И, возможно, тот окажется вовсе не так плох, как расписывал Варда Мартинак. Но, странным образом, молодой патрикий теперь начал казаться ей и привлекательнее, и надежнее всех других. Он был совершенно прав, говоря, что большинство благородных ромейских девиц не имеют никакой возможности узнать мужей до свадьбы и даже поговорить с ними. Кто еще будет с нею так откровенен?
Эйрик... На один невозможный миг Феано вдруг представила, что ее верный викинг неожиданно вознесется так высоко, чтобы стать рядом с нею. Но подобное бывает только в сказках.
Феано всхлипнула, обхватив колени руками и уткнувшись в них лбом. Она какое-то время сидела, ощущая полную безысходность; но в конце концов встала и утерла слезы. Пора было заняться хозяйством.
Переодевшись в домашнюю тунику, Феано отправилась на кухню. Патрикий опять уехал во дворец, но к обеду должен был вернуться. И когда отец вернется, она объяснится и с ним!
Роман Мелит появился в триклинии, когда там уже накрывали стол. Он какое-то время с радостью и любовью смотрел на хозяйственную дочь, стоя в дверях. Потом он опомнился и, подойдя к Феано, спросил, как прошло свидание с Вардой Мартинаком.
Дочь серьезно посмотрела на него. А потом вдруг спросила, искал ли он ей женихов до сих пор.
Отец смутился: Феано очень редко видела его таким. И Роман Мелит сказал, что он занимался этим, но не так уж много. Он каждый год уходит в море, Феано сама знает! Он заботился, чтобы собрать ей и Анне приданое побогаче. И ему казалось, что у них впереди еще много времени...
В триклиний вприпрыжку спустилась Анна. Но отец резко велел младшей дочке подождать снаружи. Он попросил Феано рассказать, о чем говорил с ней Варда и что предлагал. И Феано передала почти все как было.
Патрикий Мелит некоторое время напряженно раздумывал, не притрагиваясь к еде. После чего резко произнес:
- Ты больше не должна видеться с Вардой Мартинаком наедине! Он сказал достаточно.
- Но ведь он прав... по крайней мере, отчасти? - спросила Феано.
- Отчасти прав, - неохотно признал Роман Мелит. - Мы поступим так: ты передашь Варде, что он должен дать мне и тебе время подумать до Рождества. Мы разузнаем, как обстоят дела в семье Мартинаков. Ну а после, если для тебя не сыщется партия лучше, мы объявим о вашей помолвке.
До Рождества оставалось менее трех месяцев. И на зиму они намеревались уехать в имение. Среди кого там выбирать?
Однако же, Роман Мелит пообещал, что приложит все усилия. Феано так и представила череду знатных искателей, каждый из которых будет лгать, изображая себя в самом выгодном свете... Ей стало дурно.
А потом, совершенно неожиданно, девушка вспомнила о древних свитках и о том, что их родовое имение находится на территории бывшей Карии - там, где правила царица Артемисия...
На другое утро отец и дочь передали Варде Мартинаку свое общее решение.
* Жалованье сановников в Византии.
* Император Лев V Армянин, в годы правления которого происходит действие, принадлежал к знатному армянскому роду Арцрунидов.
Вечером того же дня, когда все хозяева были дома, Эйрик ускользнул в квартал Святого Маманта, в портовую харчевню. Он, случалось, угощался там пивом и отводил душу, беседуя с соплеменниками. Даны и свеи не так уж редко прибывали в Миклагард* на своих грозных кораблях.
Но сегодня он крепко выпил - так, что почти не разбирал дороги, возвращаясь впотьмах обратно. Какой-то оборванец пристал к нему в надежде ограбить, и Эйрик не глядя швырнул его об стену. Ему было так скверно, как давно уже не бывало.
Когда он добрался до особняка Мелитов, ворота оказались уже заперты. Воин постоял - в пьяном раздумье, постучать или нет; потом, подпрыгнув, ухватился за кирпичную ограду. Для силача его роста это была не препона; подтянувшись, Эйрик перемахнул на другую сторону. Он пересек задний двор и, войдя через черный ход, отправился спать в свою каморку.
