об острый угол пьедестала, и кровь, казавшаяся черной в скудном свете свечей, закапала в мелкое блюдце с серебристой каймой. Как покрыла дно, Кьялга отняла руку, рана быстро затянулась. Кровь из блюдца медленно испарилась, а посеребренный кубок в ответ наполнился чистой родниковой водой. Женщина выпила за Первопредка. Она достала из кармана платья сложенный в несколько раз толстый платок, развернула его и поглядела на желудь. Небольшой, крепкий. Кьялга опустила его в горшок с землей, присыпав горстью сверху. Завтра, по завершении ее Дня рождения, семя заберут в питомник, где под бдительным присмотром оно будет расти и набираться сил. А позже взращенный саженец станет частью священной рощи на долгие-долгие годы.
Кьялга улыбнулась собственным мыслям. Она посадит еще много деревьев. Вовсе она не старуха, каковой иногда кажется юным сородичам. Женщина провела рукой по седеющим волосам и вспомнила о морщинках, притаившихся в уголках глаз. Подумаешь! У нее еще столько сил. Надо следить за младшим поколением, помогать и наставлять. Годы - это пустяк, пускай идут, все равно не удержишь. Она им не позволит ничего у себя отнять.
Вдохновленная новым витком жизни, предвещавшим много радостей, Кьялга еще раз шепнула благодарность перед алтарем, после чего резко встала и покинула комнату через низкую дверь.
Яркий солнечный свет ударил по глазам, и женщина заслонилась от него рукой. Священная роща шумела вокруг сотнями крон, миллионами листьев. Чуть прохладный осенний воздух холодил лицо и пытался пробраться под плотный ворот шерстяного платья. Тихое счастье согревало Кьялгу изнутри, заставляя ее улыбаться чудесному дню.
- Никак помолодела, - громыхнул голос рядом.
Женщина задорно рассмеялась.
- А почему бы и нет? Не годится мне рядом с младшим братом старой ведьмой выглядеть.
Глaва Клана Грифонов усмехнулся, всегда суровые черты лица чуть сгладились. Забавно в их годы говорить о младших и старших. Когда десятков лет прожито столько, что пальцев одной руки не хватает посчитать, забывается разница, сглаживаются углы возраста, в которые вечно упираются молодые.
- Я позволю себе немного вина и непременно буду танцевать, - произнесла Кьялга вслух, давая самой себе обещание.
Глaва одобрительно кивнул. В честь сестры он готовил большое пиршество. Клан предвкушал. Вечер и ночь будут вкусными, веселыми, громкими. Младшие только того и ждут, а старшим полезно развеяться. А то одни морщины вокруг глаз от дум и излишней мудрости.
От алтаря Первопредка до дома Глaвы клана много сотен шагов по широким улицам – можно успеть насладиться утром. В такой важный день оно кажется особенным.
На полпути, слушая рассуждения брата о делах клана, Кьялга что-то услышала. Необъяснимая тревога кольнула сердце и заставила оглянуться по сторонам. Казалось, чей-то шепот несется в спину. Через пару десятков шагов улыбка сошла с лица женщины, она обхватила руками озябшие плечи. Яркое утреннее солнце стало резать глаза, и захотелось отвернуться.
«Покарать…покарать…покарать».
Шепот стал различимым и слишком близким, чтобы принимать его за голоса сородичей, сновавших тут и там по обширной территории клана. Кьялга остановилась.
- Ты слышишь? – с тревогой спросила она брата, водя по сторонам чуть подслеповатыми глазами. Неужели кто-то так дурно шутит?
- Что именно? – безмятежно переспросил Глaва.
Кьялга тряхнула головой и попыталась сделать следующий шаг. Следовало отринуть этот бред, сосредоточиться на брате, на разговоре, на привычном шуме жизни вокруг. А то ей, как самой настоящей старухе, каковой она не желала быть, что-то мерещится и чудится.
«Покарать…покарать…покарать». Кьялга споткнулась и упала, больно ударившись коленкой. Неизвестный голос - изломанный, многогранный - вонзился в сознание и вмиг заслонил собою все вокруг. Брат бросился к сестре, желая помочь подняться, женщина согнулась, сжалась в комок и прижала ладони к ушам.
«Убийцу…убийцу…убийцу». Омерзительный шепот, обретший форму, ледяными щупальцами обвил разум и принялся сдавливать череп со всех сторон. Кьялга страшно захрипела и задергалась всем телом. Она уже не слышала криков брата и взволнованных сородичей, торопившихся ей на помощь. Не видела суеты вокруг себя и не чувствовала прикосновений чужих рук, что пытались привести ее в чувство.
