А значит, это место охранялось по высшему разряду! Если они накроют там Сетнахта, это будет огромной удачей; но пока что на подобное рассчитывать не приходилось.
Что ж, Сетнахт в скором времени объявится сам - и тогда начнутся переговоры.
Вдруг Амина ощутила себя ужасно усталой. Она закрыла лицо руками и подавила рыдание. Никому нельзя показывать свою слабость - она должна для всех оставаться несокрушимым оплотом, путеводной звездой, следуя за которой, не страшно даже шагнуть за последнюю грань! Но как страшно порой бывало ей самой...
Амина неожиданно круто повернулась и поспешила назад в прихожую. Вышла на площадку и постучала в дверь напротив.
Ей открыли сразу - как в тот день, когда уехал Хью Бертрам, давным-давно. Но с тех пор изменилось все.
- Роберт, - произнесла она.
- Амина...
Он понял тотчас. И пошел за ней не говоря ни слова; они едва вспомнили о том, чтобы запереть дверь. Хотя вряд ли кто-нибудь им помешал бы.
Она потянула его в спальню. Они срывали друг с друга одежду и задыхались, прижимаясь друг к другу пылающими телами и тут же отстраняясь. Как будто задавали один другому последний вопрос.
Наконец Джастин Фокс обхватил ее лицо ладонями и глубоко заглянул в глаза:
- Ты уверена?.. А он?
- Да, Роберт... С ним уже никогда... Теперь смертельно, точно знаю... И после этого!..
Больше они не говорили. Даже думать было трудно! Они говорили телами и душами; и Роберт Гейл не помнил себя, растворяясь в блаженстве и торжествуя, жадно забирая все. Сбывалось то, что он представлял себе тысячу раз. Наконец-то она принадлежала ему! Она по-настоящему нуждалась в нем!.. И такой ее не знал даже тот, соперник, смертный мальчишка. Амина всхлипывала, двигалась навстречу Роберту с яростью и отчаянной нежностью; и так же он любил ее. И ее экстаз был быстрым и бурным, и самым искренним: с ним она обнажила свою душу до конца.
Потом они обессиленно лежали на смятой постели, и Роберт нежно перебирал ее черные волосы. И вдруг его возлюбленная подскочила, будто пружина, и схватила что-то с прикроватного столика.
- Что?..
Скарабей, ну конечно! Амина с явным облегчением всматривалась в синего жука, окруженного ореолом голубого света.
- Ты прямо как на часы смотришь, - усмехнулся он. - Будто тебя дожидается ревнивый муж.
- Роберт, это не шутки!
- Ты теперь каждый раз будешь его проверять? - поинтересовался он, придвигаясь ближе.
Она слегка шлепнула его по губам. И действительно сердилась.
- Ты же знаешь, что дело не в этом... Я чувствую, что мне простительно, а что нет. И если я начну сверяться с амулетом, как с часами, вот тогда я и вправду окажусь достойна презрения!
Роберт улыбнулся. Но ему снова стало удивительно хорошо: она не отрицала, что хочет повторения! Он нежно отвел ее спутанные волосы с лица и поцеловал.
- Но ты снова напоминаешь себе о том, кто ты...
Да. Амен-Оту была прирожденным монархом, умеющим отделять любовь от политики, - так же, как та, великая королева, которую он знал при жизни. Все еще обнаженная, все еще его, рядом с ним, - она уже поднялась над ним, взвешивая судьбы всех.
Амина накинула себя ворсистое покрывало; она подняла голову, сурово взглянув любовнику в глаза. И он знал, о чем она сейчас думает. О том, что немногие мужчины могли бы быть рядом с нею так близко, как он, и не покуситься на ее власть; немногие понимали всю ее ответственность - и свою также. А еще они оба сознавали другое. Что древним амулетом могла владеть только она сама - или один из ее египтян; только им он являл свою магию во всей полноте!
Роберт Гейл никогда бы не покусился на трон своей королевы. Потому ли, что он любил ее? Потому ли, что сознавал все это?.. Он не мог бы себе ответить окончательно; но теперь его уверенность в ней и в себе только окрепла.
