Пролог
Вселенная, на самом деле, больше чем кажется – каждая планета имеет двойника, работающего с точностью до наоборот. Миры Зазеркалья сокрыты за государственными и правительственными печатями, раскрываясь спецслужбам, реднерианской полиции и часто тем, с кем контактируют все вышеперечисленные. Реднерами называют тех, кто наделён сверхспособностями и/или мутациями, а реднерианская полиция призвана контролировать себе подобных, подчиняясь ДКР – департаменту контроля реднеров. Физически мы не путешествуем между мирами, но если обыватели не знают вовсе о существовании Зазеркалья, то мы – реднеры осведомлены об этом, и некоторые из нас даже могут налаживать виртуальное общение с миром-близнецом. Реднерианская полиция скрывается у всех на виду – в обычных на вид полицейских участках, но она расследует дела, касающиеся исключительно реднеров. Реднерианская полиция активно сотрудничает со спецслужбами всего мира – как своего, так и Зеркального, скрывает истину от обывателей, мониторит все обращения в органы правопорядка, перехватывает все странные обращения, в случае необходимости ведёт расследование, и если не находит подтверждение присутствию реднеров, то передаёт дело в обычную полицию. У нас существуют свои методы ловли реднеров-преступников, особые предметы для их ловли и удержания, свои тюрьмы и психиатрические больницы. Реднеры – продукт Зазеркалья, мы – двойники оригиналов и существуем там, где существуют все остальные – в обоих мирах. Если, например, ты живёшь на Земле, человек ты добрый, скромный и небогатый, то твой двойник из Зазеркалья – реднер, он жестокий, наглый и богатый. Это правило распространяется не только на обитателей: всё, что на Земле рождает свет и радость, в Зазеркалье приносит горе и живёт во тьме. Таков баланс Вселенной. Два мира никак не могут воссоединиться, мы не можем проходить через зеркала, мы даже не можем увидеть планету-двойника в космосе. Но есть одна легенда: говорят, что идентичные двойники могут пройти через зеркала, что приведёт к разрушению баланса. Но это всего лишь легенда…
Джоан
Зазеркалье. Эдинбург. Март 2050 года…
Его зовут Дуглас МакКензи, он пришёл утром в реднерианский полицейский участок, ему тридцать один год, владеет заводом по производству алкогольных напитков – он не входит в список самых богатых людей мира и даже Британии, но денег у него достаточно и имеются перспективы на увеличение состояния. На данный момент у него есть один завод по производству алкоголя в пригороде Эдинбурга, особняк неподалёку от завода, лофт в центре Эдинбурга, три спортивных автомобиля, небольшая яхта; горничная, повар, личный лечащий врач, два адвоката – один занимается мелкими правонарушениями, другой – крупными. Между прочим Дуглас – тот ещё гуляка, вспыльчивый и наглый, выплатил немало штрафов за различные административные правонарушения. Он многократно становился зачинщиком драк, обвинялся в хулиганстве, сексуальных домогательствах, употреблении запрещённых веществ, а также в финансовых махинациях, но адвокат отмазывал его каждый раз. Сегодня же Дуглас сам к нам пришёл, сказал, что убил человека и хочет сесть в тюрьму. Мы ездили на место преступления: нашли труп, окровавленный нож с отпечатками пальцев Дугласа, свидетелей ссоры Дугласа с жертвой, произошедшей незадолго до убийства. В беседе с нами МакКензи отказался от адвоката, попросил конфисковать всё его имущество и посадить в тюрьму, не давая поблажек. Он сознался в финансовых махинациях, в неоднократных домогательствах и попытках изнасилования, в многочисленных пьяных дебошах и в актах вандализма, мол, он справлял малую нужду на достопримечательности, а однажды наложил кучу на скамейке возле генерала Мачека – с этого момента Уэйн долго угорал. Сейчас Дуглас находился в допросной комнате с психиатром, я стояла перед зеркалом Гезелла и наблюдала за их беседой. Дуглас вёл себя вполне адекватно – он совсем не казался параноидальным шизофреником или психопатом, но было в его взгляде нечто странное – он будто вынашивал коварный план, по которому получалось, что если он всё потеряет и сядет в тюрьму, то получит с этого какую-то выгоду…
В какой-то момент мой взгляд расфокусировался и я увидела в отражении рыжеволосую девушку двадцати четырёх лет в кожаной куртке поверх чёрного пуловера. У меня зелёные глаза, пухлые губы, практически незаметные веснушки на носу и под глазами – скорее даже их не видно, если не приглядываться или не знать, что они там есть. В достаточной степени стройной я никогда не была, но стараюсь бороться с врождённой склонностью к полноте, и благодарна природе за то, что она наградила меня фигурой «песочные часы».
