Ее источники - магические жилы - хранились и береглись. В них магия рождалась и расходилась волнами по всему Хаждану. Для того на просторах яссы со стародавних времен существовало пятнадцать ятолл. Всякая из них – отдельная земля, и в сердце ее течет жила, которую надлежит сторожить как зеницу ока. Гибель магической жилы грозит ослаблением страны, шатким положением власти ясмира. Земли-источники были важнее прочих краев, кроме столицы.
Дабы охранять ятоллы, на их территориях селили сильные магические семьи. Таковые одним своим существованием поддерживали магию и защищали ее от посягательств.
В Хаэссе землю делили пять Домов. Аркост и Минра в их числе. Но Хаэсса однажды не справилась, не помогли никакие силы. Потому что сами Дома восстали и запятнали себя. Минру, выходит, простили. С Гаяры спроса меньше, ее не было на острове. Аркост пришел в запустение, потому что потерял и своего хозяина, и всех наследников. Он остался в одиночестве на долгие годы. И все это время медленно умирал.
Раманд рассматривал Минру, Гихра летал низко. Земля сильна, не поспоришь. Должно быть у хозяйки легкая рука, раз сила так расцвела. Остальные Дома не утратили былого могущества, но и не преумножили его за прошедшие годы.
Итог – даже если они все станут его противниками, им не победить. Что же до города, тамошние жители вовсе никогда не были опасны Домам. Слишком большая разница в силе с хозяевами.
- На место, - отдал Раманд распоряжение ястребу.
Птица вернулась обратно, уселась на ветку и сомкнула глаза. Потревожить ее может только оклик хозяина.
Раманд неторопливо добрел до дома и вошел внутрь. Лачуга появилась за прошедший день, состояла всего лишь из одной комнаты, продуваемой на всех ветрах. Одно отличие от раннего утра - дверь перестала скрипеть. Черная кошка клубком свернулась в низком кресле – единственном предмете мебели здесь. Заслышав Раманда, она подняла голову и уставилась на него немигающим взглядом. В ее ухе тускло взблескивала сережка-гвоздик - знак принадлежности. Раманд приблизился, поднял ее на руки, а сам уселся в кресло. За короткий срок у духа разве что колтуны разгладились, но ни мяса не наросло, ни сил не прибавилось.
- Один мой вид вызвал в них раздражение, а мое имя - страх и презрение. Как думаешь, что будет дальше?
Он гладил кошку, чувствуя пальцами все позвонки. Он не ждал ответа, пока что она ему ничем не поможет.
- Будет весело, - ответил он сам себе.
За ночь набралось несколько ведер дождевой воды. Часть оставив снаружи во дворе, два из них Яревена внесла в дом и теперь умело распределяла для собственных нужд. В дожде много природной силы, она пригождается для омовения ритуальных предметов, а то и рук самих богов. Звенели кувшины, банки и склянки. Чем не ведьма? Только что заговоры себе под нос не шепчет.
- Слышала, что творится? Изгнанный вернулся, - трещала Станья без продыху, никак не помогая хозяйке дома. - Живой, целехонький, хочет власть над Аркостом восстановить.
- А что ему восстанавливать, - рассудила Яревена справедливо, - если он наследник и земля дожила до его появления? Он в своем праве.
Приятельница наблюдала за тем, как бывшая жрица совершает целый ряд странных манипуляций. Неугодная всегда вела себя интересно, Станья потому к ней и захаживала - развлекалась. Отец и муж не очень одобряли, но она всегда была девицей с характером, от чего-то оказаться ее заставить было трудно. Сейчас вот тоже решила, что пока не налюбуется, не уйдет. Зато потом в женских разговорах сумеет словечко вставить и опять будет мудрее всех выглядеть.
