хотя рыжая, как песок во дворе, роба Тоушера и колыхалась будто под порывами ветра, что-то переливалось под ней, и конвоиры с видимой неприязнью старались, насколько возможно, отстраниться от своего подопечного.
- Пора кончать с ним! - негромко сказал один из стоявших на возвышении рядом с Эгидо. Остальные согласно кивнули. - Вы бы шли в корпус, святой отец, - обратился тот же к священнику, - негоже вам смотреть на такое, да и видок у вас... Не очень, в общем.
Сандерс действительно был бледен, его пугало происходящее, однако, он с твёрдой уверенностью решил дождаться окончания казни, дабы убедиться, что человек, столь испугавший его, исчезнет. Эти мысли плохо укладывались в мораль той религии, что он проповедовал, однако, поделать с ними решительно ничего было нельзя.
К этому времени Тоушер оказался уже на помосте и палач надевал на него петлю, как вдруг произошло нечто странное. Бормотание и вой убийцы вдруг сменились чёткой и громкой речью, все окружающие звуки будто полностью исчезли, и в наступившей тишине зазвучали слова:
- О, Великие, крадущиеся во мраке и спящие под поверхностью вод, о, живущие в камнях и таящиеся в листве, услышьте мой зов!
Эти слова, по сути, не имевшие особого смысла, вдруг вселили в людей, окружавших преступника, странное смятение. Палач в ужасе отпрянул от него, конвоиры, окружавшие помост, зажимая уши руками, словно в эпилептическом припадке катались по земле. В воздухе нарастал тихий гул, словно огромные рои ос и пчел отчаянно кружили где-то за границей зрения. Оглядываясь, Тоушер с полуулыбкой продолжил говорить:
- Боги Райхлана и Цхендера, настало мое время, верёвка виселицы сжимает мое горло. Алой и черной кровью я заклинаю вас, боги, явите себя! Заберите меня в свои чертоги Тартара, где вечно текут кровь и жидкий огонь, и где вечно в безумном хаосе пляшут Древние! Услышьте меня, жестокие боги Земли!
Повисла зловещая пауза, убийца чего-то ждал, раскинув руки и запрокинув голову, люди в тюремном дворе замерли, словно в предвкушении какого-то чуда... И в этот миг небо вдруг задрожало, словно под волнами чудовищного жара, солнце стремительно почернело и перекочевало в зенит, а облака застыли, искривленными багровыми спиралями. А затем показались они - сотни, тысячи, миллиарды существ, от крохотных, не больше комара, до огромных, выше самых высоких домов. Все они двигались куда-то, полупрозрачные, колеблющиеся, но устремленные к неведомой цели. Иные напоминали рыб и моллюсков, их силуэты скользили высоко в небе, рассекая воздух с лёгким шелестом. Формы других были больше схожи с геометрическими фигурами, они перекатывались и переваливались всюду, целые стаи их покрывали стены, и окна тюремных корпусов, и даже землю, от них исходил неясный гул и шепот.
Но не они прежде других приковали к себе внимание Сандерса, нет... Где-то вдалеке, у линии горизонта, медленным шагом плелись громадные тени, схожие в контурах с людьми, но искаженные. Они были огромной высоты, чрезвычайно худощавые, словно истощенные продолжительным голодом. Их тела были матово-черные, и свет такого же черного солнца и блеклых звезд как бы проходил их насквозь. Огромными шагами, волоча длинные, с узловатыми пальцами руки по земле, эти чудовища двигались, как огромная волна, к белеющему тюремному корпусу. "Неужели это и есть боги Земли?" - с ужасом подумал Сандерс, глядя, как чудовища, оставляя за собой длинный угольный след, пожирая взглядом круглых, в пол-лица глаз все окружающее их, все приближались и приближались. Священник хотел кричать остальным, застывшим в оцепенении, чтобы они спасались, но голос не слушался его, и из пересохшего горла вырвался лишь жалкий хрип. Он хотел молиться, однако, слова не шли на ум, а пальцы не складывались для крестного знамения.
Фигуры богов приближались, можно было уже различить вкрапления чешуек на их пыльном буроватом теле. Однако контуры, очерчивавшие общие его очертания, оставались размытыми. Ребра, острые и гораздо более многочисленные, чем у человека, грозились прорвать тонкую кожу и с еле различимым скрипом колыхались в такт дыханию. Пасти - зубастые, черные, бездонные, щерились угловатым оскалом и испускали подобие чёрного дыма.