На другое утро голова гудела, тело ломило и во рту было мерзко. Эйрик сел на своей лежанке, с трудом соображая: видел кто в доме его вчерашнюю вылазку или нет. А потом дверь его комнаты скрипнула, и показалась бабка Фекла, нянька молодой госпожи.
- Ишь набрался-то! Вот скажу хозяину!
В руках у нее была большая кружка с рассолом. Эйрик, усмехнувшись, поблагодарил и взял. Он ополовинил кружку, утерев усы рукавом; и ему полегчало.
- Не говори ничего патрикию, бабка Фекла, - попросил он. - Больше не повторится.
А нянька вдруг наклонилась к самому его лицу и помахала пальцем перед мутными глазами.
- Не твое, и рот на чужое не разевай!
Она ушла, и дверь захлопнула. А Эйрик со стоном повалился обратно на постель. Догадалась, старая ведьма! Что ж, у кого есть глаза, тот видит.
Повторялась его судьба...
Ромеи ценили удаль и силу северных наемников, но никого здесь не интересовало, кем Эйрик Бьернсон был у себя на родине. А между тем, происхождением он мог бы помериться со многими местными господами. Он вырос свободным и благородным человеком, средним сыном хозяина большой усадьбы и предводителя славной дружины. Тогда, восемь лет назад, Эйрик был молод и удачлив в боях - и, как люди говорили, хорош собой. И он был женат.
Эйрик получил в жены женщину знатнее себя - младшую дочь самого ярла* Гуннара Счастливого, белокожую и золотоволосую Асу. Он полюбил ее, и она полюбила его. Два года они прожили в согласии, у них родился сын Харальд. А третья зима после свадьбы выдалась особенно холодной; Аса, застудившись, схватила жестокую горячку. Она умерла, и младенец тоже умер.
Ярл очень горевал и гневался; и больше всего гневался на самого Эйрика, что тот не уберег его дочь и внука. Гуннар Счастливый сложил Асе и маленькому Харальду погребальный костер до небес, и с ними сожгли много сокровищ и всякого добра. А Эйрика ярл не пожелал больше видеть ни в своей дружине, ни на каком-либо своем корабле. Там, где они жили, было мало земли, лишь камень да лед; и Эйрик ушел в чужие края, искать свою долю. Он продавал свой меч, как делали многие его сородичи, - те, кто не устраивал набегов и не брал богатой добычи с боя.
Миклагард, куда в конце концов привели его ноги, оказался именно таков, как о нем рассказывали, - величайшим, чудеснейшим и богатейшим из всех городов. Эйрик нанялся на службу к Роману Мелиту, охранять самого патрикия и его семью. И вот сейчас...
Дочь Романа Мелита посмотрела на Эйрика так, как никто из этих надменных ромеев никогда не смотрел. И после того, как она защитила его в храме от своих соплеменников и служителей своего христианского Бога, он даже возмечтал... Дурень несчастный!
Ни один из этих разряженных, высокоумных ромеев не выстоял бы против Эйрика Бьернсона в честном бою - если бы только они умели сражаться честно. Византийцы не совершали набегов, они торговали, улещали и обманывали все другие народы: и называли это волей своего Всевышнего Бога. Для них Эйрик был лишь варваром, немногим выше животного.
То, что началось между ним и Феано, заново пробудило и сердце его, и тело, его мужскую силу. В тот день, когда они вместе с дочерью Романа Мелита отыскали на Крите ящик с древними письменами, их судьбы навсегда переплелись! Эйрику даже не нужно было раскидывать руны, чтобы понять это.
Но позавчера вечером его молодая госпожа отправилась кататься на лодке с сыном Дионисия Мартинака. Эйрик видел, как тот долго с ней говорил, в чем-то убеждал; а потом почти поцеловал, и она не уклонилась. А на другое утро его хозяева отправили посланца к Мартинакам. Не требовалось большого ума, чтобы понять, что между двумя уважаемыми семьями состоялся сговор. Феано Мелитена была обещана Варде Мартинаку...
