— Слушай, я утром уезжаю. Семья у меня… ну, дела вдалеке, в общем. Так что не могу тут задержаться. Но я не могу оставить тебя без еды. Завтра утром пойду закуплюсь, чтобы ты тут с голоду не помер. А когда поиски улягутся, дней через пять-семь, тебе лучше уехать из Дрюклаара. Здесь тебя схватят. В одиночку ты ничего не добьёшься.
Идни медленно кивнул, его взгляд задержался на Ксавуде. Он протянул руку к своему поясу. С него свисал огромный кожаный кошель, который с каждым движением издавал тяжёлый, приятный звон золота. Ксавуд с удивлением наблюдал, как гном его развязывает.
— Купи, что нужно, — низким, но громким голосом произнёс Идни. — Возьми за работу.
В кошеле гнома Ксавуд увидел массивные золотые монеты. Они были гораздо крупнее и тяжелее, чем привычные гоблинские гринклы, с какой-то древней чеканкой и витиеватыми гномьими узорами. Ксавуд только слышал о таких – двурли, легендарных монетах гномов. Именно их гоблины переплавляли и потом чеканили свои гринклы. Он никогда не видел их лично. Поговаривали, что одна такая монета весит около четырёхсот грамм и стоит как триста гринклов. Внутри раскрытого кошелька лежало около десятка таких золотых дисков.
Гном достал самый маленький. Некоторые края были ровные, как будто от одного большого диска постепенно отрубалось некое количество золота. И верно, в следующий миг гном, подхватив свои топоры и положив на один этот обрубок, вторым отрубил от него золотую полоску, которую и вручил Ксавуду.
Ксавуд, ошеломлённый, принял золотую ленту. По весу она походила на дюжину или полторы гринклов, но всем известно, что в монетах гоблинов лишь треть золота, остальное — серебро. Тут же на его ладони лежало чистое золото.
Блеза, тихонько вернувшаяся, подслушивала разговор, стоя в глубине дома. Её не было видно, зато она всё прекрасно наблюдала и слышала. В момент, когда Идни вытаскивал монеты, в её глазах, до этого обеспокоенных, вспыхнул острый, хищный блеск, который не могла скрыть даже полутьма.
Утро наступило быстро. После всего произошедшего вечером Ксавуд мгновенно отключился – дни в пути тоже сыграли свою роль. Дочь всё ещё была слаба, а на кухне его дома спал бывший король, с недавних пор яростно ненавидящий гоблинов. Ксавуд быстро собрался и вышел на улицу, чтобы докупить провизию и выполнить обещание, данное Идни. Надо было спешить.
Отойдя от дома на пару десятков шагов, путь ему резко преградили. Из тени выступили семь гоблинских стражников. На их лицах застыло хищное удовлетворение. Ксавуд тут же почувствовал, как сердце ухнуло в пятки. Один из них, главный, с нашивками на предплечье, впился в него взглядом.
— А вот и наш беглец, — протянул стражник, — куда ж ты так торопишься?
Ксавуд похолодел. Он попытался придать лицу невинное выражение.
— Я? За покупками, господин стражник. Дочь больна, мне нужно...
— Хватит врать! — рявкнул стражник, перебив его. — Ты был вчера в том переулке? Где Гном?
Ксавуд попытался отпереться, изображая полное недоумение.
— Гном? Какой гном? Не понимаю, о чём вы... Я только вчера вернулся из Жартилии, господин стражник, а сегодня опять отправляюсь в дорогу!
— Да ну? — Глаза стражника сузились. — Обыскать его!
Стражники тут же набросились на Ксавуда. Его руки заламывали за спину, жёстко шарили по карманам. Один из них вдруг остановился, его пальцы наткнулись на что-то твёрдое и необычное во внутреннем кармане. Он вытащил золотую полоску. Ту самую, которую Идни отрубил своим топором. На золоте отчётливо виднелись странные, узорчатые символы, явно не гоблинской работы.
— Это гномьи узоры! — воскликнул самый старый из стражей, с седыми волосами. — Это кусок двурля, я уже видел такое.
— Продолжишь дальше отпираться? Или всё-таки скажешь правду? — голос главного стражника стал жёстким, как кремень.