Я с раннего детства знала, кем стану, когда вырасту – мы с братом это знали – наши судьбы были предрешены, ведь мы родились в семье двух полицейских реднеров. Родители уверяют, что вовсе не намеревались сделать нас полицейскими, но кем ещё могут захотеть стать дети, чьей любимой игрой в детстве было «Полицейское расследование или найди утерянного медвежонка»? Я любила искать и находить мягкие игрушки, свои заколки и свитера, мамины украшения – всё, что было утеряно, но уже в восемь лет я поняла, что когда выросту, то стану инспектором отдела убийств и никак иначе. Несмотря на то, что мы несколько отличаемся от людей, нам дозволено избирать любую отрасль – вовсе необязательно учиться в специальных учреждениях, и работать средь реднеров, но так проще – в реднерианской полиции, например, есть отделы, каковых нет в обычной полиции. Так что, окончив школу, я поступила в шотландский полицейский колледж для реднеров, а через два года уже стала констеблем. Сейчас я – сержант, работаю в отделе убийств в паре с братом – инспектором отдела, и получаю дополнительное образование психолога-криминалиста. Наша с Уэйном мама Кейт – старший инспектор отдела убийств, а глава семейства МакАлистер, Джон – суперинтендант участка.
Уэйн вошёл в комнату, стоило лишь подумать о семье и о нём в частности. Как и другие инспектора, он практически не носит униформу, надевая её только на различные торжественные официальные события, куда его можно привести разве что под дулом пистолета. Уэйн одевается просто – джинсы, мужские ботинки, футболки преимущественно тёмных или нейтральных оттенков, кожаные куртки, редко ветровки, ещё реже – полупальто. Мужчина он весьма привлекательный с отменным чувством юмора и врождённым обаянием – всем этим он бессовестно пользуется, соблазняя всё, что имеет грудь и в состоянии соблазниться! У Уэйна слегка искривлена перегородка носа, косит один глаз и ноги колесом, но, несмотря на все эти недостатки он всё равно чертовски красив. Он высокий, спортивный, широкоплечий, у него светло-каштановые волосы, идеальной формы губы, зелёные глаза и чуть более заметная, чем у меня, россыпь веснушек на носу и под глазами. Уже не первый год брат носит одну и ту же причёску, что называется «Канадка», но периодически экспериментирует с укладкой.
У нас с Уэйном отличнейшие отношения, мы, что называется, ладим, живём на одной волне, прекрасно сотрудничаем на работе и в быту. Но он был первым ребёнком и поскольку до беременности маме сказали, что она не сможет иметь детей, он стал самым настоящим чудом! Моему появлению через пять лет уже не так сильно удивились, несмотря на то, что после рождения Уэйна маме сказали, что она не сможет повторить этот трюк. Что бы там ни было, чудо у нас – Уэйн! Провозглашённый единожды и навсегда! Он – наследник, мужчина и просто красавчик! Он сможет сделать карьеру, добиться куда больше, чем какая-то там женщина! Наши с Уэйном родители любили и любят нас, но точно не одинаково! И даже если они говорят обратное, они считают Уэйна умнее и рассудительнее меня, сильнее меня, существом куда более необходимым обществу, чем я! Ведь я – женщина, создание априори слабее, глупее, легкомысленнее мужчины, создание с неустойчивой психикой, склонное к необдуманным поступкам, наркомании и проституции!