Амина положила скарабея обратно на столик; она подставила Роберту губы, и они тихо поцеловались. Потом они встали и принялись одеваться, быстро и сосредоточенно. Когда они опять взглянули друг на друга, то были полностью одеты и застегнуты на все пуговицы - вновь превратившись в королеву и ее первого советника.
Почти.
- Может быть, кофе? - предложил Джастин Фокс.
Амина вспыхнула. Конечно, вспомнила тот июльский день, - но тогда они угощались кофе у него на квартире.
- С удовольствием.
Они отправились на кухню. В ее квартире англичанин хозяйничал так же уверенно, как в своей. Амина присела и ждала, облокотившись на стол и наблюдая за ним из-под полуопущенных век; ей хотелось немного продлить это блаженное чувство... Когда они уже не были так опасно, бесповоротно близки; но все еще сохраняли единение. Только на двоих.
- Прошу вас, ваше величество.
- Благодарю.
Они так и остались на этой чистенькой кухне, где пахло свежемолотым кофе и ванилью. Некоторое время пили, не говоря ни слова.
Джастин Фокс исподволь поглядывал на скарабея, украшавшего грудь его повелительницы под пенистым кружевом воротничка.
- Вы теперь только ожидаете...
Амина поставила чашку на блюдце.
- Да. Мы испробовали все. Даже через зеркало... никак. Впрочем, может, это они нарочно? Вы же знаете, для женщины худшая пытка - это не давать ей зеркала.
Оба рассмеялись. С тех пор, как Амина Маклир приблизила к себе его, в ее речи все чаще звучал не только английский акцент, но и английский юмор.
- Скорее всего, зеркало ей дают, но карманное, - предположил Фокс. - И на дом наложена очень хорошая защита.
- Ну, это и так понятно. Впрочем, такая связь и духовная близость - разные вещи. Я бы все равно не обнаружила ее местопребывания подобным способом.
Египтянка допила кофе и, промокнув губы салфеткой, поднялась. Фокс встал следом, ожидая распоряжений.
- Мы отправляемся в Нью-Йорк немедленно. Обычным способом, - она это подчеркнула, и ее помощник кивнул. - Особняк... да, думаю, там пока чисто. Пусть даже пошел третий день.
Они направились к двери. Для Фокса собраться было делом недолгим, а госпожу, разумеется, придется ждать.
- Брать билеты на этот вечер? Я быстро обернусь.
Египтянка кивнула... и благодарно поцеловала его. Потом рассмеялась и еще раз поцеловала, видя, как осветилось его лицо.
- Нет, все. Иначе мы на этом не остановимся!
Она уперлась ладонями ему в грудь. А Фокс перехватил ее руку и сильно сжал.
- С ним у тебя... точно кончено?
- Да. Еще тогда, в Египте. - Амина отвернулась, и лицо ее ожесточилось. - А теперь... Он в Нью-Йорке, бедный мальчик, и весь извелся. Муж, конечно, тоже очень переживает, но и то меньше. Хуже всего, что он ничем не может помочь.
- Нет, - тихо ответил Фокс.
Она удивленно воззрилась на него.
- Хуже всего то, что он понимает - вы уже расставили приоритеты, ваше величество.
Египтянка побелела, губы ее сжались.
- Так ты вообразил, что...
- Нет, конечно! Ведь я вас знаю... как никто другой, - он слегка поклонился. - Но тем не менее.
Амина вздохнула и не ответила.
- Идите, не теряйте времени.
Фокс вернулся через сорок минут с билетами на семь вечера. Амина была уже готова. Полтора часа, оставшиеся до отъезда, они провели каждый у себя; но на вокзал отправились вдвоем и места заняли в одном купе.
На другое утро после разговора с пророком Амона Этель проснулась поздно, с головной болью. И обнаружила, что ее верхнюю одежду забрали, - и пальто, и кашне, и перчатки, и ботинки. Может, еще вчера, а она была в таких расстроенных чувствах, что не заметила?.. Джудит, которая принесла ей завтрак, не подавала виду; а Этель не стала спрашивать. И так понятно, что это элементарная мера предосторожности против побега.
