Зимой земля спала, укутанная плотным одеялом снега. А как только сходил снег… Так проходили годы. Землей жила деревня.
Дело было весной, в период сельскохозяйственных работ. Молодые мужчины работали на вспашке в две смены. Федор был заводилой и душой компании: работает – песни поет, отдыхает – на гармони играет. Высокий, статный, с шелковыми кудрями цвета липового меда – он был тайной мечтой многих девчат. Все в нем было хорошо, кроме одного, пожалуй, самого главного – насколько светлы были кудри его, настолько темна душа. Да, он был общительный, веселый, но слишком гордый и надменный, высокое у него о себе мнение было. Жил он с матерью, вечно уставшей и грустной вдовой. Отца его молнией убило, когда было ему годика три. Домик у них был простой, и достатком особо не отличались, однако ж, смотри ты – гордый парень вырос, наверно, потому что одним ребенком в семье был.
С девчатами особо не церемонился: что ни день, у него новая подруга. И каждая втайне надеялась, что именно она составит счастье непутевого юноши, но жестоко ошибалась и быстро заменялась другой девицей, надеявшейся на то же самое.
Вот и в этот раз нашел он себе подругу без особых хлопот. Дочь бочкаря, маленькая, худенькая Арина была скромной и милой девушкой, не лишенной, однако, человеческих переживаний и чувств. Не раз она украдкой любовалась широкими плечами и гордым профилем Федора, не решаясь взглянуть ему прямо в глаза, не говоря уж о том, чтобы мимо пройти. Стоило только парню метнуть на нее быстрый взгляд, как краснела девушка, и сжималось сердечко ее от волнения. Наметан на это был темный глаз Федора, и понял он, что девица от любви к нему рдеет.
Вскоре увидели деревенские кумушки, как Аринушка с Федором гуляет, смеется звонко и прижимается доверчиво к могучему его телу своим стройным станом. Отговаривали ее подружки, отговаривали ее родители – все впустую. Знай, одно твердит, как заведенная: "люблю, жить без него не могу". Со всеми переругалась, ото всех отказалась, никто ей, кроме Федора, не нужен оказался. Уж было и смирились родители: кто знает, а вдруг чудо произошло, и Федор полюбил Аринушку? Вон, уже месяц с ней ходит...
Ан нет, не случилось его, чуда-то. Надоела Феде очередная девица, и безо всякой жалости объявил он ей об этом. Ничего не сказала кроткая Арина, только взглянула жалостливо в нахальные, но такие любимые глаза, и, развернувшись, убежала. Пожал плечами Федор, мол, я-то тут причем, и размеренной походкой отправился в сторону поля, где работали девушки. Молоденькая бригадирша Маруся кинула беглый взгляд на Федора и продолжила работу. А парень ее уже себе в зазнобы наметил…
Время шло. Арину Федор больше не видел, да и не переживал он по этому поводу. Другие тут у него дела объявились: начался сев яровой пшеницы, и оплату предлагали хорошую. Деньги Федору весьма кстати были, так как решил он жениться на той самой Марье-бригадирше. Поползли по деревне слухи, что женится скоро первый красавец деревни. А вскоре облетела деревню и другая новость, ужасная: повесилась Арина, дочь бочкаря. Вышла на рассвете корову подоить. Не идет и не идет в дом. Мать пошла за медлительной дочерью, вошла в хлев и обомлела: висела ее чадушка на перекладине с посиневшим лицом. Исказила смерть черты лица девичьи, и хоронили Арину в закрытом гробу да в свадебном платье, которое так и не пришлось ей на себя примерить.
Всем сельчанам было жалко девушку неразумную, и осуждающе все косились на Федора: ясно ведь было, из-за чего бедняжка удавилась. Да только Феде горя мало: знай себе насвистывает ходит.
Прошел год. История уже подзабылась, жизнь-то на месте не стоит, только безутешные родители и оплакивали умершую дочь. Федор же женился на Марьюшке, и со дня на день должен был у них первенец народиться.
Вовсю шла посевная, и Федор был в передовиках. Работал и днем, и ночью, чтоб денег заработать и зерна.
Вот выпала у него ночная смена. Наготовила ему жена пирогов, оладий, все в туесок положила, термосок с чаем сунула. А у Федора на душе неспокойно, будто не так что-то. Однако ж виду не показывает, улыбается. Поцеловал жену да поехал на работу.
В мае дело к лету уже идет, вечера долгие. Поработал Федор без отдыха до темноты, до двенадцати ночи, да решил остановиться перекусить. Решил, что до трех вздремнет да норму потом и доделает. Заглушив трактор, только начал вечерять, слышит – песня где-то тихая слышна. Голосок тонкий-тонкий напевает:
Где ж ты, сокол ненаглядный мой?
Бросил ты меня.
Шили платье мне нарядное,
Только шили зря.
Головой вертит Федор туда-сюда, а не видит никого. Чувствует, как холодок мерзкий по спине ползет да в самую душу забирается. А голосок все громче распевается:
Распущу косу я русую,
Слова не скажу.