- Да какое у него может быть право? – Станья поглаживала дорогие браслеты на тонких запястьях, те брякали друг об друга при малейшем движении. - Его отец вместе со старшим сыном пошли против Пантеона и ясмира. Я удивлена тому, что в опале лишь первое колено, я бы по четвертое…
- Прекрати, - оборвала ее Яревена в раздражении. Она не любила, когда при ней лишние слова на ветер бросали, а уж все эти сплетни и разговоры за спиной того, кого и рядом нет, совсем не по душе приходились. - Какое тебе вообще до него дело?
- Он нам теперь сосед, - бросила приятельница, глядя в окошко.
На самом деле она бы явилась к «соседу», да вот права только не имела. К порогу Дома может приблизиться житель города, получивший особую милость, ну еще старшая жрица может, на этом и все. Дома это Дома. Они - хранители магии, они - могущественная сила, опора богов и ясмира в ятолле. Все городские в сравнении с ними малозначимы. Исторически города в ятоллах рождались исключительно в угоду Домов. Проще говоря, Дома содержали общих слуг, выполнявших всевозможные поручения и всю хозяйственную работу. По прошествии сотен лет города разрослись и обрели самостоятельную жизнь. Теперь здесь жили тысячи людей, но статусы не изменились. Городские оставались простолюдинами, в то время как представители Домов именовались хозяевами.
У Станьи из-за этого кошки в душе скребли. Она с пеленок считала себя достойной лучшего. На то и выбрала себе первого красавца города в мужья. А дали бы ей разойтись как следует, так может уже была бы и в какой Дом вхожа, да хозяева только вот на городских особо не смотрят. Они себе мужей и жен среди своих выбирают.
- У него дома скорее всего даже нет, - вещала Яревена, вмешиваясь в мысли гостьи своим красивым голосом. - Ни силы, ни власти. Он один. За лесом. Там вепрь не той тропой побежит и шалаш его снесет. Так что у него столько проблем и забот, что мы вряд ли его будем видеть часто.
Станья надулась. Ей хотелось, чтобы ее гнев кто-то разделил. А эта неугодная раздражала. И своей красотой и тем, что ведет себя так правильно, так честно. Смех один! Не ей из себя приличную корчить.
- Он Владыкой себя назвал, - она даже голос понизила, дабы произвести особое впечатление.
На секунду бывшая жрица замерла, гостья удовлетворенно улыбнулась. Наконец пробрало. Яревена подумала секунду-другую, да и пожала плечами, быстрым движением запрятала выбившуюся прядь смоляных волос за ухо. Владыка! Хоть ясмир! Ей-то что с того? У нее хозяева - бессмертные, пусть и не те, кто в свете, ей до людской власти дела нет.
Станья пришла к тем же выводам. Что с убогой взять, ей все равно кроме Отвергнутых никто не нужен. Только те не брезгуют к ней прикасаться. Гостья с презрением поглядела на руки неугодной. Черны, как обсидиан, холодны, как вечный лед. От кончиков пальцев до самых локтей. Метка Пантеона за то, что натворила. То-то же, поделом. Видано ли, чтобы смертные богам перечили! А еще жрица! При храме всю жизнь провела, всю жизнь служила, до высшего статуса добралась в свои еще очень молодые годы. Все равно чем-то недовольна осталась, характер проявила. Вот и радует Станью то, что слывшая первой красавицей всего края, даже после своего позорного изгнания все равно никому не доступна.
- Кого привечаешь на этот раз? – гостье было нужно во все дела сунуть свой длинный нос.
- Невесту полоза, - спокойно произнесла Яревена, закончив с дождевой водой.
Станья поперхнулась воздухом.
- Ты… ей постель что ли стелешь?
- Именно.
Во второй раз уже. Отдых нужен всем, а несчастной негде спать. Хоть здесь сможет. Для этой Отвергнутой дни и ночи – мучения сплошные, от них ни Яревена, никто другой ее не спасет. Но силы восстановить в доме своей слуги богиня сумеет.
- С ума сошла. Вместе с собой ведь в сон утянет и сожрет! – Станья осенила себя знаменьем Пантеона.
Неугодная лишь усмехнулась.
Вот всегда она так! Молчит да помалкивает, в чернющих глазах тайны кроются, а с языка не слетают. А ведь интересно – страсть!