Ксавуда похолодел. Он попытался ещё что-то сказать, но слова застряли в горле. Его тут же дёрнули вперёд и буквально бросили к ногам другого стражника. Это был «Молодой», тот самый, с огромной багровой шишкой на лбу. Он стоял, опершись о стену, и на его лице расплылась очень недоброжелательная, мстительная улыбка. Его взгляд, полный ненависти, не предвещал ничего хорошего.
— Что ж, Ксавуд, — прошипел «Молодой», наклоняясь к нему, — кажется, мы не договорили вчера.
Ксавуда пронзил ужас. Резко заныли все раны и ушибы, нанесённые по вине этого стражника. Повторения того унижения он не хотел.
— Где гном? — в голосе главного стражника не было и тени колебания. Он готов был отдать Ксавуда «Молодому» ненадолго, лишь бы разговорить, но всё же предпринял последнюю попытку получить ответ без насилия. — Ты знаешь, что бывает с теми, кто укрывает врагов. Мы не будем церемониться. Твоя жена и дочь... — он сделал многозначительную паузу, — ты же не хочешь, чтобы они оказались в тюрьме, а потом на улице, если, конечно, доживут?
В этот момент Ксавуд сломался. Образ Блезы и больной Вирлы, их беззащитность, были для него превыше всего. Он не выдержал. Слова, тяжёлые, как камни, сорвались с губ:
— Он у меня дома.
Главный стражник кивнул, его улыбка стала шире.
— Хорошо. Но его надо выманить или разлучить со своими топорами. Без оружия он не так опасен. Ты сделаешь это прямо сейчас. Мы не хотим ненужных жертв. Пусть спустится вниз, мы его там схватим, а ты отправишься в дорогу. С пострадавшим, — кивнул он на «Молодого», — я сам разберусь, тебе ничего не грозит.
Ксавуд обречённо кивнул. Чувство отвращения к самому себе накатило волной. Ему предстояло предать того, кого только что спас, кого начал считать "своим" — гораздо более своим, чем эти продажные, жестокие гоблины-стражники. Его мир рушился.
Ксавуд шёл обратно к дому, словно во сне, ноги еле слушались. В голове метались мысли: "Что я наделал? Как я мог так поступить?" Он должен был предупредить Идни, дать ему сбежать. Но что с Блезой и Вирлой? Он был в полной растерянности, не зная, как поступить. Предать или потерять семью. Выбор был ужасен.
Войдя в дом, Ксавуд огляделся. По дому была разбросана часть их пожитков, а телега, на которой они должны были ехать, стояла во дворе. Но Блезы и Вирлы не было.
— Идни! — хрипло позвал он. — Где Блеза и Вирла?
Гном появился на кухне, его взгляд был всё таким же спокойным.
— Они вышли около часа назад. Сказали, что пошли за шерстяным одеялом для девочки. С тех пор их нет.
Ксавуд бросился к окну. Тележка, их жалкий скарб, аккуратно уложенный в неё, стояла у стены. А вокруг никого. Он медленно отстранился от окна. Стража уже схватила их. Как и обещала. Они не стали ждать его слова. Они просто взяли их.
Всякая надежда рухнула. Теперь у него не было выбора. Это был единственный способ спасти их. Горечь предательства сжала сердце.
— Идни! — выдавил Ксавуд, стараясь, чтобы его голос не дрогнул. — Мне нужна твоя помощь. Там, снаружи... Я накупил столько всего, что не справлюсь сам. Все эти мешки с провизией, травы... Помоги мне их поднять вверх, пожалуйста.
Идни, не задавая вопросов, двинулся к двери. Он спустился вниз и лишь ступил за порог, как в этот самый миг его скрутили. Стражники выскочили из укрытий, их цепкие руки впились в его массивные доспехи. Гном, застигнутый врасплох, не стал даже сопротивляться. Кулаками против мечей и копий было не отбиться, а топоры остались наверху.
Идни Вулмакос, бывший король Харендуя, повернул голову и встретился взглядом с Ксавудом. Его зелёные глаза были будто изумруд, давший трещину. Зарождавшаяся в них привязанность оказалась смыта волной предательства. Но чем дольше он вглядывался, тем отчётливее видел на лице гоблина отчаяние и боль, поняв причину, толкнувшую его на этот шаг. Ярость, вспыхнувшая было во взгляде, вдруг начала утихать, сменяясь смирением.
