- Хорошо. Но вы обе должны будете молчать.
- Само собой, - сказала Оити.
Яэмон кивнул и, круто повернувшись, вышел наружу. Женщины последовали за ним.
«Это, должно быть, в самом деле большая госпожа среди них - если она так запросто требует меня к себе, - думала Оити, с трудом примеряясь к быстрому шагу наставника. - Ведь я не какая-нибудь там... я Такамацу, это моя земля! И неважно, что я еще девчонка!»
Вечер был изумительный: огнистый закат над морем слепил их. Оити на ходу приставила руку к глазам, пытаясь рассмотреть, есть ли корабль у берега; но отсюда было не видать.
- Живее! Время дорого! - скомандовал Яэмон, обернувшись через плечо.
Оити мысленно обозвала его зарвавшимся нахалом и невежей; но промолчала. Предвкушение нового знакомства возобладало над всем.
Они повернули направо и прошли узкой дорожкой мимо дома сельского старосты; потом поднялись на крыльцо. Дверь, по-западному закрывавшаяся на ключ, была отперта - как и в предыдущие два дня. Они разулись и вошли.
Яэмон еще раз бросил на Цуру-сан взгляд, полный сомнения; потом сам открыл дверь в комнату, где они обычно пили чай после тренировки. Где накрывали на стол невидимые слуги...
- Прошу, - сказал молодой человек.
На сей раз комната не пустовала.
В дальнем конце, на подушке, сидела молодая красивая женщина. Китаянка - Оити сразу же поняла по ее прическе и прихотливому наряду с застежками. А потом у Оити вырвался изумленный возглас.
- Вы!..
- Нет. Вы приняли меня за мою сестру, - ответила дама по-японски, совершенно невозмутимо.
Она была как две капли воды похожа на ту красавицу с бинтованными «ногами-лотосами» - Сяо Мэй. «Изуродованы ли ее ноги тоже?» - подумала Оити. Потом китаянка поднялась с места, и Оити убедилась, что она искалечена, как большинство благородных дам Поднебесной.
А когда женщина направилась к ним, слегка переваливаясь при ходьбе, Оити увидела то, что совершенно ошеломило ее. На груди китаянки, поверх ее богатого наряда, висел простой оловянный крестик - амулет христиан.
- Мое имя Сяо Лин. Желаю десять тысяч лет счастья! Будьте моими гостями, - произнесла она мелодичным голосом, слегка поклонившись.
* Японский театр кукол.
Оити потеряла дар речи; она покорно опустилась на почетное место, куда ее усадили, а ее мысль лихорадочно работала. В самом ли деле Сяо Лин сестра-близнец той, другой?.. Или она лжет, и это все-таки одна и та же китаянка - прислужница из чайного дома и любовница капитана джонки?.. Сама Оити никогда в жизни не встречала близнецов и не знала никого, кто бы сталкивался с таким чудом природы.
Однако - христианский крест! Ведь женщина из чайного дома креста еще не носила, Оити точно помнила! И кто мог обратить ее в эту веру?..
- Вы сейчас гадаете, как много я лгу - и зачем бы мне лгать, - с улыбкой заметила Сяо Лин, украдкой наблюдавшая за девушкой. - Это правильно. Но вы уже многое понимаете, юная госпожа.
Она несколько мгновений сидела на коленях очень прямо; потом поднялась и просеменила на своих маленьких ножках к подставке-дайсу*, где была расставлена чайная посуда. Она принялась готовить чай; а Оити с содроганием подумала - неужели эта калека им прислуживала вчера и позавчера, вдобавок, еще и оставаясь невидимой?..
Но тут же гостье стало ясно, что Сяо Лин тонкостям чайной церемонии не обучена и вообще прислуживать не привыкла. Сяо Мэй, несмотря на свое увечье, двигалась грациозно - это был изящнейший танец боли, ставший ее жизнью. Ну а Сяо Лин оказалась неуклюжей и чуть не расплескала горячий чай прямо на свои несчастные переломанные ступни. У Оити руки чесались помочь; если бы она не боялась обидеть хозяйку. Однако теперь она наконец поверила, что это две разные женщины.