- Хозяин уехал? - спросила она, когда горничная пришла забирать посуду.
- Да, - ответила Джудит, не глядя на нее. Она не стала уточнять, кого узница имеет в виду. - Еще ночью уехал, мэм, когда вы спали.
Этель подобралась, теребя свою косу.
- Вы мне не скажете, где я нахожусь? Хотя бы приблизительно?..
- Извините, мэм. Не велено, - коротко ответила Джудит.
Сегодня дружелюбия у нее поубавилось. Случилось что - или, может, кто-то из начальства сделал внушение?.. Хотя, когда горничная ушла, у Этель возникла мысль, которая ее несколько приободрила. У «темных» тоже наверняка имелось ограничение на магию! «Помню о цене» - это, опять-таки, не из благородства, а из соображений выгоды; но все же.
Однако время тянулось очень тоскливо. Весь первый - то есть второй день ее заключения Этель совсем никуда не выпускали, и ничего не давали, кроме книг из библиотеки. Сетнахта не было, и Джудит не знала - или не говорила ей, когда он явится. На другой день Этель разрешили спуститься вниз «подышать», и даже выдали ей пальто и обувь. Однако гуляла она под охраной жуткого «Фокса», который так и не назвал ей своего имени: его имени не знала и Джудит, сказавшая, что «этот господин шифруется». Но цепного пса Сетнахта, похоже, боялись все здесь, и не только люди.
Снаружи было холодно, так что пар вырывался изо рта при дыхании, и пасмурно. В такую погоду обычно бывает видно даже дальше, чем при ярком солнце; но Этель не разглядела ничего, кроме полей и уже знакомого леса с северной стороны. Впрочем, то, что ее выпустили из дома под охраной так свободно, было дурным знаком; как и то, что с позавчерашнего дня в поле зрения не появлялось ни одного человека. Скорее всего, на это место была наложена защита, и серьезная.
А потом пошел град, и Этель была рада вернуться под крышу.
У нее сразу же опять отобрали верхнюю одежду. Оказавшись запертой в стенах теплой спальни, Этель все еще ощущала на себе пронизывающий холод взгляда своего тюремщика; и не знала, скоро ли еще захочет прогуляться в его обществе.
Впрочем, приоткрывать окно по утрам и вечерам, чтобы проветрить комнату, ей тоже позволили - и это тоже не сулило ничего хорошего. Однако пленница, осознав, какую роль она сама и магический скарабей могут сыграть в планах Сетнахта и Амины, не была уверена - сбежит ли она, даже если представится такая возможность... Неизвестность и разлука с семьей и всеми покровителями становились все страшнее и невыносимее с каждым часом.
Так, однако же, прошло целых десять дней: Сетнахта все не было. Ей разрешили не только читать, но и писать, но никаких записок никто у нее не взял бы.
Джудит упорно отказывалась сообщить, где они находятся; однако о себе кое-что рассказала. Она была замужем, но ее муж уже четыре года как сгинул на золотых приисках на Аляске. Собственных детей у нее не появилось, но приходилось помогать и поддерживать деньгами двух сестер, с семью племянниками и племянницами. Во всяком случае, Этель быстро стало ясно, что миссис Гровер Маккензи, соломенная вдова, будет мертвой хваткой держаться за место, где хорошо платят, - даже за такое...
На одиннадцатый день Джудит пришла необычно взволнованная.
- Хозяин здесь! И вам велят собираться! Куда-то поведут!
- Ну, наконец-то, - прошептала Этель.
Она не видела себя сейчас - у нее было только маленькое ручное зеркальце; но почувствовала, как побледнела. И узница стала надевать принесенную одежду, стараясь ни о чем не думать.
За ней явился сам Сетнахт. Несмотря на страх, Этель чуть не прыснула, увидев его, - на нем было черное каракулевое пальто, которое придавало египтянину до нелепости цивильный вид. Ему, в отличие от Амины, современные европейские наряды совсем не шли.
«Как удачно, что ему не надо показываться в обществе, а достаточно быть «серым кардиналом»», - промелькнуло у пленницы в голове.