До тех пор, пока рука Идни не коснулась своего пояса, где ещё недавно висел увесистый кошель. Тяжёлый, звонкий мешочек с двурлями исчез. В тот же миг взгляд гнома вновь ожесточился, наполняясь невыразимым презрением. Он больше не обращал на Ксавуда внимания, словно тот стал чем-то настолько отвратительным, что на него невозможно смотреть.
Ксавуд стоял, парализованный ужасом. Его мозг отказывался принять произошедшее. Он предал Идни — гнома, которому искренне хотел помочь, кто доверился ему. Единственного из знакомых Ксавуда, кто шёл против системы, сопротивлялся ей и хотел разрушить. Горечь и отвращение к самому себе захлёстывали волнами, терзая душу. Он чувствовал себя самым жалким и ничтожным гоблином на свете. Но иначе поступить не мог: на кону стояла жизнь дочери, требовалось срочно увезти её из этого города.
Его взгляд метался по двору, затем по улице, обшаривал всех стражников, желая увидеть то, за что он боролся. Но нигде не было ни Блезы, ни маленькой Вирлы. Сердце защемило от тоски, в висках растекалась тупая боль. Он пронзительно и чётко осознал своё полнейшее бессилие.
— Где моя жена?! Моя дочь?! — хрипло выкрикнул Ксавуд, бросаясь к стражникам, что крепко держали Идни. — Вы обещали! Вы сказали, что отпустите их! Где они?!
Стражники лишь насмешливо усмехались. Главный, с нашивками, холодно окинул его взглядом.
— А об этом ты будешь беспокоиться потом, — процедил он сквозь зубы.
— Двое останутся здесь, — скомандовал главный стражник, кивая на дом Ксавуда. — Обыскать всё! И чтобы ни одна вещь отсюда не пропала! Возьмите лишь гномье барахло: шлем, топоры, вся его броня — это нужно для суда. Отнести всё на площадь! Этого взять! — указал он на дрожащего в стороне гоблина.
Прежде чем Ксавуд успел что-либо понять, его тоже схватили. Грубые руки впились в плечи, дёрнули назад.
— Эй! Отпустите меня! Вы обещали! — взвыл Ксавуд и отчаянно забился, пытаясь вырваться. — Мне нужно к жене и дочери! Мы уезжаем! Вы сказали, что отпустите!
Главный стражник медленно подошёл ближе. Его лицо пыталось изобразить дружелюбие, если бы не кривая ухмылка.
— Скоро отпустим. Пара формальностей, Ксавуд. Гнома казнят, и ты нам понадобишься как свидетель. Мелочи, понимаешь?
Слова про казнь ударили сильнее, чем любой удар. Ксавуд замер. Он смотрел на Идни Вулмакоса, чью массивную фигуру грубо толкали вперёд по улице. Гном шёл уверенно, не сутулясь. Он смотрел по сторонам и тихонько насвистывал, уверенный в своей правоте. Слова про казнь его, казалось, совершенно не трогали, хотя он наверняка их слышал. Ничто в его походке не выдало ни тревоги, ни даже капли страха.
"Казнить? Не может быть. За что? Он же никого не убил и не покалечил. Если его казнят, это будет на моей совести, ведь я пообещал помощь, но сам и сдал его в руки этих мерзких стражей. Отпустят ли они меня, как обещали? И главное — куда они дели Вирлу и Блезу?" – панически прокручивал в голове Ксавуд.
Ксавуда крепко держали, не давая ему сопротивляться. Он чувствовал, как волны жестокого мира уносили его от главной цели, что двигала им последние недели – спасения дочери. Дурное предчувствие охватило его, горькие слёзы потекли из глаз. Его опять обманули. Увидит ли он жену и дочь? Сможет ли помочь им?
Их потащили по утренним улицам Дрюклаара, направляясь к главной площади. Гоблины, спешившие по своим делам, шарахались в разные стороны, видя стражников, ведущих такого приметного пленника, как гном, и, что удивительнее, в компании одного из своих сородичей — запуганного, жалкого Ксавуда.
