Уродца увели, и только тогда Эспажуль позволил себе расстаться с алебардой, прислонив её к стене у выхода. Лишние люди покинули зал. Вскоре появилась Гузла, робко пряча в рукава рясы сморщившиеся от воды ладони.
– Матушка, – залепетала она, – в трапезной нечисто, потому что я ещё не начинала там мыть. Сейчас управлюсь с кельями в большом коридоре и сразу поспешу туда.
Тут вновь возвращённая монахиня увидела Вегрика и Утопия, сразу поняла, что речь пойдёт вовсе не о мытье полов, и умолкла.
– Скажи-ка мне, Гузла, – начала настоятельница, – как к тебе попал последний ребёнок?
– Как попал? Обычно попал, – неуверенно начала женщина, одёргивая подол рясы. – Привёл его монах и говорит: вот сирота убогий, и надо бы его приютить. Я посмотрела – и правда. Сам-то мальчонка в обноски какие-то одет, а бредит, мол, он сын герцога, и как это его смеют тут держать насильно. Сразу видно – сумасшедший. Да ещё у него и по шести пальцев на руках. Вот я и подумала, как же можно такого калеку в миру оставлять? Пропадёт ведь.
– И что же это был за монах? Можешь ты его описать?
– Обычный монах. Лысый. А на щеке у него красное родимое пятно.
– Так это же помощник Пшильского викария! – воскликнул вдруг Вегрик, но настоятельница остановила его строгим жестом.
– Хорошо, Гузла, – кивнула она. – Теперь можешь идти. И не забудь как следует прибраться в трапезной.
Когда монахиня покинула зал, настоятельница сказала:
– Вот теперь нам надо как следует обсудить план дальнейших действий.
– Не знаю. Не знаю, – приговаривала настоятельница, почёсывая подбородок. – Лично я отказываюсь верить, что в таком грязном деле замешаны столь благочестивые люди, как наши архиепископ и викарий.
– Наверняка, они здесь ни при чём, – отвечал Утопий. – Да только это ничего не меняет. Нельзя же представить народу правителя в таком странном обличье!
– Не знаю, не знаю, – повторяла настоятельница. – Вот вы говорите, что он – наследник герцога. А может быть, это и не так.
– Так все же доказательства налицо! – воскликнул Вегрик.
– Доказательства – доказательствами, а пути Господни неисповедимы, – глубокомысленно изрекла настоятельница, подняв кверху палец.
Как ни странно, Эспажуль не принимал участия в споре. После встречи с наследником он не проронил ни слова.
– Всё так, – поддакивал Утопий. – Но не Божьим ли промыслом этому ребёнку суждено было родиться человеком? И не людские ли руки извратили замысел? Так не должно ли нам предпринять усилия к тому, чтобы вернуть всё на круги своя?
«Вот старик чешет! Будто сам проповедником всю жизнь трудился!» - подумал Вегрик.
– А я что делала, по-твоему?! – заговорила тут сестра Кирикисья. – Ты думаешь, я не пыталась?! Все травы перепробовала. И есть успехи. Всего-то за две недели он приучился мочиться стоя, как полагается мальчику. Но в животное превратиться просто, а вот обратно стать человеком – дело долгое. На лечение потребуется не меньше пяти лет.
– Нельзя столько ждать, – покачал головой Утопий. – Герцог умрёт к этому времени…
– Сожалею, но быстрее не получится, – сказала монахиня. – Я ведь не волшебница, и жгучей плесени у меня нет.
– Чего нет? – переспросил старик.
– Жгучей плесени, – повторила Кирикисья. – В книгах пишут, будто бы в Тамдортском лесу, в каком-то подвале растёт жгучая плесень, которая усиливает любое снадобье в тысячи раз. Только я этого чуда никогда не видела. И никто не видел. Да и откуда в лесу взяться подвалу?
– Тамдортский лес, – прикинул Уховёрт. – Это не так уж и далеко. Пять дней пути – не больше.
Вдруг заговорил молчавший до того Эспажуль:
– Нужно использовать любой шанс, пусть даже и призрачный. Нам надо разделиться. Как только лошади отдохнут, вы отправитесь за волшебной плесенью, а я вернусь в Пшиль. Буду собирать гвардейцев. Если получится исцелить наследника, ему понадобятся верные люди.