Но когда Сетнахт приблизился к ней, все мысли выветрились, остался один ледяной ужас. К счастью, он не стал к ней прикасаться; окинув Этель взглядом, жрец сделал повелительный жест и повернулся, приглашая следовать за собой.
В коридоре их, разумеется, ждал «Фокс». Он демонстративно не стал тепло одеваться: яркий индийский шейный платок был выпущен поверх серого сюртука, на голове цилиндр - настоящий денди. Весь его вид подчеркивал, что он абсолютно неуязвим для недугов смертных.
Встретившись взглядом с охранником, Этель поспешила отвести глаза. Волчара, никакой не лис!.. А все же было в нем несомненное сходство с настоящим Фоксом... Возможно, перевоплощаться нелюдям удавалось не в кого угодно, а только в тех, кто прежде принадлежал к тому же... социуму и был близок по крови?..
Этель занимала себя этими рассуждениями, только чтобы не бояться. Но потом стало не до того. Они быстро проследовали вниз - Сетнахт впереди, а «Фокс» замыкающим. Но снаружи охранник нагнал Этель и схватил под локоть.
- Спокойно, - проговорил он.
Сердце Этель бешено забилось. Она поняла, что сейчас ее куда-то перебросят... возможно, понадобится отойти подальше от дома. Сетнахт жестом указал «Фоксу» направление: Этель заметила, что египтянин избегает называть его по имени в ее присутствии. Но нет - он назвал!
- Вивиан, - произнес жрец.
Британец поклонился.
- Прошу, милорд.
А Этель готова была поклясться чем угодно, что имя фальшивое. Впрочем, это как раз ни о чем не говорило: большинство неумерщвленных взяли себе новые имена...
«Фокс», он же «Вивиан», отвел пленницу на обочину дороги и жестом пригласил своего господина присоединиться к ним. А Этель ощутила невольное злорадство: без своего лакея могущественный Сетнахт был совершенно неспособен к подобным перемещениям.
А потом их подхватило неведомой силой и затянуло в омут; и через несколько мгновений выбросило, как рыб на берег. Этель упала на бок и больно ушиблась о мерзлую землю. Едва она успела подняться на ноги, кривясь и потирая локоть, как вновь ощутила на рукаве хватку «Фокса». То есть Вивиана.
- Стоять, - холодно приказал он.
Впрочем, она и не собиралась никуда бежать. А когда Этель огляделась, у нее упало сердце. Картина изменилась, но не в лучшую сторону - такой же частный дом в глуши; только справа была роща, а позади овраг. И ухабистая дорога, по которой редко когда проедет лошадь или телега. Сколько же у них всего таких «явок»?..
Правда, этот домик был гораздо скромнее ее тюрьмы: бревенчатый, в один этаж, как жилища первых американских поселенцев, и довольно запущенный. Дверь была даже не заперта; она громко заскрипела, когда британец толкнул ее. Он пропустил вперед сначала Сетнахта, а потом Этель.
Внутри пахло довольно приятно - сухими травами, которые были пучками развешаны по стенам; и комнаты оказались опрятнее, чем ожидала заложница. Правда, мебели почти не было, но это место, похоже, использовалось довольно часто. Как база или перевалочный пункт.
Этель сразу поняла, что произойдет, когда переступила порог второй комнаты. В ней оказалось только большое, до потолка, зеркало и несколько стульев.
Она сейчас увидит Амину!.. И хотя мысль об этом ее обрадовала и взбудоражила, Этель ощутила разочарование. Но, в самом деле, она ведь не ожидала, что царица мертвых явится за ней лично?..
«Не такая уж я важная персона», - промелькнуло у нее в мыслях. Тут она впервые ощутила у себя на плечах руки Сетнахта, горячие как лава даже в перчатках и тяжелые. Этель не удержалась от вскрика: жрец направил ее к стулу перед зеркалом и усадил. А сам остался стоять позади. Она увидела отражение их обоих вместе; заметила легкую торжествующую усмешку Сетнахта и вздрогнула.
Неожиданно Этель поняла, что они тут только вдвоем, а Вивиан остался снаружи. А потом все мысли исчезли: образы ее и Сетнахта расплылись, и на смену им явились другие.