— Он кажется… адекватным, — произнесла я, как только Уэйн занял позицию возле меня.
— Казаться адекватным и быть им – несколько разные вещи, — парировал брат. — Очевидно ведь, что он выжил из ума! Такое бывает, от денег люди сходят с ума.
— Так говорят бедняки.
— От бедности тоже с ума сходят.
Я фыркнула, слегка вспылив:
— Отчего вообще с ума не сходят?
— Всегда есть такая вероятность. Я знал парня, который сошёл с ума от собственной сексуальности.
Я скривилась, глядя на брата. Наморщив лоб, он настоятельно закивал.
— Надеюсь, ты не о себе, — прикусив щеку, буркнула я.
Уэйн хохотнул:
— Не хотелось бы тебя расстраивать, но я в здравом уме, и моя халупа тебе не достанется. Как и возможность распоряжаться моими органами.
Ведя бровью, я посмотрела на брата, окинула его взглядом. Всё это время он делал вид, что не ощущает моего взгляда на себе, но беззвучно смеялся.
— Когда-нибудь это всё равно случится, — пообещала я. — Ты старше меня, да и ведёшь крайне нездоровый образ жизни. И вот, когда наступит мой час, я, наконец, завладею твоей печенью!
— Печенью? — удивился брат. — И что ты собираешься с ней делать?
— Хочу её удивить, залив водой.
— Ха-ха, — саркастично отозвался Уэйн. Я же засмеялась более искренне, но не громко. — Родители приглашают нас на ужин завтра.
— Может, для начала дело закроем?
— Дело итак закрыто. МакКензи отказался от адвоката, сознался в чёртовой куче преступлений, в том числе и в убийстве, которое раскрыл бы даже студент колледжа! Даже не полицейского колледжа!
Я хмыкнула и покачала головой, глядя на Дугласа.
— Всё слишком гладко складывается, — пробормотала я, — и это очень подозрительно! Он годами платил аж двум адвокатам за то, чтобы они его без конца отмазывали!
— Может он укурился или хорошенько напился, в результате чего его замучила совесть, — предположил брат, пожимая плечами. Я смерила его косым взглядом. — Меня она мучает регулярно.
Прежде, чем я успела это откомментировать, к нам вышел психиатр.
— Ну, как, док? — поинтересовался Уэйн, засовывая руки в карманы распахнутой кожанки. — Куда его лучше посадить?
— Куда угодно, — проговорил седовласый мужчина предпенсионного возраста, делая пометки в планшете. — Лишь бы не на диван в своей гостиной – это будет выглядеть странно.
Уэйн усмехнулся и, морща лоб, глянул на меня. Доктор нажал на кнопку в планшете и, опустив с ним руку, обстоятельно заявил:
— Он абсолютно здоров.
— Вы уверены, что он… — Уэйн нарочито нахмурился, вытащил руки из карманов и, когда пришло время, обозначил словосочетание воображаемыми кавычками, — не разговаривает с «призраком своей умершей бабки»?
Я непроизвольно улыбнулась, а доктор выстроил брови домиком при взгляде на инспектора.
— Уверен, — сказал док. — Все его решения, какими бы абсурдными они не казались, приняты трезвым умом и здравой памятью. Возможно, его замучила совесть или он ударился в религию, какова бы ни была причина, вы не имеете право ему отказать в желании – понести наказание за совершённые им злодеяния. Всего хорошего, — доброжелательно кивнув, док направился к двери.
Уэйн угукнул, прошёл к зеркалу Гезелла и воззрился во встроенный в подоконник планшет. Пробежался взглядом по тексту, затем открепил специальную ручку и поставил подпись. Я ничего не могла сделать, никак не могла повлиять на ситуацию, но знала точно – что-то здесь нечисто…
Уэйн
15 декабря 2052 года...