Яревена продолжала работать. Ритуал простой, домашний. Руки делали все быстро, уверенно, ловко. Как она вжилась в роль, только диву все давались. Это должно быть ее наказанием, а она как будто удовольствие получала.
Под руку неугодной попалась какая-то склянка, она взяла ее убрать, руку тут же прожгло до самых костей. Яревена зашипела и отшвырнула стекляшку от себя, та не треснулась об пол, а покатилась куда-то в сторону.
Станья вскочила, перепугавшись.
- Прости! Прости!
Эфирное масло из храма Пантеона она взяла с утра и принесла его с собою сюда. Для неугодной любая вещь правящих богов под запретом. Она не может к ним прикасаться. Иначе - боль. Вот Станья в этом и удостоверилась, а теперь умело изображала раскаяние.
Яревена смотрела на пузырящуюся кожу на угольно-черной ледяной ладони. К этому цвету она привыкла - клеймо, знак, что она теперь на другой стороне.
- Извини, - шептала Станья с честными глазами.
Неугодная сходила за какой-то тряпицей, смочила ту в ароматной воде и стала старательно перематывать себе руку.
- Все в порядке. Я была неаккуратна.
- Пойду я, - заторопилась Станья. Ей не было смысла оставаться в этом доме дальше, ей теперь есть о чем толковать с подругами.
- Иди-иди.
Когда дверь закрылась, Яревена уперла тяжелый взгляд в спину той, что стремительно бежала прочь от ее дома. Попросить у Отвергнутых наказание для подлой? Нет, сама виновата, что в дом впустила. Давно чуяла неладное, с самого начала сомневалась, да все считала, что девица поумнеет. Станья была источником сведений, но никакие новости не стоят боли.
Яревена продолжила приготовления. Руи-Эхал она уступала свою постель. Простыни на кровать легли свежие, ароматные. Подушки взбитые и прожаренные на солнце, одеяло большое и теплое. Мерзла богиня в южных ночах без своего жениха. Окна, по манере всего края, – без стекол, хозяйка дома занавесила темными шторами, чтобы ни единый лучик света не проникал сюда, не мешал сну богини.
Руи-Эхал пришла. Выглядела бессмертная уставшей. Богиня, когда-то отвечавшая за расцвет земли и ее силу, еле передвигала ноги. Вся словно избитая, затравленная своим горем, она разучилась улыбаться. Ей у людей ни счастье, ни улыбку не выторговать. Ей от смертных вообще ничего не получить. Ей нужно своими силами обходиться, справляться как-то…
Яревена не смогла спокойно смотреть, усадила богиню пред собой и стала вынимать из светлых волос сухостой. Когда-то голову богини венчал неувядающий венок из полевых цветов.
- Пей и ложись, - она подсунула бессмертной отвар из трав.
Говорить им не о чем. Невеста вздыхает о женихе. Он тут, неподалеку, но не дотянуться. Их участь тяжелее остальных Отвергнутых - они не вместе. Руи-Эхал пыталась победить судьбу ради них двоих, но ее силы шли на исход.
Яревена проводила ее в спальню под вторым потолком, богиня легла и уснула. Только в этом доме она могла спать спокойно. Во всем остальном мире, где бы она ни прилегла, даже самая мягкая перина обратится остробокими камнями и будет причинять боль.
Яревена покинула спальню, бесшумно притворив за собою дверь. Она уснет позже, когда богиня уже заблудится в чаще сновидений. Никто неугодную жрать во сне не станет, но грезы будут не из приятных.
В задние двери дома заскреблись, за порогом заскулили. Яревена открыла. Собаки Дарз-Аша проскочили мимо нее и забились под лавки, дрожа всем телом. Когда-то эти звери охотились в бесконечных зеленых лесах, теперь бродили по улицам мира смертных как обычные шавки. Но беду они слышали загодя.
Середина ночи принесла дурное. Ветер. Вой. Гнев.
Выворотень вернулся.