Что ж, Сетнахт в скором времени объявится сам - и тогда начнутся переговоры.
Вдруг Амина ощутила себя ужасно усталой. Она закрыла лицо руками и подавила рыдание. Никому нельзя показывать свою слабость - она должна для всех оставаться несокрушимым оплотом, путеводной звездой, следуя за которой, не страшно даже шагнуть за последнюю грань! Но как страшно порой бывало ей самой...
Амина неожиданно круто повернулась и поспешила назад в прихожую. Вышла на площадку и постучала в дверь напротив.
Ей открыли сразу - как в тот день, когда уехал Хью Бертрам, давным-давно. Но с тех пор изменилось все.
- Роберт, - произнесла она.
- Амина...
Он понял тотчас. И пошел за ней не говоря ни слова; они едва вспомнили о том, чтобы запереть дверь. Хотя вряд ли кто-нибудь им помешал бы.
Она потянула его в спальню. Они срывали друг с друга одежду и задыхались, прижимаясь друг к другу пылающими телами и тут же отстраняясь. Как будто задавали один другому последний вопрос.
Наконец Джастин Фокс обхватил ее лицо ладонями и глубоко заглянул в глаза:
- Ты уверена?.. А он?
- Да, Роберт... С ним уже никогда... Теперь смертельно, точно знаю... И после этого!..
Больше они не говорили. Даже думать было трудно! Они говорили телами и душами; и Роберт Гейл не помнил себя, растворяясь в блаженстве и торжествуя, жадно забирая все. Сбывалось то, что он представлял себе тысячу раз. Наконец-то она принадлежала ему! Она по-настоящему нуждалась в нем!.. И такой ее не знал даже тот, соперник, смертный мальчишка. Амина всхлипывала, двигалась навстречу Роберту с яростью и отчаянной нежностью; и так же он любил ее. И ее экстаз был быстрым и бурным, и самым искренним: с ним она обнажила свою душу до конца.
Потом они обессиленно лежали на смятой постели, и Роберт нежно перебирал ее черные волосы. И вдруг его возлюбленная подскочила, будто пружина, и схватила что-то с прикроватного столика.
- Что?..
Скарабей, ну конечно! Амина с явным облегчением всматривалась в синего жука, окруженного ореолом голубого света.
- Ты прямо как на часы смотришь, - усмехнулся он. - Будто тебя дожидается ревнивый муж.
- Роберт, это не шутки!
- Ты теперь каждый раз будешь его проверять? - поинтересовался он, придвигаясь ближе.
Она слегка шлепнула его по губам. И действительно сердилась.
- Ты же знаешь, что дело не в этом... Я чувствую, что мне простительно, а что нет. И если я начну сверяться с амулетом, как с часами, вот тогда я и вправду окажусь достойна презрения!
Роберт улыбнулся. Но ему снова стало удивительно хорошо: она не отрицала, что хочет повторения! Он нежно отвел ее спутанные волосы с лица и поцеловал.
- Но ты снова напоминаешь себе о том, кто ты...
Да. Амен-Оту была прирожденным монархом, умеющим отделять любовь от политики, - так же, как та, великая королева, которую он знал при жизни. Все еще обнаженная, все еще его, рядом с ним, - она уже поднялась над ним, взвешивая судьбы всех.
Амина накинула себя ворсистое покрывало; она подняла голову, сурово взглянув любовнику в глаза. И он знал, о чем она сейчас думает. О том, что немногие мужчины могли бы быть рядом с нею так близко, как он, и не покуситься на ее власть; немногие понимали всю ее ответственность - и свою также. А еще они оба сознавали другое. Что древним амулетом могла владеть только она сама - или один из ее египтян; только им он являл свою магию во всей полноте!
Роберт Гейл никогда бы не покусился на трон своей королевы. Потому ли, что он любил ее? Потому ли, что сознавал все это?.. Он не мог бы себе ответить окончательно; но теперь его уверенность в ней и в себе только окрепла.