– Эй! Постой-ка! – встрепенулся Вегрик. – Я на такие путешествия согласия не давал!
«Сколько можно напоминать о твоей клятве, брат?» – печально вздохнул Корпус.
– С другой стороны, ничего в этом сложного нет – поехать в лес и плесени наскрести, – тут же заявил сапожник. – Но для начала мне бы поспать как следует.
– Вот только не думайте, что я разрешу вам спать в монастыре! – взвилась настоятельница. – У нас строгие правила. Отправляйтесь-ка за ограду! И не приведи Господь, если с вами сбежит какая-нибудь монахиня! Особенно это вас касается, господин рыцарь! Монахини вечно сбегают со странствующими рыцарями. Хуже них только странствующие торговцы.
С удовольствием откушав монастырских пирогов, Вегрик и Утопий отправились к ближайшему дереву, чтобы вздремнуть в его тени. Эспажуль спать не собирался. Несмотря на проведенную в дороге ночь, бывший гвардеец выглядел бодрым и взволнованным. Он выпросил у настоятельницы свежую лошадь, приторочил к седлу длинную алебарду и поспешил в Пшиль.
«Неугомонный вояка! – усмехнулся про себя сапожник, устраиваясь поудобнее на расстеленном покрывале. – Неужели все солдаты такие сумасшедшие?!»
Не успел Вегрик досмотреть первый сон и до середины, как вдруг проснулся от гулкого металлического стука. Открыв глаза, он увидел сестру Кирикисью. Старая монахиня настойчиво тюкала его по шлему длинной палкой.
– Вы чего, тётушка?! С ума сошли?! – возмутился Вегрик. – Зачем меня палкой бьёте?
– Это не палка, а дорожный посох! – важно сообщила старуха. – Вставай, рыцарь! Нам пора в путь. Недавно с плохими вестями вернулись сёстры, которых посылали в Тлир с дарами для собора. В городе говорят, что старый герцог очень плох и может скончаться со дня на день. Теперь дорог каждый час.
Вставать, а тем более куда-то ехать сапожнику не хотелось. Настроение у него было скверным, голова болела. Видимо, короткий дневной сон не пошёл на пользу.
– Отправляйтесь-ка к чёрту вместе с вашим герцогом! – выругался Вегрик. – Ничего с ним не случится до завтра.
Сестра Кирикисья с силой ткнула его посохом в ногу, попав точно между щитками доспехов. Вегрик взвыл от боли.
– А если ещё раз помянешь нечистого, так я тебя по губам бесстыжим тресну! – заявила монахиня.
– Наконец-то нашёлся человек, который может приструнить этого сквернослова! – одобрительно закивал стоявший рядом Утопий.
Вегрик пробормотал что-то про предательство друзей и поднялся, потирая ушибленную ногу. Он хотел было сообщить, что не намерен трогаться с места, пока ему не дадут как следует выспаться, но тут заговорил Уховёрт:
– А что сестра, готовы ли лошади? Раз такие новости, надо бы скорее отправляться в путь.
«Во истину, время сейчас дороже золота!» – поддакнул Корпус.
Сапожник плюнул со злостью:
– Значит, трое против одного?! Быстро же вы спелись!
Сестра Кирикисья в недоумении огляделась в поисках третьего сторонника немедленного отбытия. Не найдя никого подходящего на эту роль, она снисходительно посмотрела на Вегрика. Вот, мол, – эти рыцари даже до трёх считать толком не умеют. Потом монахиня обратилась к Утопию:
– Лошади давно уж готовы. У ворот стоят.
«Ну и чёрт с ним! Вот отъедем немного, чтобы старая карга не видела, и я опять спать завалюсь», – решил сапожник, подобрал покрывало и зашагал к монастырю.
Возле ворот собрались все монахини, которые только имелись в наличии. Многие держали на руках кошек. Перед чёрно-серой толпой стоял осёдланный конь и большая повозка, запряжённая парой пузатых лошадок.
– А эта колымага зачем понадобилась? – раздражённо спросил Вегрик.
– То есть, как, зачем? – фыркнула Кирикисья. – Неужели ты думаешь, что почтенной монахине в моём возрасте прилично ехать в седле? Да и господину Уховёрту тоже, я думаю, удобнее будет на повозке.