Эйрик тяжело встал и тряхнул головой, прогоняя зряшные мысли. Сбросив куртку и рубашку, он обнаженным по пояс вышел на задний двор, облегчился и достал из колодца ведро студеной воды. Жадно напился из горсти. После чего, не поморщившись, облился с головой. И, бросив ведро, отправился погреться - помахать мечом. Пусть не скажут про него, что он отлынивает от службы и утратил сноровку!
Хозяева по просьбе наемника подвесили на заднем дворе между двумя столбами деревянного болвана на цепях, для упражнений. И он долго бил деревянным мечом увесистую колоду, которая, раскачавшись, вполне могла покалечить новичка. Проскальзывал справа, слева и, извернувшись, рубил вновь и вновь...
Несколько раз ему представлялся вместо этой колоды Варда Мартинак, и Эйрик смеялся зло и весело. Особенно его развеселила мысль, какое лицо сделалось бы у этого утонченного ромея, если бы им и вправду привелось подраться. Тот, кто привык всегда полагаться на чужую силу, разучивается стоять сам за себя... И разучивается отвечать за себя самого, не то что за других!
Намахавшись вдосталь, Эйрик опять ополоснулся холодной водой из колодца и вернулся в дом. Надел свежую рубашку и, пройдя на кухню, поел в одиночестве. Молодой хозяйки он не видел: и легко мог понять, что Феано Мелитена намеренно избегает его.
Однако после обеда, когда Эйрик вышел в атриум и, присев на нижнюю ступеньку портика, принялся чистить оружие, Феано неожиданно появилась в дверях. Она прошла наружу и опустилась на верхнюю ступеньку лестницы.
Эйрик поднялся и поприветствовал госпожу; он не осмеливался больше любоваться ею открыто, и решил сразу уйти со своей работой в другое место, чтобы не мешать ее уединению. Однако Феано попросила его остаться.
- Я хочу, чтобы ты рассказал мне о себе, - произнесла госпожа. Лицо у нее было холодное и чужое, и большие темные глаза тоже чужие; но в голосе звучала решимость. - Я не спрашиваю, чем ты промышлял, когда ушел из дома... об этом тебя уже спрашивал отец, когда принимал на службу.
Девушка невесело рассмеялась.
- Я хочу знать, как ты жил у себя на родине. Расскажи про свою семью.
Он наконец поднял на нее глаза.
- Зачем?
Им не нужно было много слов, чтобы понимать друг друга. Феано крепко сцепила руки на коленях и, слегка покраснев, повторила:
- Расскажи. Я твоя хозяйка, и я велю.
Он подчинился. Эйрик понял, что именно ей хочется услышать; и рассказал и про Асу с маленьким сыном, и про свое изгнание. Прежние боль и гнев опять заговорили в нем... Глаза Феано блеснули, и Эйрик понял: она тоже угадывает в том, что началось сейчас, повторение прежнего.
Когда он закончил, Феано коротко поблагодарила телохранителя за откровенность и, поднявшись, сразу ушла. Эйрику было неведомо, как молодая госпожа воспользовалась услышанным; однако потом она продолжила избегать его. И больше почти не выходила на люди - нужда в охраннике отпала; теперь Эйрик в основном сопровождал только самого Романа Мелита, когда тот отправлялся по различным делам.
А потом к Мелитам зачастили гости. Эйрик не помнил такого нашествия уже давно. Эта семья жила не то чтобы уединенно - просто они проводили в Константинополе не так уж много времени; каждую весну Роман Мелит выходил в море, по разным государственным и торговым делам, хотя сам купцом не был. А зимой хозяева уезжали в имение; иногда уезжали и летом. Феано, случалось, подолгу оставалась без отца, под надзором одной только старой тетки, которую приглашали к ним пожить. Но, разумеется, тогда не могло быть и речи о том, чтобы принимать гостей-мужчин.