Накрыв на стол, Сяо Лин села на невысокий старинный стульчик. Окинула взглядом гостей.
- Ну, так, - произнесла она. В ее голосе послышались властные нотки. - Времени мало, я могу покинуть вашу деревню со следующим же отливом. Но мне нужно узнать вас, а вам меня, госпожа Такамацу.
- Кхм, правда?.. То есть я хотела сказать - это честь для меня, госпожа Сяо, - спохватившись, вежливо произнесла Оити. Про себя она подумала, что честь весьма сомнительная...
Китаянка кивнула.
- Я услышала о вас от моей сестры. Случайно. И сегодня вы оказались здесь вместе со мной. Случайно. Но вместе это йосс - наша с вами судьба.
- Вы верите в йосс - и при этом вы верите в гайдзинского бога? - вырвалось у Оити. - Того, которого распяли на кресте? А как вы стали христианкой?..
- Долгая история. Но только поэтому я сейчас здесь. - Сяо Лин склонила голову и благоговейно коснулась нательного крестика. - Господин Христос привел меня сюда.
Потом китайская красавица подняла голову и бросила на Яэмона и Цуру-сан выразительный взгляд. И такова была ее власть в этом доме, что Яэмон безропотно поднялся с места, оставив недопитую чашку на столике; и Цуру-сан тоже встала, тревожно посмотрев на барышню.
Оити поняла, что Сяо Лин хочет поговорить с ней наедине; она сразу взволновалась, но ободряюще кивнула своей помощнице. Цуру-сан и ее сэмпай вышли, задвинув седзи.
Сяо Лин несколько мгновений молчала, погруженная в себя, - потом посмотрела на Оити.
- Мое христианское имя Мария. Четыре года назад меня крестил священник из страны Рококу.
- Из Ро... Из России? - Оити была потрясена. - Это случилось здесь?
Китаянка качнула головой.
- Нет. У меня дома, в Юньнань. Тогда я еще была наложницей и уже была больна...
- Чем?..
Сяо Лин-Мария как будто только и ждала этого вопроса: она расстегнула верхнюю коралловую застежку платья и распахнула его на груди. Правая грудь словно бы вздулась и была перебинтована: точно так же, как ноги.
По спине Оити прошел холодок отвращения; она постаралась не выдать себя, но недужная красавица, конечно, заметила. Она печально усмехнулась.
- Не бойтесь, юная госпожа. Это не заразно. Моя болезнь может убить только меня саму.
Застегнувшись обратно, она расправила плечи. Коснулась своего креста, потом провела рукой по перебинтованной груди.
- Опухоли. Появляются, потом проходят... иногда идет гной. Можно жить с этой болезнью долго, много лет; а бывает, что опухоли расходятся по всему телу и женщина умирает в страшных муках.
Оити что-то такое слышала. Ей стало еще больше не по себе, хотя первоначальный страх прошел. Однако она поклонилась китаянке и произнесла:
- Извините мои дурные манеры. Я уважаю ваши страдания.
Гостья заколебалась, облизнула губы.
- Но...
- Вы хотите знать, почему вдруг я рассказываю это вам, возбуждая ваше естественное отвращение? - хладнокровно подсказала китаянка. - Господин Христос на небесах даровал мне... и может даровать еще многие годы жизни. Я неустанно молюсь об этом, потому что моя жизнь сейчас важна для многих, хотя мне самой она тягостна. Или Господь может забрать меня к Себе уже завтра.
Сяо Лин глубоко вздохнула.
- Поэтому вы должны знать меня и мою сестру - вы тоже можете стать полезной.
Оити кивнула. Она напряженно ожидала продолжения.
- До того, как Христос вошел в мое сердце, ничего не имело значения. Я сама не имела никакого значения - я была одной из наложниц императорского чиновника, владетельного сяньгуна*... мы служили только для услады нашего господина.
- С вами плохо обращались? - спросила Оити. Девушка сразу вспомнила жизнь Цуру-сан у своего отца.