§§§
Раманд услышал его. Заблудший не крался, не скрывался, он несся сквозь чащу и бурелом.
- Да тут и правда страшно, - зевнул хозяин Аркоста. Он ленно выволок себя из кресла, где его застал легкий сон.
Кошка тревожно мявкнула.
- Сильно утомил?
Дух размахивал хвостом из стороны в сторону, шерсть на холке стояла дыбом. Чувствует, знает, чего ждать.
- Понятно.
Раманд покинул дом. Прислушался. Выворотень выл, оскорблял луну. Он не любил быть в свете. Но бледноликая, почитаемая в древности как сестра самого солнца, сегодняшней ночью была полна, сильна и смела. Она пользовалась своей властью и серебрила весь земной мир, делала его хрупким и прозрачным. Выворотень – создание давно покинувших миры богов древности - этого не любил. Он любил плотную шелковую тьму и ее ни с чем несравнимый запах. И он искал ее. А луна, царица ночи, заставила тьму отступить.
Раманд, неторопливо бредя сквозь свои запущенные земли, думал о чудовище. Дела ятоллы хуже, чем он мог себе представить. Направляясь сюда, он ожидал найти беду, затаившуюся под корнями края. А во вторую ночь он сталкивается с тем, кого в древности считали предвестником гибели.
В самом деле, он надеялся разобраться быстро. Он рассчитывал обрушить власть Владыки на ятоллу, как молнию на землю. Пока никто не опомнился, пока не решился прийти к Аркосту с вопросами или вилами. А такие вот схватки замедлят.
Яростный вой вторил мыслям.
Большой, злой. Даже воздух рвет. Ветер его не сопровождает. Отстал.
- Чем же тебя усмирить?
К моменту, когда сделался выбор, Раманд уже покинул свою землю, он шел навстречу заблудшему.
Надо заманить чудовище на раскинувшийся по левую сторону от Аркоста пригорок. Самое место для боя. Луна все увидит. Ей должно понравиться, Раманд умел развлекать зрителей.
Выворотень шел на верхний город. Надо полагать, нижний жжет костры с омелой по границам, что-то ведь отвело его от деревянных домов, да скотных дворов. Там защиты куда меньше, а мяса больше. Заблудший должен это знать. Богатые жители не то чтобы в большей безопасности, но чудовищу придется петлять по узким улицам, простора в верхнем городе немного. Впрочем, чтобы там в голове заблудшего не хранилось, по городу ему незачем шастать. Так решил Владыка.
Раманд сел на прогретую за день землю, скрестил ноги и положил на колени серп. Огладив острое лезвие ладонью, он пролил алую кровь на землю. Та благодарно ее приняла и вздохнула еле слышно, позволяя бой.
Выворотень, почуяв добычу, взбесился и завыл громче. Он забыл о богатых охотничьих угодьях, теперь он грезил о расправе над тем несчастным, который не только не успел спрятаться в эту ночь за знаменьем Пантеона, но и дал так скоро обнаружить себя. Хорошая ночь – сытая ночь, чем раньше начнется трапеза, тем лучше.
Чудовище явилось. Огромное. В холке перегонит мерина. Передняя часть массивнее, шерсть железная, иглы по хребту подняты. Когти вспарывают землю до мяса. Массивные ноздри втягивают в себя воздух, впитавший сладкий аромат крови. С широкой пасти валится пена. Глаз у него нет, они ему без надобности.
- Хорош, - оценил Раманд, одним рывком становясь на ноги. - Давай, жрать подано.
Он сжал раненую ладонь, и кровь вновь закапала.
Выворотень, подчиненный неутолимой жажде, сорвался с места. От жалкого, хрупкого человека, он ничего не оставит, только вскрик.
Тот, чья плоть должна послужить началом трапезы, не выказал страха, того чувства, что чудовище привыкло чуять во всех своих жертвах. Человек прыгнул навстречу; серп мелькнул, передразнивая месяц, и, подчиненный твердой руке, нанес один точный удар. Голова выворотня покатилась по земле, а хлынувшая черная кровь сожгла всю траву вкруг поверженного чудовища.