Оттого теперь я грустная,
Что в земле лежу.
Поглядел Федор на сеялку, что за трактором стояла, и обомлел: сидит на самом краю девица спиной к нему и волосы расчесывает, да песню напевает. Вокруг нее свет голубоватый разливается, поэтому и видно ее, как днем.
Вылез парень из трактора и направился прямиком к девице. Решил, что какая-то деревенская девчонка в поле забрела да потешается теперь.
- Ты кто такая и как здесь оказалась? Здесь находиться нельзя, а ну, марш домой, отцу вот твоему все скажу, - зло сказал Федор. Злился он на свой страх, что появился, когда он это чудо увидел.
Обернулась девица и засмеялась тонко. Тут Федор и вовсе ужаснулся: сидела перед ним Арина. Только не похожа она была на ту Аринушку, которая при жизни была: лицо синюшно-черное, губы сгнили, обнажив черные зубы, на месте одного глаза красовалась пустая глазница, в которой подрагивал синий огонек. Страшна была лицом девица, и не признал бы в ней Федор Арину, кабы не екнуло бы его сердце при виде ее.
- Феденька, - прошелестела мертвячка глухим голосом. – Давно ждала тебя я и дождалась, наконец…
- Не подходи, не подходи, сгинь, нечистая, - замахал руками Федор, увидев, как труп Арины легко соскользнул на землю и, распахнув руки, поплыл, едва касаясь земли, к нему.
Страшно расхохоталась черным ртом Арина и стала приближаться к Федору.
- Вот… теперь… мы будем… вместе… навсегда… - доносились до парня обрывки слов, произносимые ветхим ртом их обладательницы.
Закрыв лицо руками, Федор медленно отступал назад. Сколько шел – не помнил. Остановился и отнял руки от лица. И нос к носу столкнулся с разложившимся лицом Арины. Запах гнили пахнул от нее, и взвыла она яростно. Отчаянно закричав, Федор взмахнул руками и, потеряв равновесие, рухнул вниз с обрыва, к которому пятился все это время…
На следующий день искали Федора, не вернувшегося со смены домой, всем селом и нашли в глухом овраге. Мертвым. Перекошено было лицо у него до неузнаваемости, и крепко сжимал он в руке обломок старого гребня, которым девушки волосы расчесывают...
Жена его, Марья, от горя разродилась раньше срока положенного на неделю. Девчушку Олесей назвали. И никто не замечал, что нет-нет, да вспыхивали карие глазенки ребенка холодным синим пламенем…
Дело было весной, в период сельскохозяйственных работ. Молодые мужчины работали на вспашке в две смены. Федор был заводилой и душой компании: работает – песни поет, отдыхает – на гармони играет. Высокий, статный, с шелковыми кудрями цвета липового меда – он был тайной мечтой многих девчат. Все в нем было хорошо, кроме одного, пожалуй, самого главного – насколько светлы были кудри его, настолько темна душа. Да, он был общительный, веселый, но слишком гордый и надменный, высокое у него о себе мнение было. Жил он с матерью, вечно уставшей и грустной вдовой. Отца его молнией убило, когда было ему годика три. Домик у них был простой, и достатком особо не отличались, однако ж, смотри ты – гордый парень вырос, наверно, потому что одним ребенком в семье был.
С девчатами особо не церемонился: что ни день, у него новая подруга. И каждая втайне надеялась, что именно она составит счастье непутевого юноши, но жестоко ошибалась и быстро заменялась другой девицей, надеявшейся на то же самое.
Вот и в этот раз нашел он себе подругу без особых хлопот. Дочь бочкаря, маленькая, худенькая Арина была скромной и милой девушкой, не лишенной, однако, человеческих переживаний и чувств. Не раз она украдкой любовалась широкими плечами и гордым профилем Федора, не решаясь взглянуть ему прямо в глаза, не говоря уж о том, чтобы мимо пройти. Стоило только парню метнуть на нее быстрый взгляд, как краснела девушка, и сжималось сердечко ее от волнения. Наметан на это был темный глаз Федора, и понял он, что девица от любви к нему рдеет.
Вскоре увидели деревенские кумушки, как Аринушка с Федором гуляет, смеется звонко и прижимается доверчиво к могучему его телу своим стройным станом. Отговаривали ее подружки, отговаривали ее родители – все впустую. Знай, одно твердит, как заведенная: "люблю, жить без него не могу". Со всеми переругалась, ото всех отказалась, никто ей, кроме Федора, не нужен оказался. Уж было и смирились родители: кто знает, а вдруг чудо произошло, и Федор полюбил Аринушку? Вон, уже месяц с ней ходит...