– А разве вы с нами едите?! – удивился сапожник.
– Конечно! Без меня-то вы наверняка жгучую плесень от мышьего мха не отличите.
Вегрик понял, что его мечтам о сне не суждено сбыться.
Вперёд вышла настоятельница.
– Благословляю вас, дети мои, на дальнее путешествие, – торжественно заговорила она. – Не знаю, конечно, нужно всё это или нет, но раз уж собрались, так езжайте! Господин рыцарь, давайте сюда ваш меч, я его тоже благословлю! Да послужит он Божьему делу!
– Нет у меня никакого меча, – проворчал Вегрик.
– Ну, нет, так нет, – пожала плечами настоятельница и продолжила. – Вот твоя дорожная сума, сестра Кирикисья. Посох, я гляжу, ты уже взяла. Если встретишь в далёких землях язычников, то проповедуй им Слово Божье и обрати их на истинный путь!
– Да что ты такое говоришь?! – удивилась травница, забираясь на повозку. – Мы же только до Тамдортского леса едем. Это в нашем королевстве. Откуда там язычники?
– Ну, мало ли? Вдруг какие-нибудь да встретятся. В общем, желаю вам удачи. Тёплые одеяла и припасы на дорогу мы сложили в повозку. И возвращайтесь скорее!
У настоятельницы на глазах навернулись слёзы. Следом за ней, как по команде, и монахини зашмыгали носами.
Утопий устроился на повозке рядом с Кирикисьей. Вегрик, подталкиваемый Корпусом, вскочил в седло. Он с сомнением поглядывал на громоздкий экипаж, сделанный, казалось, чуть ли не из целых брёвен.
– На таком катафалке мы, пожалуй, и за месяц не доберёмся, – заметил сапожник.
– Много ты понимаешь! – возразила Кирикисья. – Сейчас так покатим, что только ветер в ушах свистеть будет! Но, залётные! – закричала она и хлестнула поводьями.
Утопий на всякий случай покрепче уцепился за сидение. Пузатые лошадки потоптались с ноги на ногу и с трудом сдвинули-таки повозку с места. Колёса заскрипели, а провожавшие путников монахини заплакали в голос.
Худо-бедно, к вечеру почти пять миль остались позади. От верховой поездки сонливость сошла с Вегрика. То и дело он уезжал вперёд, потом возвращался и подтрунивал над тихоходным транспортом монахини.
– Много ты понимаешь! – злилась Кирикисья в ответ на его остроты. – Сейчас мы раскатимся, и сам за нами не поспеешь!
Она понукала лошадок, хлестала их вожжами, но повозка никак не хотела разгоняться свыше скорости хромого пешехода. Утопий же преспокойно спал, устроившись на одеялах.
Вдруг заговорил Корпус:
«Прискорбное промедление. Так мы едва ли успеем к сроку».
«А что поделаешь, – ответил ему Вегрик. – Разве я придумал взять с собой старуху, да ещё и ехать на этом рыдване?»
«Обстоятельства чрезвычайные, – размышлял Корпус. – Пожалуй, другого выхода нет. Скажи, чтобы выпрягали лошадей».
«Кто ж тогда колымагу повезёт?»
«Мы повезём».
Услыхав предложение Вегрика, Кирикисья поначалу решила, что рыцарь спятил, и не преминула высказать это вслух. Но тут проснулся Утопий. Уяснив, в чем дело, старик одобрительно закивал головой:
– Это правильно. Рыцарь знает, что делает.
– А по-моему, вы оба умалишённые, – покачала головой Кирикисья. – Где это видано: из телеги лошадь выпрягать, чтобы быстрее доехать?! Впрочем, мне даже интересно посмотреть, что за чушь вы придумали.
Утопий выпряг лошадок и шлёпнул их по крупу.
– Ступайте домой, трудяги! Мы сами до места доберёмся.
Старик с довольной улыбкой занял место в безлошадной повозке.
Вегрик спустился с коня и взялся за оглобли. Корпус не стал резко трогаться. Он постепенно набирал скорость, и вот уже ветер засвистел в ушах Кирикисьи. Старая монахиня изумлённо хлопала глазами, глядя, как мелькают закованные в броню ноги и быстро исчезает дорога под колёсами, как сливаются в неясные штрихи окрестные поля и деревья.