— Куда его? — тихо спросил один из младших стражников. — Неужто тоже на виселицу?
— Это не мне решать, но он помог врагу и напал на городскую стражу, сам как думаешь? — ответил главный страж.
— Но ведь вы сказали, что отпустите, если он поможет взять гнома?
— Мёртвому ему не будет дела до моих обещаний, — расхохотался главный. — Да и тащить его испуганного и визжащего не хочется, а если вырубить, так придётся на себе нести. Тебе бы пришлось его тащить!
Младший страж лишь дёрнул головой, в знак того, что таким ему заниматься совершенно не хотелось. Старший заметил это, и в его взгляде прочиталось: "То-то же."
Ксавуд, погружённый в тяжёлые мысли и поглощённый свалившимися испытаниями, не слышал их шёпот. Он всё ещё цеплялся за призрачную надежду, что был нужен им, что его отпустят и путешествие пройдёт, как запланировано. Ах, зачем он вчера во всё это ввязался? Стоило просто пройти мимо, как он делал уже тридцать три года. Стоило лишь задуматься о добром, в его понимании, поступке, как тут же система жёстко сломала его. А семья... Они, должно быть, уже в тюрьме.
"Проклятая система, поганые правила, провались они все под землю!"
На главной площади уже вовсю готовился помост для казни, но пленников повели сначала в стоящий сбоку большой шатёр. Даже если дело было кристально ясное, в Шарглутии проводили суд — не всегда честный и часто для галочки, но всё же суд.
Ксавуда грубо швырнули в пыльный угол, где он свернулся клубком, как не заслуживающий внимания мусор.
"Так со свидетелями не поступают," – зародилось лишь сейчас в нём явное сомнение.
Идни же под конвоем подвели к массивному столу. За ним сидел судья — толстый, лысеющий гоблин с маленькими, прищуренными глазками, которые, казалось, интересовали всё вокруг, кроме справедливости. На его пухлом пальце поблёскивал массивный золотой перстень, украшенный большим бриллиантом.
Судья даже не стал задавать вопросов. Вместо этого он откашлялся и начал монотонно и длинно зачитывать обвинения, будто список продуктов:
— Ты, гном, обвиняешься в нападении на городскую стражу. В увечье доблестных защитников порядка славного города Дрюклаара. В нарушении общественного порядка. Ношении запрещённого оружия. Сопротивлении законной власти. А также, — сделал он драматическую паузу, показывая, что это самое главное в обвинении, — в оскорблении Великого Гоблина Шургона – Короля нашей дорогой Шарглутии и потомка родоначальника страны – Шаргона!
Закончив, судья постучал по столу.
— Что вы нашли? Есть какие-то доказательства? — бросил он, обращаясь к страже.
Главный стражник шагнул вперёд.
— Ваша честь! Мы обыскали дом обвиняемого, где он скрывался. Вот его оружие, доспехи, шлем! — Он торжественно выложил на стол массивные гномьи топоры, изъятые части брони и украшенный шлем. Рядом бросил заплечный мешок Идни, откуда на пол вывалилось несколько сухих лепёшек и кусок вяленого мяса. — Это всё, что мы нашли.
Судья, бросив взгляд на скромное содержимое мешка, недовольно цокнул языком.
— Ну да, ну да, — протянул он, не особо скрывая насмешку, но с нотками небольшой зависти в голосе. — Деньги, конечно, у обвиняемого отсутствовали.
При этих словах стражники заволновались, начали переглядываться.
— Нет, Ваша честь! — хором зашумели они, отчаянно отнекиваясь. — Никаких денег! Мы клянёмся! Сами удивились, но у гнома с собой ничего не было! Кошель был совершенно пуст!
И вот тут, в этот самый момент, Идни Вулмакос, до этого стоявший спокойно, с гордо поднятой головой, не проявлявший ни тревоги, ни страха, вдруг вздрогнул. Его взгляд, до этого выражавший лишь безразличие к словам обвинителей, мгновенно вспыхнул холодной яростью и презрением. Он коробился от этих слов, словно его только что облили ледяной водой. Его палец резко метнулся в угол, туда, где свернулся Ксавуд.