Ан нет, не случилось его, чуда-то. Надоела Феде очередная девица, и безо всякой жалости объявил он ей об этом. Ничего не сказала кроткая Арина, только взглянула жалостливо в нахальные, но такие любимые глаза, и, развернувшись, убежала. Пожал плечами Федор, мол, я-то тут причем, и размеренной походкой отправился в сторону поля, где работали девушки. Молоденькая бригадирша Маруся кинула беглый взгляд на Федора и продолжила работу. А парень ее уже себе в зазнобы наметил…
Время шло. Арину Федор больше не видел, да и не переживал он по этому поводу. Другие тут у него дела объявились: начался сев яровой пшеницы, и оплату предлагали хорошую. Деньги Федору весьма кстати были, так как решил он жениться на той самой Марье-бригадирше. Поползли по деревне слухи, что женится скоро первый красавец деревни. А вскоре облетела деревню и другая новость, ужасная: повесилась Арина, дочь бочкаря. Вышла на рассвете корову подоить. Не идет и не идет в дом. Мать пошла за медлительной дочерью, вошла в хлев и обомлела: висела ее чадушка на перекладине с посиневшим лицом. Исказила смерть черты лица девичьи, и хоронили Арину в закрытом гробу да в свадебном платье, которое так и не пришлось ей на себя примерить.
Всем сельчанам было жалко девушку неразумную, и осуждающе все косились на Федора: ясно ведь было, из-за чего бедняжка удавилась. Да только Феде горя мало: знай себе насвистывает ходит.
Прошел год. История уже подзабылась, жизнь-то на месте не стоит, только безутешные родители и оплакивали умершую дочь. Федор же женился на Марьюшке, и со дня на день должен был у них первенец народиться.
Вовсю шла посевная, и Федор был в передовиках. Работал и днем, и ночью, чтоб денег заработать и зерна.
Вот выпала у него ночная смена. Наготовила ему жена пирогов, оладий, все в туесок положила, термосок с чаем сунула. А у Федора на душе неспокойно, будто не так что-то. Однако ж виду не показывает, улыбается. Поцеловал жену да поехал на работу.
В мае дело к лету уже идет, вечера долгие. Поработал Федор без отдыха до темноты, до двенадцати ночи, да решил остановиться перекусить. Решил, что до трех вздремнет да норму потом и доделает. Заглушив трактор, только начал вечерять, слышит – песня где-то тихая слышна. Голосок тонкий-тонкий напевает:
Где ж ты, сокол ненаглядный мой?
Бросил ты меня.
Шили платье мне нарядное,
Только шили зря.
Головой вертит Федор туда-сюда, а не видит никого. Чувствует, как холодок мерзкий по спине ползет да в самую душу забирается. А голосок все громче распевается:
Распущу косу я русую,
Слова не скажу.
Оттого теперь я грустная,
Что в земле лежу.
Поглядел Федор на сеялку, что за трактором стояла, и обомлел: сидит на самом краю девица спиной к нему и волосы расчесывает, да песню напевает. Вокруг нее свет голубоватый разливается, поэтому и видно ее, как днем.
Вылез парень из трактора и направился прямиком к девице. Решил, что какая-то деревенская девчонка в поле забрела да потешается теперь.
- Ты кто такая и как здесь оказалась? Здесь находиться нельзя, а ну, марш домой, отцу вот твоему все скажу, - зло сказал Федор. Злился он на свой страх, что появился, когда он это чудо увидел.
Обернулась девица и засмеялась тонко. Тут Федор и вовсе ужаснулся: сидела перед ним Арина. Только не похожа она была на ту Аринушку, которая при жизни была: лицо синюшно-черное, губы сгнили, обнажив черные зубы, на месте одного глаза красовалась пустая глазница, в которой подрагивал синий огонек. Страшна была лицом девица, и не признал бы в ней Федор Арину, кабы не екнуло бы его сердце при виде ее.
- Феденька, - прошелестела мертвячка глухим голосом. – Давно ждала тебя я и дождалась, наконец…
- Не подходи, не подходи, сгинь, нечистая, - замахал руками Федор, увидев, как труп Арины легко соскользнул на землю и, распахнув руки, поплыл, едва касаясь земли, к нему.
Страшно расхохоталась черным ртом Арина и стала приближаться к Федору.
- Вот… теперь… мы будем… вместе… навсегда… - доносились до парня обрывки слов, произносимые ветхим ртом их обладательницы.
Закрыв лицо руками, Федор медленно отступал назад. Сколько шел – не помнил. Остановился и отнял руки от лица. И нос к носу столкнулся с разложившимся лицом Арины. Запах гнили пахнул от нее, и взвыла она яростно. Отчаянно закричав, Федор взмахнул руками и, потеряв равновесие, рухнул вниз с обрыва, к которому пятился все это время…
***
На следующий день искали Федора, не вернувшегося со смены домой, всем селом и нашли в глухом овраге. Мертвым. Перекошено было лицо у него до неузнаваемости, и крепко сжимал он в руке обломок старого гребня, которым девушки волосы расчесывают...
Жена его, Марья, от горя разродилась раньше срока положенного на неделю. Девчушку Олесей назвали. И никто не замечал, что нет-нет, да вспыхивали карие глазенки ребенка холодным синим пламенем…