– А я тебе что говорил?! – хихикал рядом Уховёрт. – Такой вот у нас рыцарь!
Стемнело. Но Корпус и не думал останавливаться. Кирикисья и Уховёрт давно дремали, а Вегрик с тоской смотрел на луну через прорезь в забрале.
«Может, привал сделаем?» – спросил он.
«Не время для привала, – ответил Корпус. – Дорога хорошая. К утру уже будем на месте».
«Меня в сон клонит».
«Не вздумай спать! – проговорил шлем. – Задремлешь, и мы повалимся под колёса повозки!»
Сон с Вегрика как рукой сняло. Что ж, до утра он может потерпеть, лишь бы повозкой не раздавило.
По небу проплывали чёрные облака, набегая на луну. Мелькали редкие деревья, монотонно лязгали латы, и скрипели колёса повозки. Глаза у Вегрика то и дело начинали слипаться, но Корпус всякий раз одёргивал его, не давая заснуть.
На заре сапожник окончательно выбился из сил. Обрывки выплывавшего наружу сна перемешались в его голове с явью. То ему чудилось, будто он ещё мальчишка и бежит скорее домой, потому что отец вернулся с заработков и привёз гостинцы. То казалось, что за ним гонится стая бешенных собак. Впрочем, небольшой части мыслей, которая продолжала бодрствовать, хватало Корпусу, чтобы управлять телом Вегрика и гнать его вперёд.
Под утро навстречу попалось несколько крестьян, которые брели по дороге с косами на плечах. Повозка пронеслась мимо так быстро, что они даже не успели подивиться странному экипажу.
Через некоторое время Корпус остановился и выпустил оглобли.
«Вот мы и прибыли!» – объявил он.
Вегрик помотал головой, хотел потереть глаза, однако в латных перчатках это было не так-то просто. Сапожник увидел, что они стоят на окраине небольшой деревеньки, в паре миль за которой начинается лесок, а за ним на горизонте поднимаются горы.
«Это, что ли, Тамдортский лес? Я думал, он повыше будет».
«Уж какой есть, – ответил шлем. – Кажется, пора будить наших спутников».
Утопий и Кирикисья, отоспавшиеся в пути, чувствовали себя бодро. Старая монахиня не переставала изумляться, как это Вегрику в одиночку удалось за ночь дотащить повозку до Тамдортского леса. Раньше-то она думала, что рыцари способны только жрать в три горла и затевать драки. Но теперь Кирикисья прониклась к сапожнику уважением. Впрочем, Вегрику не было до этого дела. Ему хотелось лишь добраться до кровати и завалиться спать часов на двадцать.
Без особого труда путники отыскали постоялый двор и договорились насчёт комнат. Едва получив от прислужницы тюфяк, Вегрик рухнул на него и уснул. Хозяин постоялого двора предложил Утопию и Кирикисье завтрак, однако монахиня сообщила, что у них и своих припасов достаточно. Надо только послать кого-нибудь с лошадью, чтобы пригнать сюда их повозку, которая стоит на въезде в деревню.
– А куда же делся ваш конь? – осведомился хозяин постоялого двора.
– Он сейчас очень устал и отдыхает, – ответила монахиня.
Утопий завёл разговор про Тамдортский лес и жгучую плесень. Оказалось, что хозяин постоялого двора ни о чём таком не слышал. Местные крестьяне не ходят в этот лес, потому что полезного там ничего нет: зверьё, пригодное в пищу, не водится, ягоды и грибы не растут. Да и древесина бестолковая – только срубишь, а она через неделю уже в труху рассыпается. В общем, что там в лесу происходит – никому не интересно. Должно быть, и не происходит ничего. Растут себе деревья, да и растут. Кому надо между ними бестолку шататься?
Тем временем работники пригнали на двор монастырскую повозку, и Утопий с Кирикисьей принялись за завтрак. Потом они немного побродили по деревне, порасспрашивали крестьян, однако ничего нового не узнали. Тогда монахиня предложила Утопию не терять времени и отправляться в лес прямо сейчас, пока рыцарь отсыпается. Может быть, им удастся уже сегодня отыскать жгучую плесень. Уховёрт согласился.