- Но я лучше.
Раманд провел пальцем по лезвию серпа, касаясь дымящейся на нем крови.
Дабы охранять ятоллы, на их территориях селили сильные магические семьи. Таковые одним своим существованием поддерживали магию и защищали ее от посягательств.
В Хаэссе землю делили пять Домов. Аркост и Минра в их числе. Но Хаэсса однажды не справилась, не помогли никакие силы. Потому что сами Дома восстали и запятнали себя. Минру, выходит, простили. С Гаяры спроса меньше, ее не было на острове. Аркост пришел в запустение, потому что потерял и своего хозяина, и всех наследников. Он остался в одиночестве на долгие годы. И все это время медленно умирал.
Раманд рассматривал Минру, Гихра летал низко. Земля сильна, не поспоришь. Должно быть у хозяйки легкая рука, раз сила так расцвела. Остальные Дома не утратили былого могущества, но и не преумножили его за прошедшие годы.
Итог – даже если они все станут его противниками, им не победить. Что же до города, тамошние жители вовсе никогда не были опасны Домам. Слишком большая разница в силе с хозяевами.
- На место, - отдал Раманд распоряжение ястребу.
Птица вернулась обратно, уселась на ветку и сомкнула глаза. Потревожить ее может только оклик хозяина.
Раманд неторопливо добрел до дома и вошел внутрь. Лачуга появилась за прошедший день, состояла всего лишь из одной комнаты, продуваемой на всех ветрах. Одно отличие от раннего утра - дверь перестала скрипеть. Черная кошка клубком свернулась в низком кресле – единственном предмете мебели здесь. Заслышав Раманда, она подняла голову и уставилась на него немигающим взглядом. В ее ухе тускло взблескивала сережка-гвоздик - знак принадлежности. Раманд приблизился, поднял ее на руки, а сам уселся в кресло. За короткий срок у духа разве что колтуны разгладились, но ни мяса не наросло, ни сил не прибавилось.
- Один мой вид вызвал в них раздражение, а мое имя - страх и презрение. Как думаешь, что будет дальше?
Он гладил кошку, чувствуя пальцами все позвонки. Он не ждал ответа, пока что она ему ничем не поможет.
- Будет весело, - ответил он сам себе.
Глава 3.
За ночь набралось несколько ведер дождевой воды. Часть оставив снаружи во дворе, два из них Яревена внесла в дом и теперь умело распределяла для собственных нужд. В дожде много природной силы, она пригождается для омовения ритуальных предметов, а то и рук самих богов. Звенели кувшины, банки и склянки. Чем не ведьма? Только что заговоры себе под нос не шепчет.
- Слышала, что творится? Изгнанный вернулся, - трещала Станья без продыху, никак не помогая хозяйке дома. - Живой, целехонький, хочет власть над Аркостом восстановить.
- А что ему восстанавливать, - рассудила Яревена справедливо, - если он наследник и земля дожила до его появления? Он в своем праве.
Приятельница наблюдала за тем, как бывшая жрица совершает целый ряд странных манипуляций. Неугодная всегда вела себя интересно, Станья потому к ней и захаживала - развлекалась. Отец и муж не очень одобряли, но она всегда была девицей с характером, от чего-то оказаться ее заставить было трудно. Сейчас вот тоже решила, что пока не налюбуется, не уйдет. Зато потом в женских разговорах сумеет словечко вставить и опять будет мудрее всех выглядеть.
- Да какое у него может быть право? – Станья поглаживала дорогие браслеты на тонких запястьях, те брякали друг об друга при малейшем движении. - Его отец вместе со старшим сыном пошли против Пантеона и ясмира. Я удивлена тому, что в опале лишь первое колено, я бы по четвертое…
- Прекрати, - оборвала ее Яревена в раздражении. Она не любила, когда при ней лишние слова на ветер бросали, а уж все эти сплетни и разговоры за спиной того, кого и рядом нет, совсем не по душе приходились. - Какое тебе вообще до него дело?