«Покарать убийцу!». Все, что осталось с ней, – эти слова. Как будто они были живыми, как будто она могла увидеть их облик, как будто они пришли за ней… Невидимые ни для кого, кроме обреченной, белоснежные цепи возникли прямо из-под земли и обвили руки и ноги. Кьялга вскрикнула от нестерпимого ужаса, и одна из цепей обвила ее горло, задавливая все звуки внутрь тела. С превышающей все мыслимое силой цепи потянули свою жертву вниз.
Грифоны забыли, что их дом вознесен над землей слишком высоко и падать вниз долго и страшно.
Нарушая законы пространства, белоснежные цепи проходили насквозь материю земли. Тело обреченной стало таким же всепроникающим, только боль от ледяных оков осталась вместе с ней. Несчастная рухнула вниз, во тьму, в пропасть, на самое дно, и ее кости ломались, их осколки впивались в нутро, раня, разрывая и разрезая. Цепи, как живые змеи, плотно и всецело оплели изувеченное тело. Они на мгновение сжали обреченную в своих стальных объятиях, сокрушая плоть, превращая ее в кровавый ком. И это нечто они неторопливо исторгли из себя, после чего отступили, исчезли, исполнив свою роль. Кара убийцы состоялась.
Глава 1.
Любопытный олененок осторожно выглядывал из буйных зарослей можжевельника и смешно поводил черным носом. Человек, сидящий на стволе поваленного дерева, отвечал ему мирным взглядом. Свою скудную трапезу он не прерывал. Черствая горбушка хлеба и бутылка молока – вот и все удовольствие. Слишком уж торопился в дороге, о припасах за последний день ни разу не позаботился.
«Еда не ради удовольствия, а для восполнения сил», - уговорил себя человек.
Олененок топтался на расстоянии, набирался храбрости. Из зарослей вынырнула олениха, стройная и грациозная. Оценила важным взглядом забредшего гостя, словно всему здесь была хозяйкой и сама решала, кого пускать на просторные земли. Человек не вызвал беспокойства, и она улеглась неподалеку в высокую, уже тронутую желтизной, траву, легко качаемую ветром. А беспокойное дитя, поглядев на реакцию матери, все-таки подобралось к мужчине и доверчиво опустило к нему еще безрогую голову. Человек погладил олененка между ушами. Такая встреча путника радовала. Братья меньшие нравились ему гораздо больше всех разумных рас.
«Это все из-за профессии», - подумал Асарт. С каждым годом в нем росла убежденность, что от разума одни беды.
Путник покрутил головой в стороны, размял одеревенелую шею и плечи. Усталость, черт бы ее побрал. Подобралась и заставляет теперь лениться. Пока несся сюда, еще как-то справлялся с ней, а оказавшись у самого порога чужого дома, расселся и теперь посматривал с вершины холма на необычную картину.
Поросшая травой и редкими кустарниками цепь высоких холмов окаймляла громадную впадину. Ей не сулила судьба называться долиной, она не походила на привычный взору простор. Далекая, глубокая, темная пропасть. Из самого ее нутра тянулись вверх исполинские столпы. Каменные, необъятные, три или четыре десятка ярдов в высоту. На своих вершинах, как титаны на плечах, они держали… землю. Будто все, что должно заполнять пропасть, отрезало от дна, оторвало от холмов и подняло в воздух.
Легенд это место породило множество, а вот наука и магия помалкивали. Не могли дать внятного объяснения, как лиги земли могли вознестись так высоко. Столпы исполняли свой долг тысячелетиями и поддерживали твердь надежно. Была ли она постелью, под которую громадный титан вбил подпорки, или же, наоборот, служила укрытием для монстров, не желавших попадать под лучи солнца и таившихся на дне пропасти, - территория оставалась в своем невероятном виде. И уже который век принадлежала духам.
Приличный кусок отхватил себе Клан Грифонов. Все, что окружают холмы, – их угодья. Тысяча духов, если Асарт правильно помнил. Необходимо раздолье для обитания.
Сосредоточенный взгляд путника снова упал вниз. Там - Подземелье, а над ним – Остров. Подземелью – тьму и холод, Острову – солнце и небо. Так устроено это место.
Грифоны чувствовали себя здесь спокойно. За столетия жизни на этой территории, духи привыкли к головокружительной высоте. Если не подходить к самым краям Острова, не догадаешься, что паришь в воздухе.
Странное место. Оторванное от основания, потерявшее все узы со своей колыбелью, оно жило полноценно.
В сгущающихся сумерках тени жирнели и наползали со всех сторон. Граница между Островом и холмами наполнялась чернотой. Асарт перевел взгляд, в котором угадывались искры пламени, чуть дальше. Жилая территория Острова пестрела раскрашенными в яркие цвета плоскими крышами. Небольшие, невысокие дома и размашистые, широкие улицы между ними. Они кривыми линиями уносились в противоположную от путника сторону, вплоть до богатой рощи, что вольготно раскинулась на другом краю земли грифонов. Чем дольше живет клан, тем богаче она будет благодаря древней традиции грифонов.