Перед отбытием Кирикисья долго копалась в повозке, укладывая в огромную дорожную суму какие-то бутылки, флаконы и прочую ерунду.
– Матушка, – залепетала она, – в трапезной нечисто, потому что я ещё не начинала там мыть. Сейчас управлюсь с кельями в большом коридоре и сразу поспешу туда.
Тут вновь возвращённая монахиня увидела Вегрика и Утопия, сразу поняла, что речь пойдёт вовсе не о мытье полов, и умолкла.
– Скажи-ка мне, Гузла, – начала настоятельница, – как к тебе попал последний ребёнок?
– Как попал? Обычно попал, – неуверенно начала женщина, одёргивая подол рясы. – Привёл его монах и говорит: вот сирота убогий, и надо бы его приютить. Я посмотрела – и правда. Сам-то мальчонка в обноски какие-то одет, а бредит, мол, он сын герцога, и как это его смеют тут держать насильно. Сразу видно – сумасшедший. Да ещё у него и по шести пальцев на руках. Вот я и подумала, как же можно такого калеку в миру оставлять? Пропадёт ведь.
– И что же это был за монах? Можешь ты его описать?
– Обычный монах. Лысый. А на щеке у него красное родимое пятно.
– Так это же помощник Пшильского викария! – воскликнул вдруг Вегрик, но настоятельница остановила его строгим жестом.
– Хорошо, Гузла, – кивнула она. – Теперь можешь идти. И не забудь как следует прибраться в трапезной.
Когда монахиня покинула зал, настоятельница сказала:
– Вот теперь нам надо как следует обсудить план дальнейших действий.
***
– Не знаю. Не знаю, – приговаривала настоятельница, почёсывая подбородок. – Лично я отказываюсь верить, что в таком грязном деле замешаны столь благочестивые люди, как наши архиепископ и викарий.
– Наверняка, они здесь ни при чём, – отвечал Утопий. – Да только это ничего не меняет. Нельзя же представить народу правителя в таком странном обличье!
– Не знаю, не знаю, – повторяла настоятельница. – Вот вы говорите, что он – наследник герцога. А может быть, это и не так.
– Так все же доказательства налицо! – воскликнул Вегрик.
– Доказательства – доказательствами, а пути Господни неисповедимы, – глубокомысленно изрекла настоятельница, подняв кверху палец.
Как ни странно, Эспажуль не принимал участия в споре. После встречи с наследником он не проронил ни слова.
– Всё так, – поддакивал Утопий. – Но не Божьим ли промыслом этому ребёнку суждено было родиться человеком? И не людские ли руки извратили замысел? Так не должно ли нам предпринять усилия к тому, чтобы вернуть всё на круги своя?
«Вот старик чешет! Будто сам проповедником всю жизнь трудился!» - подумал Вегрик.
– А я что делала, по-твоему?! – заговорила тут сестра Кирикисья. – Ты думаешь, я не пыталась?! Все травы перепробовала. И есть успехи. Всего-то за две недели он приучился мочиться стоя, как полагается мальчику. Но в животное превратиться просто, а вот обратно стать человеком – дело долгое. На лечение потребуется не меньше пяти лет.
– Нельзя столько ждать, – покачал головой Утопий. – Герцог умрёт к этому времени…
– Сожалею, но быстрее не получится, – сказала монахиня. – Я ведь не волшебница, и жгучей плесени у меня нет.
– Чего нет? – переспросил старик.
– Жгучей плесени, – повторила Кирикисья. – В книгах пишут, будто бы в Тамдортском лесу, в каком-то подвале растёт жгучая плесень, которая усиливает любое снадобье в тысячи раз. Только я этого чуда никогда не видела. И никто не видел. Да и откуда в лесу взяться подвалу?
– Тамдортский лес, – прикинул Уховёрт. – Это не так уж и далеко. Пять дней пути – не больше.
Вдруг заговорил молчавший до того Эспажуль:
– Нужно использовать любой шанс, пусть даже и призрачный. Нам надо разделиться. Как только лошади отдохнут, вы отправитесь за волшебной плесенью, а я вернусь в Пшиль. Буду собирать гвардейцев. Если получится исцелить наследника, ему понадобятся верные люди.
– Эй! Постой-ка! – встрепенулся Вегрик. – Я на такие путешествия согласия не давал!