А сейчас гостей набралось столько, сколько не перебывало за иные полгода. И Эйрика осенила догадка. Молодую хозяйку опять сватали! Стало быть, Варда Мартинак еще не считался ее женихом!..
Сын Дионисия Мартинака тоже приходил к Мелитам раза два или три, и беседовал с Феано. Но его не слишком выделяли среди прочих. Значит, Эйрик не ошибся.
Но все одно - Варда Мартинак или другой, мужем Феофании Мелитены станет только равный по происхождению и положению. Или же тот, кого счастливый случай вознесет до нее. Но слишком самонадеянно думать, что это будет он.
Эйрик Бьернсон положил себе: как только произойдет то, что должно произойти, он немедленно покинет этот дом и не будет больше служить у Мелитов. Сколько бы ему здесь ни платили! Если Феано достанется другому, видеть счастливого соперника будет невыносимо. Возможно, Эйрик опять уйдет на север, к своим, и станет хирдманном*, снова примется добывать славу и богатство в бою; и сорвет с шеи постылый символ христианства, который почти ничего не значил даже для многих приверженцев этого учения.
Феоктист надолго забыл о своем обещании разобраться с критскими свитками. Возможно, ему попросту было недосуг: Роман Мелит привлек сына для того, чтобы выяснить побольше о Мартинаках. Оказалось, что в целом Варда не солгал. Имение Мартинаков располагалось в трех днях пути от столицы. Оно было большим, но запущенным. И, однако же, Варда регулярно сносился с управляющим, а то и сам ездил туда и подолгу оставался в провинции, пытаясь извлечь из имения доход. Он никогда не служил при дворе, в отличие от Михаила Мартинака... возможно, чтобы не привлекать слишком много внимания к своей особе? А еще Варда занимался торговлей, у него была доля в продаже некоторых товаров на севере. Для придворных, получавших императорскую ругу, торговля считалась малопочтенным занятием - или попросту василевс не желал, чтобы его приближенные имели независимый источник прибыли.
Тридцатилетний Михаил Мартинак разительно отличался от брата: он был опустившимся и откровенно развратным человеком, одним из многочисленных придворных паразитов. И, однако же, именно Михаилу по завещанию должна была достаться львиная доля семейного имущества. Феано даже предложила отцу - может быть, помочь Варде в торговле, вложить общие средства в какое-нибудь предприятие? Ведь Роман Мелит, будучи придворным, также не мог заниматься этим открыто. Патрикий признал, что это недурная мысль.
Что же касалось других соискателей... С тех пор, как Феано объяснилась с Вардой, отец с необычайной энергией взялся наверстывать упущенное. У них за два месяца перебывало не меньше двадцати новых человек, отцов с сыновьями, которые приходили в их дом как на смотрины. Некоторым Феано не показывалась вовсе; с другими женихами говорила в присутствии отца. Но никто не задел ее чувств так, как Варда.
И уж подавно - так, как Эйрик...
Феано услышала историю викинга из его собственных уст, и убедилась, что он человек благородного происхождения. И он был однажды счастливо женат, пока не лишился жены и сына по трагической случайности. Однако никто из двоих даже не заикался о том, чтобы Эйрик Бьернсон мог породниться с семейством Мелитов. Пропасть между ними была непреодолима; по крайней мере, сейчас.
Отец рассматривал выгоды новых возможных союзов, и сама Феано тоже; однако внутри нее крепло ощущение, что она уже сделала выбор - и теперь изменяет человеку, которому предназначена! Феано со всеми мужчинами оставалась одинаково холодной и вежливо-равнодушной. Она даже скоро почти перестала различать их лица. Конечно, многие родители в подобном случае не задумались бы о чувствах дочери, располагая ее рукой по своему усмотрению. Но Роман Мелит к числу таких не принадлежал.