— Этот мерзавец забрал их раньше вашей стражи! — громко и отчётливо произнёс гном, и металл заскрипел в его голосе. — У меня было почти десять двурлей с собой. Он украл их все!
Идни медленно кивнул, его взгляд задержался на Ксавуде. Он протянул руку к своему поясу. С него свисал огромный кожаный кошель, который с каждым движением издавал тяжёлый, приятный звон золота. Ксавуд с удивлением наблюдал, как гном его развязывает.
— Купи, что нужно, — низким, но громким голосом произнёс Идни. — Возьми за работу.
В кошеле гнома Ксавуд увидел массивные золотые монеты. Они были гораздо крупнее и тяжелее, чем привычные гоблинские гринклы, с какой-то древней чеканкой и витиеватыми гномьими узорами. Ксавуд только слышал о таких – двурли, легендарных монетах гномов. Именно их гоблины переплавляли и потом чеканили свои гринклы. Он никогда не видел их лично. Поговаривали, что одна такая монета весит около четырёхсот грамм и стоит как триста гринклов. Внутри раскрытого кошелька лежало около десятка таких золотых дисков.
Гном достал самый маленький. Некоторые края были ровные, как будто от одного большого диска постепенно отрубалось некое количество золота. И верно, в следующий миг гном, подхватив свои топоры и положив на один этот обрубок, вторым отрубил от него золотую полоску, которую и вручил Ксавуду.
Ксавуд, ошеломлённый, принял золотую ленту. По весу она походила на дюжину или полторы гринклов, но всем известно, что в монетах гоблинов лишь треть золота, остальное — серебро. Тут же на его ладони лежало чистое золото.
Блеза, тихонько вернувшаяся, подслушивала разговор, стоя в глубине дома. Её не было видно, зато она всё прекрасно наблюдала и слышала. В момент, когда Идни вытаскивал монеты, в её глазах, до этого обеспокоенных, вспыхнул острый, хищный блеск, который не могла скрыть даже полутьма.
Утро наступило быстро. После всего произошедшего вечером Ксавуд мгновенно отключился – дни в пути тоже сыграли свою роль. Дочь всё ещё была слаба, а на кухне его дома спал бывший король, с недавних пор яростно ненавидящий гоблинов. Ксавуд быстро собрался и вышел на улицу, чтобы докупить провизию и выполнить обещание, данное Идни. Надо было спешить.
Отойдя от дома на пару десятков шагов, путь ему резко преградили. Из тени выступили семь гоблинских стражников. На их лицах застыло хищное удовлетворение. Ксавуд тут же почувствовал, как сердце ухнуло в пятки. Один из них, главный, с нашивками на предплечье, впился в него взглядом.
— А вот и наш беглец, — протянул стражник, — куда ж ты так торопишься?
Ксавуд похолодел. Он попытался придать лицу невинное выражение.
— Я? За покупками, господин стражник. Дочь больна, мне нужно...
— Хватит врать! — рявкнул стражник, перебив его. — Ты был вчера в том переулке? Где Гном?
Ксавуд попытался отпереться, изображая полное недоумение.
— Гном? Какой гном? Не понимаю, о чём вы... Я только вчера вернулся из Жартилии, господин стражник, а сегодня опять отправляюсь в дорогу!
— Да ну? — Глаза стражника сузились. — Обыскать его!
Стражники тут же набросились на Ксавуда. Его руки заламывали за спину, жёстко шарили по карманам. Один из них вдруг остановился, его пальцы наткнулись на что-то твёрдое и необычное во внутреннем кармане. Он вытащил золотую полоску. Ту самую, которую Идни отрубил своим топором. На золоте отчётливо виднелись странные, узорчатые символы, явно не гоблинской работы.
— Это гномьи узоры! — воскликнул самый старый из стражей, с седыми волосами. — Это кусок двурля, я уже видел такое.
— Продолжишь дальше отпираться? Или всё-таки скажешь правду? — голос главного стражника стал жёстким, как кремень.
Ксавуда похолодел. Он попытался ещё что-то сказать, но слова застряли в горле. Его тут же дёрнули вперёд и буквально бросили к ногам другого стражника. Это был «Молодой», тот самый, с огромной багровой шишкой на лбу. Он стоял, опершись о стену, и на его лице расплылась очень недоброжелательная, мстительная улыбка. Его взгляд, полный ненависти, не предвещал ничего хорошего.