- Он нам теперь сосед, - бросила приятельница, глядя в окошко.
На самом деле она бы явилась к «соседу», да вот права только не имела. К порогу Дома может приблизиться житель города, получивший особую милость, ну еще старшая жрица может, на этом и все. Дома это Дома. Они - хранители магии, они - могущественная сила, опора богов и ясмира в ятолле. Все городские в сравнении с ними малозначимы. Исторически города в ятоллах рождались исключительно в угоду Домов. Проще говоря, Дома содержали общих слуг, выполнявших всевозможные поручения и всю хозяйственную работу. По прошествии сотен лет города разрослись и обрели самостоятельную жизнь. Теперь здесь жили тысячи людей, но статусы не изменились. Городские оставались простолюдинами, в то время как представители Домов именовались хозяевами.
У Станьи из-за этого кошки в душе скребли. Она с пеленок считала себя достойной лучшего. На то и выбрала себе первого красавца города в мужья. А дали бы ей разойтись как следует, так может уже была бы и в какой Дом вхожа, да хозяева только вот на городских особо не смотрят. Они себе мужей и жен среди своих выбирают.
- У него дома скорее всего даже нет, - вещала Яревена, вмешиваясь в мысли гостьи своим красивым голосом. - Ни силы, ни власти. Он один. За лесом. Там вепрь не той тропой побежит и шалаш его снесет. Так что у него столько проблем и забот, что мы вряд ли его будем видеть часто.
Станья надулась. Ей хотелось, чтобы ее гнев кто-то разделил. А эта неугодная раздражала. И своей красотой и тем, что ведет себя так правильно, так честно. Смех один! Не ей из себя приличную корчить.
- Он Владыкой себя назвал, - она даже голос понизила, дабы произвести особое впечатление.
На секунду бывшая жрица замерла, гостья удовлетворенно улыбнулась. Наконец пробрало. Яревена подумала секунду-другую, да и пожала плечами, быстрым движением запрятала выбившуюся прядь смоляных волос за ухо. Владыка! Хоть ясмир! Ей-то что с того? У нее хозяева - бессмертные, пусть и не те, кто в свете, ей до людской власти дела нет.
Станья пришла к тем же выводам. Что с убогой взять, ей все равно кроме Отвергнутых никто не нужен. Только те не брезгуют к ней прикасаться. Гостья с презрением поглядела на руки неугодной. Черны, как обсидиан, холодны, как вечный лед. От кончиков пальцев до самых локтей. Метка Пантеона за то, что натворила. То-то же, поделом. Видано ли, чтобы смертные богам перечили! А еще жрица! При храме всю жизнь провела, всю жизнь служила, до высшего статуса добралась в свои еще очень молодые годы. Все равно чем-то недовольна осталась, характер проявила. Вот и радует Станью то, что слывшая первой красавицей всего края, даже после своего позорного изгнания все равно никому не доступна.
- Кого привечаешь на этот раз? – гостье было нужно во все дела сунуть свой длинный нос.
- Невесту полоза, - спокойно произнесла Яревена, закончив с дождевой водой.
Станья поперхнулась воздухом.
- Ты… ей постель что ли стелешь?
- Именно.
Во второй раз уже. Отдых нужен всем, а несчастной негде спать. Хоть здесь сможет. Для этой Отвергнутой дни и ночи – мучения сплошные, от них ни Яревена, никто другой ее не спасет. Но силы восстановить в доме своей слуги богиня сумеет.
- С ума сошла. Вместе с собой ведь в сон утянет и сожрет! – Станья осенила себя знаменьем Пантеона.
Неугодная лишь усмехнулась.
Вот всегда она так! Молчит да помалкивает, в чернющих глазах тайны кроются, а с языка не слетают. А ведь интересно – страсть!
Яревена продолжала работать. Ритуал простой, домашний. Руки делали все быстро, уверенно, ловко. Как она вжилась в роль, только диву все давались. Это должно быть ее наказанием, а она как будто удовольствие получала.