К зиме эти смотрины прекратились. Не только потому, что Феано никого из женихов не отличала; а еще и потому, что о Мелитах в Константинополе пошли дурные толки. Над патрикием и его дочерью на выданье даже начали посмеиваться. Такое стерпеть было нельзя.
Эйрик... На один невозможный миг Феано вдруг представила, что ее верный викинг неожиданно вознесется так высоко, чтобы стать рядом с нею. Но подобное бывает только в сказках.
Феано всхлипнула, обхватив колени руками и уткнувшись в них лбом. Она какое-то время сидела, ощущая полную безысходность; но в конце концов встала и утерла слезы. Пора было заняться хозяйством.
Переодевшись в домашнюю тунику, Феано отправилась на кухню. Патрикий опять уехал во дворец, но к обеду должен был вернуться. И когда отец вернется, она объяснится и с ним!
Роман Мелит появился в триклинии, когда там уже накрывали стол. Он какое-то время с радостью и любовью смотрел на хозяйственную дочь, стоя в дверях. Потом он опомнился и, подойдя к Феано, спросил, как прошло свидание с Вардой Мартинаком.
Дочь серьезно посмотрела на него. А потом вдруг спросила, искал ли он ей женихов до сих пор.
Отец смутился: Феано очень редко видела его таким. И Роман Мелит сказал, что он занимался этим, но не так уж много. Он каждый год уходит в море, Феано сама знает! Он заботился, чтобы собрать ей и Анне приданое побогаче. И ему казалось, что у них впереди еще много времени...
В триклиний вприпрыжку спустилась Анна. Но отец резко велел младшей дочке подождать снаружи. Он попросил Феано рассказать, о чем говорил с ней Варда и что предлагал. И Феано передала почти все как было.
Патрикий Мелит некоторое время напряженно раздумывал, не притрагиваясь к еде. После чего резко произнес:
- Ты больше не должна видеться с Вардой Мартинаком наедине! Он сказал достаточно.
- Но ведь он прав... по крайней мере, отчасти? - спросила Феано.
- Отчасти прав, - неохотно признал Роман Мелит. - Мы поступим так: ты передашь Варде, что он должен дать мне и тебе время подумать до Рождества. Мы разузнаем, как обстоят дела в семье Мартинаков. Ну а после, если для тебя не сыщется партия лучше, мы объявим о вашей помолвке.
До Рождества оставалось менее трех месяцев. И на зиму они намеревались уехать в имение. Среди кого там выбирать?
Однако же, Роман Мелит пообещал, что приложит все усилия. Феано так и представила череду знатных искателей, каждый из которых будет лгать, изображая себя в самом выгодном свете... Ей стало дурно.
А потом, совершенно неожиданно, девушка вспомнила о древних свитках и о том, что их родовое имение находится на территории бывшей Карии - там, где правила царица Артемисия...
На другое утро отец и дочь передали Варде Мартинаку свое общее решение.
* Жалованье сановников в Византии.
* Император Лев V Армянин, в годы правления которого происходит действие, принадлежал к знатному армянскому роду Арцрунидов.
Глава 7
Вечером того же дня, когда все хозяева были дома, Эйрик ускользнул в квартал Святого Маманта, в портовую харчевню. Он, случалось, угощался там пивом и отводил душу, беседуя с соплеменниками. Даны и свеи не так уж редко прибывали в Миклагард* на своих грозных кораблях.
Но сегодня он крепко выпил - так, что почти не разбирал дороги, возвращаясь впотьмах обратно. Какой-то оборванец пристал к нему в надежде ограбить, и Эйрик не глядя швырнул его об стену. Ему было так скверно, как давно уже не бывало.
Когда он добрался до особняка Мелитов, ворота оказались уже заперты. Воин постоял - в пьяном раздумье, постучать или нет; потом, подпрыгнув, ухватился за кирпичную ограду. Для силача его роста это была не препона; подтянувшись, Эйрик перемахнул на другую сторону. Он пересек задний двор и, войдя через черный ход, отправился спать в свою каморку.