Я шёл по ночным улицам Эдинбурга, сворачивая несколько раз и, в конце концов, вышел на просторный тихий вымощенный брусчаткой проспект. Свет фонарей расплывался в густом тумане, людей в это время здесь практически нельзя было встретить – лавки и магазины были закрыты, а большинство жителей многоквартирных домов спали. Я добрался до паба «Голова барана» – он буквально светился жизнью: его стены содрогались от музыки и голосов, окна и дверь со стеклом горели жёлтым светом, из паба периодически выходили пьяные люди да удалялись во мрак туманной широкой улицы. Пристроившись к стене возле входа в паб, я закурил, а когда сигарета стлела, я сунул в рот вторую, и третью. Каждый раз, когда кто-то появлялся, я припадал спиной к стене, отворачивался или просто опускал лицо, успешно скрывая его в капюшоне чёрной толстовки, надетой под тёплую куртку. В какой-то момент паб покинул худощавый высокий мужчина с длинными чуть ниже плеч тёмными с сединой волосами. Выглядел он… как бродяга: сальные волосы, изрядно поношенная местами грязная и рваная одежда. Он вышел из паба, немного постоял и подумал о бытие (должно быть), закурил и, пошатываясь, побрёл вниз по улице. Посмотрев себе в ноги, я отпинал к стене свои окурки, а там и без моего вклада хватало этого добра. Немного отстав от длинноволосого бродяги, я направился следом. Шёл за ним примерно четверть часа, регулярно оглядывался, пока бродяга меня совсем не замечал. Первое время он шёл по проспекту, но затем свернул на одну из улиц – она была плохо освещена, многие фонари были попросту разбиты, а другие встречались редко и горели тускло. Становилось всё темнее и безлюднее, температура снизилась на пару градусов, пошёл редкий мелкий снег. Меж двух выбитых фонарей бродяга вовсе затерялся, превратившись в чёрную пьяную тень, он свернул в проулок, справляя малую нужду. Я контрольно огляделся, достал нож из внутреннего кармана куртки, подошёл к бродяге сзади, пырнул его ножом в бок под рёбра, а после того, как он повернулся, я прижал его к стене и ударил ещё дважды в живот и один раз в грудь.
Проснувшись, я вскочил и сел на постели. Часто дыша, я провёл руками по волосам. Спавшая возле меня блондинка со стоном перевернулась на другой бок, но не проснулась. Я глянул на неё, затем – по сторонам: моя квартира, спальня, часы на прикроватной тумбочке показывают 5:47 утра. Я помню, как мы с Эмбер пришли около полуночи и примерно через час уснули. Помню, что не курил прошлым вечером и днём ранее, но сейчас я чувствую вкус сигарет. Курю я нечасто и втайне ото всех, поэтому каждый раз чувствую во рту вкус вчерашних сигарет. Этот сон… не может быть реальностью, но он кажется мне чересчур реалистичным, вплоть до ощущения мороза, снега на лице и крови на руках, вплоть до вкуса сигарет и запаха дыма.
— В общем, знаешь, мне кажется это полнейшим бредом! Я хочу сказать, что если… Уэйн?
Я очнулся только после того, как услышал своё имя. И понял, что уже почти восемь утра, я в машине – веду её, а Эмбер без конца говорит о том, что я перестал слушать ещё на прошлой неделе! И почему самые привлекательные женщины до безумия глупы и очень много болтают о всякой ерунде? Должно быть, это из серии Реального Мира и Зазеркалья – у всего есть баланс… или плата всему если угодно. Но к чёрту, сейчас дело не в ней. Всё утро я чувствую себя не в своей тарелке, будто… после многочасового общего наркоза. И я много думаю, анализирую – свой сон и самочувствие.
— Что? — спросил я.
— Ты слышал, что я сказала?
— Ага, полностью с тобой согласен.
С чем я согласился? Какая разница! Это опять о её парикмахерше, косметологе, маникюрше или о любой её подруге, каждая из которых ведёт беспорядочную половую жизнь! За две недели общения с Эмбер я услышал десятки историй, напоминающих пересказ одного очень толстого эротического романа с кучей действующих лиц. Когда он уже закончится?!