- Плохо? Хорошо?.. - Сяо Лин пожала плечами. - Мы жили во дворце... в достатке, хорошо ели и одевались, но никто о нас не вспоминал, пока не нужна была постель. Потом я забеременела и меня совсем оставили в покое: у господина было еще семь прекрасных женщин для утех, кроме меня и его супруги. У меня родилась дочь... я начала кормить ее, но девочка заболела и умерла через десять дней.
Оити прикусила губу, чтобы не сказать лишнего. Она все еще не понимала, какое отношение эти горести имеют к ней.
- Все сказали, что смерть моей дочери - это хорошо: дочерей у господина было уже много. Девочек всегда слишком много! И через несколько месяцев я тоже захворала... заболела та грудь, которой я кормила ребенка.
Сяо Лин опять подняла глаза на собеседницу.
- Никому не нужна вещь, у которой что-то болит, не правда ли?.. Все понимали, что я буду долго страдать и стану только обузой для семьи. Мне прислали шелковый шнурок, чтобы я удавилась: я благородной крови, и мне пожелали даровать смерть от своей руки...
- И вы этого не сделали? Почему? - не выдержала Оити.
Ей было жаль обездоленную китаянку, но она не могла не согласиться с ее господами: лучше вовремя достойно прекратить мучения, чем обременять других и себя. Японка на месте Сяо Лин, разумеется, покончила бы с собой!
- Вам не хватило мужества?
Это, конечно, был бы страшно оскорбительный вопрос для японки, особенно знатной... однако китаянка выслушала его безмятежно.
- Может быть, и мужества. Но тогда я очень ясно поняла, что это тоже не будет иметь значения: живу я или умру - это неважно. После меня будут жить еще сотни тысяч женщин... и с ними станут поступать так же, как со мной, если они заболеют. И я отказалась себя убивать.
- Кажется, теперь я понимаю! - воскликнула Оити.
- Я вышла из дома господина как была, не взяв с собой ничего, - мне больше ничего не принадлежало; и пошла на площадь, где сидели нищие. Я села среди них на землю и обнажила больную грудь. Я ничего не просила и только ждала... а потом вдруг увидела, как через площадь идет чужеземец с длинной светлой бородой и в долгополой черной одежде.
Губы женщины тронула улыбка; а глаза заблестели каким-то сверхъестественным блеском.
- Гайдзин начал раздавать милостыню и заметил меня. Это был отец Ипатий, русский священник, который приехал в наш город с православной миссией. Христос спас меня его руками.
Оити некоторое время молчала, ей никак не удавалось подобрать слова для ответа. Разумеется, сама Сяо Лин считала эту встречу знамением свыше! Но в действительности...
- Простите, но ведь вы до сих пор больны? А вы говорите, что вас спасли?
- Да. Земные страдания служат для нашего спасения. Вам этого пока не понять, а я не умею проповедовать... но это истина.
Китаянка снова улыбнулась.
- Только после того, как меня окрестили, я стала иметь значение. Иметь лицо. Теперь я посредница во многих делах с русскими... я служу делу Хиномару и состою в Обществе небесной ноги*.
Оити чуть не прыснула, услышав такое наименование; но вовремя сдержалась.
- Что это значит, госпожа?
Сяо Лин вытянула свою ножку в крошечной туфельке.
- Это женское общество, которое борется против бинтования ног. Против нашего порабощения мужчинами.
- О!..
Последнее Оити сразу поняла и почувствовала большое уважение.
Сяо Лин кивнула.
- Отец Ипатий сказал, что мы не можем самовольно прерывать течение своих дней и должны терпеть до конца. Только тогда страдания получают смысл, а Бог являет Свою любовь, которая не умирает. Это самый великий йосс.
Оити знала, что христиане - противники самоубийства и не верят в перерождение: только в одну земную жизнь. Но разве может кто-нибудь что-нибудь доказать?.. И как тогда быть, например, со всеми детьми, которые умирают во младенчестве и не успевают совершить в подлунном мире вообще ничего?.. Как быть с ребенком самой Сяо Лин?
Она молчала, кусая губы; и Сяо Лин угадала ее сомнения.