На другое утро голова гудела, тело ломило и во рту было мерзко. Эйрик сел на своей лежанке, с трудом соображая: видел кто в доме его вчерашнюю вылазку или нет. А потом дверь его комнаты скрипнула, и показалась бабка Фекла, нянька молодой госпожи.
- Ишь набрался-то! Вот скажу хозяину!
В руках у нее была большая кружка с рассолом. Эйрик, усмехнувшись, поблагодарил и взял. Он ополовинил кружку, утерев усы рукавом; и ему полегчало.
- Не говори ничего патрикию, бабка Фекла, - попросил он. - Больше не повторится.
А нянька вдруг наклонилась к самому его лицу и помахала пальцем перед мутными глазами.
- Не твое, и рот на чужое не разевай!
Она ушла, и дверь захлопнула. А Эйрик со стоном повалился обратно на постель. Догадалась, старая ведьма! Что ж, у кого есть глаза, тот видит.
Повторялась его судьба...
Ромеи ценили удаль и силу северных наемников, но никого здесь не интересовало, кем Эйрик Бьернсон был у себя на родине. А между тем, происхождением он мог бы помериться со многими местными господами. Он вырос свободным и благородным человеком, средним сыном хозяина большой усадьбы и предводителя славной дружины. Тогда, восемь лет назад, Эйрик был молод и удачлив в боях - и, как люди говорили, хорош собой. И он был женат.
Эйрик получил в жены женщину знатнее себя - младшую дочь самого ярла* Гуннара Счастливого, белокожую и золотоволосую Асу. Он полюбил ее, и она полюбила его. Два года они прожили в согласии, у них родился сын Харальд. А третья зима после свадьбы выдалась особенно холодной; Аса, застудившись, схватила жестокую горячку. Она умерла, и младенец тоже умер.
Ярл очень горевал и гневался; и больше всего гневался на самого Эйрика, что тот не уберег его дочь и внука. Гуннар Счастливый сложил Асе и маленькому Харальду погребальный костер до небес, и с ними сожгли много сокровищ и всякого добра. А Эйрика ярл не пожелал больше видеть ни в своей дружине, ни на каком-либо своем корабле. Там, где они жили, было мало земли, лишь камень да лед; и Эйрик ушел в чужие края, искать свою долю. Он продавал свой меч, как делали многие его сородичи, - те, кто не устраивал набегов и не брал богатой добычи с боя.
Миклагард, куда в конце концов привели его ноги, оказался именно таков, как о нем рассказывали, - величайшим, чудеснейшим и богатейшим из всех городов. Эйрик нанялся на службу к Роману Мелиту, охранять самого патрикия и его семью. И вот сейчас...
Дочь Романа Мелита посмотрела на Эйрика так, как никто из этих надменных ромеев никогда не смотрел. И после того, как она защитила его в храме от своих соплеменников и служителей своего христианского Бога, он даже возмечтал... Дурень несчастный!
Ни один из этих разряженных, высокоумных ромеев не выстоял бы против Эйрика Бьернсона в честном бою - если бы только они умели сражаться честно. Византийцы не совершали набегов, они торговали, улещали и обманывали все другие народы: и называли это волей своего Всевышнего Бога. Для них Эйрик был лишь варваром, немногим выше животного.
То, что началось между ним и Феано, заново пробудило и сердце его, и тело, его мужскую силу. В тот день, когда они вместе с дочерью Романа Мелита отыскали на Крите ящик с древними письменами, их судьбы навсегда переплелись! Эйрику даже не нужно было раскидывать руны, чтобы понять это.
Но позавчера вечером его молодая госпожа отправилась кататься на лодке с сыном Дионисия Мартинака. Эйрик видел, как тот долго с ней говорил, в чем-то убеждал; а потом почти поцеловал, и она не уклонилась. А на другое утро его хозяева отправили посланца к Мартинакам. Не требовалось большого ума, чтобы понять, что между двумя уважаемыми семьями состоялся сговор. Феано Мелитена была обещана Варде Мартинаку...