Тоушер явно тоже видел происходящее, причём явно не в первый раз. Он смеялся с жуткой ухмылкой, с пеной у рта, но абсолютно беззвучно. Его лицо лишь сильнее исказилось от смеха, когда один из богов направился быстрыми шагами прямо к нему. Рыжая роба начала прорываться на спине, и Сандерс с трепетом увидел, как между лопаток приговоренного прорезаются, брызжа кровью, два фактически рудиментарных, до ужаса костлявых и уродливых крыла. Смех Тоушера, наконец, прекратился, уступая место словам на странном наречии:
- Р'нах ацра ире ка цей! Сейма к'цоран аль кидрах! - завопил убийца, расправляя крылья и размахивая руками... Вопль его оборвался, когда длинная черная рука с узловатыми когтистыми пальцами подхватила его с земли, смяла, изломала и изорвала его тело легким колебанием и отправила в бездонную пасть, полную непрерывно движущихся зубов. Тонкая струя крови неровно потекла по плоскому лицу и выпирающим ребрам жующего божества, капая на рыжий песок тюремного двора.
- Надоел..., - прошелестело в воздухе с почти материальной злобой.
Ещё несколько секунд продолжалось это жуткое действо, и Сандерс бездумно смотрел в огромные, пусто желтеющие глаза чудовища, пожирающего своего подданного, затем все подернулось стеклянистой плёнкой, почернело, ссохлось и вдруг взорвалось мириадами радужно-серых лент, переливающихся и змеящихся в пространстве...
- Святой отец, очнитесь, святой отец..., - безуспешно трясли и звали Сандерса надзиратели и прочий персонал тюрьмы. Позвали врача, но тот лишь засвидетельствовал полуобморочное бессознательное состояние священника. С закатившимися глазами, бледный, как мел, седой и весь трясущийся, Эгидо Сандерс указывал своим тонким пальцем куда-то в воздух и бормотал нечто невразумительное. Позднее из его болтовни разобрали лишь что-то об огромных чудищах, пришедших из-за горизонта, которые якобы сожрали маньяка Тоушера, однако, это никак не объяснило прибывшим экспертам ни исчезновения приговоренного с эшафота, ни внезапной потери сознания у большинства присутствовавших на казни, ни огромных следов и лужи крови, оставшихся посреди тюремного двора. Тайна эта, как впрочем, и многие ей подобные, появляющиеся каждый день по всему миру, осталась навеки таковой, и до сих пор никому из живущих людей неизвестно доподлинно и до конца о существовании древних богов Земли.
- Пора кончать с ним! - негромко сказал один из стоявших на возвышении рядом с Эгидо. Остальные согласно кивнули. - Вы бы шли в корпус, святой отец, - обратился тот же к священнику, - негоже вам смотреть на такое, да и видок у вас... Не очень, в общем.
Сандерс действительно был бледен, его пугало происходящее, однако, он с твёрдой уверенностью решил дождаться окончания казни, дабы убедиться, что человек, столь испугавший его, исчезнет. Эти мысли плохо укладывались в мораль той религии, что он проповедовал, однако, поделать с ними решительно ничего было нельзя.
К этому времени Тоушер оказался уже на помосте и палач надевал на него петлю, как вдруг произошло нечто странное. Бормотание и вой убийцы вдруг сменились чёткой и громкой речью, все окружающие звуки будто полностью исчезли, и в наступившей тишине зазвучали слова:
- О, Великие, крадущиеся во мраке и спящие под поверхностью вод, о, живущие в камнях и таящиеся в листве, услышьте мой зов!
Эти слова, по сути, не имевшие особого смысла, вдруг вселили в людей, окружавших преступника, странное смятение. Палач в ужасе отпрянул от него, конвоиры, окружавшие помост, зажимая уши руками, словно в эпилептическом припадке катались по земле. В воздухе нарастал тихий гул, словно огромные рои ос и пчел отчаянно кружили где-то за границей зрения. Оглядываясь, Тоушер с полуулыбкой продолжил говорить:
- Боги Райхлана и Цхендера, настало мое время, верёвка виселицы сжимает мое горло. Алой и черной кровью я заклинаю вас, боги, явите себя! Заберите меня в свои чертоги Тартара, где вечно текут кровь и жидкий огонь, и где вечно в безумном хаосе пляшут Древние! Услышьте меня, жестокие боги Земли!