«Сколько можно напоминать о твоей клятве, брат?» – печально вздохнул Корпус.
– С другой стороны, ничего в этом сложного нет – поехать в лес и плесени наскрести, – тут же заявил сапожник. – Но для начала мне бы поспать как следует.
– Вот только не думайте, что я разрешу вам спать в монастыре! – взвилась настоятельница. – У нас строгие правила. Отправляйтесь-ка за ограду! И не приведи Господь, если с вами сбежит какая-нибудь монахиня! Особенно это вас касается, господин рыцарь! Монахини вечно сбегают со странствующими рыцарями. Хуже них только странствующие торговцы.
***
С удовольствием откушав монастырских пирогов, Вегрик и Утопий отправились к ближайшему дереву, чтобы вздремнуть в его тени. Эспажуль спать не собирался. Несмотря на проведенную в дороге ночь, бывший гвардеец выглядел бодрым и взволнованным. Он выпросил у настоятельницы свежую лошадь, приторочил к седлу длинную алебарду и поспешил в Пшиль.
«Неугомонный вояка! – усмехнулся про себя сапожник, устраиваясь поудобнее на расстеленном покрывале. – Неужели все солдаты такие сумасшедшие?!»
Не успел Вегрик досмотреть первый сон и до середины, как вдруг проснулся от гулкого металлического стука. Открыв глаза, он увидел сестру Кирикисью. Старая монахиня настойчиво тюкала его по шлему длинной палкой.
– Вы чего, тётушка?! С ума сошли?! – возмутился Вегрик. – Зачем меня палкой бьёте?
– Это не палка, а дорожный посох! – важно сообщила старуха. – Вставай, рыцарь! Нам пора в путь. Недавно с плохими вестями вернулись сёстры, которых посылали в Тлир с дарами для собора. В городе говорят, что старый герцог очень плох и может скончаться со дня на день. Теперь дорог каждый час.
Вставать, а тем более куда-то ехать сапожнику не хотелось. Настроение у него было скверным, голова болела. Видимо, короткий дневной сон не пошёл на пользу.
– Отправляйтесь-ка к чёрту вместе с вашим герцогом! – выругался Вегрик. – Ничего с ним не случится до завтра.
Сестра Кирикисья с силой ткнула его посохом в ногу, попав точно между щитками доспехов. Вегрик взвыл от боли.
– А если ещё раз помянешь нечистого, так я тебя по губам бесстыжим тресну! – заявила монахиня.
– Наконец-то нашёлся человек, который может приструнить этого сквернослова! – одобрительно закивал стоявший рядом Утопий.
Вегрик пробормотал что-то про предательство друзей и поднялся, потирая ушибленную ногу. Он хотел было сообщить, что не намерен трогаться с места, пока ему не дадут как следует выспаться, но тут заговорил Уховёрт:
– А что сестра, готовы ли лошади? Раз такие новости, надо бы скорее отправляться в путь.
«Во истину, время сейчас дороже золота!» – поддакнул Корпус.
Сапожник плюнул со злостью:
– Значит, трое против одного?! Быстро же вы спелись!
Сестра Кирикисья в недоумении огляделась в поисках третьего сторонника немедленного отбытия. Не найдя никого подходящего на эту роль, она снисходительно посмотрела на Вегрика. Вот, мол, – эти рыцари даже до трёх считать толком не умеют. Потом монахиня обратилась к Утопию:
– Лошади давно уж готовы. У ворот стоят.
«Ну и чёрт с ним! Вот отъедем немного, чтобы старая карга не видела, и я опять спать завалюсь», – решил сапожник, подобрал покрывало и зашагал к монастырю.
***
Возле ворот собрались все монахини, которые только имелись в наличии. Многие держали на руках кошек. Перед чёрно-серой толпой стоял осёдланный конь и большая повозка, запряжённая парой пузатых лошадок.
– А эта колымага зачем понадобилась? – раздражённо спросил Вегрик.
– То есть, как, зачем? – фыркнула Кирикисья. – Неужели ты думаешь, что почтенной монахине в моём возрасте прилично ехать в седле? Да и господину Уховёрту тоже, я думаю, удобнее будет на повозке.
– А разве вы с нами едите?! – удивился сапожник.