- Словами не объяснишь - божью благодать можно только почувствовать. Но довольно об этом!
Она нахмурилась, стала холодной и деловитой.
- Может быть, я уеду уже завтра. Так что не будем терять времени. Вы говорите на путунхуа*?
- Да, - кивнула Оити. - Изучаю уже второй год под руководством госпожи Маэды.
- Маэда-сама говорила мне, что у вас недурные способности к языкам... Давайте проверим.
И чуть ли не полчаса Сяо Лин экзаменовала Оити, тщательно интонируя и задавая самые неоднозначные вопросы на китайском. Оити вся взмокла, пока отвечала; но, кажется, не разочаровала свою собеседницу. Наконец та удовлетворенно кивнула.
- Совсем не так плохо, как можно было ожидать. При должном старании года за три вы освоите путунхуа достаточно, чтобы им пользоваться. Конечно, насчет моего собственного и других наречий утверждать не могу.
Оити несколько задел этот надменный тон (кажется, христианам полагалось вести себя совсем не так). Но тут она вспомнила, что в огромном Китае тьма тьмущая диалектов, так что северные области не понимают южные. И, уж конечно, западным варварам нужны искушенные посредники, если они хотят вести с этим народом дела!
Неужели Сяо Лин говорит еще и по-русски? Тогда она настоящее сокровище, несмотря на свою телесную неполноценность...
Потом китаянка громко хлопнула в ладоши, будто призывая слугу; и из коридора появился Яэмон. Она приветливо кивнула юноше.
- Можете проводить девочку Такамацу домой. Уже совсем поздно. Если удастся, завтра мы побеседуем еще.
Яэмон коротко поклонился.
- Слушаю.
Они попрощались, и Яэмон вывел Оити в коридор, где томилась в ожидании барышни Цуру-сан.
Яэмон взял керосиновый фонарь, чтобы освещать дорогу. «Это надо же, как мы заговорились!» - подумала Оити. Только тут к ней вернулось ощущение времени и собственного тела: она почесала опять наливавшийся болью синяк на плече.
А выйдя за дверь, девушка осознала, что за всю беседу Сяо Лин ни разу больше не упомянула о Сяо Мэй. Как существовали эти две сестры порознь, как они снова встретились?.. И наверняка то, что китаянки близнецы, очень им пригодилось для конспирации: допустим, если приходилось скрываться от полиции или обманывать враждебные группировки...
«Завтра узнаю. Если повезет», - подумала Оити. Они зашагали домой в потемках, свежий ветерок с моря обдувал их лица и колебал огонек фонаря.
* Дайсу - переносная полка-подставка, использовавшаяся во время чайной церемонии.
* Сяньгун - «уездный гун» (китайский дворянский титул, приблизительно равнозначный европейскому «виконт»).
* Организация с таким названием и в самом деле была создана в китайском городе Сямынь, в конце XIX в.
* Государственный язык Китая, сложившийся на основе пекинского диалекта.
Назавтра Яэмон не являлся целых полдня - так что Оити, переволновавшись, опять отказалась идти на обед в общий зал. Кусок не лез в горло: она без аппетита сжевала холодный рисовый шарик и немного водорослей в уксусе, а потом попробовала медитировать. Но когда девушка очистила разум от мыслей, вместо успокоения перед ее умственным взором начали вставать картины одна страшнее другой. Что-нибудь случилось? Может, неожиданный удар со стороны Ямабуси или другой банды?..
Но когда Оити уже готова была наплевать на осторожность и отправиться на разведку, ее учитель пришел. Он не извинился, но объяснил свое отсутствие как нечто само собой разумеющееся.
- Госпожа Сяо уехала, я ей во всем помогал. Ночью мы получили срочное послание, и с утренним отливом корабль ушел.
- Послание? Голубиной почтой?
- Конечно. Ты до сих пор не приметила нашей голубятни?
Сказать по правде, не приметила; Оити не разглядела и корабля у причала, однако причин сомневаться в словах сэмпая у нее не было. Девушка вздохнула.
- Очень жаль, я надеялась выспросить у госпожи Сяо еще кое-что! Когда-то теперь представится возможность...