— Что ж, Ксавуд, — прошипел «Молодой», наклоняясь к нему, — кажется, мы не договорили вчера.
Ксавуда пронзил ужас. Резко заныли все раны и ушибы, нанесённые по вине этого стражника. Повторения того унижения он не хотел.
— Где гном? — в голосе главного стражника не было и тени колебания. Он готов был отдать Ксавуда «Молодому» ненадолго, лишь бы разговорить, но всё же предпринял последнюю попытку получить ответ без насилия. — Ты знаешь, что бывает с теми, кто укрывает врагов. Мы не будем церемониться. Твоя жена и дочь... — он сделал многозначительную паузу, — ты же не хочешь, чтобы они оказались в тюрьме, а потом на улице, если, конечно, доживут?
В этот момент Ксавуд сломался. Образ Блезы и больной Вирлы, их беззащитность, были для него превыше всего. Он не выдержал. Слова, тяжёлые, как камни, сорвались с губ:
— Он у меня дома.
Главный стражник кивнул, его улыбка стала шире.
— Хорошо. Но его надо выманить или разлучить со своими топорами. Без оружия он не так опасен. Ты сделаешь это прямо сейчас. Мы не хотим ненужных жертв. Пусть спустится вниз, мы его там схватим, а ты отправишься в дорогу. С пострадавшим, — кивнул он на «Молодого», — я сам разберусь, тебе ничего не грозит.
Ксавуд обречённо кивнул. Чувство отвращения к самому себе накатило волной. Ему предстояло предать того, кого только что спас, кого начал считать "своим" — гораздо более своим, чем эти продажные, жестокие гоблины-стражники. Его мир рушился.
Ксавуд шёл обратно к дому, словно во сне, ноги еле слушались. В голове метались мысли: "Что я наделал? Как я мог так поступить?" Он должен был предупредить Идни, дать ему сбежать. Но что с Блезой и Вирлой? Он был в полной растерянности, не зная, как поступить. Предать или потерять семью. Выбор был ужасен.
Войдя в дом, Ксавуд огляделся. По дому была разбросана часть их пожитков, а телега, на которой они должны были ехать, стояла во дворе. Но Блезы и Вирлы не было.
— Идни! — хрипло позвал он. — Где Блеза и Вирла?
Гном появился на кухне, его взгляд был всё таким же спокойным.
— Они вышли около часа назад. Сказали, что пошли за шерстяным одеялом для девочки. С тех пор их нет.
Ксавуд бросился к окну. Тележка, их жалкий скарб, аккуратно уложенный в неё, стояла у стены. А вокруг никого. Он медленно отстранился от окна. Стража уже схватила их. Как и обещала. Они не стали ждать его слова. Они просто взяли их.
Всякая надежда рухнула. Теперь у него не было выбора. Это был единственный способ спасти их. Горечь предательства сжала сердце.
— Идни! — выдавил Ксавуд, стараясь, чтобы его голос не дрогнул. — Мне нужна твоя помощь. Там, снаружи... Я накупил столько всего, что не справлюсь сам. Все эти мешки с провизией, травы... Помоги мне их поднять вверх, пожалуйста.
Идни, не задавая вопросов, двинулся к двери. Он спустился вниз и лишь ступил за порог, как в этот самый миг его скрутили. Стражники выскочили из укрытий, их цепкие руки впились в его массивные доспехи. Гном, застигнутый врасплох, не стал даже сопротивляться. Кулаками против мечей и копий было не отбиться, а топоры остались наверху.
Идни Вулмакос, бывший король Харендуя, повернул голову и встретился взглядом с Ксавудом. Его зелёные глаза были будто изумруд, давший трещину. Зарождавшаяся в них привязанность оказалась смыта волной предательства. Но чем дольше он вглядывался, тем отчётливее видел на лице гоблина отчаяние и боль, поняв причину, толкнувшую его на этот шаг. Ярость, вспыхнувшая было во взгляде, вдруг начала утихать, сменяясь смирением.