Амина положила скарабея обратно на столик; она подставила Роберту губы, и они тихо поцеловались. Потом они встали и принялись одеваться, быстро и сосредоточенно. Когда они опять взглянули друг на друга, то были полностью одеты и застегнуты на все пуговицы - вновь превратившись в королеву и ее первого советника.
Почти.
- Может быть, кофе? - предложил Джастин Фокс.
Амина вспыхнула. Конечно, вспомнила тот июльский день, - но тогда они угощались кофе у него на квартире.
- С удовольствием.
Они отправились на кухню. В ее квартире англичанин хозяйничал так же уверенно, как в своей. Амина присела и ждала, облокотившись на стол и наблюдая за ним из-под полуопущенных век; ей хотелось немного продлить это блаженное чувство... Когда они уже не были так опасно, бесповоротно близки; но все еще сохраняли единение. Только на двоих.
- Прошу вас, ваше величество.
- Благодарю.
Они так и остались на этой чистенькой кухне, где пахло свежемолотым кофе и ванилью. Некоторое время пили, не говоря ни слова.
Джастин Фокс исподволь поглядывал на скарабея, украшавшего грудь его повелительницы под пенистым кружевом воротничка.
- Вы теперь только ожидаете...
Амина поставила чашку на блюдце.
- Да. Мы испробовали все. Даже через зеркало... никак. Впрочем, может, это они нарочно? Вы же знаете, для женщины худшая пытка - это не давать ей зеркала.
Оба рассмеялись. С тех пор, как Амина Маклир приблизила к себе его, в ее речи все чаще звучал не только английский акцент, но и английский юмор.
- Скорее всего, зеркало ей дают, но карманное, - предположил Фокс. - И на дом наложена очень хорошая защита.
- Ну, это и так понятно. Впрочем, такая связь и духовная близость - разные вещи. Я бы все равно не обнаружила ее местопребывания подобным способом.
Египтянка допила кофе и, промокнув губы салфеткой, поднялась. Фокс встал следом, ожидая распоряжений.
- Мы отправляемся в Нью-Йорк немедленно. Обычным способом, - она это подчеркнула, и ее помощник кивнул. - Особняк... да, думаю, там пока чисто. Пусть даже пошел третий день.
Они направились к двери. Для Фокса собраться было делом недолгим, а госпожу, разумеется, придется ждать.
- Брать билеты на этот вечер? Я быстро обернусь.
Египтянка кивнула... и благодарно поцеловала его. Потом рассмеялась и еще раз поцеловала, видя, как осветилось его лицо.
- Нет, все. Иначе мы на этом не остановимся!
Она уперлась ладонями ему в грудь. А Фокс перехватил ее руку и сильно сжал.
- С ним у тебя... точно кончено?
- Да. Еще тогда, в Египте. - Амина отвернулась, и лицо ее ожесточилось. - А теперь... Он в Нью-Йорке, бедный мальчик, и весь извелся. Муж, конечно, тоже очень переживает, но и то меньше. Хуже всего, что он ничем не может помочь.
- Нет, - тихо ответил Фокс.
Она удивленно воззрилась на него.
- Хуже всего то, что он понимает - вы уже расставили приоритеты, ваше величество.
Египтянка побелела, губы ее сжались.
- Так ты вообразил, что...
- Нет, конечно! Ведь я вас знаю... как никто другой, - он слегка поклонился. - Но тем не менее.
Амина вздохнула и не ответила.
- Идите, не теряйте времени.
Фокс вернулся через сорок минут с билетами на семь вечера. Амина была уже готова. Полтора часа, оставшиеся до отъезда, они провели каждый у себя; но на вокзал отправились вдвоем и места заняли в одном купе.
На другое утро после разговора с пророком Амона Этель проснулась поздно, с головной болью. И обнаружила, что ее верхнюю одежду забрали, - и пальто, и кашне, и перчатки, и ботинки. Может, еще вчера, а она была в таких расстроенных чувствах, что не заметила?.. Джудит, которая принесла ей завтрак, не подавала виду; а Этель не стала спрашивать. И так понятно, что это элементарная мера предосторожности против побега.
- Хозяин уехал? - спросила она, когда горничная пришла забирать посуду.