- Само собой, - сказала Оити.
Яэмон кивнул и, круто повернувшись, вышел наружу. Женщины последовали за ним.
«Это, должно быть, в самом деле большая госпожа среди них - если она так запросто требует меня к себе, - думала Оити, с трудом примеряясь к быстрому шагу наставника. - Ведь я не какая-нибудь там... я Такамацу, это моя земля! И неважно, что я еще девчонка!»
Вечер был изумительный: огнистый закат над морем слепил их. Оити на ходу приставила руку к глазам, пытаясь рассмотреть, есть ли корабль у берега; но отсюда было не видать.
- Живее! Время дорого! - скомандовал Яэмон, обернувшись через плечо.
Оити мысленно обозвала его зарвавшимся нахалом и невежей; но промолчала. Предвкушение нового знакомства возобладало над всем.
Они повернули направо и прошли узкой дорожкой мимо дома сельского старосты; потом поднялись на крыльцо. Дверь, по-западному закрывавшаяся на ключ, была отперта - как и в предыдущие два дня. Они разулись и вошли.
Яэмон еще раз бросил на Цуру-сан взгляд, полный сомнения; потом сам открыл дверь в комнату, где они обычно пили чай после тренировки. Где накрывали на стол невидимые слуги...
- Прошу, - сказал молодой человек.
На сей раз комната не пустовала.
В дальнем конце, на подушке, сидела молодая красивая женщина. Китаянка - Оити сразу же поняла по ее прическе и прихотливому наряду с застежками. А потом у Оити вырвался изумленный возглас.
- Вы!..
- Нет. Вы приняли меня за мою сестру, - ответила дама по-японски, совершенно невозмутимо.
Она была как две капли воды похожа на ту красавицу с бинтованными «ногами-лотосами» - Сяо Мэй. «Изуродованы ли ее ноги тоже?» - подумала Оити. Потом китаянка поднялась с места, и Оити убедилась, что она искалечена, как большинство благородных дам Поднебесной.
А когда женщина направилась к ним, слегка переваливаясь при ходьбе, Оити увидела то, что совершенно ошеломило ее. На груди китаянки, поверх ее богатого наряда, висел простой оловянный крестик - амулет христиан.
- Мое имя Сяо Лин. Желаю десять тысяч лет счастья! Будьте моими гостями, - произнесла она мелодичным голосом, слегка поклонившись.
* Японский театр кукол.
Глава 11
Оити потеряла дар речи; она покорно опустилась на почетное место, куда ее усадили, а ее мысль лихорадочно работала. В самом ли деле Сяо Лин сестра-близнец той, другой?.. Или она лжет, и это все-таки одна и та же китаянка - прислужница из чайного дома и любовница капитана джонки?.. Сама Оити никогда в жизни не встречала близнецов и не знала никого, кто бы сталкивался с таким чудом природы.
Однако - христианский крест! Ведь женщина из чайного дома креста еще не носила, Оити точно помнила! И кто мог обратить ее в эту веру?..
- Вы сейчас гадаете, как много я лгу - и зачем бы мне лгать, - с улыбкой заметила Сяо Лин, украдкой наблюдавшая за девушкой. - Это правильно. Но вы уже многое понимаете, юная госпожа.
Она несколько мгновений сидела на коленях очень прямо; потом поднялась и просеменила на своих маленьких ножках к подставке-дайсу*, где была расставлена чайная посуда. Она принялась готовить чай; а Оити с содроганием подумала - неужели эта калека им прислуживала вчера и позавчера, вдобавок, еще и оставаясь невидимой?..
Но тут же гостье стало ясно, что Сяо Лин тонкостям чайной церемонии не обучена и вообще прислуживать не привыкла. Сяо Мэй, несмотря на свое увечье, двигалась грациозно - это был изящнейший танец боли, ставший ее жизнью. Ну а Сяо Лин оказалась неуклюжей и чуть не расплескала горячий чай прямо на свои несчастные переломанные ступни. У Оити руки чесались помочь; если бы она не боялась обидеть хозяйку. Однако теперь она наконец поверила, что это две разные женщины.