До тех пор, пока рука Идни не коснулась своего пояса, где ещё недавно висел увесистый кошель. Тяжёлый, звонкий мешочек с двурлями исчез. В тот же миг взгляд гнома вновь ожесточился, наполняясь невыразимым презрением. Он больше не обращал на Ксавуда внимания, словно тот стал чем-то настолько отвратительным, что на него невозможно смотреть.
Глава 9.
Ксавуд стоял, парализованный ужасом. Его мозг отказывался принять произошедшее. Он предал Идни — гнома, которому искренне хотел помочь, кто доверился ему. Единственного из знакомых Ксавуда, кто шёл против системы, сопротивлялся ей и хотел разрушить. Горечь и отвращение к самому себе захлёстывали волнами, терзая душу. Он чувствовал себя самым жалким и ничтожным гоблином на свете. Но иначе поступить не мог: на кону стояла жизнь дочери, требовалось срочно увезти её из этого города.
Его взгляд метался по двору, затем по улице, обшаривал всех стражников, желая увидеть то, за что он боролся. Но нигде не было ни Блезы, ни маленькой Вирлы. Сердце защемило от тоски, в висках растекалась тупая боль. Он пронзительно и чётко осознал своё полнейшее бессилие.
— Где моя жена?! Моя дочь?! — хрипло выкрикнул Ксавуд, бросаясь к стражникам, что крепко держали Идни. — Вы обещали! Вы сказали, что отпустите их! Где они?!
Стражники лишь насмешливо усмехались. Главный, с нашивками, холодно окинул его взглядом.
— А об этом ты будешь беспокоиться потом, — процедил он сквозь зубы.
— Двое останутся здесь, — скомандовал главный стражник, кивая на дом Ксавуда. — Обыскать всё! И чтобы ни одна вещь отсюда не пропала! Возьмите лишь гномье барахло: шлем, топоры, вся его броня — это нужно для суда. Отнести всё на площадь! Этого взять! — указал он на дрожащего в стороне гоблина.
Прежде чем Ксавуд успел что-либо понять, его тоже схватили. Грубые руки впились в плечи, дёрнули назад.
— Эй! Отпустите меня! Вы обещали! — взвыл Ксавуд и отчаянно забился, пытаясь вырваться. — Мне нужно к жене и дочери! Мы уезжаем! Вы сказали, что отпустите!
Главный стражник медленно подошёл ближе. Его лицо пыталось изобразить дружелюбие, если бы не кривая ухмылка.
— Скоро отпустим. Пара формальностей, Ксавуд. Гнома казнят, и ты нам понадобишься как свидетель. Мелочи, понимаешь?
Слова про казнь ударили сильнее, чем любой удар. Ксавуд замер. Он смотрел на Идни Вулмакоса, чью массивную фигуру грубо толкали вперёд по улице. Гном шёл уверенно, не сутулясь. Он смотрел по сторонам и тихонько насвистывал, уверенный в своей правоте. Слова про казнь его, казалось, совершенно не трогали, хотя он наверняка их слышал. Ничто в его походке не выдало ни тревоги, ни даже капли страха.
"Казнить? Не может быть. За что? Он же никого не убил и не покалечил. Если его казнят, это будет на моей совести, ведь я пообещал помощь, но сам и сдал его в руки этих мерзких стражей. Отпустят ли они меня, как обещали? И главное — куда они дели Вирлу и Блезу?" – панически прокручивал в голове Ксавуд.
Ксавуда крепко держали, не давая ему сопротивляться. Он чувствовал, как волны жестокого мира уносили его от главной цели, что двигала им последние недели – спасения дочери. Дурное предчувствие охватило его, горькие слёзы потекли из глаз. Его опять обманули. Увидит ли он жену и дочь? Сможет ли помочь им?
Их потащили по утренним улицам Дрюклаара, направляясь к главной площади. Гоблины, спешившие по своим делам, шарахались в разные стороны, видя стражников, ведущих такого приметного пленника, как гном, и, что удивительнее, в компании одного из своих сородичей — запуганного, жалкого Ксавуда.
— Куда его? — тихо спросил один из младших стражников. — Неужто тоже на виселицу?