Эйрик тяжело встал и тряхнул головой, прогоняя зряшные мысли. Сбросив куртку и рубашку, он обнаженным по пояс вышел на задний двор, облегчился и достал из колодца ведро студеной воды. Жадно напился из горсти. После чего, не поморщившись, облился с головой. И, бросив ведро, отправился погреться - помахать мечом. Пусть не скажут про него, что он отлынивает от службы и утратил сноровку!
Хозяева по просьбе наемника подвесили на заднем дворе между двумя столбами деревянного болвана на цепях, для упражнений. И он долго бил деревянным мечом увесистую колоду, которая, раскачавшись, вполне могла покалечить новичка. Проскальзывал справа, слева и, извернувшись, рубил вновь и вновь...
Несколько раз ему представлялся вместо этой колоды Варда Мартинак, и Эйрик смеялся зло и весело. Особенно его развеселила мысль, какое лицо сделалось бы у этого утонченного ромея, если бы им и вправду привелось подраться. Тот, кто привык всегда полагаться на чужую силу, разучивается стоять сам за себя... И разучивается отвечать за себя самого, не то что за других!
Намахавшись вдосталь, Эйрик опять ополоснулся холодной водой из колодца и вернулся в дом. Надел свежую рубашку и, пройдя на кухню, поел в одиночестве. Молодой хозяйки он не видел: и легко мог понять, что Феано Мелитена намеренно избегает его.
Однако после обеда, когда Эйрик вышел в атриум и, присев на нижнюю ступеньку портика, принялся чистить оружие, Феано неожиданно появилась в дверях. Она прошла наружу и опустилась на верхнюю ступеньку лестницы.
Эйрик поднялся и поприветствовал госпожу; он не осмеливался больше любоваться ею открыто, и решил сразу уйти со своей работой в другое место, чтобы не мешать ее уединению. Однако Феано попросила его остаться.
- Я хочу, чтобы ты рассказал мне о себе, - произнесла госпожа. Лицо у нее было холодное и чужое, и большие темные глаза тоже чужие; но в голосе звучала решимость. - Я не спрашиваю, чем ты промышлял, когда ушел из дома... об этом тебя уже спрашивал отец, когда принимал на службу.
Девушка невесело рассмеялась.
- Я хочу знать, как ты жил у себя на родине. Расскажи про свою семью.
Он наконец поднял на нее глаза.
- Зачем?
Им не нужно было много слов, чтобы понимать друг друга. Феано крепко сцепила руки на коленях и, слегка покраснев, повторила:
- Расскажи. Я твоя хозяйка, и я велю.
Он подчинился. Эйрик понял, что именно ей хочется услышать; и рассказал и про Асу с маленьким сыном, и про свое изгнание. Прежние боль и гнев опять заговорили в нем... Глаза Феано блеснули, и Эйрик понял: она тоже угадывает в том, что началось сейчас, повторение прежнего.
Когда он закончил, Феано коротко поблагодарила телохранителя за откровенность и, поднявшись, сразу ушла. Эйрику было неведомо, как молодая госпожа воспользовалась услышанным; однако потом она продолжила избегать его. И больше почти не выходила на люди - нужда в охраннике отпала; теперь Эйрик в основном сопровождал только самого Романа Мелита, когда тот отправлялся по различным делам.
А потом к Мелитам зачастили гости. Эйрик не помнил такого нашествия уже давно. Эта семья жила не то чтобы уединенно - просто они проводили в Константинополе не так уж много времени; каждую весну Роман Мелит выходил в море, по разным государственным и торговым делам, хотя сам купцом не был. А зимой хозяева уезжали в имение; иногда уезжали и летом. Феано, случалось, подолгу оставалась без отца, под надзором одной только старой тетки, которую приглашали к ним пожить. Но, разумеется, тогда не могло быть и речи о том, чтобы принимать гостей-мужчин.