Накрыв на стол, Сяо Лин села на невысокий старинный стульчик. Окинула взглядом гостей.
- Ну, так, - произнесла она. В ее голосе послышались властные нотки. - Времени мало, я могу покинуть вашу деревню со следующим же отливом. Но мне нужно узнать вас, а вам меня, госпожа Такамацу.
- Кхм, правда?.. То есть я хотела сказать - это честь для меня, госпожа Сяо, - спохватившись, вежливо произнесла Оити. Про себя она подумала, что честь весьма сомнительная...
Китаянка кивнула.
- Я услышала о вас от моей сестры. Случайно. И сегодня вы оказались здесь вместе со мной. Случайно. Но вместе это йосс - наша с вами судьба.
- Вы верите в йосс - и при этом вы верите в гайдзинского бога? - вырвалось у Оити. - Того, которого распяли на кресте? А как вы стали христианкой?..
- Долгая история. Но только поэтому я сейчас здесь. - Сяо Лин склонила голову и благоговейно коснулась нательного крестика. - Господин Христос привел меня сюда.
Потом китайская красавица подняла голову и бросила на Яэмона и Цуру-сан выразительный взгляд. И такова была ее власть в этом доме, что Яэмон безропотно поднялся с места, оставив недопитую чашку на столике; и Цуру-сан тоже встала, тревожно посмотрев на барышню.
Оити поняла, что Сяо Лин хочет поговорить с ней наедине; она сразу взволновалась, но ободряюще кивнула своей помощнице. Цуру-сан и ее сэмпай вышли, задвинув седзи.
Сяо Лин несколько мгновений молчала, погруженная в себя, - потом посмотрела на Оити.
- Мое христианское имя Мария. Четыре года назад меня крестил священник из страны Рококу.
- Из Ро... Из России? - Оити была потрясена. - Это случилось здесь?
Китаянка качнула головой.
- Нет. У меня дома, в Юньнань. Тогда я еще была наложницей и уже была больна...
- Чем?..
Сяо Лин-Мария как будто только и ждала этого вопроса: она расстегнула верхнюю коралловую застежку платья и распахнула его на груди. Правая грудь словно бы вздулась и была перебинтована: точно так же, как ноги.
По спине Оити прошел холодок отвращения; она постаралась не выдать себя, но недужная красавица, конечно, заметила. Она печально усмехнулась.
- Не бойтесь, юная госпожа. Это не заразно. Моя болезнь может убить только меня саму.
Застегнувшись обратно, она расправила плечи. Коснулась своего креста, потом провела рукой по перебинтованной груди.
- Опухоли. Появляются, потом проходят... иногда идет гной. Можно жить с этой болезнью долго, много лет; а бывает, что опухоли расходятся по всему телу и женщина умирает в страшных муках.
Оити что-то такое слышала. Ей стало еще больше не по себе, хотя первоначальный страх прошел. Однако она поклонилась китаянке и произнесла:
- Извините мои дурные манеры. Я уважаю ваши страдания.
Гостья заколебалась, облизнула губы.
- Но...
- Вы хотите знать, почему вдруг я рассказываю это вам, возбуждая ваше естественное отвращение? - хладнокровно подсказала китаянка. - Господин Христос на небесах даровал мне... и может даровать еще многие годы жизни. Я неустанно молюсь об этом, потому что моя жизнь сейчас важна для многих, хотя мне самой она тягостна. Или Господь может забрать меня к Себе уже завтра.
Сяо Лин глубоко вздохнула.
- Поэтому вы должны знать меня и мою сестру - вы тоже можете стать полезной.
Оити кивнула. Она напряженно ожидала продолжения.
- До того, как Христос вошел в мое сердце, ничего не имело значения. Я сама не имела никакого значения - я была одной из наложниц императорского чиновника, владетельного сяньгуна*... мы служили только для услады нашего господина.
- С вами плохо обращались? - спросила Оити. Девушка сразу вспомнила жизнь Цуру-сан у своего отца.