Под руку неугодной попалась какая-то склянка, она взяла ее убрать, руку тут же прожгло до самых костей. Яревена зашипела и отшвырнула стекляшку от себя, та не треснулась об пол, а покатилась куда-то в сторону.
Станья вскочила, перепугавшись.
- Прости! Прости!
Эфирное масло из храма Пантеона она взяла с утра и принесла его с собою сюда. Для неугодной любая вещь правящих богов под запретом. Она не может к ним прикасаться. Иначе - боль. Вот Станья в этом и удостоверилась, а теперь умело изображала раскаяние.
Яревена смотрела на пузырящуюся кожу на угольно-черной ледяной ладони. К этому цвету она привыкла - клеймо, знак, что она теперь на другой стороне.
- Извини, - шептала Станья с честными глазами.
Неугодная сходила за какой-то тряпицей, смочила ту в ароматной воде и стала старательно перематывать себе руку.
- Все в порядке. Я была неаккуратна.
- Пойду я, - заторопилась Станья. Ей не было смысла оставаться в этом доме дальше, ей теперь есть о чем толковать с подругами.
- Иди-иди.
Когда дверь закрылась, Яревена уперла тяжелый взгляд в спину той, что стремительно бежала прочь от ее дома. Попросить у Отвергнутых наказание для подлой? Нет, сама виновата, что в дом впустила. Давно чуяла неладное, с самого начала сомневалась, да все считала, что девица поумнеет. Станья была источником сведений, но никакие новости не стоят боли.
Яревена продолжила приготовления. Руи-Эхал она уступала свою постель. Простыни на кровать легли свежие, ароматные. Подушки взбитые и прожаренные на солнце, одеяло большое и теплое. Мерзла богиня в южных ночах без своего жениха. Окна, по манере всего края, – без стекол, хозяйка дома занавесила темными шторами, чтобы ни единый лучик света не проникал сюда, не мешал сну богини.
Руи-Эхал пришла. Выглядела бессмертная уставшей. Богиня, когда-то отвечавшая за расцвет земли и ее силу, еле передвигала ноги. Вся словно избитая, затравленная своим горем, она разучилась улыбаться. Ей у людей ни счастье, ни улыбку не выторговать. Ей от смертных вообще ничего не получить. Ей нужно своими силами обходиться, справляться как-то…
Яревена не смогла спокойно смотреть, усадила богиню пред собой и стала вынимать из светлых волос сухостой. Когда-то голову богини венчал неувядающий венок из полевых цветов.
- Пей и ложись, - она подсунула бессмертной отвар из трав.
Говорить им не о чем. Невеста вздыхает о женихе. Он тут, неподалеку, но не дотянуться. Их участь тяжелее остальных Отвергнутых - они не вместе. Руи-Эхал пыталась победить судьбу ради них двоих, но ее силы шли на исход.
Яревена проводила ее в спальню под вторым потолком, богиня легла и уснула. Только в этом доме она могла спать спокойно. Во всем остальном мире, где бы она ни прилегла, даже самая мягкая перина обратится остробокими камнями и будет причинять боль.
Яревена покинула спальню, бесшумно притворив за собою дверь. Она уснет позже, когда богиня уже заблудится в чаще сновидений. Никто неугодную жрать во сне не станет, но грезы будут не из приятных.
В задние двери дома заскреблись, за порогом заскулили. Яревена открыла. Собаки Дарз-Аша проскочили мимо нее и забились под лавки, дрожа всем телом. Когда-то эти звери охотились в бесконечных зеленых лесах, теперь бродили по улицам мира смертных как обычные шавки. Но беду они слышали загодя.
Середина ночи принесла дурное. Ветер. Вой. Гнев.
Выворотень вернулся.
§§§
Раманд услышал его. Заблудший не крался, не скрывался, он несся сквозь чащу и бурелом.
- Да тут и правда страшно, - зевнул хозяин Аркоста. Он ленно выволок себя из кресла, где его застал легкий сон.