– Конечно! Без меня-то вы наверняка жгучую плесень от мышьего мха не отличите.
Вегрик понял, что его мечтам о сне не суждено сбыться.
Вперёд вышла настоятельница.
– Благословляю вас, дети мои, на дальнее путешествие, – торжественно заговорила она. – Не знаю, конечно, нужно всё это или нет, но раз уж собрались, так езжайте! Господин рыцарь, давайте сюда ваш меч, я его тоже благословлю! Да послужит он Божьему делу!
– Нет у меня никакого меча, – проворчал Вегрик.
– Ну, нет, так нет, – пожала плечами настоятельница и продолжила. – Вот твоя дорожная сума, сестра Кирикисья. Посох, я гляжу, ты уже взяла. Если встретишь в далёких землях язычников, то проповедуй им Слово Божье и обрати их на истинный путь!
– Да что ты такое говоришь?! – удивилась травница, забираясь на повозку. – Мы же только до Тамдортского леса едем. Это в нашем королевстве. Откуда там язычники?
– Ну, мало ли? Вдруг какие-нибудь да встретятся. В общем, желаю вам удачи. Тёплые одеяла и припасы на дорогу мы сложили в повозку. И возвращайтесь скорее!
У настоятельницы на глазах навернулись слёзы. Следом за ней, как по команде, и монахини зашмыгали носами.
Утопий устроился на повозке рядом с Кирикисьей. Вегрик, подталкиваемый Корпусом, вскочил в седло. Он с сомнением поглядывал на громоздкий экипаж, сделанный, казалось, чуть ли не из целых брёвен.
– На таком катафалке мы, пожалуй, и за месяц не доберёмся, – заметил сапожник.
– Много ты понимаешь! – возразила Кирикисья. – Сейчас так покатим, что только ветер в ушах свистеть будет! Но, залётные! – закричала она и хлестнула поводьями.
Утопий на всякий случай покрепче уцепился за сидение. Пузатые лошадки потоптались с ноги на ногу и с трудом сдвинули-таки повозку с места. Колёса заскрипели, а провожавшие путников монахини заплакали в голос.
***
Худо-бедно, к вечеру почти пять миль остались позади. От верховой поездки сонливость сошла с Вегрика. То и дело он уезжал вперёд, потом возвращался и подтрунивал над тихоходным транспортом монахини.
– Много ты понимаешь! – злилась Кирикисья в ответ на его остроты. – Сейчас мы раскатимся, и сам за нами не поспеешь!
Она понукала лошадок, хлестала их вожжами, но повозка никак не хотела разгоняться свыше скорости хромого пешехода. Утопий же преспокойно спал, устроившись на одеялах.
Вдруг заговорил Корпус:
«Прискорбное промедление. Так мы едва ли успеем к сроку».
«А что поделаешь, – ответил ему Вегрик. – Разве я придумал взять с собой старуху, да ещё и ехать на этом рыдване?»
«Обстоятельства чрезвычайные, – размышлял Корпус. – Пожалуй, другого выхода нет. Скажи, чтобы выпрягали лошадей».
«Кто ж тогда колымагу повезёт?»
«Мы повезём».
Услыхав предложение Вегрика, Кирикисья поначалу решила, что рыцарь спятил, и не преминула высказать это вслух. Но тут проснулся Утопий. Уяснив, в чем дело, старик одобрительно закивал головой:
– Это правильно. Рыцарь знает, что делает.
– А по-моему, вы оба умалишённые, – покачала головой Кирикисья. – Где это видано: из телеги лошадь выпрягать, чтобы быстрее доехать?! Впрочем, мне даже интересно посмотреть, что за чушь вы придумали.
Утопий выпряг лошадок и шлёпнул их по крупу.
– Ступайте домой, трудяги! Мы сами до места доберёмся.
Старик с довольной улыбкой занял место в безлошадной повозке.
Вегрик спустился с коня и взялся за оглобли. Корпус не стал резко трогаться. Он постепенно набирал скорость, и вот уже ветер засвистел в ушах Кирикисьи. Старая монахиня изумлённо хлопала глазами, глядя, как мелькают закованные в броню ноги и быстро исчезает дорога под колёсами, как сливаются в неясные штрихи окрестные поля и деревья.
– А я тебе что говорил?! – хихикал рядом Уховёрт. – Такой вот у нас рыцарь!