- Да, - ответила Джудит, не глядя на нее. Она не стала уточнять, кого узница имеет в виду. - Еще ночью уехал, мэм, когда вы спали.
Этель подобралась, теребя свою косу.
- Вы мне не скажете, где я нахожусь? Хотя бы приблизительно?..
- Извините, мэм. Не велено, - коротко ответила Джудит.
Сегодня дружелюбия у нее поубавилось. Случилось что - или, может, кто-то из начальства сделал внушение?.. Хотя, когда горничная ушла, у Этель возникла мысль, которая ее несколько приободрила. У «темных» тоже наверняка имелось ограничение на магию! «Помню о цене» - это, опять-таки, не из благородства, а из соображений выгоды; но все же.
Однако время тянулось очень тоскливо. Весь первый - то есть второй день ее заключения Этель совсем никуда не выпускали, и ничего не давали, кроме книг из библиотеки. Сетнахта не было, и Джудит не знала - или не говорила ей, когда он явится. На другой день Этель разрешили спуститься вниз «подышать», и даже выдали ей пальто и обувь. Однако гуляла она под охраной жуткого «Фокса», который так и не назвал ей своего имени: его имени не знала и Джудит, сказавшая, что «этот господин шифруется». Но цепного пса Сетнахта, похоже, боялись все здесь, и не только люди.
Снаружи было холодно, так что пар вырывался изо рта при дыхании, и пасмурно. В такую погоду обычно бывает видно даже дальше, чем при ярком солнце; но Этель не разглядела ничего, кроме полей и уже знакомого леса с северной стороны. Впрочем, то, что ее выпустили из дома под охраной так свободно, было дурным знаком; как и то, что с позавчерашнего дня в поле зрения не появлялось ни одного человека. Скорее всего, на это место была наложена защита, и серьезная.
А потом пошел град, и Этель была рада вернуться под крышу.
У нее сразу же опять отобрали верхнюю одежду. Оказавшись запертой в стенах теплой спальни, Этель все еще ощущала на себе пронизывающий холод взгляда своего тюремщика; и не знала, скоро ли еще захочет прогуляться в его обществе.
Впрочем, приоткрывать окно по утрам и вечерам, чтобы проветрить комнату, ей тоже позволили - и это тоже не сулило ничего хорошего. Однако пленница, осознав, какую роль она сама и магический скарабей могут сыграть в планах Сетнахта и Амины, не была уверена - сбежит ли она, даже если представится такая возможность... Неизвестность и разлука с семьей и всеми покровителями становились все страшнее и невыносимее с каждым часом.
Так, однако же, прошло целых десять дней: Сетнахта все не было. Ей разрешили не только читать, но и писать, но никаких записок никто у нее не взял бы.
Джудит упорно отказывалась сообщить, где они находятся; однако о себе кое-что рассказала. Она была замужем, но ее муж уже четыре года как сгинул на золотых приисках на Аляске. Собственных детей у нее не появилось, но приходилось помогать и поддерживать деньгами двух сестер, с семью племянниками и племянницами. Во всяком случае, Этель быстро стало ясно, что миссис Гровер Маккензи, соломенная вдова, будет мертвой хваткой держаться за место, где хорошо платят, - даже за такое...
На одиннадцатый день Джудит пришла необычно взволнованная.
- Хозяин здесь! И вам велят собираться! Куда-то поведут!
- Ну, наконец-то, - прошептала Этель.
Она не видела себя сейчас - у нее было только маленькое ручное зеркальце; но почувствовала, как побледнела. И узница стала надевать принесенную одежду, стараясь ни о чем не думать.
Глава 4
За ней явился сам Сетнахт. Несмотря на страх, Этель чуть не прыснула, увидев его, - на нем было черное каракулевое пальто, которое придавало египтянину до нелепости цивильный вид. Ему, в отличие от Амины, современные европейские наряды совсем не шли.
«Как удачно, что ему не надо показываться в обществе, а достаточно быть «серым кардиналом»», - промелькнуло у пленницы в голове.