Повисла зловещая пауза, убийца чего-то ждал, раскинув руки и запрокинув голову, люди в тюремном дворе замерли, словно в предвкушении какого-то чуда... И в этот миг небо вдруг задрожало, словно под волнами чудовищного жара, солнце стремительно почернело и перекочевало в зенит, а облака застыли, искривленными багровыми спиралями. А затем показались они - сотни, тысячи, миллиарды существ, от крохотных, не больше комара, до огромных, выше самых высоких домов. Все они двигались куда-то, полупрозрачные, колеблющиеся, но устремленные к неведомой цели. Иные напоминали рыб и моллюсков, их силуэты скользили высоко в небе, рассекая воздух с лёгким шелестом. Формы других были больше схожи с геометрическими фигурами, они перекатывались и переваливались всюду, целые стаи их покрывали стены, и окна тюремных корпусов, и даже землю, от них исходил неясный гул и шепот.
Но не они прежде других приковали к себе внимание Сандерса, нет... Где-то вдалеке, у линии горизонта, медленным шагом плелись громадные тени, схожие в контурах с людьми, но искаженные. Они были огромной высоты, чрезвычайно худощавые, словно истощенные продолжительным голодом. Их тела были матово-черные, и свет такого же черного солнца и блеклых звезд как бы проходил их насквозь. Огромными шагами, волоча длинные, с узловатыми пальцами руки по земле, эти чудовища двигались, как огромная волна, к белеющему тюремному корпусу. "Неужели это и есть боги Земли?" - с ужасом подумал Сандерс, глядя, как чудовища, оставляя за собой длинный угольный след, пожирая взглядом круглых, в пол-лица глаз все окружающее их, все приближались и приближались. Священник хотел кричать остальным, застывшим в оцепенении, чтобы они спасались, но голос не слушался его, и из пересохшего горла вырвался лишь жалкий хрип. Он хотел молиться, однако, слова не шли на ум, а пальцы не складывались для крестного знамения.
Фигуры богов приближались, можно было уже различить вкрапления чешуек на их пыльном буроватом теле. Однако контуры, очерчивавшие общие его очертания, оставались размытыми. Ребра, острые и гораздо более многочисленные, чем у человека, грозились прорвать тонкую кожу и с еле различимым скрипом колыхались в такт дыханию. Пасти - зубастые, черные, бездонные, щерились угловатым оскалом и испускали подобие чёрного дыма.
Тоушер явно тоже видел происходящее, причём явно не в первый раз. Он смеялся с жуткой ухмылкой, с пеной у рта, но абсолютно беззвучно. Его лицо лишь сильнее исказилось от смеха, когда один из богов направился быстрыми шагами прямо к нему. Рыжая роба начала прорываться на спине, и Сандерс с трепетом увидел, как между лопаток приговоренного прорезаются, брызжа кровью, два фактически рудиментарных, до ужаса костлявых и уродливых крыла. Смех Тоушера, наконец, прекратился, уступая место словам на странном наречии:
- Р'нах ацра ире ка цей! Сейма к'цоран аль кидрах! - завопил убийца, расправляя крылья и размахивая руками... Вопль его оборвался, когда длинная черная рука с узловатыми когтистыми пальцами подхватила его с земли, смяла, изломала и изорвала его тело легким колебанием и отправила в бездонную пасть, полную непрерывно движущихся зубов. Тонкая струя крови неровно потекла по плоскому лицу и выпирающим ребрам жующего божества, капая на рыжий песок тюремного двора.
- Надоел..., - прошелестело в воздухе с почти материальной злобой.
Ещё несколько секунд продолжалось это жуткое действо, и Сандерс бездумно смотрел в огромные, пусто желтеющие глаза чудовища, пожирающего своего подданного, затем все подернулось стеклянистой плёнкой, почернело, ссохлось и вдруг взорвалось мириадами радужно-серых лент, переливающихся и змеящихся в пространстве...
***
- Святой отец, очнитесь, святой отец..., - безуспешно трясли и звали Сандерса надзиратели и прочий персонал тюрьмы. Позвали врача, но тот лишь засвидетельствовал полуобморочное бессознательное состояние священника. С закатившимися глазами, бледный, как мел, седой и весь трясущийся, Эгидо Сандерс указывал своим тонким пальцем куда-то в воздух и бормотал нечто невразумительное. Позднее из его болтовни разобрали лишь что-то об огромных чудищах, пришедших из-за горизонта, которые якобы сожрали маньяка Тоушера, однако, это никак не объяснило прибывшим экспертам ни исчезновения приговоренного с эшафота, ни внезапной потери сознания у большинства присутствовавших на казни, ни огромных следов и лужи крови, оставшихся посреди тюремного двора. Тайна эта, как впрочем, и многие ей подобные, появляющиеся каждый день по всему миру, осталась навеки таковой, и до сих пор никому из живущих людей неизвестно доподлинно и до конца о существовании древних богов Земли.