Кошка тревожно мявкнула.
- Сильно утомил?
Дух размахивал хвостом из стороны в сторону, шерсть на холке стояла дыбом. Чувствует, знает, чего ждать.
- Понятно.
Раманд покинул дом. Прислушался. Выворотень выл, оскорблял луну. Он не любил быть в свете. Но бледноликая, почитаемая в древности как сестра самого солнца, сегодняшней ночью была полна, сильна и смела. Она пользовалась своей властью и серебрила весь земной мир, делала его хрупким и прозрачным. Выворотень – создание давно покинувших миры богов древности - этого не любил. Он любил плотную шелковую тьму и ее ни с чем несравнимый запах. И он искал ее. А луна, царица ночи, заставила тьму отступить.
Раманд, неторопливо бредя сквозь свои запущенные земли, думал о чудовище. Дела ятоллы хуже, чем он мог себе представить. Направляясь сюда, он ожидал найти беду, затаившуюся под корнями края. А во вторую ночь он сталкивается с тем, кого в древности считали предвестником гибели.
В самом деле, он надеялся разобраться быстро. Он рассчитывал обрушить власть Владыки на ятоллу, как молнию на землю. Пока никто не опомнился, пока не решился прийти к Аркосту с вопросами или вилами. А такие вот схватки замедлят.
Яростный вой вторил мыслям.
Большой, злой. Даже воздух рвет. Ветер его не сопровождает. Отстал.
- Чем же тебя усмирить?
К моменту, когда сделался выбор, Раманд уже покинул свою землю, он шел навстречу заблудшему.
Надо заманить чудовище на раскинувшийся по левую сторону от Аркоста пригорок. Самое место для боя. Луна все увидит. Ей должно понравиться, Раманд умел развлекать зрителей.
Выворотень шел на верхний город. Надо полагать, нижний жжет костры с омелой по границам, что-то ведь отвело его от деревянных домов, да скотных дворов. Там защиты куда меньше, а мяса больше. Заблудший должен это знать. Богатые жители не то чтобы в большей безопасности, но чудовищу придется петлять по узким улицам, простора в верхнем городе немного. Впрочем, чтобы там в голове заблудшего не хранилось, по городу ему незачем шастать. Так решил Владыка.
Раманд сел на прогретую за день землю, скрестил ноги и положил на колени серп. Огладив острое лезвие ладонью, он пролил алую кровь на землю. Та благодарно ее приняла и вздохнула еле слышно, позволяя бой.
Выворотень, почуяв добычу, взбесился и завыл громче. Он забыл о богатых охотничьих угодьях, теперь он грезил о расправе над тем несчастным, который не только не успел спрятаться в эту ночь за знаменьем Пантеона, но и дал так скоро обнаружить себя. Хорошая ночь – сытая ночь, чем раньше начнется трапеза, тем лучше.
Чудовище явилось. Огромное. В холке перегонит мерина. Передняя часть массивнее, шерсть железная, иглы по хребту подняты. Когти вспарывают землю до мяса. Массивные ноздри втягивают в себя воздух, впитавший сладкий аромат крови. С широкой пасти валится пена. Глаз у него нет, они ему без надобности.
- Хорош, - оценил Раманд, одним рывком становясь на ноги. - Давай, жрать подано.
Он сжал раненую ладонь, и кровь вновь закапала.
Выворотень, подчиненный неутолимой жажде, сорвался с места. От жалкого, хрупкого человека, он ничего не оставит, только вскрик.
Тот, чья плоть должна послужить началом трапезы, не выказал страха, того чувства, что чудовище привыкло чуять во всех своих жертвах. Человек прыгнул навстречу; серп мелькнул, передразнивая месяц, и, подчиненный твердой руке, нанес один точный удар. Голова выворотня покатилась по земле, а хлынувшая черная кровь сожгла всю траву вкруг поверженного чудовища.
- Но я лучше.
Раманд провел пальцем по лезвию серпа, касаясь дымящейся на нем крови.