— Это не мне решать, но он помог врагу и напал на городскую стражу, сам как думаешь? — ответил главный страж.
— Но ведь вы сказали, что отпустите, если он поможет взять гнома?
— Мёртвому ему не будет дела до моих обещаний, — расхохотался главный. — Да и тащить его испуганного и визжащего не хочется, а если вырубить, так придётся на себе нести. Тебе бы пришлось его тащить!
Младший страж лишь дёрнул головой, в знак того, что таким ему заниматься совершенно не хотелось. Старший заметил это, и в его взгляде прочиталось: "То-то же."
Ксавуд, погружённый в тяжёлые мысли и поглощённый свалившимися испытаниями, не слышал их шёпот. Он всё ещё цеплялся за призрачную надежду, что был нужен им, что его отпустят и путешествие пройдёт, как запланировано. Ах, зачем он вчера во всё это ввязался? Стоило просто пройти мимо, как он делал уже тридцать три года. Стоило лишь задуматься о добром, в его понимании, поступке, как тут же система жёстко сломала его. А семья... Они, должно быть, уже в тюрьме.
"Проклятая система, поганые правила, провались они все под землю!"
На главной площади уже вовсю готовился помост для казни, но пленников повели сначала в стоящий сбоку большой шатёр. Даже если дело было кристально ясное, в Шарглутии проводили суд — не всегда честный и часто для галочки, но всё же суд.
Ксавуда грубо швырнули в пыльный угол, где он свернулся клубком, как не заслуживающий внимания мусор.
"Так со свидетелями не поступают," – зародилось лишь сейчас в нём явное сомнение.
Идни же под конвоем подвели к массивному столу. За ним сидел судья — толстый, лысеющий гоблин с маленькими, прищуренными глазками, которые, казалось, интересовали всё вокруг, кроме справедливости. На его пухлом пальце поблёскивал массивный золотой перстень, украшенный большим бриллиантом.
Судья даже не стал задавать вопросов. Вместо этого он откашлялся и начал монотонно и длинно зачитывать обвинения, будто список продуктов:
— Ты, гном, обвиняешься в нападении на городскую стражу. В увечье доблестных защитников порядка славного города Дрюклаара. В нарушении общественного порядка. Ношении запрещённого оружия. Сопротивлении законной власти. А также, — сделал он драматическую паузу, показывая, что это самое главное в обвинении, — в оскорблении Великого Гоблина Шургона – Короля нашей дорогой Шарглутии и потомка родоначальника страны – Шаргона!
Закончив, судья постучал по столу.
— Что вы нашли? Есть какие-то доказательства? — бросил он, обращаясь к страже.
Главный стражник шагнул вперёд.
— Ваша честь! Мы обыскали дом обвиняемого, где он скрывался. Вот его оружие, доспехи, шлем! — Он торжественно выложил на стол массивные гномьи топоры, изъятые части брони и украшенный шлем. Рядом бросил заплечный мешок Идни, откуда на пол вывалилось несколько сухих лепёшек и кусок вяленого мяса. — Это всё, что мы нашли.
Судья, бросив взгляд на скромное содержимое мешка, недовольно цокнул языком.
— Ну да, ну да, — протянул он, не особо скрывая насмешку, но с нотками небольшой зависти в голосе. — Деньги, конечно, у обвиняемого отсутствовали.
При этих словах стражники заволновались, начали переглядываться.
— Нет, Ваша честь! — хором зашумели они, отчаянно отнекиваясь. — Никаких денег! Мы клянёмся! Сами удивились, но у гнома с собой ничего не было! Кошель был совершенно пуст!
И вот тут, в этот самый момент, Идни Вулмакос, до этого стоявший спокойно, с гордо поднятой головой, не проявлявший ни тревоги, ни страха, вдруг вздрогнул. Его взгляд, до этого выражавший лишь безразличие к словам обвинителей, мгновенно вспыхнул холодной яростью и презрением. Он коробился от этих слов, словно его только что облили ледяной водой. Его палец резко метнулся в угол, туда, где свернулся Ксавуд.
— Этот мерзавец забрал их раньше вашей стражи! — громко и отчётливо произнёс гном, и металл заскрипел в его голосе. — У меня было почти десять двурлей с собой. Он украл их все!