- Плохо? Хорошо?.. - Сяо Лин пожала плечами. - Мы жили во дворце... в достатке, хорошо ели и одевались, но никто о нас не вспоминал, пока не нужна была постель. Потом я забеременела и меня совсем оставили в покое: у господина было еще семь прекрасных женщин для утех, кроме меня и его супруги. У меня родилась дочь... я начала кормить ее, но девочка заболела и умерла через десять дней.
Оити прикусила губу, чтобы не сказать лишнего. Она все еще не понимала, какое отношение эти горести имеют к ней.
- Все сказали, что смерть моей дочери - это хорошо: дочерей у господина было уже много. Девочек всегда слишком много! И через несколько месяцев я тоже захворала... заболела та грудь, которой я кормила ребенка.
Сяо Лин опять подняла глаза на собеседницу.
- Никому не нужна вещь, у которой что-то болит, не правда ли?.. Все понимали, что я буду долго страдать и стану только обузой для семьи. Мне прислали шелковый шнурок, чтобы я удавилась: я благородной крови, и мне пожелали даровать смерть от своей руки...
- И вы этого не сделали? Почему? - не выдержала Оити.
Ей было жаль обездоленную китаянку, но она не могла не согласиться с ее господами: лучше вовремя достойно прекратить мучения, чем обременять других и себя. Японка на месте Сяо Лин, разумеется, покончила бы с собой!
- Вам не хватило мужества?
Это, конечно, был бы страшно оскорбительный вопрос для японки, особенно знатной... однако китаянка выслушала его безмятежно.
- Может быть, и мужества. Но тогда я очень ясно поняла, что это тоже не будет иметь значения: живу я или умру - это неважно. После меня будут жить еще сотни тысяч женщин... и с ними станут поступать так же, как со мной, если они заболеют. И я отказалась себя убивать.
- Кажется, теперь я понимаю! - воскликнула Оити.
- Я вышла из дома господина как была, не взяв с собой ничего, - мне больше ничего не принадлежало; и пошла на площадь, где сидели нищие. Я села среди них на землю и обнажила больную грудь. Я ничего не просила и только ждала... а потом вдруг увидела, как через площадь идет чужеземец с длинной светлой бородой и в долгополой черной одежде.
Губы женщины тронула улыбка; а глаза заблестели каким-то сверхъестественным блеском.
- Гайдзин начал раздавать милостыню и заметил меня. Это был отец Ипатий, русский священник, который приехал в наш город с православной миссией. Христос спас меня его руками.
Оити некоторое время молчала, ей никак не удавалось подобрать слова для ответа. Разумеется, сама Сяо Лин считала эту встречу знамением свыше! Но в действительности...
- Простите, но ведь вы до сих пор больны? А вы говорите, что вас спасли?
- Да. Земные страдания служат для нашего спасения. Вам этого пока не понять, а я не умею проповедовать... но это истина.
Китаянка снова улыбнулась.
- Только после того, как меня окрестили, я стала иметь значение. Иметь лицо. Теперь я посредница во многих делах с русскими... я служу делу Хиномару и состою в Обществе небесной ноги*.
Оити чуть не прыснула, услышав такое наименование; но вовремя сдержалась.
- Что это значит, госпожа?
Сяо Лин вытянула свою ножку в крошечной туфельке.
- Это женское общество, которое борется против бинтования ног. Против нашего порабощения мужчинами.
- О!..
Последнее Оити сразу поняла и почувствовала большое уважение.
Сяо Лин кивнула.
- Отец Ипатий сказал, что мы не можем самовольно прерывать течение своих дней и должны терпеть до конца. Только тогда страдания получают смысл, а Бог являет Свою любовь, которая не умирает. Это самый великий йосс.
Оити знала, что христиане - противники самоубийства и не верят в перерождение: только в одну земную жизнь. Но разве может кто-нибудь что-нибудь доказать?.. И как тогда быть, например, со всеми детьми, которые умирают во младенчестве и не успевают совершить в подлунном мире вообще ничего?.. Как быть с ребенком самой Сяо Лин?
Она молчала, кусая губы; и Сяо Лин угадала ее сомнения.
- Словами не объяснишь - божью благодать можно только почувствовать. Но довольно об этом!