Асарт взглянул на небо. День догорел, небосклон налился тяжестью, облака стали густыми, чернильными и задавили последние лучи солнца за горизонт. Ветер тихо улегся, будто приготовился ко сну. Дождя на будущую ночь он не предвещал.
Олененок ткнулся носом в плечо человека, напомнив о себе.
- Красиво тут у вас, - поделился с ним Асарт своими мыслями.
Путник поболтал остатки молока в бутылке, допил и покончил с трапезой. Повод тянуть время и дальше он не отыскал, а идти все также не хотелось. С одного задания на другое. Асарт даже возразить не смог, не получил возможности. Ему передали приказное письмо, когда он только из предыдущей передряги вырвался, принесшей уйму головной боли. А как тут сложится? Внутри тлел огонек надежды, что удастся разобраться быстро. Все-таки грифоны буквально за пару дней в себя пришли и догадались в гильдию обратиться. Поразительно короткий срок. Обычно страх перед случившейся прямо на глазах смертью держит за глотку неделю-другую, не позволяет трезво рассуждать. Если грифоны достаточно хладнокровны, Асарту с того одно преимущество. Иметь дело с насмерть перепуганными духами - то еще удовольствие.
Черт, он два месяца дома не появлялся из-за миссий. А ведь обещал заглянуть. Мать убьет. Чтобы оставаться спокойной, она должна хоть изредка видеть единственного сына воочию. Асарт покосился на олениху. Стыдно в его возрасте и при его профессии бояться, но страх перед родительницей не искоренялся ничем. Путник усмехнулся и принялся собирать свои скромные пожитки в заплечный мешок. Признайся он матери в своих чувствах, она бы не поверила. Считает, что сын окончательно отбился от рук из-за выбранной стези.
- Ну, я пойду, - объявил путник.
Олененок отпрыгнул от него, подбежал к своей матери, и они одинаковыми бархатными глазами принялись следить за человеком. Тот подхватил правой рукой посох, все это время лежавший подле него, и поднялся. Магический предмет, выполненный из цельного куска темного дерева, гладкий, ровный, не тронутый ни единым символом или знаком, выглядел внушительно, тяжело и превышал рост человека. Вершина посоха расщеплялась в обе стороны и образовывала выверенный циркулем большой круг. Изнутри к округлой вершине на грубых веревках крепились странные предметы, они тихо стучали друг об друга при движении.
Путник, попрощавшись с обитателями холмов, пошел вдоль края, выискивая пологий спуск, который, как он знал, тут точно был. Там, дальше, есть подвесной мост, переброшенный от края холма до края Острова. Такой путь имелся лишь с северной стороны. Грифоны жили уединенно, далеко от других кланов и человеческих городов, в большем они не нуждались. Асарт мост проигнорировал, на территорию духов он обязательно ступит, чуть позже. Пока что человек предвкушал знакомство с Подземельем.
Асарт, отыскав пологий край, прежде чем начать спускаться, создал столп огня. Тот рванул в самое небо. Такой сигнал в сгущающихся сумерках невозможно не заметить. С чистой совестью человек принялся медленно и аккуратно спускаться, вонзая посох в землю. Мелкие камушки скользили под подошвой сапог, грозя отправить путника в Подземелье кубарем. Человек назло им хорошо держал равновесие, и все его шаги были выверенными. Одолев непростой путь и ступив на самый порог Подземелья, путник замер, задрал голову и упер пронзительный взгляд темных глаз в Остров. Тот висел над головой громадной глыбой и заслонял почти весь мир, оставляя на обозрение лишь крошечный кусочек неба. Человек, в который раз подивившись странному месту, пошел вперед, с интересом наблюдая, как тень от Острова накрывает его с головой. Наступившая там, наверху, ночь проигрывала непроглядному мраку Подземелья. Здесь обитала извечная сырость. Одежда пропитывалась ею, сапоги вязли в земле, а кожа стала неприятно липкой. С левой ладони путника слетели несколько огненных сфер одна за другой. Они яркими всполохами осветили округу, посыпавшиеся с них во все стороны искры подсушили воздух и обуглили почву под ногами. Немного излишне, однако лучше так.
Асарт успел нарисовать здешнее пространство в своем воображении заранее, и картинка не совпала с реальностью. Подземелье представлялось ему выгребной ямой, переполненной гнилью и омерзительным смрадом. Какой еще облик может принять место, куда не падают лучи солнца? Однако земля здесь скорее напоминала дно какого-нибудь ущелья. Ветер гулял свободно, дышалось легко. Растительность за отсутствием света почти не прижилась, лишь какой-то серый мох покрывал рваными клочками землю и камни, разбросанные на каждом шагу.