Но когда Сетнахт приблизился к ней, все мысли выветрились, остался один ледяной ужас. К счастью, он не стал к ней прикасаться; окинув Этель взглядом, жрец сделал повелительный жест и повернулся, приглашая следовать за собой.
В коридоре их, разумеется, ждал «Фокс». Он демонстративно не стал тепло одеваться: яркий индийский шейный платок был выпущен поверх серого сюртука, на голове цилиндр - настоящий денди. Весь его вид подчеркивал, что он абсолютно неуязвим для недугов смертных.
Встретившись взглядом с охранником, Этель поспешила отвести глаза. Волчара, никакой не лис!.. А все же было в нем несомненное сходство с настоящим Фоксом... Возможно, перевоплощаться нелюдям удавалось не в кого угодно, а только в тех, кто прежде принадлежал к тому же... социуму и был близок по крови?..
Этель занимала себя этими рассуждениями, только чтобы не бояться. Но потом стало не до того. Они быстро проследовали вниз - Сетнахт впереди, а «Фокс» замыкающим. Но снаружи охранник нагнал Этель и схватил под локоть.
- Спокойно, - проговорил он.
Сердце Этель бешено забилось. Она поняла, что сейчас ее куда-то перебросят... возможно, понадобится отойти подальше от дома. Сетнахт жестом указал «Фоксу» направление: Этель заметила, что египтянин избегает называть его по имени в ее присутствии. Но нет - он назвал!
- Вивиан, - произнес жрец.
Британец поклонился.
- Прошу, милорд.
А Этель готова была поклясться чем угодно, что имя фальшивое. Впрочем, это как раз ни о чем не говорило: большинство неумерщвленных взяли себе новые имена...
«Фокс», он же «Вивиан», отвел пленницу на обочину дороги и жестом пригласил своего господина присоединиться к ним. А Этель ощутила невольное злорадство: без своего лакея могущественный Сетнахт был совершенно неспособен к подобным перемещениям.
А потом их подхватило неведомой силой и затянуло в омут; и через несколько мгновений выбросило, как рыб на берег. Этель упала на бок и больно ушиблась о мерзлую землю. Едва она успела подняться на ноги, кривясь и потирая локоть, как вновь ощутила на рукаве хватку «Фокса». То есть Вивиана.
- Стоять, - холодно приказал он.
Впрочем, она и не собиралась никуда бежать. А когда Этель огляделась, у нее упало сердце. Картина изменилась, но не в лучшую сторону - такой же частный дом в глуши; только справа была роща, а позади овраг. И ухабистая дорога, по которой редко когда проедет лошадь или телега. Сколько же у них всего таких «явок»?..
Правда, этот домик был гораздо скромнее ее тюрьмы: бревенчатый, в один этаж, как жилища первых американских поселенцев, и довольно запущенный. Дверь была даже не заперта; она громко заскрипела, когда британец толкнул ее. Он пропустил вперед сначала Сетнахта, а потом Этель.
Внутри пахло довольно приятно - сухими травами, которые были пучками развешаны по стенам; и комнаты оказались опрятнее, чем ожидала заложница. Правда, мебели почти не было, но это место, похоже, использовалось довольно часто. Как база или перевалочный пункт.
Этель сразу поняла, что произойдет, когда переступила порог второй комнаты. В ней оказалось только большое, до потолка, зеркало и несколько стульев.
Она сейчас увидит Амину!.. И хотя мысль об этом ее обрадовала и взбудоражила, Этель ощутила разочарование. Но, в самом деле, она ведь не ожидала, что царица мертвых явится за ней лично?..
«Не такая уж я важная персона», - промелькнуло у нее в мыслях. Тут она впервые ощутила у себя на плечах руки Сетнахта, горячие как лава даже в перчатках и тяжелые. Этель не удержалась от вскрика: жрец направил ее к стулу перед зеркалом и усадил. А сам остался стоять позади. Она увидела отражение их обоих вместе; заметила легкую торжествующую усмешку Сетнахта и вздрогнула.
Неожиданно Этель поняла, что они тут только вдвоем, а Вивиан остался снаружи. А потом все мысли исчезли: образы ее и Сетнахта расплылись, и на смену им явились другие.