Она нахмурилась, стала холодной и деловитой.
- Может быть, я уеду уже завтра. Так что не будем терять времени. Вы говорите на путунхуа*?
- Да, - кивнула Оити. - Изучаю уже второй год под руководством госпожи Маэды.
- Маэда-сама говорила мне, что у вас недурные способности к языкам... Давайте проверим.
И чуть ли не полчаса Сяо Лин экзаменовала Оити, тщательно интонируя и задавая самые неоднозначные вопросы на китайском. Оити вся взмокла, пока отвечала; но, кажется, не разочаровала свою собеседницу. Наконец та удовлетворенно кивнула.
- Совсем не так плохо, как можно было ожидать. При должном старании года за три вы освоите путунхуа достаточно, чтобы им пользоваться. Конечно, насчет моего собственного и других наречий утверждать не могу.
Оити несколько задел этот надменный тон (кажется, христианам полагалось вести себя совсем не так). Но тут она вспомнила, что в огромном Китае тьма тьмущая диалектов, так что северные области не понимают южные. И, уж конечно, западным варварам нужны искушенные посредники, если они хотят вести с этим народом дела!
Неужели Сяо Лин говорит еще и по-русски? Тогда она настоящее сокровище, несмотря на свою телесную неполноценность...
Потом китаянка громко хлопнула в ладоши, будто призывая слугу; и из коридора появился Яэмон. Она приветливо кивнула юноше.
- Можете проводить девочку Такамацу домой. Уже совсем поздно. Если удастся, завтра мы побеседуем еще.
Яэмон коротко поклонился.
- Слушаю.
Они попрощались, и Яэмон вывел Оити в коридор, где томилась в ожидании барышни Цуру-сан.
Яэмон взял керосиновый фонарь, чтобы освещать дорогу. «Это надо же, как мы заговорились!» - подумала Оити. Только тут к ней вернулось ощущение времени и собственного тела: она почесала опять наливавшийся болью синяк на плече.
А выйдя за дверь, девушка осознала, что за всю беседу Сяо Лин ни разу больше не упомянула о Сяо Мэй. Как существовали эти две сестры порознь, как они снова встретились?.. И наверняка то, что китаянки близнецы, очень им пригодилось для конспирации: допустим, если приходилось скрываться от полиции или обманывать враждебные группировки...
«Завтра узнаю. Если повезет», - подумала Оити. Они зашагали домой в потемках, свежий ветерок с моря обдувал их лица и колебал огонек фонаря.
* Дайсу - переносная полка-подставка, использовавшаяся во время чайной церемонии.
* Сяньгун - «уездный гун» (китайский дворянский титул, приблизительно равнозначный европейскому «виконт»).
* Организация с таким названием и в самом деле была создана в китайском городе Сямынь, в конце XIX в.
* Государственный язык Китая, сложившийся на основе пекинского диалекта.
Глава 12
Назавтра Яэмон не являлся целых полдня - так что Оити, переволновавшись, опять отказалась идти на обед в общий зал. Кусок не лез в горло: она без аппетита сжевала холодный рисовый шарик и немного водорослей в уксусе, а потом попробовала медитировать. Но когда девушка очистила разум от мыслей, вместо успокоения перед ее умственным взором начали вставать картины одна страшнее другой. Что-нибудь случилось? Может, неожиданный удар со стороны Ямабуси или другой банды?..
Но когда Оити уже готова была наплевать на осторожность и отправиться на разведку, ее учитель пришел. Он не извинился, но объяснил свое отсутствие как нечто само собой разумеющееся.
- Госпожа Сяо уехала, я ей во всем помогал. Ночью мы получили срочное послание, и с утренним отливом корабль ушел.
- Послание? Голубиной почтой?
- Конечно. Ты до сих пор не приметила нашей голубятни?
Сказать по правде, не приметила; Оити не разглядела и корабля у причала, однако причин сомневаться в словах сэмпая у нее не было. Девушка вздохнула.
- Очень жаль, я надеялась выспросить у госпожи Сяо еще кое-что! Когда-то теперь представится возможность...