А сейчас гостей набралось столько, сколько не перебывало за иные полгода. И Эйрика осенила догадка. Молодую хозяйку опять сватали! Стало быть, Варда Мартинак еще не считался ее женихом!..
Сын Дионисия Мартинака тоже приходил к Мелитам раза два или три, и беседовал с Феано. Но его не слишком выделяли среди прочих. Значит, Эйрик не ошибся.
Но все одно - Варда Мартинак или другой, мужем Феофании Мелитены станет только равный по происхождению и положению. Или же тот, кого счастливый случай вознесет до нее. Но слишком самонадеянно думать, что это будет он.
Эйрик Бьернсон положил себе: как только произойдет то, что должно произойти, он немедленно покинет этот дом и не будет больше служить у Мелитов. Сколько бы ему здесь ни платили! Если Феано достанется другому, видеть счастливого соперника будет невыносимо. Возможно, Эйрик опять уйдет на север, к своим, и станет хирдманном*, снова примется добывать славу и богатство в бою; и сорвет с шеи постылый символ христианства, который почти ничего не значил даже для многих приверженцев этого учения.
Феоктист надолго забыл о своем обещании разобраться с критскими свитками. Возможно, ему попросту было недосуг: Роман Мелит привлек сына для того, чтобы выяснить побольше о Мартинаках. Оказалось, что в целом Варда не солгал. Имение Мартинаков располагалось в трех днях пути от столицы. Оно было большим, но запущенным. И, однако же, Варда регулярно сносился с управляющим, а то и сам ездил туда и подолгу оставался в провинции, пытаясь извлечь из имения доход. Он никогда не служил при дворе, в отличие от Михаила Мартинака... возможно, чтобы не привлекать слишком много внимания к своей особе? А еще Варда занимался торговлей, у него была доля в продаже некоторых товаров на севере. Для придворных, получавших императорскую ругу, торговля считалась малопочтенным занятием - или попросту василевс не желал, чтобы его приближенные имели независимый источник прибыли.
Тридцатилетний Михаил Мартинак разительно отличался от брата: он был опустившимся и откровенно развратным человеком, одним из многочисленных придворных паразитов. И, однако же, именно Михаилу по завещанию должна была достаться львиная доля семейного имущества. Феано даже предложила отцу - может быть, помочь Варде в торговле, вложить общие средства в какое-нибудь предприятие? Ведь Роман Мелит, будучи придворным, также не мог заниматься этим открыто. Патрикий признал, что это недурная мысль.
Что же касалось других соискателей... С тех пор, как Феано объяснилась с Вардой, отец с необычайной энергией взялся наверстывать упущенное. У них за два месяца перебывало не меньше двадцати новых человек, отцов с сыновьями, которые приходили в их дом как на смотрины. Некоторым Феано не показывалась вовсе; с другими женихами говорила в присутствии отца. Но никто не задел ее чувств так, как Варда.
И уж подавно - так, как Эйрик...
Феано услышала историю викинга из его собственных уст, и убедилась, что он человек благородного происхождения. И он был однажды счастливо женат, пока не лишился жены и сына по трагической случайности. Однако никто из двоих даже не заикался о том, чтобы Эйрик Бьернсон мог породниться с семейством Мелитов. Пропасть между ними была непреодолима; по крайней мере, сейчас.
Отец рассматривал выгоды новых возможных союзов, и сама Феано тоже; однако внутри нее крепло ощущение, что она уже сделала выбор - и теперь изменяет человеку, которому предназначена! Феано со всеми мужчинами оставалась одинаково холодной и вежливо-равнодушной. Она даже скоро почти перестала различать их лица. Конечно, многие родители в подобном случае не задумались бы о чувствах дочери, располагая ее рукой по своему усмотрению. Но Роман Мелит к числу таких не принадлежал.
К зиме эти смотрины прекратились. Не только потому, что Феано никого из женихов не отличала; а еще и потому, что о Мелитах в Константинополе пошли дурные толки. Над патрикием и его дочерью на выданье даже начали посмеиваться. Такое стерпеть было нельзя.