***
Стемнело. Но Корпус и не думал останавливаться. Кирикисья и Уховёрт давно дремали, а Вегрик с тоской смотрел на луну через прорезь в забрале.
«Может, привал сделаем?» – спросил он.
«Не время для привала, – ответил Корпус. – Дорога хорошая. К утру уже будем на месте».
«Меня в сон клонит».
«Не вздумай спать! – проговорил шлем. – Задремлешь, и мы повалимся под колёса повозки!»
Сон с Вегрика как рукой сняло. Что ж, до утра он может потерпеть, лишь бы повозкой не раздавило.
По небу проплывали чёрные облака, набегая на луну. Мелькали редкие деревья, монотонно лязгали латы, и скрипели колёса повозки. Глаза у Вегрика то и дело начинали слипаться, но Корпус всякий раз одёргивал его, не давая заснуть.
На заре сапожник окончательно выбился из сил. Обрывки выплывавшего наружу сна перемешались в его голове с явью. То ему чудилось, будто он ещё мальчишка и бежит скорее домой, потому что отец вернулся с заработков и привёз гостинцы. То казалось, что за ним гонится стая бешенных собак. Впрочем, небольшой части мыслей, которая продолжала бодрствовать, хватало Корпусу, чтобы управлять телом Вегрика и гнать его вперёд.
Под утро навстречу попалось несколько крестьян, которые брели по дороге с косами на плечах. Повозка пронеслась мимо так быстро, что они даже не успели подивиться странному экипажу.
Через некоторое время Корпус остановился и выпустил оглобли.
«Вот мы и прибыли!» – объявил он.
Вегрик помотал головой, хотел потереть глаза, однако в латных перчатках это было не так-то просто. Сапожник увидел, что они стоят на окраине небольшой деревеньки, в паре миль за которой начинается лесок, а за ним на горизонте поднимаются горы.
«Это, что ли, Тамдортский лес? Я думал, он повыше будет».
«Уж какой есть, – ответил шлем. – Кажется, пора будить наших спутников».
***
Утопий и Кирикисья, отоспавшиеся в пути, чувствовали себя бодро. Старая монахиня не переставала изумляться, как это Вегрику в одиночку удалось за ночь дотащить повозку до Тамдортского леса. Раньше-то она думала, что рыцари способны только жрать в три горла и затевать драки. Но теперь Кирикисья прониклась к сапожнику уважением. Впрочем, Вегрику не было до этого дела. Ему хотелось лишь добраться до кровати и завалиться спать часов на двадцать.
Без особого труда путники отыскали постоялый двор и договорились насчёт комнат. Едва получив от прислужницы тюфяк, Вегрик рухнул на него и уснул. Хозяин постоялого двора предложил Утопию и Кирикисье завтрак, однако монахиня сообщила, что у них и своих припасов достаточно. Надо только послать кого-нибудь с лошадью, чтобы пригнать сюда их повозку, которая стоит на въезде в деревню.
– А куда же делся ваш конь? – осведомился хозяин постоялого двора.
– Он сейчас очень устал и отдыхает, – ответила монахиня.
Утопий завёл разговор про Тамдортский лес и жгучую плесень. Оказалось, что хозяин постоялого двора ни о чём таком не слышал. Местные крестьяне не ходят в этот лес, потому что полезного там ничего нет: зверьё, пригодное в пищу, не водится, ягоды и грибы не растут. Да и древесина бестолковая – только срубишь, а она через неделю уже в труху рассыпается. В общем, что там в лесу происходит – никому не интересно. Должно быть, и не происходит ничего. Растут себе деревья, да и растут. Кому надо между ними бестолку шататься?
Тем временем работники пригнали на двор монастырскую повозку, и Утопий с Кирикисьей принялись за завтрак. Потом они немного побродили по деревне, порасспрашивали крестьян, однако ничего нового не узнали. Тогда монахиня предложила Утопию не терять времени и отправляться в лес прямо сейчас, пока рыцарь отсыпается. Может быть, им удастся уже сегодня отыскать жгучую плесень. Уховёрт согласился.
Перед отбытием Кирикисья долго копалась в повозке, укладывая в огромную дорожную суму какие-то бутылки, флаконы и прочую ерунду.
